26. Can't Stop
13 января 2023 г. в 06:04
Сынмин перехватывает руки Чонина за запястья и прижимает к себе, держит, несмотря на сопротивление, тихо произносит:
— Хватит. Мы одни и я для тебя не опасен. Это вообще не опасно.
— Но… — возражает Чонин, и за то, как у него дрожат губы, Сынмин готов себя убить. — Я чувствовал кровь… какая она тёплая, её запах, всё… это не похоже на иллюзию. Такое… настоящее!
— Это и не иллюзия, Йени. Это будущее.
— Что? — Чонин перестаёт сопротивляться и замирает. — Но мы же ушли оттуда, всё же хорошо…
— Невозможное будущее. То, что никогда не случится. Я бы никогда так не поступил.
Сынмин не уверен, что у него получится объяснить то, что он сам до конца не понимает. Такие проявления его дара всегда спонтанны и однозначны — видения у всех застигнутых им врасплох одинаковы, реалистичны до одури и вызывают ужас.
— Пусти, нормально всё.
Чонин больше не делает безуспешно-детских и истеричных попыток освободиться, спокойно смотрит Сынмину в глаза. Тот выпускает его руки и жалеет — Чонин хватает широкую футболку за спину и стягивает, тут же поясняя:
— Мне всё равно кажется, что она вся заляпана.
Бросает на незаправленную кровать, накрывая небрежно брошенную игрушечную собаку. Сынмин надеялся, что подальше от других вампиров, в его комнате Чонин расслабится — но нет, он обхватывает себя руками и смотрит куда-то в сторону.
— Хочешь принять душ? — самые простые слова кажутся Сынмину безумно глупыми.
— Нет, только переодеться. Если можно.
— Побудешь один? Я схожу вниз за тем, что мы купили?
Чонин странно дёргается, как от испуга, и Сынмину тут же хочется его обнять, укрыть от всего… но от себя уже не получится. В горле привкус крови и глухого отчаяния. Снова приходится самому себе признаваться, что за сотню лет так и не научился контролировать это проявление дара. И снова лгать — молчать.
— Хочешь, я дам тебе что-нибудь из своего? — облизнув губы, сбивчиво предлагает Сынмин. — Тебе должно подойти.
Он не уверен, что Чонин согласился хотя бы кивком, но только рад хотя бы что-то сделать. Сдвигает дверцу встроенного в нишу шкафа, пробегает взглядом по стройному ряду безупречно выглаженных рубашек, пытаясь предположить, какая из них понравится Чонину. Но на плечо мягко опускается ладонь.
— Я сам, если можно.
Сынмин отступает в сторону, словно шарахается. Чонин почти не выбирает — вытягивает ближайшую клетчатую, с длинным рукавом, набрасывает на плечи, и всё так же, стоя спиной к нему, произносит:
— Ты спал с Чанбином, да?
Сынмин замирает. Это вовсе не вопрос. Чонин всё знает, и как давно — неизвестно. Кто сказал о них, Феликс или сам Чанбин, в те жалкие полчаса, пока Сынмин встречал и беседовал с Сонхва — уже не важно. Вопрос только, насколько много теперь известно.
— Да, — просто и бесхитростно отвечает Сынмин. — Но это…
— Ты скажешь, что в прошлом, — Чонин по-прежнему не оборачивается, медленно застёгивая пуговицу за пуговицей.
— И ещё…
— Ещё именно поэтому они расстались.
Правда хлёстко бьёт куда-то ниже лёгких. Сынмин прикусывает губу. Значит, всё-таки Чанбин, а Феликс не знал — даже как Князь. Не мог знать, что они продолжали… и продолжали. Любви не было, но как одержимые, словно не могли остановиться. Не боясь, что их обнаружат — и именно поэтому никто не узнал. Даже когда Чанбин вроде как встречался с Феликсом, мог посредине ночи встать и спуститься на этаж ниже. И только самый наивный в мире Князь не догадался… грязная интрижка. Но не более.
— Не поэтому, — Сынмин не узнаёт собственного голоса. — Но и не потому, что у Феликса другой соулмейт.
Проклинает сам себя. Он должен сейчас говорить не это, пытаться спасти собственные отношения от гибели….
— Так случается, да? — Чонин говорит вроде бы спокойно, но только так кажется. — Люди, вампиры… все друг друга обманывают?
— Мы не встречаемся уже полгода, — Сынмин возражает и тут же жалеет о сказанном. Это и ложь, — прошло от силы месяца три-четыре, — и звучит, как оправдание.
— Мне не важно.
Сынмин стискивает зубы. Так нельзя. Ещё пара мгновений — и Чонин будет потерян навсегда. Скорее всего, они не расстанутся, всё как-то успокоится и выясниться, но… уже будет не так, как раньше. На кону всё — и этим стоит рискнуть.
Резко обнимает Чонина сзади, крепко, не давая ему сбежать заранее, даже если попытается. Шепчет в ухо, всего миг полюбовавшись милой родинкой в нём:
— Я никогда его не любил. И никого я не любил так сильно, как тебя. Никогда, за всю жизнь.
Нет никаких доказательств его словам, и не может быть. Но каждое — острая и обнажённая правда, признание самому себе. Никто не мог заполнить его одиночество так, как удалось этому вампирёнышу. Постель — ещё не всё, что требуется. И дружба, даже самая искренняя, которую предлагает Феликс, и которую Сынмин так настойчиво пытается ограничить — не всё. Не даёт чувства целого. Единения. Где в этом списке место для связи соулмейтов, Сынмин не знает. И теперь уже не хочет знать никогда.
Вместо ответа Чонин поглаживает его предплечья, слегка рассеяно. Не убегает, не возражает. То ли думает, а то ли наоборот, не хочет ни о чём размышлять, потому что говорит только:
— Отвези меня домой.
— Хорошо, конечно, — Сынмин тут же разжимает объятия.
Чонин садится на кровать и поправляет манжеты рубашки. Она сильно велика в плечах и рукава длинноваты, но ему идёт. Сынмин тщетно пытается поймать его взгляд всё время, пока тоже переодевает рубашку, меняя свежую на идеально стерильную, но Чонин свой отводит, и приходится сказать лишь:
— Пойдём, если ты готов.
Сынмин боится, что Чонин в последний момент передумает, остановится в одном из коридоров, и больше не двинется с места. Не решается обернуться, но слушает шаги за спиной, каждый — с облегчением. Замечает дрожь собственных пальцев, когда пишет сообщение Феликсу. Не страх, а словно гложущее волнение. Привычный мир и распорядок окончательно рушатся, если уже и дар проявляется настолько спонтанно. Ничего же не случилось толком, не война и даже не угроза для жизни Князя, когда Минхо мог остановить лишь он. Показал ему самое страшное — Феликса, недвижно лежащего на усыпанных бетонной крошкой расколотых плитах, тело и голова — близко, но отдельно, и он сам так решил… но тут же! Всего-то не состоявшееся прикосновение, недоозвученное полушутливое приглашение погулять — всё то, что пахло серьёзным разговором или даже старым добрым мордобоем по правилам — никаких сверхспособностей и не до смерти. Но дар сам за него распорядился, бесконтрольно. То, что точно не сбудется, но так страшно от самой вероятности подобного…
Лишь проблемы на проблемах — если и Чана зацепило в радиусе дара, то вполне возможно, что и Хёнджина. Скрывать наличие ещё одной способности больше не выйдет — Минхо хранил его тайну, потому что Сынмин никогда для него не был опасен, хотя тот даже не просил. Но хуже всего — Сонхва. Да, клан Князя Хонджуна к ним более чем лоялен, можно сказать, что у них почти дружба, но теперь, когда он всё отменил и увёл Чонина оттуда, ещё и продемонстрировав собственный дар… Так подставлять Князя Чана он не планировал. В последнее время ничего планировать и не получалось. Ровно с того момента, как Чонин прошёлся вокруг его автомобиля, недоверчиво проверяя номера и высматривая водителя.
Вот и сейчас история почти повторилась — в гараже Чонин обошёл машину с одной стороны, потом с другой, но всё же промолчал и безропотно забрался на сиденье «бугатти». Сынмин осторожно выруливал, вспоминая особенности управления, но молчания так никто и не нарушал, Чонин бесцельно уставился в окно, и видимо планирует так просидеть всю дорогу.
Сынмин решает немного выждать, тоже делает вид, что его интересует только движение на трассе, и преподносит свою идею вроде как случайно:
— Может, покатаемся где-нибудь? Машина мощная. Или даже на гонки запишемся?
Снова хитрость — Сынмин прекрасно знает, где именно сегодня вечером будут нелегально гонять, знает и Князя Чонвона, который этим распоряжается. Нужно лишь согласие… снова нет ответа.
Сынмин всё же поворачивается, пытаясь уловить хотя бы намёк, но и того не будет — Чонин спит. Не притворяется, действительно спокойно дышит, откинув голову и приоткрыв рот. Беззащитно и доверчиво подставляя шею, и Сынмин неожиданно для себя громко сглатывает — так резко поступило желание провести по ней языком, от плеча до подбородка, поцеловать и прихватить клыками, почувствовать вкус крови… всё пустить к чёрту, остановить автомобиль, откинуть сиденья, и не отпускать Чонина, никуда не отпускать, подавить любое сопротивление…
Тряхнув головой, Сынмин сверлит взглядом дорогу, не отвлекаясь. Значит, отвезти Чонина домой, как он и просил. Сынмин досье вампирёнша чуть ли не наизусть знает, адрес — так точно.
Но ехать даже на приличной скорости долго, в совсем другой город, и солнце уже собирается закатываться, когда Сынмин глушит мотор рядом с нужным домом, посомневавшись, не занимает ли он чьё-то оплаченное парковочное место. Аккуратно трогает Чонина за плечо, встряхивает. Затаив дыхание, любуется, как тот сонно хлопает глазами и осматривается. Даже претензии кажутся милыми. Хоть что-то, кроме молчания.
— Ты зачем меня сюда привёз? Ты как узнал вообще?
— А куда надо было? — осторожно спрашивает Сынмин.
Он почему-то и не подумал, что домом вампирёныш теперь считает особняк Минхо. Но ответ довольно обескураживающий:
— Ну… к тебе.
В глаза Сынмину Чонин до сих пор не смотрит, но то, каким тоном это произнесено… не прощение, а словно обещание. Чего-то неясного и несомненно хорошего.
— Поехали обратно? — тут же предлагает Сынмин.
Чонин возражает:
— Поздно.
Ровно через мгновение с его стороны в стекло стучат, и Чонин нажимает на кнопку, опуская его. Сынмин с любопытством рассматривает растрёпанного парня в футболке, так разительно напоминающего ему…
— Нихуя себе, братишка, вот это тачка. Ты к нам чё без звонка, хоть бы черкнул чего.
— Юн, заткнись и дай мне выйти, — Чонин пытается приоткрыть дверь, но его брат удерживает ту снаружи.
— А это с тобой кто? Здрас-сте, дядя. Крутая машина, говорю. Ваша?
Сынмин кивает, снова солгав. Впрочем, он вполне может себе её позволить, или даже эту просто забрать — Феликс деньги на друзей никогда не считал, даже не подумает о каком-то долге. А ещё ему очень интересно, как Чонин выкрутится.
— Ну… — мнется тот, лихорадочно придумывая подходящий ответ. — Начальник. С работы.
Сынмину с трудом удаётся не усмехнуться. Действительно, а кто они друг другу? Возлюбленные? Хотелось бы. Не для семьи, так? Что ж, не время, значит. Если оно вообще наступит. Но так себе отмаз — какие же начальники подвозят подчинённых на своей машине в другой город? Брат Чонина, если что и заподозрил, то виду не подал, и причина очень банальная и очевидная:
— С той работы, где тебе платят так, что на дом хватит? Да это не начальник тебе, а почти отец! Вы в гости зайдёте?
Чонин принимает уставше-измученный вид и озабоченно интересуется:
— Папа дома?
— Ни его, ни брата. Поехали насчёт квартиры что-то там решать, вернутся видимо завтра.
— Это же твоя квартира.
— Так я туда перееду только после школы. И то неизвестно, захочу ли, или братик мне купит дом с видом на реку.
— Набор «Lego» куплю, построишь, если сейчас же от двери не отойдёшь.
Действует, парень отступает на несколько шагов, примирительно поднимая руки, но не переставая с любопытством поглядывать в салон. Чонин, вздохнув, вроде бы небрежно предлагает:
— Может, зайдёшь? Только мама дома.
Сынмин понимает, что Чонину неуютно и страшновато. Они сами ещё не до конца определились со своими отношениями, и… Чонин выразительно прикладывает палец к губам. Что ж, если на таких условиях…
— Да, без проблем.
Сынмин вытаскивает ключи из замка и бросает в карман. К внезапному знакомству он не был готов и вежливо было бы отказаться… но сейчас отпускать от себя Чонина дальше, чем на шаг, нельзя. Никак. Придётся делать вид, что между ними ничего не происходит. И всё совершенно в порядке.
— Ма-ам, у нас гости, — брат Чонина кричит вглубь дома прямо с порога, снимая один тапок о другой.
— Господи боже, да что случилось?
Из одной из комнат появляется женщина небольшого роста, в годах, одетая, разумеется, по-домашнему и с небрежно подвязанными волосами. Прекращает вытирать руки полотенцем, выглядит немного испугано. Сынмин снова сомневается в том, что зайти в гости было отличной идеей.
— Привет, мам, — небрежно бросает Чонин, — мы ненадолго, наверное, это…
— Миссис Ян, — Сынмин решает, что поклон будет уместным, — моё имя Ким Сынмин…
— Я тебя умоляю, — Чонин неожиданно пихает его в плечо. — Это мой друг, мам, ничего особенного.
— А это мой сын, — шутливо хмурится она, — мистер Ян Чонин, подлый лис, который мог бы и позвонить! Всё, сами проходите, разбирайтесь. Вы как раз к ужину.
— Мам, мы это… — тут же возражает Чонин.
Но та уже не слушает, ему приходится бежать за ней на кухню. Сынмин слегка хмыкает. Что он скажет? «Мама, мы вампиры, от любой еды нас тошнит и все твои вкусности мы сблюём в унитаз, чтобы выжить?»
— Ян Чонюн, — протягивает руку для знакомства младший. — И когда вы успели с Нини сдружиться?
Сынмин охотно её жмет, отмечая про себя, что с фантазией в семье Ян всё скромно. Чонин и Чонюн… а первого сына тогда как назвали?
— Недавно, — говорит чистую правду Сынмин. — Мы примерно одного возраста.
— А вы уже начальник.
— А ты острый на язык, да? — беззлобно улыбается Сынмин, привычно старясь не показывать клыки. — Хочешь сказать, что у меня очень влиятельный папа?
— Ничего я не хочу сказать, — младший Ян слегка тушуется. — Проходите, вот сюда, налево, брат скоро прибежит. И займётся вами.
Сынмин может поклясться, что чует издёвку. Ну ещё бы нет, когда появляются настолько большие деньги, любой начнёт подозревать не самый честный бизнес. Или даже элементарное содержанство. А Минхо, как Князь, в качестве извинений точно завалил неопытного детёныша подарками — считать деньги вообще не про него, в этом они с Феликсом похожи.
Сынмин проходит в комнату, бегло осматривается — но это скорее пережиток прошлого, чем необходимость. Вечный поиск опасностей и там, где их быть не может. Вокруг жилой беспорядок — неидеальная чистота, не все вещи на месте, а журнальный столик завален разноцветными пластиковыми деталями. Судя по инструкции рядом, от модели фантастического робота внушительных размеров. И этим фактом очень возмущён Чонин:
— Опять без меня начал. Ну просил же больше так не делать!
— По-моему, твой брат хотел его целиком собрать.
— В крысу, да? Понятно, — тянет Чонин нарочно громко, чтобы его точно было слышно на весь дом.
Сынмин прислушивается, но попадать под гнев среднего брата младший не спешит. Поэтому решается:
— Нам надо поговорить.
Осторожно перехватывает Чонина за рукав рубашки и слегка тянет, побуждая сесть на диван рядом.
— Я знаю, что ты хочешь опять начать извиняться и выяснять отношения, — теперь уже Чонин почти шепчет. — Но это лишнее. Я же понимаю, что Князь Чанбин хотел меня просто позлить. И что я… не имею права обижаться. Не за три дня строить… отношения.
— Имеешь, — горячо возражает ему Сынмин, так же, полушёпотом. — Не относись к этому как к ерунде, пожалуйста. Скажи мне, что тебя не устраивает.
— Ладно, хорошо, — нервно выдыхает Чонин. — Меня пиздец как не устраивает, что Князь Чанбин сообщил мне то, что вы трахаетесь. А ты — нет.
— Это потому, — раздраженно возражает Сынмин. — Что мы не трахаемся. Бросили год или неделю назад, не важно. До того, как я встретил тебя. Этого достаточно.
— А, то есть теперь ты за меня решаешь, достаточно или нет? То, что Князья встречались, тебя не остановило. А я вот даже и не Князь.
— Просто замолчи, — почти рычит Сынмин, забыв о том, что сам просил высказаться. — Я люблю тебя, и остальное, прошлое, настоящее, будущее — не имеет значения.
Обхватывает Чонина за плечи, кусает поцелуем. Опасается, что тот захочет отстраниться — но нет, отвечает, жадно и так распаляюще, что ещё пара мгновений и к ужину они точно без конфуза не выйдут. И вообще, творить такое…
— Мы не должны, — соглашается с его мыслями Чонин, облизнув зацелованные и тут же припухшие губы. — Не… сейчас.
Низко, хрипловато. Многообещающе. Сынмин выдыхает, успокаиваясь, осторожно пропускает один из завитков волос Чонина сквозь пальцы. Мягкий, но непослушный.
— Я не хотел тебя обманывать, — Сынмин решает всё выяснить до конца. — Есть вещи, люди и вампиры, которые просто… удобны в жизни.
— Я постараюсь быть самым неудобным, — ехидно кокетничает Чонин.
— Не переусердствуй, — Сынмин на это лишь ворчит.
Вот же, навязался. И будешь же терпеть, куда денешься. Разговор не то, чтобы исчерпан, ещё аукнется. Чонин собирается на это что-то накапризничать сверху, по лицу заметно, но их прерывает голос брата:
— Идите хоть сок пить, не бесите маму.
Сынмин понятия не имеет, что именно наврал Чонин, но выкрутиться не будет большой проблемой. Неожиданностью становится то, что Чонин с порога объявляет:
— Мам, мы с Сынмином летим в Америку. На днях.
— Зачем это? — она так удивляется, что едва не роняет нож, которым нарезает апельсины.
— По работе. Не знаем, пока, насколько. Давай помогу.
— Не надо. Вот, возьми, уже готовый есть, — его мама кивает на фреш в колбе соковыжималки. — Перелей только.
— Да нет, блин, так попью, — ворчит Чонин.
— Не «блинкай» тут мне, нос не дорос.
Чонюн, уже сидящий за столом, хихикает в кулак, за что получает от мамы укоризненный взгляд. Сынмин, не дожидаясь приглашения, занимает ближайший стул. Ему немного странно находиться в такой обстановке, потому что семейные дела — что-то очень специфическое. И обычно тайное. Сглатывает, прогоняя странное чувство — словно его уже принимают в эту семью. Будут ли они с ним вообще общаться, если узнают? По слабой улыбке Чонина, держащего стеклянный тонкостенный стакан, заполненный солнечно-жёлтым соком, понимает — иногда признаться в том, что вампир, проще, чем в том, что гей.
— В следующий раз потрудись не есть ни в каких ресторанах по дороге, понял меня, молодой человек?
Мама ругается на него вроде бы в шутку, но Чонин всё равно вздрагивает от резкого тона и запотевший стакан выскальзывает у него из рук. Сынмин успеет поймать, но лишь молча смотрит, как стекло разлетается острыми искрами на плитке, и сок расплёскивается неровной кляксой. Потому что не должен был успеть. И едва мысленно поздравляет Чонина, что тоже не проявил сверхспособности, как тот садится и проводит рукой над осколками. Вот тут уж Сынмин не медлит, подскакивает и сжимает запястье, подавляя дар, мелкая стеклянная пыль оседает.
— Ты что творишь, — раздражённо шипит. — Поранишься, не трогай.
Чонин смотрит на него немного виновато, но конечно же понял, в чём дело.
— Можно у вас попросить салфетки?
Сынмин обращается к маме Чонина, но та только отмахивается:
— Не надо беспокоиться, сам разбил, сам уберёт, горе моё.
— Я уберу, — вызывается Чонюн. — Иначе вы до утра спорить будете, а кое-кто ещё и порежется.
Чонин на это только вздыхает и переступает учинённый беспорядок. Пытается помочь брату, но тот только фыркает на него, небрежно затирая пролитое. Атмосфера повисает довольно тяжёлая, пока мама братьев не нарушает молчание, благополучно ставя на стол новые стаканы с соком:
— Так вы вместе работаете? А где и кем? Нини вообще ничего не рассказывает!
Сынмин внутренне вздыхает и понимает, что теперь придётся одухотворённо и много врать, так убедительно, как никогда раньше. Но… сотня лет опыта есть сотня лет опыта, беседа быстро сворачивает в непринуждённое русло, на погоду, экономику и политику, а потом на какие-то мелкие проишествия из детства Чонина, отчего ему иногда приходится прерывать диалог. Сынмин слушает внимательнее, чем предполагал. Своё собственное детство он совсем не помнит. Истёрлись почти все воспоминания о родителях и сестре — для них он давным-давно пропал без вести. Времена были другими — всю более-менее сознательную человеческую жизнь он болтался по улицам в поисках чего бы украсть и где заработать. Всё, что помнит — как солнечные лучи из щели в ставнях пробивались и падали на замызганный кухонный пол, прочерчивая в пыльном и вязком летнем воздухе столбы света. И как пахло — подгорелой капустой и молоком. Может быть — звуки. Брань и собачий лай, смех. Шуршание грубой ткани. Но люди — силуэты с размытыми лицами. Как и все люди в его длинной жизни…
Нервно отпив, отставляет полупустой стакан. Ему вдруг резко хочется уйти. Не помнить. И не думать о том, что Чонин переживёт их всех — переживёт и в конце концов так же забудет лица, слова и жесты.
— Да, уже темнеет, — спохватывается хозяйка. — Оставайтесь у нас! Уже поздно ехать!
— Вам неудобно будет, — отнекивается Сынмин.
— Всё удобно. И не так страшно оставаться нам с Юном. Я привыкла, когда в доме много мужчин, всё под защитой…
— Мам, прекрати строить глазки, — подначивает её Чонюн. — Я папе расскажу.
— А ты сейчас вообще полотенцем получишь и спать пойдёшь, а не в эту свою компьютерную игрушку играть!
— Всё-всё, перемирие!
Сынмин понимает, что возражать было бесполезно изначально. А ещё ловит взгляд Чонина. И тот ему… нравится. Мимолётный — и интригующий. Ловушка уже продумана и расставлена.
Но продолжать играть «друзей» приходится, на ночь Сынмина единогласно решено устроить в гостиной и прибрать недоделанного робота — к радости среднего, и неудовольствию младшего брата Ян, который «сам его купил, на свои деньги и имеет право и всё такое». В безраздельное пользование Сынмину выдана чья-то не очень новая, но чистейшая пижама и всё же новая зубная щётка.
Осваиваться в ванной приходится довольно долго — странная сантехника, ещё и краны перепутаны, поэтому за купанием он проводит много времени, но когда выходит, какой-то спор между братьями ещё идёт. Замерев за стеной, Сынмин прислушивается:
— …ради денег, да? Настолько их любишь? — Чонюн почти не сдерживается.
— Заткнись и не неси чушь, мама что подумает?
— А правду узнает! Я что, слепой? Мне что, показалось, как он тебя прям здесь зажимал? Я… его чуть не убил. Знаешь, как сложно сдержаться? Только ради тебя!
— Видел… что? — голос Чонина испуганно вздрагивает.
— Гадости, — сплёвывает слово Чонюн. — Ты прекрасно знаешь, о чём я, не придуривайся, Нини. Зачем ты его вообще позвал? Я не могу ему улыбаться, понимаешь? Не могу делать вид, что ничего не происходит и мне всё равно! Не стоит это никаких денег, слышишь?
— Юн.
— Что? — шипит он. — Просишь не лезть в твои дела? Ты же старший и должен и всё такое?
— Я люблю Сынмина, Юн.
Сказано так тихо, что только вампирский слух и улавливает. И после этого повисает давящее молчание — слышно, как где-то в глубине дома бормочет то ли телевизор, то ли аудиосистема.
— Любишь… как девушку? — всё же спрашивает Чонюн.
— Как парня. Как обычно любят друг друга… люди.
Снова пауза. И её рвёт осторожное:
— Ты гей, да?
— Да, — безнадёжно подтверждает Чонин. — Никто не знает. Ты первый.
— Ох ты ж… — невысказанное ругательство повисает в воздухе. — И у вас всё нормально? Он не заставляет тебя или что-то такое?
— Нет, да ты что, — горячо возражает Чонин. — он самый лучший и вообще…
— Ладно, понятно, мой странный братец окончательно долбанулся. Что ж, я всегда знал, что ты что-нибудь такое нам подложишь.
— Надеюсь, никакого пари не было!
— Жаль, но я бы всё равно проиграл. Я бы поставил на то, что ты маньяк-каннибал!
Сынмин чувствует, что сейчас разговор начинает сворачивать на очень скользкую тему, поэтому нарочно громко топает, возвращаясь. Застаёт в гостиной, впрочем, одного Чонина, весьма помятого и покрасневшего. Он тут же пытается пояснить:
— Юн, он…
— Я подслушивал, — признаётся Сынмин. — Как теперь себя будем вести?
— Расскажу родителям, — решается Чонин. — Потом, когда вернёмся. Сам. Мало ли что, и ты услышишь… всякое.
— Я должен быть рядом, — Сынмин подходит к нему и приобнимает, шепчет: — Я уже в таком возрасте, что ничего не боюсь. Кроме того, что потеряю тебя.
— Думаешь, я от тебя сам отстану? — фыркает Чонин. — Не дождёшься. Буду самым неудобным надоедой. И буду делать вид, что ты мне вовсе и не нравишься, вот.
— То есть у меня вообще не будет возможности тебя разлюбить.
— А ты хочешь?
— Провоцируешь? — тихо рычит Сынмин и сжимает объятия крепче.
— Смотря на что, — муркает Чонин. — Тут дверь не закрывается, а у меня в комнате большая коллекция моделек «Gundam», хочешь посмотреть?
— И потрогать, — тут же заверяет его Сынмин.
Доверчиво идёт за Чонином, в ловушку, и та захлопывается со щелчком замка за спиной. Ничего рассматривать и не получится — Чонин щёлкает выключателем и обволакивает полная темнота. Единственное, что тут же вспыхивает — его глаза. Красные огни — совсем близко, демонические. Ёкай-кицуне шепчет:
— Будешь меня слушаться?
Сынмин кивает, но тут же шепчет:
— Да…
Однако никаких приказов или команд нет — только ладони чуть подталкивают, направляя. Вперёд, к кровати — и на спину. Длинные пальцы проскальзывают по груди — нашаривают пуговицы на пижамной рубашке. Как только Сынмин хочет помочь — получает чувствительный шлепок. А после рубашка спутывает его руки. Чисто символически, просто знак подчинения. И — темнота, Чонин прячет красные вампирские искры, и Сынмину остаётся ишь угадывать, где он — по движению воздуха, теплу. У шеи — вместе с невесомым поцелуем. По ключице — дыхание. Чуть ниже, у левого соска — резкий почти укус, но… почти. И не двинешься — пообещал слушаться. И почти невозможно сдерживаться и не помогать, когда пальцы забираются под резинку штанов, тянут её… и отпускают. Снова лёгкий поцелуй отметился на животе, и пальцы всего лишь проскальзывают по груди.
Сынмин откидывает голову и закрывает глаза. Глубоко дышит. Слишком приятная и в то же время невыносимая пытка. Осторожный поцелуй — в край губ, почти наугад, сам Чонин тоже ничего не видит. От этого только пикантнее и желаннее — шелест стягиваемой одежды. И наконец — касание кончиками пальцев, от которого члену почти больно, настолько переполняет желание. Сынмин закусывает губу и раздвигает ноги — не препятствуя пальцам Чонина скользнуть ниже, всё огладить и изучить.
Звук выдвигаемого ящика кажется резким, и сбивающе-неуместным — вопрос:
— Крем для рук подойдёт? Может быть просрочен…
— Что угодно, — почти выстанывает Сынмин, — но быстрее…
— Быстрее что? — издевательски тянет Чонин.
Но всё равно касается прохладными скользкими пальцами, нанося импровизированную смазку. Сынмин вздрагивает и от холода, и от подступившего желания. Как будто ему не сто тридцать семь, как будто он вообще никогда раньше не…
— Хочешь, чтобы я…
— Хочу, — несдержанно перебивает его Сынмин.
— Слишком много себе позволяешь, — Чонин говорит тихо, но почти строго. — У меня есть кое-что, что тебя заткнёт. Открой-ка рот.
Сынмин охотно подчинятся, но вместо того, что он ожидал, Чонин впихивает ему в зубы что-то круглое, упругое, неприятно отдающее солью и резиной на вкус, и в целом… мерзкое?
— Мячик для хорошего мальчика, — ехидничает тьма голосом Чонина. — Ты же хороший мальчик? Вот не рычи и не гавкай.
Сынмин сжимает клыки, впиваясь ими в резину — тренировочный мячик-антистресс не сдаётся, но его и не собираются уничтожать. Просто один из пальцев Чонина легко проскользнул внутрь, другой… он их слегка согнул и приподнял…
Сынмин завозился, требуя большего, выгнулся и почти готов был прекратить игру, освободить руки и перехватить инициативу… пальцы выскользнули и на их место ткнулся член. Толчок, неуверенный, слегка… ещё, смелее… волна жара по животу. Запах латекса и странное скольжение — когда только успел сообразить и использовать презерватив?
— Да, так… проще, — сбивчиво выдыхает Чонин. — Когда я тебя не вижу, но…
Скольжение ладоней по бёдрам — принуждение поднять ноги повыше, Сынмин охотно подчиняется, гнётся… и следующий толчок чувствует так, что глухо стонет. Неожиданно и резко ускоряет катастрофу, не хватает только…
Пальцы Чонина проскальзывают по его члену, играя — длиннющие, уже тёплые, неожиданно требовательные и слегка жёсткие, не гладят, а хватают, сжимают и трут… и вдруг отпускают. И снова… снова…
Сынмин почти задыхается. Как только кажется, что осталось всего оно движение, вдох или толчок — всё обрывается за мгновение до. И вновь повторяется, почти до пика — но почти. Сынмин чувствует, что проскальзывает на простынях — так взмок, и что сознание путается, сжимаясь до отчаянного желания, до беззвучной мольбы; тонет в резких запахах тел, в липких звуках и тяжёлом частом дыхании; бьётся от лёгкой боли в стиснутой слишком сильно коже… и наконец срывается…
Долгожданное сжатие клыков на шее — резко и больно, Чонин уже сам тихо рычит, отстраняется. Красные искры глаз — яркие. Возня — и снова толчок, на этот раз член едва не обжигает. Сбивчивый шёпот:
— Я хочу… в тебя.
В ответ Сынмин лишь стонет, повинуясь, готовясь принять от Чонина всё… ещё укус, глубокие толчки, дрожь и… пальцы вновь охватывают член, только это уже не нужно. Сынмин пытается перевести дыхание и наконец-то вынимает изо рта мячик. Обслюнявлен и прокушен.
— Ты… всё? — беспокоится Чонин.
Навалился, едва член смог выскользнуть, дышит так, будто вот-вот умрёт. И тоже весь липкий и потный, ладони Сынмина проскальзывают по его спине при попытке обнять.
— А как думаешь, — Сынмин целует вампирёныша в макушку, но и та влажная. — более чем.
— Но как ты… я же не… забыл, что надо…
Сынмину и самому интересно, как так вышло, что удалось кончить и без касаний, которых всё время не хватало. Не то чтобы это было совсем необычным — но никогда просто от секса, а не специальных игрушек. И даже не с соулмейтом, больше того, с вампирёнышем, у которого опыта и недели нет. И всё же…
— Я люблю тебя, — шепчет Сынмин. — Слишком сильно люблю.
— Не люби меня слишком сильно, — фыркает Чонин. — А то потом начнёшь любить слабее и я тут же замечу.
— Никогда, — заверяет его Сынмин и сам себе верит.
— Тогда во имя нашей сильной любви мы сейчас пойдём и искупаемся.
— Вместе? Нас же могут…
— Тс-с, — Чонин легко чмокает его в губы. — Никто не узнает. Мы же всего лишь искупаемся, а не что-то там ещё.
Сынмин соглашается, и уже через мгновение щурится на творящийся вокруг беспорядок: разбросанные вещи, порванные упаковки от презервативов — надеть Чонину удалось далеко не первый и не с одной попытки. Но всё же… хитрец. Растрёпанный и улыбающийся. Раскрасневшийся — розовые пятна и на плечах, и на груди, и на бёдрах, в искусственном свете хорошо видно. И совершенно очаровательно. Сынмин садится, надеясь, что ему удастся не запачкать кровать ещё сильнее, тянется и чмокает Чонина в румяную щёчку. Тёплую и мягкую. Тот неожиданно поёживается, но тут же возвращает поцелуй — в губы. И беспокоится:
— На шее ранки… и кровь.
— Затянутся. Нас же не увидят?
Чонин приоткрывает дверь, высовывает голову в коридор и сообщает:
— Не увидят, чисто.
До ванны они добираются быстрой перебежкой и запираются внутри. Действительно делают что-то запретное — и это заводит. Просто так помыться не получается — игривое намыливание и перешёптывание очень быстро превращается в полноценные домогательства. Сынмин с восторгом наблюдает, как пальцы Чонина скользят по его члену. Такие утончённые и красивые, ими бы исполнять симфонии для фортепиано с оркестром, а не вот… это. И уж точно кажется грубым и неуместным собственное тихое и почти жалобное:
— Трахни меня ещё раз… пожалуйста.
— Ну раз «пожалуйста», тогда да, — усмехается Чонин, хотя его член того и гляди вырвется из ладони Сынмина.
И если бы тому сказали на днях, что он будет «снизу» и умолять о сексе — он бы посмеялся. А сейчас закрыл глаза и дышит приоткрытым ртом, перегнувшись и пытаясь не соскользнуть с бортика ванной — Чонин решил овладеть им так, как его и попросили, грубовато и резко. Скользко и снова жарко. Мокро и на этот раз жёстко — пальцы Чонина не отпускают член ни на миг, толчки глубокие и быстрые, и вода льётся им обоим на спины, разбрызгиваясь. А ещё — клыки вампирёныша терзают плечо, пахнет кровью и капли неаккуратно срываются, тут же исчезая, смытые в сток.
— Ты такой… невозможный, — сбивчиво шепчет Чонин. — Сколько бы я не… всё равно узко так и горячо. Так не должно быть же… не…
Стон, заглушаемый укусом. Сынмин объяснит, да и вампирёныш сам мог бы догадаться, что организм вампира приходит «в норму» почти мгновенно. Но не сейчас. Не тогда, когда до оргазма им обоим осталось совсем немного… Чонину — предсказуемо меньше, и он снова почти забывает о том, что Сынмина неплохо было бы и доласкать, но как только переводит дыхание, продолжает играть пальцами и вместо укусов теперь целует, глубоко, с языком, делясь с ним вкусом крови и прихватывая клыками губы. Сынмину удаётся не застонать, но рука скользит, и уже Чонин приходится его придержать от падения.
— Устал? — спрашивает он, когда они наконец-то вытираются одним полотенцем на двоих.
Сынмин хочет возразить, но замечает, что у него слегка подрагивают ноги и глаза вот-вот и закроются. Есть не хочется, но вот спать — действительно необходимо. Неделя выдалась… суматошной.
— Да.
— Я увижу, как ты спишь! — радуется по очередной странной причине Чонин.
— Нет, мне нужно быть… подальше от тебя, — возражает Сынмин, воюя с пуговицами пижамы.
— Людям же не вредно? А я не буду спать, — заверяет его Чонин. — Я пока сюда ехал, выспался.
Сынмин в этом сильно сомневается, но усталость подсказывает ему сдаться:
— Хорошо, побудешь со мной, пока я сплю. Но как только сам захочешь — уйдёшь как минимум в другую комнату. А лучше… не зна-ю, — Сынмин зевает. — К другу в гости.
— Правда опасно? — сомневается Чонин.
— Забыл, насколько «предсказуем» у меня дар? — пошутив, Сынмин не улыбается.
Чонин идёт за ним по коридору и тихо ворчит:
— Но это несправедливо, что мы не можем спать в одной постели.
Плюхается на диван, скрестив ноги и кладёт на них подушку. Сынмин не заставляет себя ждать, тут же вытягивается под одеялом и закрывает глаза. Но уснуть сразу не получается — Чонин запустил пальцы ему в волосы и перебирает их, то ли высушивая, то ли просто играя. Сынмин хочет поговорить с ним, утешить тем, что вампиры спят очень мало и быть вместе наяву получится гораздо дольше, но мысли в голове в слова превращаться ленятся. И всё-таки что-то тревожное не отпускает. Будто предчувствие отдалённого несчастья. Но немного послушав дар, Сынмин заключает, что ни его, ни Чонина это не коснётся, а значит, сейчас совсем не важно…