Влюбилась...

Миллер то и дело зевала. Выспаться ей так и не удалось, благо проекты весенней коллекции она разработала задолго до презентации зимней. Баронесса выглядела, напротив, бодрой и собранной, хотя тончайший шлейф алкогольных паров, старательно замаскированных под парфюмом, всё же говорил, что вечер после презентации леди провела куда как более весело, чем девушка. Проекты были выложены на стол, и Эстелла внимательно с замиранием сердца впилась взглядом в склоненную над ними фигуру баронессы. В довольно смелом вырезе рабочего костюма нежного кремового оттенка виднелась грудь её светлости, украшенная кулоном на тонкой золотой цепочке. Легкий металлический отзвук, шум вдыхаемого и выдыхаемого воздуха, мягкое шуршание плотной ткани обволакивали восприятие Эстеллы. Находиться словно в облаке баронессы ей было невыносимо приятно. В голову настойчиво лезли фривольные фантазии. Баронесса сняла очки и быстро перевела взгляд на помощницу, чей мечтательно расплывчатый взгляд был излишне томным. Эстелла, поймав на себе укоризненное молчание, смущенно прокашлялась в кулак, пытаясь сосредоточиться на реальном положении вещей, а не на сосках баронессы, которые в своём воображении уже обводила языком. — Эти проекты интересны, но концептуально я пока не вижу их целостности, — начала разговор баронесса спокойным размеренным деловым тоном. — Вы все сейчас предлагаете мне интересные проекты, но они не объединены, разрознены. Я пока не могу найти то самое зерно, опорную точку, основную идею. Общее собрание дизайнеров состоится сегодня вечером. Баронесса устало присела на стул. Было видно, что события последних дней вымотали и её, хотя привычка держаться собранно, выработанная годами, брала верх. Миллер затаённо посмотрела на леди, предвкушая предстоящую вечеринку. На собрании дизайнеров найти общий концепт так и не удалось. Баронесса всех отправила работать. Миллер снова задержалась после, что уже не вызвало такого бурного обсуждения в кулуарах, как прежде, но по-прежнему оставило несколько вопросительных взглядов со стороны старой команды. — Да? — спросила баронесса, не отрывая взгляда от пробковой доски с перечёркнутыми эскизами, словно затылком чувствовала Миллер и её повисший в воздухе вопрос. — Э, я вот тут подумала, что модный дом никогда рассматривает создания линейки детской и подростковой одежды… Кутюрье резко развернулась. Её взгляд вмиг сделался очень жёстким. — И никогда не будет рассматривать. — Но это потеря большого рынка сбыта… — Я повторю. Мой модный дом никогда не рассматривал и не будет рассматривать создание детской и подростковой линии одежды. Я надеюсь, что я ясно выразилась? — в голосе баронессы прозвучала угроза, от которой повеяло холодом. Эстелла несколько оторопела. — Да, понятно. — Если это всё, то ты свободна, — отчеканила леди. — Да, это всё. Миллер вышла из кабинета в странном смятении чувств. Что бы это могло значить? С этим вопросом она решила обратиться к главной закройщице Нонель, которая работала с баронессой с самого основания модного дома. С виду грозная и строгая, темноволосая с несколько грубоватыми чертами лица Нонель, прозванная штанкет циркулем за прямой и резкий бескомпромиссный характер, на самом деле была женщиной адекватной и умеющей просто объяснять сложные вещи. Её стального цвета внимательные глаза окатили Эстеллу сдержано сурово. Закройщик терпеть не могла когда её отвлекали от работы. — Нонель, простите за беспокойство. — Пожалуйста, сразу к делу, — вставила не любившая предисловий женщина. — Я хотела спросить, почему баронесса так резко реагирует на предложение о создании детской и подростковой линии одежды? Нонель внимательно посмотрела на Эстеллу. — Выйдем в курилку, — сказала она тихо. Уже в курилке закройщица, ещё раз внимательным взглядом просканировав собеседницу, словно думала, стоит ли ей доверять, ответила: — Много лет назад баронесса потеряла единственного ребенка во время родов и после этого уже никогда не могла иметь детей. Это её личная травма. Поэтому прошу никогда не заговаривай с ней вообще на подобные темы. Я надеюсь, ты девушка умная и поэтому сделаешь верные выводы и не станешь болтать за зря об этом. — Конечно, конечно, — ответила Эстелла, смущенно затягиваясь. Вернувшись из курилки, Эстелла посмотрела наверх, где в прозрачном кабинете баронесса разговаривала с адвокатом Роджером. — Да вы полны сюрпризов, ваша светлость, — под нос прошептала она.

***

Вечер пятницы выдался промозглым и холодным. В угнанной машине с логотипом компании по борьбе с грызунами и тараканами сидели трое, не считая двух собак. Эстелла в белоснежном плаще, накинутом поверх платья, и двое её закадычных друзей, что щеголяли сшитой на днях формой. Костюмом крысы щеголял и пёс Глазик — верный помощник Хораса во вскрытии замков. — План действия помним? — переспросила Эстелла, которую слегка колотило от нервного возбуждения. — Ессено, — вальяжно ответил, никогда не волнующийся Хорас. Джаспер быстро и невнятно улыбнулся. Он обычно нервничал всех сильнее, но на правах самого старшего в команде никогда не позволял себе показывать слабость. — Ну тогда, всем удачи, — сказала Эстелла. Она медленно шла, хрустя каблуками туфель по гравию дорожки. Шла и сомневалась в абсолютной правильности своих действий. Перед тем как перешагнуть порог поместья, Эстелла замерла. Было поздно что-то менять, ребята уже ушли на свои позиции. Но Эстелле вдруг отчаянно захотелось не делать того, что она задумала. Вдруг обиды показались какими-то детскими, желание стать самостоятельным дизайнером — какой-то бравадой самовлюблённого гордеца. Что это? Эстелла улыбнулась швейцару, что распахнул перед ней дверь. Минутная слабость? Страх? Нет. Она лучшая. Её платье великолепно. Она достойна того, чтобы дышать полной грудью и ни на кого не оглядываться. Ей душно и тесно в доме баронессы. Ей душно и тесно среди кринолинов и корсетов. Роскошно-отчаянно-провокационное красное платье, перекроенное и ассиметричное, неровное, словно бритвой по венам в отчаянном порыве доказать: «Ей вы, взрослые, грубые, упитанные, сонные, смело закрывающие глаза на тех, кто внизу, на тощих, израненных и голодных! Взгляните же на меня, взгляните и ужаснитесь! Я ваш новый прекрасный честный бог, говорящий вам смело: я презираю вас!» Шаг, упрямо, манерно с дрожью в руках. В парадной зале произошло немало изменений с тех пор, как Эстелла видела её в последний раз. Чёрные деревья с голыми ветвями образовывали причудливую арку. На ветвях блестел белый сияющий снег. Арка заканчивалась чёрно-белой лёгкой занавесью, которую распахивали два лакея с лицами, наполовину чёрными, наполовину белыми. Весь зал был украшен чёрными и белыми розами, ромбами, причудливыми фигурами. Огромные белые торты возвышались как груды снега. Рядом с ними на белоснежных тарелках лежали чёрные пирожные и закуски. Чёрная икра на белом хлебе. Белое масло на чёрном хлебе. Белое мясо птиц и рыб. Белые колбасы. Чёрные колбасы. Чёрные раковины с белоснежным нутром и нежной скользкостью деликатесного угощения. Искристо прозрачное шампанское в невесомом хрустале фужеров. Сказка, а не бал. И посреди этого сказочного королевства стояла царица ночи. Высокая, словно вавилонская башня причёска, высокий округлый стоячий воротник, длинный шлейф рукавов, что струился двумя чёрными змеями вслед подолу чёрно-белого платья. Баронесса стояла к Эстелле спиной, держа в руке витиеватую маску на длинной ручке. Бал был в самом разгаре, и на запоздалую гостью ровным счётом никто не обращал внимания. — Непозволительная невнимательность, — сказала Эстелла улыбнувшись и потянулась рукой до самого нижнего фужера, что стоял в основе огромной пирамиды фужеров, поставленных друг на друга. Хрустальный звон бьющегося стекла заставил обернуться всех гостей. Кто-то даже рассмеялся, принимая инцидент за новый элемент шоу. Жюль Линовски стоял рядом с баронессой, держа в руке стилизованный лорнет. — Qu'est-ce que c'est, Jules? Je ne me souviens pas de ce que ce serait dans le script? — спросила баронесса тихо, словно в этом была необходимость. — Ce n'est pas mon idée , — ответил постановщик бала.