Красные огни

      Сад достался Феликсу вместе с клановым особняком в наследство, и Сынмин помнит, в каком запущенном состоянии. Феликс грязи не любит — несмотря на его, мягко говоря, ветреность. Как-то это разделяет, и за растениями у него присматривают сразу два садовника. Однако нет и выстриженных под линейку лужаек — траву посеяли изначально низкорослую, нет никаких извращённых топиаров — кусты и деревья растут в привычных формах, им лишь подрезают старые и больные ветви, поэтому местами сад напоминает зарождающийся лес.       Есть ли в нём гибискусы — Сынмин не знает. Для него важнее расположение тропинок и мест, где мог притаиться враг Князя, поэтому сад он не любит — тут укромных уголков слишком много. Но умом всегда понимает — враг придёт изнутри, просочится в обслуживающий персонал. Поэтому всех слуг знает лично и большую часть свободного времени за ними ненавязчиво присматривает.       А насчёт Чонина, беззаботно глазеющего по сторонам, беспокоится в последнюю очередь — Минхо, конечно, не великий мастер сложных интриг, но даже он не будет действовать столь открыто, тупо и недальновидно. Но беспокойство Феликса ему всё-таки передалось — есть в вампирёныше что-то крайне подозрительное.       Сынмин бы сказал, что не в нём самом, а в обстоятельствах появления. Но Феликс же сам его назначил понаблюдать за мелким, и сам согласился на условия Минхо… а Минхо ли? Вообще насколько Князья знали о планах друг друга?       Но что несомненно — вампирёнышу удалось всех обмануть и запутать. Особенно его, Сынмина. Он не должен был так вот запросто привозить Чонина в особняк, ну никак не должен. Но вампирчик смотрел так умилительно и просил так жалобно…       Сынмин успокаивает себя тем, что вреда от того пока не наблюдается — рассматривает деревья и цветочки, бегает туда-сюда, от одной лампы, привлекающей кучу насекомых, к другой. Но настоящий сюрприз ещё впереди, и Сынмин ощущает что-то похожее на нетерпение. Странное чувство. Всё и так случится, зачем волноваться? Пытается справиться с ним и не может — это как ожидание праздника или похвалы. Лёгкое и свербящее.       А Чонин как назло не торопится — похоже, всё-таки нашёл гибискус. Обыкновенный, красный, уже опадающий — множество цветов лежит вокруг него в траве, как будто уставшие ночные мотыльки. Чонин подбирает один, нюхает, поворачивает в пальцах и спрашивает:       — Это из него делают чай?       — Нет, — качает головой Сынмин. — Чай делают из розеллы. Тоже гибискус, но белый и не такой красивый. Но бутоны красные, и чай делают именно из них.       — А тут растёт?       — Без понятия, — пожимает плечами Сынмин. — Можно у садовника спросить.       — У-у, нет, — возражает вампирчик, потирая вымазанный в пыльце нос. — Он будет долго и занудно рассказывать, а я погулять хотел. С тобой.       — Со мной?       — Ну, э… да? Мы же вроде бы… ты мне предложил… что не так?       Чонин действительно смущается и Сынмин в очередной раз укоряет себя за подозрительность. Даже сторожевому псу надо когда-то спать, ведь так? Может, и не нужно бесконечно подозревать всех вокруг в интригах? Да, Чонин кровное дитя Минхо, но что с того? Князь мог просто ошибиться на охоте, выпить у мальчишки слишком много крови — и обратить его вместо того, чтобы добить и скрыть этот факт ото всех. Да, это на него похоже — Минхо яростен, разрушителен, часто несдержан — но не бесчестен.       — Всё так, — отзывается Сынмин.       — Тебе как будто неинтересно, — насупливается Чонин. — Вернёмся?       — Князь Феликс очень настойчиво просил показать тебе сад, ты же слышал.       — Князь то, Князь это, — фыркает Чонин и подходит поближе. — А ты сам чего хочешь?       Сынмин вздрагивает, смотрит на вампирёныша пристальнее. Его никогда о таком не спрашивали. Нет, были диалоги вроде «какой сок ты будешь, клубничный или апельсиновый?», или «ты хочешь сверху или снизу?». Но поинтересоваться его желанием так непосредственно и искренне… а кто должен был? Точно не Князь. И уж точно не другие вампиры, которые при виде Сынмина старались в глаза ему не смотреть и не попадаться — он знал предначертанную судьбу почти всех. Знал, что за спиной его зовут «щеночком» за миловидную внешность и завидную преданность Феликсу. Но так было даже лучше — не ожидаешь же, что безобидный щеночек-гадалка сломает тебе руку? А он ломал и сломает ещё не раз. Даже Чонину, если потребуется. Но сейчас лишь мягко перехватывает его запястье, тянет за собой:       — Пойдём, я тебе кое-что покажу.       — Кое-что? — хитро тянет Чонин, но охотно идёт следом.       — Не то, что ты подумал, — хмыкает Сынмин, обернувшись. — Но наверняка ты такого ещё не видел.       Угадывает с привлечением внимания — глаза у Чонина вспыхивают так, что освещают ресницы красным, он готов забежать вперёд и нетерпеливо спрашивает:       — А зажмуриваться надо? И ты меня тогда отведёшь.       — Если хочешь, — разрешает Сынмин. — Тут негде споткнуться.       Похоже, вампирчик честно не подглядывает — идти стал медленнее и неуверенней. Точно понимает в сюрпризах побольше, чем Сынмин, и сейчас он этому только рад — с маленького и изящного гнутого мостика вид конечно же лучше. Сынмин осторожно подводит Чонина к резным перилам, кладёт его ладонь на них:       — Вот так, держись. Теперь можешь открывать глаза.       Вампирёныш тут же с любопытством их распахивает и приоткрывает рот. Чудо небольшое, рукотворное, — но всё-таки чудо. Мост перекинут через удлинённый пруд, дно которого усыпано разноцветной галькой и подсвечено, и тот тут, то там по мелководью проворно снуют разукрашенные рыбы. Белые с красным, чёрные, оранжевые, сине-серые, пятнистые и однотонные.       — Это карпы кои, — Сынмин не дожидается вопроса. — Если я не ошибаюсь, огон, кумонрю, тантё и кохаку. Но специально не интересовался.       — Понятия не имею, ошибаешься ли ты, — Чонин улыбается в ответ. — И я без понятия, с кем ты сейчас говорил этими японскими словами.       У Сынмина даже обидеться не получается — его никто не просил рассказывать. Его вообще редко о чём-то спрашивали, кроме снов — то ли боялись, то ли не хотели выслушивать подробные лекции.       — А рыбок можно покормить?       — Нельзя.       — Почему? — огорчается Чонин.       — Это редкие породистые рыбы, их кормит специальный слуга. Но их можно погладить.       — Что? Как котят?       — Как котят, — кивает Сынмин и улыбается.       Чонин этого не видит — уже перебежал мостик и пробирается по берегу пруда. Присаживается, нерешительно тянет руку к воде. Из неё тут же высовывается карп и любопытно тычется в ладонь.       — Ой! — вампирёныш отдёргивает руку.       — Ну что же ты, — Сынмин подходит сзади и кладёт ему ладони на плечи. — Они не укусят.       И сильно толкает Чонина. Тот, не удержав равновесия и не успев даже пикнуть, летит в воду, распугивая рыб и поднимая брызги. Падает на локти, изворачивается — да поздно. Сынмин уже прижимает его спиной ко дну, уперевшись коленом в грудь и стиснув плечи. Мелко, не захлебнуться — если он не надавит сильнее.       — Э-эй, ты чего!       — Я знаю, к чему снятся бои собак. И знаю, что ты соврал, наивно думая, что я не разгадаю загадку, не получу твоё предупреждение? «Берегись, щеночек, тебя разорвут, а я — тот самый, кто это сделает».       — Бредишь, — огрызается Чонин, но скалится, обнажив клыки, и этим себя выдаёт. — Я сейчас даже шевельнуться не могу.       — И не надо. Бороться со мной не советую. Но и врать — тоже. И теперь ты мне скажешь, что именно поручил тебе Князь Феликс.       Чонин вздрагивает, сглатывает. Сынмин удовлетворённо щурится — чутьё не подвело. Собачьи бои — это к предательству, на самом-то деле. Его толкования-предсказания давно просочились даже в человеческие сонники, но те никогда не учитывают контекст, весь сон целиком. А ещё людям вещие сны, как при Обращении, всё-таки не снятся.       Когда-то давно, в прошлом столетии, Сынмин был рассеянным и наивным — будь так до сих пор, он бы и количество котов у Минхо не назвал, не то что клички, окрас и повадки. С тех пор — сделал себя сам. Приучил тело и разум всё запоминать — и приёмы боя, уловки соперников, и всю информацию о вампирах и людях вокруг. Любая крупица может неожиданно пригодиться, а когда таких крупинок сотни тысяч — они выстраиваются, подобно нарисованным песком картинам — соразмерно и ясно.       — Я не…       — Ты не в том положении.       — Хорошо, — обречённо кивает Чонин. — Я не знаю, почему, но мне Князь чётко приказал только одно — держать тебя от него подальше и подольше.       — И всё? — недоверчиво переспрашивает Сынмин.       — И всё, честное слово! Клянусь жизнью, кровью и всем, что у меня есть!       Сынмин внимательно всматривается в лицо вампирёныша. Не врёт — но ему не было резона и клясться. Кажется, всё было заранее предусмотрено.       — Это правда, — соглашается Сынмин. — И Князю Феликсу нужно было и то, чтобы ты мне её выдал. А я поверил.       — Ох, — Чонин закусывает губу клычком и на миг отводит взгляд. — Всё так… чёрт. Князь Минхо же предупреждал.       — О чём? — Сынмину теперь искренне любопытно.       — Чтобы я держался от тебя подальше — загрызёшь. Так и сказал: «Щеночек — вервольф бешеный». Я не поверил. Да, дурак. Но ты же…       — Угу, — кивает Сынмин и обнажает клыки. — Лёгкая добыча. Только тому, у кого первая кровь на губах не обсохла, не достало ума призадуматься, а почему «щеночек» охраняет самого Князя?       На это Чонин только обиженно сопит. Но Сынмину его даже немного жаль — малыш старался изо всех сил, и, что важнее всего, у него получалось, причём очень хорошо. Не каждый профессиональный шпион сможет вот так, без труда пролезть в нужную постель и всё-таки оказаться в требуемом месте точно по плану. И если бы на месте Сынмина оказался кто-то менее бдительный, то всё бы удалось без подозрений.       Держаться подальше от Князя… Феликс бы и сам мог это приказать, напрямую — Сынмин бы не ослушался. Но нет, он хотел донести это через вампирчика. Зачем? Сынмин стискивает зубы. Князь моложе него — и всё-таки учит. Не дисциплине или служению — наоборот, жизни. Что не всегда нужно быть задёрганным цепным псом, и что и Князю нужно иногда решить свои дела самостоятельно, может, снова наделать ошибок или даже получить травму. Поговорить с Князем Минхо но… да, точно. Может, не как с врагом и конкурентом? Как с обычным вампиром, соулмейтом и бывшим любовником? Без вечно бдительной тени за плечом.       — Хорошо, — Сынмин ослабляет хватку на плечах Чонина и убирает колено с его груди. — Считай, что твоя миссия выполнена. Можешь уйти из особняка. Я не буду мешать встречи двух Князей. Можешь мне не верить, но остановить меня у тебя не получится.       Сынмин отпускает Чонина, выпрямляется, протягивает ему руку:       — Вставай. Если хочешь, отведу тебя переодеться.       Чонин вцепляется в протянутую ладонь. Пронзительно смотрит, облизывает губы и тихо произносит:       — Я знаю, как всё это выглядит, но…       — Хватит, — обрывает его Сынмин. — Я понял и это твоё дело. Ничего особенного не случилось.       — Ты мне правда нравишься! — выпаливает Чонин. — Честное слово!       — Хватит уже, говорю, — Сынмин пытается высвободить руку, но вампирёныш держит крепко. — Никто никому ничего не должен. Я давно догадался обо всём, прости. Надо было раньше всё рассказать.       — Нет, это ты замолчи! — Чонин щурит глаза, горящие алым. — Тоже мне, всё знаешь! А понимаешь? Ты вообще хоть что-то чувствуешь?       У Сынмина нет ответа, он впервые в голове прокручивает ситуацию с позиции «а что, если это правда?». Что, если он на самом деле понравился вампирёнышу? Что вообще может хоть кому-то… нравиться?       — Слишком невероятно, — не соглашается с собственными мыслями, качнув головой. — Слишком удачно всё совпадает. Особенно для тебя.       — Ты всегда такой, да? — Чонин отчаянно прикусывает губу. — Неужели ты не можешь просто перестать думать? Совсем? На минутку? Логично, нелогично, удачно, вероятно… хватит! Я, я… не встану и никуда не пойду!       Вцепляется в ладонь Сынмина ещё сильнее, упрямится. Как будто тот не сможет выдернуть его из пруда за шкирку, как волкодав лисёнка. Но не собирается этого делать — упрямцев просто так не возьмёшь.       — Ещё скажи, что ты действительно этого хочешь. Что тебе действительно нравится целовать взрослого мужика, который старше тебя в шесть раз, — ухмыляется Сынмин и чуть наклоняется.       Чонину этой уступки достаточно, он подаётся к нему навстречу и целует, жадно, быстро, словно боится не успеть доказать свою искренность и правоту. Впрочем, Сынмин не отстраняется, больше того, отвечает на поцелуй и первый обнимает Чонина.       — Мы прямо здесь, да? — выдыхает тот ему в губы.       — Рыбы нам этого не простят, Ай Эн, — улыбается Сынмин в ответ. — Давай пойдём в особняк.       Отстранившись, выбирается на берег, трясёт рукавами. Планы всего лишь слегка меняются — если вампирёныш хочет продолжать свою важную миссию и дурачества, пусть всё так и будет. С него всё-таки Князья потом спросят. А он, Сынмин, уже и так кругом и всюду виноват и будет наказан. Мало надежды и на то, что хотя бы не засмеют — уж Хан-то постарается разболтать всем, как его Феликс ниже малявки-вампирчика оценил и сторожить приставил. А там узнает Хёнджин — узнают все. Тот хотя бы не со зла разболтает — но это наверняка покажется ему забавным.       Чонин выбирается за ним следом, но уже на мостике снова сопротивляется:       — Дальше не пойдём, всё. Постоим.       Сынмин не может сдержать улыбку — узкие джинсы Чонина не очень-то скрывают причину остановки. Вот же озабоченный малец! Интересно, где только Минхо подобрал такого-то, не только готового пойти на отношения с кем-то, но ещё и способного на это?       Действительно останавливается, опирается спиной о перила. Ночь довольно душная, в мокрой одежде скорее комфортно, чем прохладно. Они вампиры и уж точно не простудятся, но Чонин, для чего-то оглядевшись по сторонам, дотрагивается до пуговиц на его рубашке:       — А давай… здесь?       Голос у него неожиданно хрипловатый, интонация выдаёт неподдельное желание. И взгляд только подтверждает — умоляюще-жадный. Сынмин вновь чувствует что-то, похожее на озорной азарт, и вместо ответа — целует. Не сопротивляется подрагивающим рукам, расстёгивающим одежду на них обоих, с мокрыми и оттого липкими джинсами даже помогает. Вампирёныш от переизбытка чувств тут же прикусывает клыками его шею, вжимает в перила мостика, трётся — но опыта и изобретательности в плане секса по-прежнему ноль. Впрочем, Сынмин давно уже включился в игру — ставит ногу на одну из перекладин ограждения, прогибается. Будет неудобно — это точно, но Чонину много времени и не потребуется, проверено.       — Я… это, смазку не взял, — смущённо шепчет он.       — Я взял, — Сынмин перебрасывает с ладони на ладонь одноразовый тюбик.       Не самая качественная и вонюче-вишнёвая, но на такие ситуации как раз рассчитана. Чонин пользуется ей уже куда как опытнее — но снова не греет, Сынмин вздрагивает.       — Всё плохо?       — Замечательно, — окончательно сдаётся Сынмин.       Это чувство… захватывает, что ли? На мгновение отпустить контроль над ситуацией, позволить кому-то другому делать всё, как тот считает нужным. Пусть неправильно и… что скрывать, чуть больно. Но эта боль мимолётна и в чём-то даже приятна, не сравнится с боевыми ранами.       Чонин прижимается сильнее, снова целует, пытается двигаться хотя бы медленно — получается плохо. Не скрывает желания совершенно. Неподдельно хочет… его, Сынмина. И он закрывает глаза, позволяет вампирёнышу вообще всё. Да плевать, что будет. Хоть раз просто… доверять кому-то.       — Ох, чёрт! — Чонин вцепляется в него.       Треск, грохот — и они оба в воде в окружении обломков. Если бы вампирёныш не вцепился, Сынмин бы упал удачнее, а так приложился плечами и затылком об каменистое дно, вынырнул, фыркнул, вытер лицо.       — Ничего не сломал? — первым пришёл в себя и поинтересовался у Чонина.       — Мост, — покаянно отозвался тот.       Сынмин, созерцая мокрого, испуганного и взъерошенного полуголого вампирёныша, несдержанно смеётся и едва может проговорить:       — А член, член-то хоть не сломал?       — Эй, хватит шутить! — Чонин тут же вцепляется ему в плечи. — Ах так, да? Я тебе сейчас покажу!       Наваливается сверху, прямо в воде, и Сынмин не особо против — больше того, перехватывает действительно невредимый член и направляет. Чонин толкается безжалостно — на всю его длину, уже не думая оправдываться и извиняться. Сынмин забрасывает ему ноги за спину и мысленно заключает, что жизнь всё ещё прекрасна. И отвечает на поцелуи. Укусам тоже не сопротивляется, хоть вампирёнок уже и не кровью лакомится, скорее просто кусается от избытка чувств.       — Самые счастливые десять секунд моей жизни, — поддразнивает тяжело дышащего и замершего Чонина Сынмин.       — Да почему? — жалуется тот и пытается спрятать лицо, уткнувшись Сынмину в грудь.       — Либо ты наврал, что у тебя были сексуальные подвиги с девушками, либо я тебе настолько нравлюсь.       — Нравишься, — Чонин поднимает голову и смотрит Сынмину прямо в глаза. — Я хочу… сдержаться, но не могу. Трогаю тебя, целую и… вообще никак. Я не уверен, но… кажется, я тебя люблю.       Сынмин замирает. Сто тридцать семь лет прошло с того момента, как он стал вампиром, но ни разу этого не слышал. Те, что были правдой, а не желанием его привязать к себе. Его хотели — да. С ним встречались, расставались, обзывали развратно-грязными словами в постели. Он успел побывать на множестве вечеринок с продолжением, не раз чуть ли не силой выгонял Князя Феликса из самых злачных заведений, и не всегда это удавалось — приходилось и участвовать в оргиях. Чего не делал сам — то делали с ним, остальное — неоднократно видел. Не видел только смысла в подобном.       А эти слова… прерванный вдох, ленточки огня по позвоночнику, словно клубок бритвенно-острой проволоки в животе, и…       — …и я тебе как минимум нравлюсь, — Чонин не требует ответа.       Он утверждает это, погладив член Сынмина, который выступает из мелкой воды. Снизу-вверх, кончики проворных пальцев выныривают и чуть постукивают по головке.       — Не отдам рыбам, — вампирёныш смеётся. — Пошли на берег.       Туда вампиры скорее выползают, оттолкнув щепки и вновь распугав приплывших карпов, тут же валятся на траву и сжимают друг друга в объятьях. Целуются, насквозь мокрые и счастливые, Чонин опять поглаживает член Сынмина, стискивает — но слишком сильно.       — Осторожнее. Вот так, расслабь пальцы. Как себе, но с другой стороны, — Сынмин обхватывает ладонь вампирёныша своей, направляет. — Перехвати чуть повыше, да, так...       Тот охотно учится и старается, пытается заглянуть Сынмину в глаза — но тот свои уж закрыл, и расслабился. Да, всё точно так, как нужно — неидеально. И очень, очень приятно.       — Ты мне нравишься, Мини, — шепчет Чонин ему на ухо.       — Мини?       — Я хочу тебя так называть, можно? — тут же смущается вампирёнок сбивчивым шёпотом. — Ты миниатюрный и страшно сильный. Так… странно. Я не хочу звать тебя Ким.       — Миниатюрный где? — хмыкает Сынмин.       Но не обижается — слишком уж нежно и осторожно пальцы вампирёныша поглаживают член. И ещё эта болтовня…       — Ох, я не подумал… не поэтому! Ты весь такой… красивый. Я не умею подбирать слова!       Сынмин перехватывает ладонь Чонина, сжимает. Затыкает его глубоким поцелуем, притягивает ближе. Стонет в губы — тихо, хрипло, коротко. Отстраняется, глубоко дышит. Смотрит вверх — небо совершенно светлое, ни одной звезды уже не видно.       — Ерунды наговорил.       — Ничего не ерунды! — Чонин тут же садится и звонко возмущается. — Я правда всё это чувствую, но не знаю, как сказать! Я не… мы не в какой-нибудь дораме!       — По ним у вас Хёнджин главный специалист, — хмыкнув, Сынмин продолжает просто расслабленно лежать.       — У нас, у вас, — ворчит Чонин в ответ. — Если бы Князья помирились, мы бы были с тобой в одном клане!       — Видеть тебя каждый день? Нет, спасибо.       — Ким! — тут же огорчается вампирёныш.       — Шучу, — Сынмин протягивает руку и взъерошивает ему мокрые прядки. — И ты, кажется, начал звать меня Мини.       — А можно? Не обидно? Я не… по-дурацки как-то, да?       — Можно. Только наедине, я тебя прошу. И так…       — Что «и так»? Нам попадёт за то, что мы мост сломали? И рыбам навредили?       Сынмин садится, осматривается. В воде куча обломков и щепки плавают, карпы, получившие изрядную долю стресса, толпятся у них, пробуют на вкус. Где-то там наверняка плавает ещё и совершенно опасный для их диеты тюбик с вишневым запахом. И смех, и грех — полностью отломаны перила с одной стороны моста. Всё-таки он старинный и декоративный, для того, чтобы рыбками восторгаться, а не со всей молодой дури трахаться — виноват точно Чонин. Только ему об этом не обязательно сообщать. Как и о том, что его мобильник наверняка наглотался воды.       — Не, ничего нам не будет. Даже ценные рыбы в порядке. Главное, не рассказывать, как так вышло.       Сынмин уверен, что их всё равно видели — садовники или другие слуги, и скоро будут знать вообще все. Козырный слух, не чета каким-то там приказам Князя — его телохранителя так трахнули на мосту, что сломали!       — А пусть завидуют! — Чонин как будто мысли его прочитал. — Я честно Князю скажу, что сломал мост, пока с тобой… любовью занимался, пусть из зарплаты вычтет.       Сынмин с трудом подавляет смешок:       — А какая статья расходов? Оргии с врагом?       — Шпионские операции! — хихикает Чонин в ответ.       — Значит, это всё-таки был твой коварный план. И ты всё-таки врёшь.       — Нет же! — от смеха вампирёныш переходит чуть не к отчаянию.       — Да знаю я, — Сынмин шутливо щёлкает его по носу. — Просто издеваюсь.       — Значит, мы можем… ну… встречаться? — оживляется Чонин.       Сынмин щурится, и в его зрачках вспыхивают красные огни. Улыбается.       — Я думаю, мне нужен отпуск.