Красные огни

      Минхо понимает происходящее не совсем правильно, пересекает комнату мгновенно и кладёт руку на плечо Чана. Сжимает вроде бы не сильно и спокойно просит:       — Отойди от Хвана.       Но лицо Чана искажается болью, он закусывает губу — из хватки Минхо не вырваться. Если дёрнется — пальцы раздробят кости. Князь всего лишь предупреждает, и Хёнджин это понимает лучше:       — Ли, мы тебе сейчас всё объясним.       Чан кивает, морщась. Минхо щурится, отпускает хватку.       — Уже ничего не надо объяснять, Хван.       — Э? — Хёнджин недоумённо провожает глазами Минхо, который садится в кресло напротив, закидывает ногу на ногу.       Чан наконец-то соображает слезть с Хёнджина. Потирает плечо, оскаливается. Ситуация вот-вот осложнится.       — Родинка, — Минхо показывает на себе, на левый глаз. — Ты её не замазал. Значит, либо у тебя сгорели все твои резиденции и автомобили, либо ты всё-таки переговорил с Феликсом. Хотя я запрещал. И этот вот, — Минхо смеряет Чана холодным взглядом, — твой соулмейт.       — Я Бан Чан.       — Я тебя не спрашивал.       Чан от такого вскипает, Хёнджин отчаянно стискивает его запястье, умоляюще смотрит. Но на Чана предупреждение не действует:       — Я к тебе вообще-то вежливо. А ты для меня тот, кто явно нарывается.       Минхо сужает глаза. Хёнджин прикусывает губу — не так он представлял знакомство соулмейта с Князем, всё стремительно ухудшается.       — Если такой смелый, подойди.       — Да с удовольствием, — Чан подскакивает к креслу, сгребает Князя за грудки.       Тот невозмутимо смотрит ему в глаза, медленно протягивает руку и берёт со стола гранитное пресс-папье.       — Ах ты трус, — Чан поворачивается. — Хочешь меня ударить?       — Нет, — бесстрастно отвечает Минхо. — Надоело оно мне.       Сжимает руку, и пресс-папье разлетается каменной крошкой. Минхо разжимает кулак и ссыпает получившийся песок на стол.       — И ты мне уже начинаешь надоедать. Сядь.       Больше всего Хёнджин боится, что Чан продолжит нападки, но у того всё-таки хватает здравомыслия послушаться. Глаза горят алым — он готов зубами впиться в горло Минхо, как только тот отвернётся. Хёнджин винит себя — вместо того, чтобы в очередной раз выстанывать имя соулмейта, он бы мог объяснить Чану хотя бы основы вампирской иерархии. И прийти сюда вот так тоже была его идея. Без сомнения, плохая. Следовало переговорить с Минхо лично, наедине, предупредить, что Чан мягко говоря хаотичный и труднообучаемый.       — Значит, — Минхо отряхивает ладони, — ты один из проституток Феликса?       — Я не… — рыкает Чан.       Но Минхо его не слушает, переведя взгляд на Хёнджина:       — А ты, значит, довольный клиент. Который теперь думает не головой.       — Ты тоже не особо соображал, встретив Ёнбока, — оскаливается Хёнджин в ответ.       — Осторожнее, — качает головой Минхо. — Ты же понимаешь, что теперь не на моей стороне?       — Я привёл нового вампира тебе в клан, Ли.       — Приют для бродячих собак у Чанбина, не у меня.       Чан тихо рыкает, но его все игнорируют, обсуждая, как вещь или животное.       — Тебе придётся его принять, или я уйду за ним, — Хёнджин выпрямляет спину и смотрит Минхо прямо в глаза.       — А зачем мне заместитель, который предаёт меня за спиной?       — Давай я расскажу, как всё выглядит? — перебивает его Чан. — Джинни просто познакомился со мной, мы встречаемся. А какой-то неведомый хуй, типа директора с работы, говорит, что его за этого уволит. Бред отборный.       Минхо его речь позабавила — краешек рта дёрнулся, словно Князь собирался улыбнуться. И будто чуть смягчился:       — Дело не в том, с кем спит Хван. Пусть даже и с тобой, — Минхо смеряет Чана уничижительным взглядом. — Дело в том, что именно он сделал.       — А что я сделал? — Хёнджин всё-таки набирается заразительной смелости от Чана.       — Поучаствовал в эксперименте Феликса. И Чанбин тут при делах, я же не ошибаюсь? Отбор элитных проституток, спаривание по списку и каталогу в надежде на результат. Результат есть, но разве цель оправдывает средства?       — И что?       — Ничего. С тобой сейчас бесполезно разговаривать. Я поговорю с Феликсом.       Глаза Минхо нехорошо вспыхивают. Хёнджин не особо понимает, что от него хотели добиться, но чувствует угрозу, исходящую от Князя. И что Феликс в опасности. Причём из-за него, из-за того, как он себя повёл.       Зачем вообще было скрывать подобное? Никто не предвидел успех. Он просто помогал Феликсу в его исследовании, он не просил найти себе соулмейта. И до сих пор не знает, зачем тот всё затеял. Точнее, догадывается, и Минхо теперь тоже.       И чем он спокойнее — тем хуже. Минхо, который всё крошит на своём пути, который демонстрировал силу Чану на несчастном пресс-папье, которое только за этим на столе и лежало, для важных переговоров, — это вообще не беда. Яркое пламя быстро гаснет, он коротко психует и отходит. А когда собирается просто «поговорить» — это страшно. Даже Хёнджину. Разговор всего лишь отсрочен, это не помилование.       — Выйди из моего кабинета и приведи себя в порядок, — требует Минхо. — Я переговорю с Бан Чаном наедине.       Хёнджин глубоко вдыхает, пытается успокоиться. Это «переговорю» уже не несёт угрозы. Минхо нужны новые вампиры в клане, особенно с ценными дарами. И он уж точно не будет причинять вред соулмейту своего заместителя. Который приносит в клан основные деньги — просто лучезарно улыбается на сделках и убедительно просит подписать договор здесь и вот здесь.       Хёнджин встаёт, но Чан его тут же перехватывает за руку:       — Ты не обязан это делать! Он не имеет права тебе приказывать!       Хёнджину на мгновение хочется согласиться с соулмейтом, но всего на мгновение — соображает он сейчас неважно, Минхо прав. И Князь ему ещё как имеет право приказывать, особенно в такой ситуации — решать за более неопытных, слабых или как Хёнджин сейчас — туповатых, что скрывать.       — Так правильно, Крис, — Хёнджин высвобождает руку.       Чан провожает его озадаченным и немного разочарованным взглядом. Но рад, что тот убрался от этого психованного Минхо подальше.       Впрочем, Князь, как только за заместителем закрылась дверь, беседу начинает в спокойном ключе:       — Ты уже назвал мне своё имя, Бан Чан. Я — Ли Минхо, Князь этого клана. К которому принадлежит Хёнджин, и к которому присоединишься ты. Если захочешь.       — То есть я могу отказаться? — удивляется Чан.       — Конечно. Здесь не тюрьма, я не диктатор. Ты можешь вступить в любой другой клан по желанию.       — А если я не хочу вступать ни в какой?       Минхо откидывается в кресле, постукивает пальцем по подлокотнику. Разглядывает Чана. Наконец, отвечает:       — Я понимаю, что ты с Хёнджином всё это время не разговаривал, а использовал все горизонтальные поверхности для секса. Первое время у всех соулмейтов так, это нормально. Он хоть рассказал тебе о том, кто ты?       Чана разговор удивляет. Он ожидал, что Князь будет запугивать или угрожать, демонстрировать власть и силу.       — Да, вроде. Вампир же? — Чан слышит, как неуверенно звучит его собственный голос.       Когда Хёнджин не рядом, словно возвращается ясность рассудка. И произошедшие события начинают казаться бредом и фантастикой. Вот только что вечером он пил безалкогольный мохито, над ним вспыхнул стробоскоп. Красным. Вот тогда и увидел в бокале бумажку, тогда всё и началось. Сон? Или он попал в какую-то параллельную реальность?       — Значит, почти что ничего, — качает головой Минхо. — Ты ел?       — Да, спасибо, я не голоден, — Чан вдруг вспоминает о вежливости.       Ему почти стыдно за свой порыв — и Хёнджин, и Князь пытаются с ним пообщаться, что-то втолковать. Смирить с реальностью. Как учителя утешают ревущего малыша, осознавшего, что он теперь будет ходить в школу девять лет. А потом этот же малыш ходит все двенадцать.       — Значит, доказывать тебе ничего не нужно. Ты вампир, это навсегда и изменить нельзя. Не самая худшая участь — многие за это всё на свете отдадут. Но и не самая лучшая. Прежде всего, теперь на тебе ответственность не только за свою жизнь. За сохранение тайны существования всего вампирского общества. Поэтому все вампиры состоят в кланах, даже если не принимают в активного участия в их делах и политике. Ты же вчера ничего не знал о нас?       Чан кивает, но возражает:       — А люди тогда кто? Существа второго сорта? Корм?       — Зависит от тебя, — ответ Минхо странный. — Нормальный разумный человек не убивает и не ест кошек и собак, других домашних животных. Не сможет убить дельфина ради забавы, или обезьяну, например. Потому что существует такая вещь, как эмпатия. Даже больше — все мы были когда-то людьми. Ты — улучшенная копия своих родителей. Но ты же не убиваешь их только потому, что они не такие совершенные?       — А законы? У вас есть законы?       — Я не буду от тебя ничего скрывать, — Минхо щурится. — Ты не такой вампир, который проглотит полуправду. Запрета на убийство людей у нас нет.       Минхо внимательно следит за тем, как Чан отреагирует на такие новости. Тот силой воли подавляет первый порыв возмущения — всё же он предполагал, что вампиры ведут себя по отношению к людям намного хуже. А тут… надо же, вроде как жалеют. И слетать к родственникам можно, потискать собачку. Но всё-таки…       — Я понял, — наконец отвечает. — Это первая и самая простая проверка. А раз ты и остальные правите с позиции силы, то и суда никакого не нужно.       — Почему не нужно? У нас есть свод правил — больше формальность. Иногда мы собираемся на клановый совет. Но на своей территории — да, я почти что равен богу. Нас не так много, как кажется, а маленькие сообщества вполне могут так функционировать.       — Но всё-таки… кровь вы же где-то берёте?       — Берём, — соглашается Князь. — Ты ещё не охотился?       — Нет, — Чан взмётывает на него острый взгляд. — И не собираюсь.       — Не удивительно и не достаточно для похвалы. Многие из нас не охотятся — особенно молодёжь. Инстинкты сложно контролировать.       — Но всё же… кровь? Донорская?       — К сожалению, в промышленных масштабах за компенсацию и благодарность люди кровь не сдают. Мы ведём пропаганду, и достаточно медицинского осмотра, но… И сам понимаешь — для многих людей трудно расстаться с чем-то настолько ценным добровольно. Да и сотрудничать с клиниками часто бывает очень накладно. Так что у нас есть и достаточно принудительные механизмы отбора пищи.       — То есть?       — Сложный и комплексный вопрос, думаю, Хёнджин тебе всё подробнее расскажет. Скажем, так. Хочет твой ребёнок блистать, стать поп-звездой? Можешь заключить с нами контракт, и у него всё будет. Некоторые люди знают, чем придётся платить, с некоторыми работают «вслепую». От человека за один раз можно получить до двух с половиной хмелей крови, или примерно четыреста пятьдесят миллилитров. Вампиру этого хватит на неделю или две, если пить побольше другой жидкости. Добывать кровь –очень сложно и почётно. Если заинтересован, всему обучим.       — Нет, это точно не моё. Я сам сдавал кровь и не думал, что...       — Впереди у тебя долгая жизнь, я не прошу тебя решать свою судьбу здесь и сейчас. Но всё-таки вступить в какой-нибудь клан в ближайшее время придётся.       — А сколько мы живём… всего?       — Никто не знает. Очень много. Мафусаилам из нас около трёхсот лет, а самый старый вампир, которого я знаю лично, — заместитель Феликса. Ему сто сорок лет или около того. Своей смертью ни один вампир ещё не умер, а времена никогда не бывают спокойными. Даже сейчас в мире ведутся почти три десятка войн. А вражда? Попытки свергнуть Князей? Просто дурость или несчастные случаи? Отрезанная голова у вампира обратно не прирастает, и проткнутое сердце — тоже проблема.       — Выходит, — Чан подавляет улыбку, — правильно борются? Гроб выкопать, голову отсечь, в сердце — кол осиновый?       — Мы заботимся о том, чтобы быть сказкой, Чан. Со сказочными методами борьбы — чесноком, серебром, солнечным светом, молитвой… Ну или романтизируем свой образ.       — То есть на солнце мы не блестим? Обидно, — Чан всё-таки улыбается.       — Не блестим, — подтверждает Минхо. — И очень плохо загораем. Но это связано с регенерацией, а не мистика. Вообще в нашем существовании мало мистического — больше магического.       — Ты бы сломал себе все кости, когда крошил камень, — соображает Чан. — Но этого не происходит.       — Именно так. Но моё тело не неуязвимо. Используй это, если захочешь отобрать у меня титул Князя.       — Я запомню, — псевдосерьезно соглашается Чан.       — Самое основное я тебе рассказал. Про дары Луны и прочее тебе лучше Хёнджин расскажет — очень романтичная легенда. И правду — тоже. Если не возражаешь, я задам тебе вопросы насчёт Феликса.       Чан смотрит в тёмные глаза Минхо, ища там красные огни ярости. Но вроде бы Князь спокоен. Или очень хорошо владеет собой. Всё равно от того, что именно и как расскажет Чан, будет многое зависеть. Не то чтобы Феликс был ему дорог — они и виделись то от силы пару раз. Но он подбрасывал денежные заказы, вовремя и щедро платил, всегда шёл навстречу, когда Чан просил выходной, отгул или просто отказывался работать с тем или иным клиентом. И в конце концов именно он написал ту бумажку. И Чан встретил Хёнджина — чтобы вся жизнь разделилась на «до» и «после». Причём тот факт, что он влюбился в Хёнджина с первого прикосновения, был гораздо важнее того, что тот вампир и обратил Чана. Если бы не Феликс, не их почти случайное знакомство… Чан бы, наверное, сейчас выползал из ночного клуба, щурился на светлеющее небо и пытался поймать такси, проведя ещё одну ночь своей жизни бесцельно.       — Хорошо, — Чан кивает.       Ему тоже есть, о чём спросить Князя. Вопросов очень и очень много, но он выберет один — самый важный.       — Как ты познакомился с Феликсом? — Минхо начинает «допрос».       Чан пожимает плечами:       — Как-то само собой получилось. Кто-то кому-то шепнул, кто-то мне передал. Я согласился с ним пообщаться — а почему нет? Его предложение меня устроило.       — В чём оно заключалось?       — Ничего особенного. Работать с клиентами. Полный сервис, если потребуется, тебе объяснять подробнее? — Чан хмыкает.       Минхо и бровью не ведёт:       — Что конкретно особенного в тебе нашёл Феликс?       — Длину члена, — скалится Чан.       Ожидает от Князя хоть какой-то реакции. Ничего. Запоздало думает, что тот мог истолковать его слова по-всякому — а Феликс всё-таки его бывший, как сообщил Хёнджин. И вроде бы дела бывшего парня не должны тебя касаться — но когда такое было на самом деле?       Минхо продолжает спокойно молчать, ожидая нормальный ответ на корректно заданный вопрос, и Чану почти стыдно за свою выходку, приходится отвечать нормально:       — Я умею подстраиваться под людей. Приспосабливаться к их поведению и тому подобное. Но я же не один такой!       Минхо прикрывает глаза, вздыхает. Открывает — и в них уже пляшут красные огоньки, в самой глубине.       — А я всё не мог понять… спасибо, — неожиданно благодарит он Чана. — У меня больше нет вопросов.       — Зато у меня есть!       Но Минхо его уже не слушает, достаёт телефон и нажимает на экран.       — Хван, вернись к нам, пожалуйста.       Чану не нравится манера общения Минхо. Он почти ревнует — ну и что, что тот вампирский Князь, не император же. И сам сказал, ни разу не бог. Зачем Хёнджин вообще с ним связался, ещё и слушается? Может, Минхо ему угрожает? Или его семье?       Чан ловит себя на мысли, что не знает, есть ли у Хёнджина вообще настоящая, человеческая семья. То есть, осталась ли. Не знает, сколько ему лет, где он живёт. Больше того, даже номера телефона его нет. Всё, что ему известно — расположение крупных родинок, вкус губ и каким голосом он шепчет его имя. Самое важное, но… единственное.       Хёнджин возвращается быстро, как будто только этого и ждал. И Чан его почти не узнаёт: успел и причёску сменить и накраситься так, что родинка под глазом бесследно исчезла, губы стали сочнее и будто больше, брови ярче, даже глаза словно слегка поменяли разрез. И причёска теперь идеально уложенная, а не наспех затянутый хвост и пряди навыпуск. Хёнджин кажется отстранённым и будто чужим, но только до тех пор, пока не подходит и не поглаживает Чана по плечу:       — Ты в порядке?       — Я его не сожрал, как видишь, — отвечает за Чана Минхо. — Мы просто беседовали.       — Ты выспрашивал его насчёт Феликса, — утверждает Хёнджин.       — Конечно, а почему нет? И отдай мне свой телефон, пожалуйста.       — Что?       — Мобильник. Отдай. Ты же уже позвонил Феликсу и рассказал, что его ожидает?       Хёнджин хмурится — конечно же он это сделал. Не мог не сделать. Ему до сих пор кажется, что он виноват. Должен был остаться с Феликсом. Но если бы не пошёл тогда с Минхо — последствия были бы катастрофическими. Молодой Князь совсем не знал, как вести дела и управлять кланом, и более того, не желал учиться. Первое время Хёнджину было тяжело — но чем дольше соулмейты не общались, тем проще. А потом Минхо находил какой-нибудь предлог, чтобы наведаться в поместье к Феликсу — и всё начиналось чуть ли не заново. Вот и сейчас — лишь новый круг. Лучше Князю не перечить.       Вздохнув, Хёнджин протягивает мобильный, Минхо невозмутимо кладёт его на стол, рядом с так и валяющимся кольцом, и требует:       — И второй тоже.       Хёнджин кривит губы. Не то чтобы он скрывал это от Князя — но неприятно. Выражения лица Чана и вовсе не разобрать. Хёнджин приказывает себе об этом не думать — соулмейты между собой уж как-нибудь разберутся, объяснятся и договорятся. Но только не в случае с Минхо и Феликсом!       — Отлично, — Минхо кладёт второй мобильный к первому.       — И зачем это? — Хёнджин не выдерживает.       — Чтобы ты сегодня Феликсу больше не звонил. Вы оба поедете сейчас со мной к нему.       — А если откажемся? — взрыкивает Чан.       — Поверьте мне, будете жалеть, что пропустили то, как Князь просит прощения.       — Ты… что? — недоумевает Хёнджин.       — Ничего. Поехали, поехали. А по дороге мне расскажете, как вообще сюда попали мимо камер и охраны.       — Кстати об этом, — Хёнджин улыбается. — Чан, ты можешь продемонстрировать?       — А? Я? Что? — тот будто проснулся или потерял нить беседы.       — Твой дар.       Хёнджин видит, что у Чана связи слов со смыслом до сих пор не образовалось, как и внятной реакции, поэтому уточняет, вздохнув:       — Дар с зеркалом.       — А! Это я могу!       Чан вскакивает и подходит к стене. Минхо заинтересованно наблюдает за ним, но воздержался от вопросов. Хотя то, что у новообращённого вампира дар проявился так быстро — удивительно. У того же Чонина даже и намёка пока нет, и сам Минхо научился крошить камни далеко не сразу. А ещё если дар редкий, и как правило бесполезный — проблема обнаружить.       Чан напрягается. Теперь, когда на него смотрит Минхо, никак нельзя облажаться. И именно поэтому не получается сосредоточиться — зеркало остаётся просто зеркалом. Хёнджин подходит к Чану, кладёт руку ему на плечо, поглаживает. Словно успокаивает. Чан понимает умом, что на кого угодно другого он за такие детские нежности разозлился бы. Но это Хёнджин, и это помогает — поверхность зеркала подёргивается рябью, но потом проясняется — та же гостиничная ванная, горит свет, их побег пока никто не обнаружил и вряд ли это случится до полудня.       Чан, довольный успехом, без страха просовывает руку в зеркало. Она исчезает в отражении. Это озадачивает Минхо — он приподнимает бровь. Чан нашаривает на полке под зеркалом в мотеле так и не распакованное крохотное мыло, сжимает в кулаке и вытягивает сюда, в офис Минхо.       — Фокус? — сомневается Князь.       Чан демонстрирует яркий предмет и нельзя не заметить, что его на полке в отражении больше нет. Минхо всё-таки соизволяет встать, подойти поближе к зеркалу. Просит:       — Дай, — и протягивает ладонь.       Чан довольно шлёпает на неё кусочек мыла в уже изрядно помятой бумажке. Минхо вертит тот в пальцах и, несильно размахнувшись, кидает в отражение. Только казалось, что несильно — зеркальной глади не существует, она не оказывает никакого препятствия, мыло впечатывается в стену ванной так, что расплющивается, разорвав упаковку, мгновение висит и падает на пол. На стене остаётся след, кафельная плитка, на которую пришёлся удар, пошла трещинами.       Чан непроизвольно сглатывает. Если Князь со стола ручку или карандаш метнёт, он будет круче всех выдуманных героев — и Джона Уика, и Магнето, и даже Джокера с его «испарением». В лоб и навылет.       А Хёнджину почему-то весело, он улыбается, мило прикрыв рот рукой. Он-то к чудовищной силе Князя привык. А в ответ на вопросительный взгляд Чана показывает взглядом на кольцо, которое лежит на столе. Князь думает точно так же, как и его заместитель. И так же осторожен.       — Значит, это проход, — подытоживает Минхо очевидное. — И через него вы сюда попали.       — И можем уйти, раз нам тут не рады, — ворчит Чан.       — Ты воспользовался даром и вломился в мой офис без спросу. Возможно, хотел меня убить? Точно так же, как ты не доверяешь мне, я не доверяю тебе.       — Тогда и мой телефон забирай, раз такой сильный. Только мы к Феликсу и так попадём.       Чан в ярости и верит своим словам. Представляет Феликса, как запомнил: манерного, улыбчивого, но будто всегда что-то недоговаривающего низким, плохо сочетающимся с почти детской или ангельской, внешностью, голосом. И дар работает, зеркальная гладь послушно показывает небольшое окошко в другое место — судя по виду, зеркало узкое и где-то почти под потолком. Протиснуться в такое будет очень проблематично, зато прекрасно видно спальню, разворошённую кровать, где явно не просто спали, два пустых стакана на столике с бурым осадком на дне.       Обернувшись на Хёнджина, Чан даже спросить ничего не успевает — тот кивает. Это Княжеская спальня в особняке Феликса, ничего в ней не изменилось. Только окно открыто и никого нет.       Минхо тоже узнаёт — слегка меняется в лице, Чан не замечает, а вот Хёнджину реакция очевидна. И он всё меньше верит в то, что Князья собираются мириться. Однако Минхо отворачивается от зеркала:       — Мы не пойдём таким путём, как какие-нибудь воры или убийцы, — бросает многозначительный взгляд на Чана и Хёнджина. — Это официальный визит. И у тебя, Бан Чан, забирать мобильный я не буду. Но хотел бы, чтобы ты не портил сюрприз.       — А в чём сюрприз заставлять своего бывшего нервничать? — несдержанно интересуется Чан.       Хёнджин жалеет, что рассказал тому так мало об отношениях Князей, закусывает губу. Минхо невозмутимо и молча смотрит Чану прямо в глаза, и у того самодовольная улыбка с лица постепенно сползает. Всё-таки понимает, что лезть в чужие отношения некультурно, а если Князь может двумя пальцами хребет переломить — ещё и опасно.       — Поехали, — Минхо наконец отводит взгляд. — Проход так и останется?       — Нет, мне надо его поддерживать, — признаётся Чан и шумно выдыхает.       Зеркало вновь отражает кабинет Князя. Минхо всё-таки соизволяет это прокомментировать:       — Хороший дар. И удобный.       — И тебе же хочется заполучить в клан такого ценного челов… вампира, как я? — Чан оттопыривает большой палец и тыкает себя в грудь.       — Это твой выбор.       Хёнджин поглаживает по плечу Чана, не давая ему закипеть. И тот понимает, что как бы ни хотелось просто сбежать, остаться в клане Минхо будет лучшим вариантом. Тут Хёнджин — с ним решительно невозможно расстаться хотя бы на пару минут. И здесь ультимативно сильный, и в то же время терпеливый Князь во главе. А куда ещё идти? К Феликсу, который, как ни крути, им просто воспользовался?       — Всё, поторопимся, пошли, — Минхо не желает слушать никаких возражений или умозаключений Чана.       И тому остаётся только выйти за ним в неярко освещённый коридор. Особняк там всё сильнее напоминает офисное здание или гостиницу. Чану неприятно кажется, что за поворотом вновь развилка с двурогой икебаной, залитая красноватым светом. И кошмар начнётся заново.       Минхо два раз громко щёлкает пальцами, и вместо перехода в старинный мотель за углом оказывается проход к лифтам, в котором их ждёт девушка небольшого роста, которую щёлканьем и подзывали. Протягивает тонкими руками короткий плащ. Минхо на неё даже не смотрит, небрежно набрасывает ткань на плечо и закалывает фибулой-короной. Чёрный отрез свисает до локтя, придавая Князю вид то ли рыцаря, то ли тореадора.       Чан хочет заговорить с девушкой, но она опускает голову и быстро пробегает мимо — как невесомый эльф. Похоже, всего лишь служанка. Человек? Вампир? Чан не может пока этого понять, но в груди скребётся чувство несправедливости. И только усиливается, когда на первом этаже Минхо толкает Хёнджина в плечо:       — Ты поведёшь, — и подбрасывает в воздух блестящий брелок.       — «Bugatti» выгонять?       — Хван, — Минхо морщится. — Давай ты с сегодняшнего вечера на месяц пойдёшь в отпуск? «Chiron» двухместный. Как и все остальные. А нас сколько? «Rolls-Royce Phantom» гони.       Чану вроде бы и обидно за Хёнджина, но это больше похоже на дружескую перепалку, тот тоже не особенно жалует выбор Князя:       — Этот дирижабль? Хочешь, чтобы я на нём, как ты в прошлый раз, всю лужайку перепортил?       — Вот именно поэтому я тебя и прошу. Выгоняй наследие предков.       Хёнджин хмыкает, но соглашается. Чан уже успел заметить, что тому нравится водить машину — получается играючи, будто он за рулём всю жизнь провёл. Или две человеческие жизни…       Чан провожает взглядом Хёнджина, в очередной раз всячески отмечая для себя достоинства его ног и задницы. А Минхо не торопится — выйдя во двор, потягивается совершенно по-простому, разминаясь. У него, похоже, отличное настроение, и Чан решается задать вопрос:       — Князь, — подумав, всё-таки решает не пренебрегать титулом. — Можно вопрос?       — Лучше проси ответ, — непонятно, шутит Минхо или нет.       — Ответ на вопрос. Этот дар, у Хёнджина, он… — Чан мысленно готовился, но теперь ему трудно сформулировать.       — Действует ли он на вампиров? Нет, — качает головой Минхо, глядя на розовеющее небо. — Иначе он был бы Князем, а не я. Гипнотизировал ли он тебя, пока ты был человеком? Наверняка.       Чан сглатывает, вспоминая себя в номере отеля — ничего не видел, кроме тёмных глаз Хёнджина, готов был за ним пойти хоть на край света по раскалённой лаве. Ему тогда казалось — любил. Сейчас кажется, будто наваждение не проходит, и это скорее… тяжело?       — А соулмейты…       — Уже второй вопрос, — беззлобно отзывается Минхо. — Но я тебе вот что скажу насчёт этого — трудно, больно и неправильно. Знаешь, иногда собаки сидят на цепи, и весь их мир — небольшая окружность. На остальное можно только смотреть. Но рядом — любящий хозяин, который чешет, иногда играет, кормит. И вроде всё не так уж плохо, но цепь… с цепи можно сорваться, но одному в лесу… холодно, Бан Чан.       — То есть ты действительно хочешь помириться с Феликсом?       — Сомневаюсь, что это возможно. Я бы хотел прекратить воевать. Чтобы он не доказывал мне свою независимость.       — Но всё-таки хочешь сделать его своим, обратно посадить на цепь?       — Соулмейт не вещь, — Минхо смотрит Чану в глаза. – Не повторяй моих ошибок.       — Не являйся на свидание без цветов? — хмыкает Чан.       — Думаешь, нужны?       Князь смотрит на него немного растеряно, совсем по-человечески, и Чану хочется засмеяться.