Часть 44. Когда некоторые старые дуры творят некоторую хрень, то иногда выходит хрень
29 апреля 2022 г. в 02:22
Баронесса то и дело бросала на Джеффри незаметные взгляды: то сквозь призму очков, то через зеркало, то вскользь мимоходом. У Ванессы было прекрасно развито боковое зрение. Мальчику было отчаянно плохо, но он не выдавал этого ни словом, ни взглядом. Предельно собранный и профессионально ведущий себя во всём. Он был достоин уважения только за то, что был по-настоящему мужчиной — ни нытиком, ни размазней, ни озабоченным идиотом. Но ей было хреново от того, что она, задев его чувства, убивала их на корню. Он явно не заслуживал этого. Ну почему в неё, почему не в женщину его возраста? Да, с одной стороны она знала ответ. Вся её работа сводилась к тому, чтобы нравиться. Но в «нравится» Джеффри лежало что-то более глубокое.
Поматерившись у себя в кабинете, покурив на улице, Ванесса уставилась на своё зеркальное отражение:
— Ну что ты творишь, старая дура? Была случайность, была потеря лица. Или ты мне скажешь, что случайности не случайны? Начать спать с мальчиком… из жалости? Ты в своём уме! Но ты же говорила ему, что это невозможно. И ты же его первая поцеловала. Да, в аффекте, но не он же? Да и когда первым начал он, разве ты остановила его? Разве отказала потом? Чёртова дурья блядская голова. Высмеиваешь Миллер, а сама-то далеко ли ушла? Разве цепями не гремишь и на байке не носишься. Миллер… Бред сивой кобылы. Что за страсть, что за отношения? И из одного огня в другой. Господи, Джеффри, увези меня в деревню к коровам, на всю оставшуюся жизнь. Я к ним наверно более привычна, чем к этой безумной современной гонке.
Ванесса усмехнулась своим невероятно разномастным мыслям.
— Джеффри!
— Да, ваша светлость.
В дверях образовался бледный словно приведение секретарь.
— Зайди, не стой в проходе. Я вот что спросить хотела. Ты ведь живёшь один?
— Ну, да, ваша светлость, — рассеянно ответил секретарь, явно не понимая вопроса. — Вы, вы же ещё на первом собеседовании сказали, что первое о чём придётся забыть — это личная жизнь и никаких домашних питомцев.
— Я не об этом. Ты снимаешь квартиру?
— Нет. Своя, точнее её мне подарили родители по окончании университета.
— Надеюсь в приличном доме?
— Д-да.
— Скажи Фреду свой адрес и объясни, что это частная встреча без охраны.
— Хорошо, а, эм… зачем?
Баронесса внимательно посмотрела на него поверх очков, словно его вопрос был на редкость тупым.
— Хочу поговорить с тобой без посторонних глаз.
Джеффри не сразу вышел из стопора.
— Л…ладно, — сказал он, развернулся и, путаясь в собственных ногах, вышел из кабинета. Уже внизу в коридоре он вытер пот, обильно выступивший на лбу.
Когда Фред свернул с главной дороги в красивый двор, леди внимательно посмотрела в окно. Дом и впрямь был приличным. Квартиру в таком могли себе позволить далеко не бедные люди.
Удостоверившись, что они находятся вне зоны видимости водителя, Джеффри достал ключи и открыл дверь. Следуя за леди по лестнице, стоя в лифте, он боялся дышать, чувствуя одновременно страшное смущение и непонимание того, что его ожидало. Поговорить. Поговорить они могли и в доме мод. Этот визит был явно не просто для разговора.
Когда Джеффри распахнул двери своей квартиры, Ванесса осторожно прошла внутрь. И первое, что буквально сразило её — стерильная чистота, создающая ощущение пребывания в операционной. Серо-холодные стальные тона, ни цветочка, ни картины, лишь в гостиной огромный, во всю стену застекленный шкаф с книгами, расставленными корешок к корешку симметрично. Квартира выглядела пустой и безжизненной: ничего, за что бы зацепился глаз, никакой личной вещи, милой безделушки, даже фотографий. Однако отделка была, несмотря на минимализм и можно сказать аскетизм, дорогой и стильной.
— Теперь понятно, — тихо сказала леди, снимая очки.
— Что понятно? — спросил Джеффри.
— Понятно почему тебе нужна была я, — ответила она словно не ему, а себе, ставя сумочку на квадратный низкий стеклянный столик и снимая перчатки.
— Ну, да, у меня по-скромному, — как будто оправдываясь начал Джеффри.
— По-скромному? — удивилась леди. — Ты сам выбирал дизайн?
— Нет, — улыбнулся Джеффри. — Такой мне её подарили.
— И сколько ты тут уже живешь?
— Пять лет.
— Пять? И за это время ты не привнёс никаких изменений?
— Шторы поменял.
— А, — протянула леди, оценивая однотонные серые шторы.
— Может быть кофе? — предложил Джеффри, совершенно не зная что делать.
— Да, кофе это хорошо, — ответила Ванесса, продолжая оглядываться.
— Тогда пройдёмте на кухню, ваша светлость.
Рукой Джеффри указал на кухню. Дверей в его квартире не было. Кухня представляла собой техническое совершенство современных новшеств, но повторяла общий дизайн. Металл, стекло и серые стены. Даже кафель и тот был серым. Ванесса села на стул с металлическими ножками и спинкой, доставая сигареты.
— Оу, пепельницы у меня нет, — всплеснул руками парень, доставая из шкафа стеклянную креманку.
— Сойдет, — ответила леди, глядя на то, как трясущимися руками Джеффри ставил перед ней креманку, включал вытяжку, доставал кофе и кофемолку.
— Простите меня, ваша светлость, — вдруг заговорил он, стоя к леди спиной. — Я очень смущен вашим внезапным визитом и не понимаю, чем он вызван.
— Хотелось увидеть как ты живешь, — ответила Ванесса, выпустив клуб дыма.
— Наверно не такое себе представляли? — спросил он обернувшись.
— Я не представляю, Джеффри. Я никогда заранее ничего не представляю о человеке, я смотрю и сопоставляю. Только факты.
— И что же вы успели увидеть?
— Что тебя невероятно душила твоя прежняя жизнь, а ещё я не вижу ни одной фотографии: ни родных, ни близких, никаких увлечений, кроме чтения.
— Хм, — Джеффри понимал, что баронесса может видеть очень многое, но не подозревал, что так много и так быстро и точно это анализирует.
— Я не общался со своими родными уже три года. Когда отец узнал кем я работаю, то запретил мне звонить домой. Вся моя родня, все мои предки финансисты. Прагматики до мозга костей. Никакой кричащей вульгарности. Всё должно быть практично, удобно, комфортно, долговечно. Всё, что было дозволено: музыка, театр, чтение. И то для расширения кругозора. Я позор для своей семьи, ваша светлость, — закончил Джеффри с мягкой улыбкой, полной печали. — Ваш кофе.
Ванесса пригубила напиток. Он был пряным, терпким, горьким, обжигающим. Прекрасный кофе. Непонятно почему, но леди Хеллман считала, что люди, не умеющие готовить кофе — зря потраченное время. В её представлении о людях напиток отражал суть и характер человека, его приготовившего. Джеффри пил свой кофе стоя, прислонившись к металлической столешнице. Ванесса пристально и пристрастно оглядела молодого мужчину с головы до ног. Идеально сидящий костюм: брюки клёш, по последней моде, рубашка с большим высоким воротником, галстук с эмблемой её модного дома, бархатный пиджак — писк сезона. Зачёсанные назад пышные чёрно-смолянистые волосы. Чёрные глаза, может посаженые слишком близко, но это удачно скрывали хорошо подобранные очки, выразительные скулы, мужественный подбородок.
Так в тишине и облаке дыма какое-то время двое на кухне просто пили кофе.
— Ты для меня человек-загадка, Джеффри, — вдруг сказала баронесса.
— Я сам для себя загадка, ваша светлость, — ответил Джеффри. — Иногда мне кажется, что родился не в своё время. Мне следовало появиться на свет во времена Диора и Шанель, мне следовало появиться у других родителей, но что толку гадать, надо принимать действительность. А действительность такова, что я люблю вас, счастлив быть подле вас, счастлив исполнить любую вашу прихоть, счастлив от того, что работаю в вашем модном доме пусть и такой большой ценой как непонимание родных. Но вы не любите меня, вы не видите меня, вы вообще мало кого видите и любите. Вы любите себя, свой бизнес, талантливых людей. Если бы я был для вас интересным. О, я, наверное, сделал бы всё возможное и невозможное. А так, случайно поцелованный мальчик. Вам не важно, что я давно уже не мальчик. Я мальчик Джеффри на побегушках. Я — Кай, оказавшийся в объятиях Снежной королевы, в ежедневной рутине собирающий свою вечность. Странная квартира? Да, я сбежал, сбежал из стройного мира цифр, сбежал от его мёртвой идеальности, сбежал, но не смог от него избавиться. В чём-то он по-прежнему часть меня. Но живая чувственность, красота женского образа — вот мои больные измученные мечты.
Баронесса очень внимательно посмотрела на Джеффри. Его глаза горели. Нервный помощник не был похож на себя. Это была речь взрослого, уверенного человека, который выстрадал то, к чему пришёл.
— Я иду за вами вслед и живу вашей красотой, вдыхая запах духов, наслаждаясь игрой света бриллиантов на вашей шее, обожая ваши стройные ноги в изящных туфлях. Хм, — Джеффри смущенно улыбнулся, — вы сегодня в чулках, да, я замечаю всё — и это для меня лишний повод быть восхищенным и живым. Живой это не только когда чувствуешь радость, но и грусть, и ненависть, и сожаление. В мёртвом мире цифр я не чувствовал ничего. Чулки, чтобы линия талии оставалась без складки — платье должно сидеть идеально, как и всё в модном доме баронессы фон Хеллман. Чулки. Я сегодня буду спать и думать о них. Что вы хотели сделать этим визитом, ваша светлость?
— А что ты хочешь? — спросила леди затаённо.
— Сейчас? Сейчас только одного: преклониться перед вами, осторожно поднять край платья и увидеть ту самую вожделенную розу.
Ванесса замерла. Монолог Джеффри заставил её возбудиться и одновременно смутиться от такого возбуждения. Роза, безумно пошлое, избитое сравнение из бульварных романов, но из уст Джеффри это слушалось даже красиво. Баронесса сдержанно улыбнулась и встала.
— Кофе был бесподобен. Я не видела ещё одной комнаты в этом жилище истинного перфекциониста.
— Спальня налево. Там тоже нет ничего интересного, — опустив голову и скрестив руки на груди, отозвался Джеффри, чьи щеки пылали красными маками.
Зайдя в спальню баронесса обомлела. Узкая кровать. Стол. Шкаф. Комод. И больше ничего. В это пространство никогда не приходила женщина. Ну или не приходила физически. В одном из ящиков комода застрял краешек бумаги. Ванесса подошла, чтобы вытащить его, но внезапно сверху на её руку легла рука Джеффри.
— Это не то, что вам надо видеть?
— Боишься поразить меня своими рисунками? Что там? Неприличные позы? Эротика на грани порнографии?
— Нет, — рука Джеффри была твёрдой.
Баронесса развернулась. Положив ладонь на лицо Джеффри, она заглянула в бездонные тёмные глаза и открыла ящик. Внутри лежали эскизы платьев.
— Значит, всё же рисуешь?
Джеффри упал на колени, горячими руками поднимая подол платья, обнажая кружевную грацию, из-под которой выбивались чёрные завитки волос. Пройдясь пальцами по замочкам, вызывая неровное дыхание, словно страждущий пустынный путник, он приник к источнику святой влаги.
Ванесса крикнула и изогнулась. В блаженной истоме ноги её затряслись. Она вцепилась в густые волнистые волосы, чтобы не упасть, понимая, что оргазм никогда не накрывал её так быстро.
На узкой неудобной кровати, не раздеваясь, сгорая и тщетно пытаясь утолить внутреннюю жажду, стонали двое, а на полу валялись вылетевшие из ящика листы, на которых были запечатлены эскизы, идеально совпадавшие со стилем «Дома Баронессы».