***
— Она сейчас не дома, приходит обычно к семи вечера, иногда за полночь, но сегодня ушла позже обычного. Была в магазине, завтракала в кафе. Сейчас гуляет с собакой. — Спасибо, — баронесса протянула молодому человеку без каких-либо запоминающихся черт, что сидел с плотно надвинутым на лицо капюшоном, конверт.***
Ключ повернулся в замке легко. Зайдя в квартиру, баронесса аккуратно и быстро закрыла за собой дверь. Квартира представляла из себя типичную лондонскую однокомнатную малогабаритку с чем-то похожим на кухню. В сердце баронессы ёкнуло. Пол и стены квартирки были завалены эскизами, рисунками. В углу прихожей стояли рулоны с тканями. В комнатке на большом столе перед окном старая швейная машинка. Баронесса прошла вперёд, ступая прямо по чертежам и эскизам. Она зашла в комнату и присела на краешек кровати. Воспоминания, как липкий ком, скользили в голове. Точно такая же малогабаритка, такая же захламленная и дикая, только на полу не эскизы, а бесконечные фото. Они везде: на столе, стульях, стенах, полу. И только на кровати двое: неприлично счастливая женщина, стонущая в голос, и молодой кудрявый парень, что вжимал её в простыни. Они занимались любовью целый день, чередуя объятия и поцелуи с перерывами на кофе. Чертовски хороший кофе, надо сказать. Франсуа понимал в этом толк, как и толк в женской красоте. Большая часть его работ были посвящены женщинам и сделаны в стиле ню. Чтобы создать портрет баронессы, Франсуа арендовал даже не фотостудию — помещение театра. Там среди сусального золота и старого плотного бордового бархата он и запечатлел её, словно Рембрандт Данаю. Она лежала к камере спиной, но её лицо отражалось в зеркале. — Почему именно так? — смеясь спрашивала она. — Потому что ты для всех вечная загадка. Твоё истинное лицо всегда в тени, все видят лишь твоё отражение и только тогда, когда на тебя направлен свет. — И всё равно я старше тебя. Тебе придётся видеть моё угасание, — говорила она ему, обвивая ногами. — Не придётся. Я подарил тебе вечность, моя дорогая Белль. Ты будешь вечно молода и вечно желанна. Пройдут года. Не станет ни тебя, ни меня, а это фото будет жить и будет вдохновлять других на вечные подвиги любви. Он так и не увидел её угасания. В такой-же малогабаритной квартирке он умер на её руках. Приступ. Наследственная болезнь, что-то с головным мозгом или сосудами. Она не запомнила диагноза. Это было страшно. Она ничего не могла сделать, просто держала его голову в руках, пока тело билось в конвульсиях. Приехавшие медики констатировали лишь смерть. Баронесса оторвалась от горьких воспоминаний. В голове звучал весёлый смех Франсуа и его вечный вопрос: — Ну как можно жить в таких больших пространствах? Это же всё надо заполнить собой. Здесь в этой маленькой комнатке всё было заполнено Эстеллой, а ещё ей. На столе и полу лежало множество рисунков обнаженной фон Хеллман, полуодетой фон Хеллман, томной фон Хеллман, чуть оголённой фон Хеллман. Баронесса подняла с пола несколько рисунков и положила в свою сумочку. Входная дверь хлопнула, и Ванесса повернула голову в сторону звука. В дверном проёме, обалдело хлопая ресницами, румяная с прогулки стояла Эстелла, чьи разномастные волосы скрывало кепи. Она смотрела вперёд и не могла поверить, что видит реальную картину. В её комнате, на её кровати сидела сама кутюрье — баронесса Ванесса фон Хеллман, что тревожно и выразительно смотрела на неё. Этот миг так плотно врезался в память Эстелле, что ей показалось, что время остановилось. Запах дорогих духов, шелест бумаги, лёгкий скрип пружин кровати, мягкий стук массивных серёжек, распахнутые с удивлением голубые глаза, чуть приоткрытые губы в красной помаде, голова в чёрной чалме. Что это личный блаженный сон или правда? Неужели баронесса не призрак? Дружок залаял в опережение всех мыслей, точно давая хозяйке знать — в доме чужой. Эстелла в два приёма, отправив Дружка на кухню и закрыв дверь, настороженно прошла вперёд, сбрасывая уличную одежду прямо на ходу. — Доброе утро, если это не розыгрыш, ваша светлость, — поприветствовала она баронессу сиплым от волнения голосом. — Почему я должна быть розыгрышем? — спросила в ответ леди. Эстелла пожала плечами, продолжая неспешно приближаться к кровати. — Я не вышла на работу, поэтому её светлость решила прийти ко мне? — пошутила Эстелла, тем временем внимательно глядя за тем, что сумочка баронессы была расстёгнута, и одна из рук, облаченных в тонкие кожаные перчатки, была внутри. — Мы с тобой в прошлый раз плохо объяснились, — тихо и спокойно произнесла баронесса, наблюдая за тем, как плавно Миллер прошла по комнате и присела на краешек заваленного вещами стула. — Возможно, — ответила Миллер, не сводя взгляда с руки в сумочке. — Вы меня убить пришли? — спросила она напрямую. — Убить? Ха-ха, о, что ты, нет. Я что по-твоему такая дура, чтобы марать руки убийством? Я бы даже если и планировала тебя устранять, то делала бы это не своими руками. Эстелла заметно напряглась. — Тогда чего вам надо? — Поставить все точки над и. Я так понимаю, ты решила уволиться? Бросить меня накануне весеннего показа? Эстелла округлила глаза. — Вы что реально только о показах думаете? — Я думаю обо всем, Эстелла, или тебя теперь лучше Круэлла называть? Что это вообще за имя такое? — Вот такое вот имя, — ответила Эстелла, немного криво улыбнувшись. — Какая жизнь, такое и имя. — Ммм, по этой логике мне тогда бы стоило зваться Стоунхенджем, — пошутила баронесса с абсолютно серьёзным лицом. — Это почему? — Потому что такая же древняя, и хрен сдвинешь с места, девочка, — уже с более угрожающей интонацией ответила баронесса. Эстелла промолчала, а леди продолжила: — Значит ты решила бросить мне вызов? — Да, — коротко, глядя исподлобья, ответила Эстелла. — Учти, я не случайно тебе сказала, что фактор успешности модельера — это умение убивать. Станешь моим конкурентом и тебе не жить. Тропа войны это не те тепличные условия, которые я предоставляла тебе всё это время. И вот вопрос потянешь ли ты против отлаженной годами системы без опыта лишь на одних чистых амбициях? — Посмотрим, — вдруг резко и игриво ответила Эстелла. — Хорошо, — ответила баронесса, чуть откинувшись назад. — Я даже прощу тебе твоё дерзкое проникновение на мой зимний бал. Тебе хотелось заявить о себе, ты заявила. Я даже закрою глаза на то, что ты решила уйти от меня и, видимо, открывать свой бренд. Я прощу и это. Только уйти я тебе не позволю. Уйдешь — тебя точно найдут на дне Темзы. И ещё одно, — спокойно продолжила леди, словно говорила о погоде. — Верни кулон, который ты украла у меня, — баронесса взяла паузу на то, чтобы перевести дыхание. Эстелла слушала её, замерев. — Этот кулон имеет название «Слеза махараджи». Так называется не сам кулон, а бриллиант, что вставлен в него. Кулон мне подарил принц Абу Сали, наследный принц короля Марокко Амир Шейна. Принц хотел жениться, но ни я, ни король Амир Шейн не поддержали его инициативу. Тогда принц сделал самый большой заказ в истории моего модного дома. Он заказал пошив нарядов всему своему гарему. В общей сложности дом пошил около четырёхста предметов гардероба, за что королевская семья выплатила просто астрономическую сумму. Когда заказ был выполнен, принц попросил только об одном: единственную ночь в объятиях любимой женщины. После этого он подарил мне кулон с одним из самых печально известных бриллиантов на свете. На следующий день принц повесился. Эстелла слушала эту историю со смесью ужаса и подозрения, мол на кой ей сейчас мозги запудривают. — И чем же так печально известен этот бриллиант? — спросила она чуть манерно. — Как раз вот такими трагическими историями любви. В тот день, когда я его надевала, была годовщина гибели принца. Продать твоим дружкам "слезу махараджи" вряд ли удастся, да и потом с таких инвестиций лучше модный дом не открывать. — Да с чего вы взяли вообще, что кулон у меня? — Даю тебе сроку неделю, потом ваша шайка лейка отправится в полицию, — отрезала баронесса, не слушая Миллер. — Позвони сегодня в офис, скажи, что неважно себя чувствуешь. Завтра приступай к рабочим обязанностям, — закончила леди сверхсерьёзным тоном и сверкнула глазами. — Стоп, стоп, стоп, ваша светлость, — Эстелла подняла руки и встала со стула. — Попридержите коней. Как у вас всё ровно и гладко, раз, и словно ничего не было. Нет, так не бывает. Так не бывает. Я не тряпка, об которую можно вытирать ноги, я не девочка, которой прикажи, и она побежит. Вы что-то забыли, что вчера произошло между нами. Вы конечно смелая женщина, необычная. Я во всяком случае до вас подобных не встречала, но, чёрт побери, вы одна являетесь в дом ко мне, что вчера вас к стенке прижала, чтобы поставить какие-то условия? Вы точно нормальная? Баронесса спокойно глянула в перекошенное от эмоций лицо Миллер и лишь крепче сжала в руке перцовый баллончик. — Или я может чего-то не понимаю? — спросила Эстелла. — Вам не кажется, что вы неверно оценили баланс сил? — А ты так уверена, что я одна? — спросила баронесса, саркастически поднимая левую бровь. — Ты уверена, что моя рука не на пульте сигнализации, и попробуй ты дёрнуться в мою сторону, сюда влетят весёлые мальчики? — Это случаем не те, которые лапки зализывают с зимнего бала? — нагло спросила Эстелла, и лицо её перекосилось. В одно мгновение, слово гепард, Эстелла кинулась на баронессу, вцепляясь в её руку, что была в сумочке. Сумочка полетела в сторону, баронесса оказалась навзничь на кровати, а Эстелла сверху, придавливая её светлость своим весом. Мгновение, чтобы обменяться разъяренными взглядами, и борьба продолжилась. И снова верх одержала Эстелла. — Проиграли, ваша светлость, — прошипела Эстелла, придавливая руки фон Хеллман коленями. Баронесса лежала перед Эстеллой словно распластанная, словно пойманная в силки рыба. Леди тяжело дышала и смотрела на лицо своей пленительницы. Миллер быстро склонилась к лицу её светлости и поцеловала в едва трясущиеся губы. — Почему же ты так слабнешь, если так меня ненавидишь? Почему трясутся твои губы, почему сама дрожишь? — спрашивала Миллер в каком-то диком возбуждении, не понимая откуда у неё в этот момент было столько сил. Баронесса лишь молчала в ответ, но глаза её молили о пощаде. Эстелла не щадила никого, никогда. Она нежно провела рукой по шее, по щекам леди, стянула с головы чалму, распахнула в бело-чёрную сеточку пиджак, и очертила рукой силуэт изысканной груди в полупрозрачном чёрном бюстгальтере. После чего сжала рукой сосок баронессы и поцеловала её глубоко с языком, вызывая грудные низкие стоны. — Не врите, ваша светлость, что вам это всё не нравится, — прошептала Эстелла быстро и жарко прямо над самым ухом. У Ванессы все волосы стояли дыбом. Она была словно под гипнозом и не могла пошевелить ни рукой, ни головой. Брелок, что лежал в кармане пиджака, уже был в её руке, но пальцы она разжала, и брелок упал в груду эскизов с едва заметным стуком. Миллер гладила баронессу по груди, по животу, целуя в шею, губы, ключицы. Её тонкие холодные пальцы проникали под юбку, меж ног, вызывая волны мурашек. Снят пиджак, отброшен лифчик, и губы ласково сомкнулись на ореоле соска. Снова малогабаритная квартира и двое сходят с ума от страсти на постели среди заваленной эскизами комнаты. Каждое прикосновение — сноп мурашек. Смелое, жадное. Мокрые поцелуи, словно змеи-соблазнительницы, скользящие по телу, неприлично, пошло, затягивающе, приятно. Пальцы, ныряющие в жаркую глубину меж ног, пульсирующие, нежные, настойчивые, требовательные. Не каждый мужчина целовал Хеллман с таким напором и с таким желанием. Когда баронесса почувствовала меж ног скользость языка, она не выдержала, проваливаясь куда-то в блаженную бездну. Стыд отошёл на двадцатый план, было лишь одно дыхание в унисон, движение в такт, как пульс. Но когда головокружение прошло и эйфория отпустила, баронесса почувствовала, что лежит на влажной смятой постели под взмокшим телом Эстеллы Миллер, что долго и протяжно целовала её в шею. — Ну что, пришла в себя? — ласково спросила она баронессу и нежно провела рукой по клитору, отчего леди судорожно вздохнула и сжала ноги. — Я… я… — Ты только что переспала с женщиной, поздравляю, — сказала Миллер, нежно отводя с лица любовницы мокрый локон. — И, кажется, тебе понравилось. — Ты чудовище, — прошептала баронесса. — Зато всё твоё, — ответила с придыханием Миллер и запустила палец внутрь баронессы, отчего последняя глубоко охнула и изогнулась от наслаждения.