Влюбилась...

— Леди сейчас не может подойти к аппарату, — важным голосом ответил Джон. — Хорошо, тогда жду её звонка, — ответили на том конце провода. Джон аккуратно положил трубку. Вся его степенная сдержанность и невозмутимость лица на самом деле никогда не отражали истинного характера, истинного состояния души. Кто бы знал, что Джон — ранимый романтик, которому необходимо было выносить из себя бурю эмоций. Поэтому он так любил, когда кто-нибудь из плеяды любовников леди совершал проступок. Поэтому он любил выезжать с леди на разборки, освобождаясь от боли и бессилия, удачно прикрывая их нуждой оправдывать должность и зарплату. И вот никогда не ревновавший леди к другим мужчинам Джон вдруг почувствовал колкое возбуждение не то страха, не то ярости. Его тело неприятно покрыли тысячи мелких иголочек, и строгий костюм показался душным. Острое беспокойство пробралось в ум. Какие бы мужчины не были с леди — Джон знал, она останется только с ним, со своим проверенным, надёжным слугой. А теперь он не знал, что думать. Да, он ненавидел леди Хеллман за то, что она, сблизившись с ним, никогда не позволяла ему чувствовать себя мужчиной, равным партнёром или любимым человеком. Уж лучше бы этих отношений не было. Неприятно быть вещью: удобной, старой вещью к которой привыкли. Но Джон в первую очередь был тем, кто заботится. Он знал, что леди никому не позволит так заботится о себе, как ему. Она мало кому доверяла. В этом и состояла их странная запутанная взаимосвязанность отношений, которые по идее не должны были переходить за черту интимной близости, но почему-то перешли, причиняя неудобства обеим сторонам. При этом порвать порочный круг как оказалось взаимного сексуального дискомфорта они не могли. Привычка решала слишком многое. Джон привык, что романы леди все были недолгими. Но вот теперь с приходом этой молодой самоуверенной девушки с рыщущими глазами голодной помойной дворняги, Джону стало не по себе. Её влияние на леди было неоспоримым и слишком сильным. Чтобы Хеллман легла в одну постель с женщиной? Уму непостижимо. Аристократка консервативных взглядов, рьяно осуждающая любое проявление однополых увлечений, теперь сама на это решилась? Или что-то произошло с баронессой, или эта молодая особа обладала необъяснимой притягательностью. Во всяком случае здесь была скрыта какая-то тайна, о которую Джон боялся сломать голову. Поэтому он решил сделать вид, что, как всегда, ничего не заметил. В гостиную влетел Джеффри, по мнению Джона, вечно встрёпанный как воробей, что вырвался из лап кошки или как погорелец, спасшийся от огня в три часа ночи. — Леди фон Хеллман у себя? — спросил Джеффри с разворота, дыша как марафонец с пробега. — В мастерской, но она сейчас занята, — ответил Джон без эмоций, бережливо укладывая на поднос чайные принадлежности. — А я… — Вам лучше всего подождать её здесь. Чаю, мистер Холланд? Джеффри рассеянно кивнул и сел на диван за низкий чайный столик её светлости, нервно поглаживая кожаный ежедневник. Джон выдохнул и начал обычную ничего незначащую светскую беседу. — Как дела? — Дела? А! Нормально, — ответил Джеффри, явно не слушая вопроса. Глаза секретаря возбужденно блестели, впрочем, это происходило довольно часто. Джон с высоты своего роста и возраста понимал, что Джеффри был не только преданным работником, но и ещё одним бессмысленно и безнадёжно влюбленным в леди мальчиком. Именно мальчиком и именно бессмысленно и безнадёжно влюбленным. Джеффри же, в свою очередь, побаивался смотреть в сторону Джона. Брутальность и спокойствие дворецкого пугали его. Джеффри, иной раз стоя рядом с Джоном, сильно комплексовал. Тут несложно было поверить слухам, что он был любовником леди. Выбор фон Хеллман был понятен, хоть и неочевиден. Зачем при таком количестве поклонников спать с дворецким? Но всё же Джон со смешной фамилией как у хоббита, никогда ни единой чертой не напоминавший полурослика, был интересен для женщин. Любился им такой лысый и брутальный кареглазый типаж с густыми красиво очерченными бровями, тонким носом и скрытой таинственной страстью во взгляде. Джеффри часто слышал шепотки служанок, мечтавших завести с Джоном романтические отношения. Про него же самого женщины шептались мало или в комическом ключе. Что поделать, если природа наделила худым телосложением? Что поделать если он выглядел нелепо в попытке сделать всё чётко и вовремя. Главное, что баронесса ценила его труды, воспринимала его как продолжение своих рук, а с недавнего времени увидела в нём и друга. Леди Хеллман вошла в помещение стремительно и как будто не в духе. Сев в кресло за всё тот же чайный столик, она с прищуром посмотрела на Джона, который поставил перед леди чай и угощение к чаю. Джеффри, даже не успевший притронутся к своей чашке, с приходом леди тут же взлетел со своего места и вытянулся по струнке. — Ваша светлость, у меня срочные новости. Леди подняла вверх указательный палец, призывая Джеффри к тишине. Она ещё пила чай. В делах баронесса любила обстоятельность, а не спешку, умение услышать все аспекты на трезвую голову. А сейчас голову леди Хеллман назвать трезвой можно было лишь отчасти. — Говори, — наконец-то позволила она ему. — Наш отдел аналитики прислал сводку…

***

Эстелла неуверенно выглянула из-за двери. В гостиной находились люди к которым у неё было кардинально разное отношение: пофиг, ненавижу, обожаю. Эстелла с удовольствием прогнала бы всех кроме леди. Странная получалась история. И Круэллу, и Эстеллу вроде бы загнали в угол, но чувства паники при этом не было. Эстелле сейчас хотелось поговорить с Хеллман. Увидеть в глубине глаз, что это не шутка, что вся любовь её светлости — искренний акт, а не сверхграмотная, продуманная до мелочей манипуляция. Круэлле было важно не паниковать, а найти единственно верный выход из ситуации. Но и Круэлла млела и притихала от объятий и поцелуев, что позволяло лишний раз слабой Эстелле тихо пискнуть где-то в недрах сознания: «Не надо, Хеллман же такая хорошая, красивая, добрая». Эстелла понимала, что Круэлла лишь порождение её же разума, что это маска силы и боли, которые она всегда прятала за рыжими волосами слабачки и неудачницы Миллер. Круэлла при любой возможности рвалась наружу, как борец за справедливость и равноправие, как титан, чувствующий в себе силы к перевороту этого мира. Но для Эстеллы было отрытием, что и Круэлла остужала свои порывы, когда нежная рука касалась щеки, губ, плечей и живота. Словно не было в мире силы могущественнее, чем нежность. Когда Эстелла вошла в гостиную, все разговоры смолкли и три пары глаз уставились на девушку. Эстелла чувствовала себя как вор на месте преступления. Джеффри смотрел на неё так, словно хотел дать в пятак с разворота. Шкафоподобный с выражением лица «мне насрать», выглядел как бандиты из кино. Да, такой и яда в чай подольёт не моргнув глазом. И только её светлость смотрела так, что на её лице читалось: «Твою мать, ты ещё здесь, вали от сюда, недоразумение, а не то я быстро переменю милость на гнев». Баронесса улыбнулась. — Эстелла, ты закончила? — Да, ваша светлость. — Джеффри, проводите мисс Миллер к начальнику охраны. С этого времени она поступает в его распоряжение. Он в курсе. — Слушаюсь, ваша светлость. Джеффри поклонился, вытянувшись в струнку. Затем, зыркнув из-под очков на Миллер, взглядом позвал её за собой. Когда молодые удалились, баронесса впилась пронзительным взглядом в лицо дворецкого. — Ну и не надо такую морду кривить. — Я совершенно спокоен, ваша светлость, — ответил Джон степенно и с красивой интонацией. — Ага, давай давай, порассказывай мне. Ты ведь видел? — Что видел, ваша светлость? — Я ещё сама ничего не могу понять в этом. Я втянулась в какую-то мерзкую и нездоровую игру. Мне это не нравится, но это так затягивает. — Я просто как обычно буду рядом, молчаливый как стена. — Уж сделай любезность. Кстати, Джон. Чай просто бесподобен. — Спасибо, миледи. Вам звонила ваша троюродная племянница. — О, господи, её ещё не хватало. Принеси телефон. — Слушаюсь.