Красные огни

      Феликс под одеялом перекатывается на бок, потом на живот, но всё равно приходится сесть, чтобы видеть выражение лица Минхо. Слишком долго тот молчит, задумчиво глядя в окно. За ним нет ничего интересного — переплетение крон деревьев и кое-где в прогалах видно стену, окружающую особняк.       — Ты знаешь, о чём я думаю, — замечает Минхо интерес к себе.       Не вопрос. Очень предсказуемо, но всё равно внутри будто давит, потому что отвечать всё-таки нужно. И только правду.       — Знаю, — тихо и сипло произносит Феликс, в горле пересохло. — Ты опять хочешь уйти.       — Не совсем, — Минхо по-прежнему избегает взгляда. — Не мне нужно уйти. А нам.       — В разные стороны, — понимает его Феликс, сглотнув. — Разойтись и расстаться.       — Хотелось бы, — соглашается Минхо. — Как обычно расстаются люди. Так же точно, как они встречаются. Почему кому-то можно просто сойтись, а нам расстаться — нет?       — Ты опять про них, — не дождавшись взгляда, Феликс переворачивается на спину и смотрит в потолок. — Про своего кровного сына и Сынмина. Завидуешь.       Сглотнув, внутренне сжимается. Раздражать и злить Минхо — всегда плохая идея. И его голос действительно едва не срывается на рык.       — Завидую. Если бы ты только знал, как, Ликси. Даже если это у них на год. Месяц. Или только до завтра.       — Скажи мне, что это я виноват, опять, — Феликс вздыхает и утомлённо закрывает глаза.       — Нет, — возражает Минхо. — Я был не прав. Никто из нас в этом не виноват. Но если мы не виноваты, почему должны быть наказаны? Я люблю тебя, но моё ли это чувство? Любовь ли это вообще? Или просто долг, которого я не брал?       — Ты не представляешь, сколько раз я спрашивал себя о том же са́мом. Сколько раз винил. И я опять совершил ошибку. С нашим новым Князем. Я не должен был…       — Они бы всё равно встретились, — бескомпромиссно заявляет Минхо. — Два соулмейта в одном городе? Без шансов, обязательно. Но только тогда бы Князь у нас был бы более… старый. Вообще, если бы мы больше путешествовали…       — Ли Ноу, — Феликс зовёт его прозвищем и озвучивает собственную неожиданную мысль: — А что, если все мы… боимся? Ещё страшнее, когда у тебя есть тот, кто тебе нравится, но не соулмейт. А нам с тобой бояться уже нечего. Это не плохо же?       — С одной стороны… но с другой, ты же тоже это чувствуешь? Нам вдвоём правильно, но тесно и душно. Как в запертой коробке. В которой кот не жив и не мёртв одновременно.       — Не жив и не мёртв… — повторяет за ним Феликс, обдумывая. — Очень точно. Но… это бесконечное состояние.       — Да. Подвешенной неизвестности. До того момента, как я снова тебя ударю. А ты снова стерпишь. Потому что я не могу гарантировать, что смогу сдержаться. Я ненавижу себя за это — но это усталость, Феликс. Не оправдание. Факт.       Феликс полностью понимает, что именно сейчас их отношениям приходит окончательный и бесповоротный конец. Когда казалось, что только-только что-то начало налаживаться… Но его эта мысль странным образом не пугает, а успокаивает. Он чувствует… облегчение? И почему-то именно сейчас это кажется правильным, только вот…       — Расстаться мы всё равно не сможем.       Феликс удивляется, как спокойно звучит его собственный голос и тому, что эти слова в нём не вызывают никаких эмоций. Но он не винит в этом усталость — скорее, какую-то безысходную обречённость.       — Сможем. Надолго быть далеко друг от друга — нет. Но я хотел бы уехать. Подальше… от всего этого.       — Именно сейчас, да? Когда нам всем необходима твоя поддержка?       — Кому это «всем»? — удивляется Минхо. — Точно не молодому Князю. И не Яну. И ты сам справишься. Теперь справишься.       Феликс сглатывает подступившую горечь. Минхо в своей прямолинейной жестокости прав — справится. Ещё бы вчера — нет. Но не теперь, когда всё выяснено и расставлено на свои места. Потому что даже игры во взаимную любовь не выходят.       — Хорошо, — просто соглашается Феликс. — Ты что-то придумал?       — Только предполагаю, — Минхо отзывается будто неохотно. — Мы вполне можем выдерживать вдали друг от друга месяц-два. Но потом обязательно должны встретиться.       — Я понял. Ты предлагаешь, чтобы всё это было вроде как… на одну ночь? Пять-десять раз в год и не больше?       — Мы могли бы попытаться. Я не хочу приносить тебе вред, Ликси.       Феликс сдёргивает с головы дурацкие кошачьи ушки и садится спиной к Минхо, по-прежнему не глядя на него. Чтобы не возразить, не закапризничать, пока разум не позволяет чувствам взять верх, сказать:       — Не нужно оправданий. Я не хочу тебя удерживать рядом. Может, ты и прав. Может, мне и самому это уже не нужно. Или наоборот, нужен кто-то… Мы можем друг другу пообещать, что, если найдём нового партнёра, будем с ним честны?       Теперь сомнений не осталось. «Возвращение» — для того, чтобы расстаться. На хорошей ноте? Как друзья, которые всё равно обречены снова увидеться.       — Обещаем. На лжи ничего не построить.       Феликс снова изо всех сил пытается не пустить сознание в стеклянный лабиринт самоуничижения и жалости. Принять острую и неколебимую истину — не всем дано стать счастливыми, и он именно из таких. Никому из них двоих не станет легче, если они будут играть видимость счастливой пары.       Но когда Минхо садится позади, на край кровати, и обнимает, прижимает ближе и утыкается лицом в волосы, чтобы просто так неподвижно посидеть — решительность Феликса стремительно тает. Хотя он знает, что тут не нежность — Минхо так высказывает благодарность. Без слов — просто держит и всё. Пока не напоминает совсем о другом:       — Всё-таки ответь Чанбину.       — Не хочу и не буду, — Феликс демонстративно перебрасывает телекинезом телефон с одной половины кровати на другую, но так, чтобы не потревожить притомившегося в складках одеяла Суни.       — Не хочешь, но будешь, — возражает Минхо. — Пока ты был в душе, он и мне уже три раза звонил.       — Если что-то действительно важное, напишет, — делает последнюю попытку отбиться Феликс.       — Ты же прекрасно знаешь Чанбина, он не напишет.       Феликсу абсолютно не хочется решать сейчас чьи-то чужие проблемы, когда своих навалом, но Чанбин может сподобиться лично приехать и разораться под окном, бывали случаи. Он обязательно должен быть услышан, и то, что у кого-то тоже может быть личная жизнь и свои дела, осознаёт плохо. Но безвредно и безобидно, почти шутки. Феликс со вздохом выцепляет опять отчаянно светящийся в попытке привлечь его внимание мобильник и вешает около уха.       — Ты не вовремя и всё такое, — произносит вместо приветствия.       — Ёнбоки, — голос Чанбина звучит неожиданно устало, и прозвище от этого кажется, как ни странно, милым, — Прости, но твои дела придётся отложить. Минхо с тобой?       — Да, а что случилось-то? — напрягшись, Феликс поводит плечами, стряхивая объятья. — Встреча пошла не по плану?       — Я думал, твой пёсик ещё вчера отчитался, что натворил, — Чанбин ехидничает, но почти раздражён. — Уже забили и забыли. Тут другие проблемы. С Ханом. Все приедут, и вас тоже ждём. Не завтра, максимум через час. Адрес скину, но куда ехать ты и так знаешь.       Как всегда, сбрасывает вызов. не слушая никакие возражения, но у Феликса их и нет. Он очень хорошо помнит полубезумное выражение глаз Хана и жалобы на то, что ему становится хуже. А вот теперь что? Если бы они не занимались только собой! Феликсу почти стыдно и он бросает Минхо только короткое:       — Поехали. Срочно.       — Ты не зря не хотел брать трубку, — возмущается Минхо, но наткнувшись на взгляд Феликса, тут же замолкает.       Встаёт и подходит к шкафу, что сопровождается тихим мявканьем — это Дуни на коврике предположил, что его хозяин принёс ему вкусняшки. Феликс ищет взглядом третьего кота в комнате, но не находит — наверняка опять непоседливо убежал по своим кошачьим делам. И втайне немного радуется, что Минхо всё-таки не предлагает полный разрыв. Не видеть ещё и этих пушистиков было бы совсем тяжело. В ожидании, пока Минхо оденется, Феликс перелистывает галерею. Там куча фоток — Чонин успешно поставлял всё это время. Феликс помнит, как впервые встретил Чонина — совершенно случайно в коридоре этого же особняка, во время очередного съезда Князей. Он в безразмерной майке и полинявших бриджах смотрелся настолько инородно, что Феликс даже не подумал посчитать его слугой, несмотря на то, что тот очень бережно нёс Суни куда-то.       Сейчас Феликс лишь усмехается воспоминаниям, но тогда его захлестнула ревнивая злость, как будто у него самого не менялись любовники. Но… коты! Коты это святое, и как смеет кто-то… разговор начался с конфликта, но потом… потом созрел план.       И Чонин, как ни странно, согласился, даже не спрашивая о том, что ему за подобное будет. Как будто был готов к тому, что самому младшему в сообществе вампиров, просьбы старших, а тем более Князей, придётся выполнять. Ещё и заинтересовался — сильно ему хотелось познакомиться с «древним». Феликсу тогда много усилий стоило не бросить взгляд в окно комнаты, где велась беседа — «древний» как раз бесцельно созерцал птичек на дереве внизу у парковки, поджидая Князя. А сейчас Феликс позволяет себе улыбку — если бы они встретились просто так, тогда или в любой другой день, без всякого задания, возникло бы между ними… что-то? Хотя задача-то была просто как-то отвлечь Сынмина, а не…       Феликс сам себе отвечает на это, что без сомнения — да. Любовь, она… и снова обрезается о трещину в стене мысленного лабиринта. Он сам понятия не имеет, какая. Всегда были только дела, друзья, случайные или более-менее постоянные партнёры, потому что… ну, так все делают. Приятно и весело. А потом — только бесконечная тьма глаз Минхо, в которой он сам зажёг красные огни. Связь соулмейтов… не то. Иначе бы не было так… пусто.       — Надень что-нибудь из моего, — охотно предлагает ему Минхо, вырывая из раздумий. — Если срочно. Тут остались твои вещи, но их нужно искать.       — Поеду в чём был, — безмятежно пожимает плечами Феликс.       — Да вам с Хёнджином лишь бы одну и ту же майку всю жизнь носить. Привычка бедняка какая-то. Я избавился и тебе советую. Прямо сейчас. Так что?       — Ладно, что-нибудь выберу, — вяло соглашается Феликс в ответ на упрёки.              — Вот это, — Минхо протягивает ему тёмно-синюю рубашку-поло. — Она мне маловата, значит, для тебя хотя бы не мешок. И майку надень. Холодновато на улице.       Феликс безропотно принимает такую заботу, хотя ему всё ещё немного странно. И снова колет жалостью к себе — именно о таком Минхо он всегда мечтал. Как в их первые дни и недели… может, только тогда и было между ними что-то, похожее на настоящие чувства. А сейчас ощущение внутри тёплое и привычное, почти родное, но… не такое. Любовь? Но другая.       — Что там случилось, не поделишься? — всё-таки спрашивает Минхо, когда они уже готовы выходить.       — Сам толком не знаю. Что-то с Джисоном.       Лицо Минхо на мгновение приобретает настолько странное выражение, что Феликс понимает — тому известно о состоянии Хана гораздо больше, чем ожидалось. Похоже, даже больше, чем самому Феликсу. Как бывшему Князю — повсюду разбросаны нити чужих паутин интриг, и хорошо, если в них ловят не тебя. Или если можно просто взять отпуск, как Сынмину.       — Я сам поведу машину, — Минхо тут же переходит к действиям. — Куда?       Феликс сверяется с телефоном и отвечает:       — Я покажу.       Понятно, почему разговор был не телефонный — слишком сложно при посторонних было бы объяснить, что это за место. Точнее, при каких именно обстоятельствах Феликс о нём узнал. Хотя чего уж там — просто загородный траходром Князя. Ничего такого. За исключением воспоминаний о том, как по мышцам на спине Чанбина струилась вода внезапного ливня, и Феликс впервые захотел побыть в другой роли в сексе… и получил согласие.       Феликс садится в машину на переднее сиденье, но даже не думает начинать диалог. Ограничивается только редкими указаниями направления, и снова то и дело ускользает в воспоминания. О том, что Чанбин, оказывается, неплохо умеет танцевать, и совершенно захватывающе — рассказывать всякие страшные небылицы. Об огромном чёрно-звёздном небе над их головами, и о том, как впервые за долгое время Минхо пропал из мыслей. Хоть и ненадолго. До утра, когда Чанбин просто уехал. И больше у них так… не сложилось.       Феликсу иногда казалось, что той ночи не было вообще, как и этого загородного домика, но поворот за поворотом на трассе и потом сносной просёлочной дороге — и вот он, словно вынырнул из-за холмов и деревьев. Как игрушечный, светлый, одноэтажный, с черепичной крышей и сомнительно обустроенными коммуникациями. И парковкой прямо рядом, на поляне в высокой траве. «Роллс-ройс» смотрелся бы тут сюрреалистично, но тут уже стоит внедорожник Чанбина, и «бугатти», вообще сложно сказать как сюда заехавшая. Впрочем, как Феликс когда-то давно прикидывал, если стаж водителя начинается с изобретения самого первого автомобиля… Сынмин же почему-то считает свой возраст от обращения, а не рождения. Хотя молодиться на второй сотне лет немного… странновато.       Но не страннее того, что Сынмин сейчас устраивает во дворе домика — идёт Чанбину навстречу, напирает, резко выплёвывая слова ему в лицо, будто действительно лая, как пёс. А тот — отступает к дому, и словно бы оправдывается:       — …ничего такого. Всего лишь маленькое уточнение.       — Я плевать хотел на твои оправдания!       Сынмин почти рычит и Феликс перехватывает Минхо за руку, чтобы он не вмешивался. Но и войти в дом у них не получится — никак мимо не пройти.       — Всего лишь уточнил, насколько свободные вы практикуете отношения, и не могли бы мы с тобой продолжать…       — Заткнись.       Сынмин произносит только это, но повисает такая тишина, как будто он все слова Чанбину в глотку затолкал. Настолько страшен у него взгляд абсолютно алых горящих глаз. А Чанбин — Князь. И наверняка сильнее их всех здесь. Но это больше не имеет никакого значения — Сынмин возвышается над ним с чувством полного превосходства.       Феликс толком не понимает, когда эти двое успели поссориться и из-за чего, они же всегда относились друг к другу… и вдруг — осознание. «Могли продолжать»…       Феликс чувствует себя так, как будто его в живот ударили. Нервно захлёбывается вдохом. Можно перетерпеть что угодно, но только не подобное от Сынмина. Только не он… и своё собственное беспомощное «Куда ты уходишь, ночь же?», не раз брошенное в спину Чанбину. Всё слязгивается, совпадает, срастается… но насколько вся эта тошнотворная ситуация касается малыша Яна? Неужели и его тоже… предадут? Но у Феликса нет сил даже на то, чтобы вдохнуть поглубже, не то, что попытаться на что-то повлиять.       Сынмин же, насладившись произведённым эффектом, продолжает:       — Не смей прикасаться к нему. А если хочешь с ним хотя бы поговорить, сначала хорошенько подумай над тем, что сорвётся с твоего поганого языка, Князь.       — Он не твоя собственность, Ким, — осклабливается Чанбин. — А ты его делишь.       Сынмин чуть склоняет голову на бок и прищуривается. Минхо почему-то это напрягает сильнее, чем ожидалось, Феликс тут же оказывается у него в объятьях, прижатым лицом к груди и остальной разговор лишь слышит.       — Я не собираюсь его ни с кем делить, ты меня плохо понял? Я просто не позволю тебе ему навредить. Или тебе показать, что будет?       — Нет! — отвечает Чанбин слишком уж поспешно.       И Феликс с удивлением слышит в его голосе… страх? И зачем Минхо его так прижимает к себе? На попытку освободиться — тихий шёпот:       — Просто потерпи, Ликси, даже если готов, ты поверишь. Потерпи.       Но ничего так и не происходит. Судя по звукам шагов, спорщики заметили их и разошлись, Сынмин как раз в их сторону:       — Не обращайте внимания. Заходите в дом.       Но только когда шаги отдаляются и хлопает дверь, Минхо наконец-то выпускает Феликса, и тот тут же возмущается:       — Да что случилось?       — Хотел тебя защитить. Хотя от дара Кима спастись невозможно. Всё же хорошо? Это реальность?       — Что? — недоумевает Феликс, пытаясь привести мысли хоть в какой-то порядок. — Какой дар, ты о чём? Какого хрена он вообще полез на Чанбина?       Осекается, против воли растянув губы в глупой улыбке — настолько двусмысленной кажется оброненная фраза. Вопрос без ответа — его в известность никто не ставил. Хотя ему казалось, что уж секса Чанбину всегда хватало, и дело в другом… как во многом он, оказывается, ошибался. Князь. Пусть и бывший. И как же глупо он себя сейчас чувствует — как ребёнок на вечеринке взрослых, который пытается притворяться таким же, вести беседы о вещах, в которых не смыслит, и наивно радуется тому, что никто якобы не замечает.       Минхо смотрит на него почти что с жалостью и словами только добивает:       — Ты разве не знаешь о том, на что он способен? О способности его дара? Иллюзии?       Феликсу хочется обхватить голову руками, сесть на траву и заорать. От осознание собственного бессилия и морального истощения. Но вместо этого разрешает себе лишь вымученно улыбнуться и пробормотать:       — Сынмин не из тех, кто часто пускает кого-то в свою жизнь.       — То есть это было… секретом? — не меньше его удивляется Минхо. — Хотя… это вполне в его духе, припрятать в рукаве колоду козырной масти даже от тебя. Но, похоже, известно уже многим.       — Да, — вымученно соглашается Феликс. — Он что-то вчера натворил, похоже.       — Но мы здесь не за этим, так же? Что-то с Ханом?       — Пойдём узнаем, — Феликс хватается за возможность действия.       В доме темновато, но глаза быстро адаптируются, когда они заходят в комнату — Минхо пропускает Феликса вперёд. Тот даже задуматься не успевает, что могло там ожидать. Но почему-то уверен, что уж точно не это.       Посередине комнаты прямо на полу сидит Чонин, а Хан — рядом с ним, только на подушке. Оба сжимают в руках по цветному контроллеру, голубому и розовому, и сосредоточенно пялятся в экран телевизора, изображение на котором разделено надвое. Безобиднейшее занятие — мультяшные гонки, только Хан неожиданно ругается так, что Чонин хмыкает, и тому приходится тут же извиняться. И заодно заметить гостей:       — Мою судьбу решают там, — неопределённо машет рукой, отчего его гоночная машинка на трассе вертится волчком, — Присоединяйтесь. Потом нас позовёте.       — Кого это «нас»? Я не хочу решать судьбу такого неудачника, как ты! Я чертовски плох в этой игре, но ты… просто ужасен!       Чонин улыбается, дожидается, пока Хан вновь вернёт себе управление машинкой, и только тогда серьёзнеет и кивает Феликсу. Во взгляде — тревога.       Собрание ведётся на заднем дворе, где разместились деревянные столики с лавочками и никому никогда не надобившийся гриль. Зачем он тут, Феликс не знает. Видимо, по коренящийся во всех вампирах привычке походить на людей, и покупать всякие тарелочки и кастрюльки на кухню. Феликсу иногда хотелось заняться готовкой, но пробовать еду было бы затруднительно. Да и для кого стараться?       Тут, помимо Чанбина и Сынмина, отпуск которого даже и не начинался, демонстративно отсевшего на самый край дальней лавочки, ещё Чан и Хёнджин. Князь заботливо обнимает своего солумейта за плечи, закутанные в шаль, а тот выглядит то ли больным, то ли испуганным, то ли смертельно уставшим. Феликс не успевает ещё толком со всеми перездороваться, как Чанбин, стоящей у стены, нарушает молчание:       — Вы все знаете, какой у Хана дар. И что начало происходить после того, как он вышел из этой… комы. Я виноват, как Князь, но речь сейчас не обо мне. О нём. С каждым днём… с каждым часом ситуация всё хуже. Он уже не может спать из-за чужих чувств, его с трудом удаётся отвлечь, и его сознание… постоянно ускользает. Он как губка для эмоций, — Чанбин делает такое движение, будто что-то сжимает в кулаке. — И как губка, совершенно не может это контролировать. Радиус способности только растёт и растёт… Вдали от города ничего не стабилизируется. Даже если он достигнет предела… сегодня в четыре утра он сказал мне, что в каминной трубе этого дома есть гнездо птицы, и она не выспалась. Он не шутил.       — И какие варианты? — холодно и сосредоточенно перебивает его Сынмин. — Антарктида и вечное одиночество?       Чанбин раздражённо сжимает губы, но подтверждает:       — Помимо очевидного, это всего лишь до первого учёного или пингвина какого-нибудь. Вариант — снова анабиоз и саркофаг глубоко под землёй. Пока мы все не найдём выход. Но… на третий день я обзвонил всех Князей…       — И такой случай был, — встревает в разговор Сынмин. — Ещё до моего рождения. Он до сих пор там?       — Кое-чего даже ты не знаешь, Ким, — Чанбин не злорадствует, лишь констатирует. — Лет пятьдесят назад саркофаг всё-таки откопали по записям в клане… эти китайцы всё хранят, наверное. То ли проверить, как там предок с подобными проблемами, то ли покормить по традиции и закопать обратно…       — Умер, да? — жалобно спрашивает Хёнджин.       — Хуже. Окончательно сошёл с ума. То ли ещё во время сна, то ли сразу же, как его разбудили. Ухода от последствий подобного дара… просто нет.       — Не может быть, — уверенно отвечает Чан. — Если мы пойдём на эти меры, то обязательно что-нибудь придумаем.       — Князь, — немного снисходительно и устало отвечает Чанбин. — Я не сомневаюсь, что мы бы что-то придумали. За пару сотен лет, наука шагнёт вперёд и всё такое. Но у нас нет даже дня. Нет никакого времени на эксперименты. А его организм и разум… слишком истощены. Кровь не поможет. Вместо анабиоза он умрёт, вот и всё.       Повисает напряжённая тишина. Феликс слышит, как деловито гудят пчёлы на поляне, разыскивая цветы с утра пораньше. Как тяжело дышит Минхо. Как Сынмин скребёт ногтем деревянную столешницу. Как Хёнджин глубоко втягивает воздух, словно давя рыдания. Чан, кажется, и вовсе забыл про дыхание. Феликс решает быть сильным за них всех. Получается:       — Мы пришли попрощаться?       Чанбин словно ждал этого вопроса и готовился к нему:       — И да, и нет… есть один способ. Потребуется помощь очень талантливого врача, но это не проблема. И китайские друзья прислали мне часть своих статистики и наработок. Теоретических.       — Не томи, — взрыкивает Сынмин.       — Избавиться от дара можно механически. Разрушив часть мозга и поместив туда, скажем, алмазный клинышек… я не разбираюсь. Что-то такое, что будет препятствовать регенерации.       — Может сработать, — снова подаёт голос Сынмин. — Я больше трёх недель жил с пулей внутри… было дело. И никуда она не девается. А если проткнуть любого из нас насквозь, протянуть цепь и…       — Замолчи, — капризно вскрикивает Хёнджин. — Не надо такого, только не с Хани!       — Очень хорошо, — не обращая внимания, радуется Чан. — Решение есть, и что требуется? Деньги? Какая-то другая поддержка?       — Уже не надо, — несколько резко отвечает Чанбин. — Хёнджин мне прислал контакты, остальное помощи не требовало. Дело в другом. Операция по подавлению дара требует повреждения мозга и помимо этого… штыря. И никто не сможет предсказать, что будет.       — Он потеряет память, да? — жалобно тянет Хёнджин и всё-таки шмыгает носом.       — В лучшем случае, — Чанбин говорит быстро, убеждая. — Может, частично. А может и не память, а личность.       — Или ничего не получится, — несколько жёстко добавляет Сынмин.       — Или. В любом случае что-то изменится. А если не получится совсем… мы с ним приняли однозначное решение.       — Значит, всё-таки прощаемся, — подытоживает Минхо.       — Я первый, — решительно вызывается Сынмин. — Ждать нельзя.       Возвращается в дом, и оттуда почти тут же выходит Чонин. Садится на пустующее место и словно оправдывается:       — А я не хочу прощаться. Нас это только травмирует. И я верю, что всё будет хорошо!       Похоже, его и Сынмина Чанбин уже успел ввести в курс дела заранее. До того, как возник конфликт. Феликсу перед собой немного стыдно, что он продолжает думать о мелочах, когда происходит… такое. Словно пытается отгородиться от происходящего, уцепиться… так начинается нервный срыв?       Смерть он видел, и не раз. И людей, и вампиров. Она страшила, но никогда ещё не подходила настолько близко, не угрожала кому-то столь… дорогому. Ещё пару дней назад Хан улыбался, поглаживал по плечу и готов был решить все его проблемы… а Феликс теперь бессилен ему помочь. Найдёт ли он хотя бы слова?       Сынмин возвращается, молча садится радом с Чонином, кладёт голову тому на плечо и закрывает глаза. Словно у него села батарейка. Всё же и он… совсем не железный, и своих проблем полно. Феликс хочет попробовать на него хотя бы разозлиться, но не выходит. Интрижки кажутся смешными и любопытными, и не более того. То, что сжимало рёбра и сбивало дыхание, уже не кажется предательством. Несущественная мелочь.       Вторым идёт Хёнджин. Возвращается быстро, без стеснения рыдая в рукав безразмерной кофты. Утешить себя Чану не даёт, толкает к домику, его очередь.       Феликс бросает взгляд на Минхо, но тот качает головой. Значит, идти первым. Толком не понимая, зачем. И не зная, что говорить.       Но, удивляясь самому себе, уверенно сменяет Чана. В доме уже слегка душновато и стены давят. А ещё этот полумрак…       Джисон, однако, кажется всем довольным. Улыбается, как только Феликс заходит в комнату. Тут же утешает:       — Ты справишься. Все вы справитесь. Я думал, ты не придёшь. Или как наш новенький, закатишь истерику и дверью хлопнешь. Не будешь же реветь?       Феликс чувствует, что ему просто необходимо разрыдаться. Уродливо, в три ручья, с подвыванием, размазывая по лицу сопли. Как лекарство. Необходимо… и невозможно.       — Не буду. И я не знаю, что сказать, — честно признаётся.       — Вот на кой вам всем обязательно нужно что-то говорить? — возмущается Хан. — И так знаю, что вы чувствуете. Но никогда бы не подумал… что я вам настолько дорог. Вы чего ваще устроили? Это же всего лишь я, Хани, бесплатный психолог. Ну кто я?       Феликс подходит к нему и обнимает. Хану тяжелее. Они теряют только его. А он — их всех.       Стоят они так долго, просто утешая друг друга присутствием, пока Хан не жалуется, отстранившись:       — Я в тепле спать хочу. И не могу. Больше никто не придёт?       — Минхо, — отвечает Феликс и поправляется: — Если захочет.       Понимает — это всё. Разворачивается и уходит сразу. Без последних взглядов и слов, которые действительно не нужны. С Минхо обменивается лишь взглядом, но тот идёт не сразу, говорит неожиданное:       — Я отвезу его куда нужно. Останешься тут?       Феликс рассеяно кивает и становится рядом с Чанбином у стены. Чонин и Сынмин так и продолжают сидеть, только Чонин что-то быстро и нервно перелистывает в телефоне. А вот Чана и Хёнджина поблизости нет.       — Пошли прогуляться, — тихо сообщает ему Чанбин. — Тут недалеко есть озеро.       — А ты что же?       — Минхо так решил. Сказал, что ему тоже хочется уехать подальше. Я передам ему всё необходимое и он… справится лучше. Там, возможно, придётся… надавить. Я уже… немного устал. А ты присмотришь за его котами, типа того. Ёнбоки, тебя отвезти?       — Да, — неожиданно для самого себя отвечает Феликс. — Отвези. В особняк… всё равно. Куда угодно.