Влюбилась...

Баронесса проснулась с резким рывком, словно вынырнула из тёмного колодца. Такие пробуждения были для неё не редкостью, хотя то, благодаря чему они происходили, было в далёком прошлом. Но, как известно, избавиться от некоторых привычек было очень трудно, даже если принимать в расчёт тот факт, что они были полностью осознанны и признаны бесполезными и беспочвенными. Ванессу вот уже более двадцати лет никто не пичкал лекарствами, а из всех таблеток она максимум принимала самые безопасные и проверенные от боли или спазма. Да и то, это было крайней мерой. Ванесса просто старалась не нервничать, максимально рационально относилась к своему времени, уделяя внимание полноценному отдыху, хорошему питанию и организации досуга. Однако всё это не влияло на качество ночного сна. Ванесса боялась засыпать и боялась не проснуться, поэтому ей было важно засыпать с кем-то. Собаки — верные далматинцы на многие годы были не развлечением или бережно охраняемой памятью о содеянном, они были хранителями спокойствия и сна. Леди знала, что эти слуги самые надёжные и преданные, что они всегда рядом. Сейчас же без них было предельно беспокойно, благо при желании постель баронессы никогда не пустовала, а если и пустовала, то всегда был виски. На часах, которых везде, в любом помещении, где могла находиться баронесса, было множество, значилось половина пятого утра. Понимая, что заснуть теперь не получится, Ванесса откинула одеяло и замерла. На другом конце кровати, одиноко и зябко свернувшись калачиком, спала Миллер. Ох, ну вот и стоило ей показывать ход для горничных? Теперь так и будет шляться каждую ночь? Однако вопросы вопросами, а вот привязанность и одержимость этой без сомнения талантливой, но психически нестабильной и явно травмированной девушки напрягала. Ванесса не была согласна с мнением Джона, Миллер не искала слабых мест для удара. Миллер искала уверенности в том, что она любит человека, который не предаст. Вероятнее всего жестко изнасилованная в юности, она не могла создавать отношения с мужчинами. Ванесса, конечно, грубого физического насилия со стороны сильного пола не видела, но что такое отчужденность и настороженность, опаска и ничем не вымывающийся страх знала не понаслышке. Баронесса подошла к спящей девушке, что была какая-то маленькая, сжавшаяся, словно потерянная, и очень бережно, чтобы не разбудить ненароком, укрыла одеялом. Миллер во сне поморщилась и пробормотала что-то нечленораздельное. Ванесса прошла к письменному столу, открыла ящик и достала сигареты. Накинув халат, она собралась выйти в оранжерею, чтобы покурить в утренней тишине. Но вдруг её внимание привлёк чуть по-другому положенный дневник. Значит засранка уже успела покопаться в личных вещах? Прекрасно. Жаль, что по-французски она не понимала. Ванесса усмехнулась. Догадываясь о тотальном контроле со стороны мужа и не понимая кто ей друг, а кто враг, молодая леди с самого приезда в Хеллман холл начала вести все личные записи на французском. Барон в совершенстве владел немецким, но вот французский был вне его языковой компетенции, а про слуг и говорить не стоило, некоторые были вообще неграмотными. Давно уже не было барона, опасности, что чьи-то алчные глаза прочтут то, что не надо, а привычка, приобретённая ещё в юности, осталась. Привычка думать и писать на языке матери — француженки. Привычка записывать и фиксировать важные даты и события. Привычка… или дань памяти… Желание соприкоснуться с ушедшими и любимыми…

***

Эстеллу разбудил запах свежесваренного кофе. Понимая, что она заснула не в своей комнате, горе-исследователь вскочила с постели взлохмаченная с округленными глазами, готовая сражаться не на жизнь, а на смерть. Такая реакция рассмешила баронессу, что уже была одета в великолепный, похожий на платье восемнадцатого века халат, и восседала за чайным столиком, отпивая напиток из золоченой чашечки. — С добрым утром, — произнесла леди с возмущающе шикарной улыбкой. — Угу, — буркнула Эстелла, краем глаза наблюдая своё отражение в большом напольном зеркале. Видок был так себе: взлохмаченные волосы, заплывшее со сна лицо какого-то непонятного салатового оттенка. — Ты теперь каждую ночь будешь в моей спальне проводить? — задала вопрос её светлость, на что Эстелла не нашла что ответить. — Я… — А в столе зачем копалась? Что хотела найти? Что тебя так интересует? Векселя? Долги? Тайная переписка? Тебе интересно, что я читаю, или быть может мои музыкальные вкусы? Эстелла промолчала в ответ, понимая, что это был очередной масштабный попадос. — Читаю я английские классические романы, слушаю французский шансон, люблю и некоторых современных исполнителей, Дассен вполне неплох. Как считаешь? — Не слышала. — О, напрасно, прекрасный голос. — Почему вы ведёте дневник на другом языке? — решила в лоб спросить Эстелла. — Потому что могу, — ответила леди со всё той же до отвратительности великолепной улыбкой. — Думаю, мне не нужно задавать встречный вопрос, почему ты оказалась в моей спальне? Эстелла снова промолчала, лишь крепче сжав кулаки. — Вопрос даже не в том, что ты использовала возможность изучить меня. Вопрос чего ты так боишься? Что я симулирую оргазм или что внешне проигрывая и уступая, веду обманную игру? — Оргазм у вас натуральный, ваша светлость, — съязвила Эстелла, кривя лицо. — Ты так хорошо разбираешься в оргазмах пятидесятилетних женщин? — Но чувства то не обманешь. Может вы и не выносите моего присутствия рядом и отношения с женщиной выше ваших представлений о морали, но вы не из тех, кто симулирует. — Хм, так уверена? — Проверим?! — Всенепременно, прямо сейчас, только горничных вызову, чтобы уж точно было объективное решение. Голосование потом устроим… — Хватит! — рыкнула Эстелла. — Нравится издеваться? — Ну это смотря что называть издевательствами. Я перфомансов против Круэллы не устраивала. — А я и не против вас бунтую. — А-а-а, понятно, — отозвалась баронесса. — Это я в одном лице всю элитарную английскую моду представляю с которой ты столь усердно борешься. Спасибо, конечно, за комплимент, но не могла бы ты всё же объяснить суть претензий? А то получила шанс, воспитание, обучение, а потом ножом в спину, как-то нехорошо. — А я ещё в самый первый раз ответила, что вы ничего не поняли, да и вряд ли поймёте. — Что ты хотела видеть во мне творческую поддержку и любовницу в одном флаконе? Не получила ни того, ни другого, поэтому с первым решила воевать, а второго добиться любыми способами? — Да чёрт возьми, идите вы ко всем херам, ваша светлость! — вспылила Эстелла развернувшись. — Стой! — манерный властный голос пригвоздил к месту.

***

Та же комната ночью. Хеллман что-то быстро зашептала на стремительном и грассирующем французском, словно умоляя кого-то во сне. Эстелла было дело дёрнулась, но, поняв, что обращались вовсе не к ней, расслабила плечи. Баронесса — женщина загадка с чувством сопричастности, с чувством родства творческой сути. Женщина у которой была долгая насыщенная и совершенно неизвестная жизнь. Её лицо с закрытыми глазами показалось Эстелле совсем другим: нежное, разгладившееся, безмятежное. Как же в своё время хотелось увидеть это лицо без косметики, без ложных масок. И вот оно было перед ней и ничего, ничего не говорило. Может быть Эстелла не умела читать, но может она просто взрослеет. Ведь это же взрослая черта открыто признать, что ты чего-то не умеешь, чего-то не знаешь? Грустно вздохнув, Миллер подошла к столу её светлости. Массивный, деревянный, с секретером. Он был уставлен разными, казалось бы ненужными предметами роскоши, но именно они создавали специфическую атмосферу богатого старого поместья. Ещё на столе были какие-то письма, деловые бумаги, книга, заложенная в месте чтения сухим цветком. Рядом стоял поднос с красивой пузатой прилично початой бутылью и двумя стаканами. Интересно почему двумя? Эстелла нежно прикасалась к предметам, словно они могли проснуться от неосторожного движения. Личные вещи баронессы — носящие отпечаток её рук. Открыв секретер, Эстелла обнаружила внутри нечто интересное: дневник леди и папку, обитую чёрным бархатом. Внутри папки лежали эротический рисунок Хеллман, выполненный Эстеллой, и фотография баронессы, сделанная точно больше пяти лет назад. Миллер жадно впилась глазами в образ лежащей к зрителю спиной леди. Кто бы ни был художником этого фото, он был гением. Эстелла просто не могла оторвать взгляда. Баронесса была прекрасна. Забавно, что цвет волос раньше у её светлости был более рыжим. Интересно, а как вообще она выглядела в молодости? Эстелла решила продолжить обход спальни. Чайный столик, трюмо, ширма, шкаф, виниловый проигрыватель — не так много предметов интерьера, как могло бы показаться. Просто всё выполнено было в едином цвете и стиле, какой Эстелла назвала бы «дорохо-бохато», а баронесса эпохой барокко. На трюмо были так хорошо знакомые Эстелле помада, тушь, тени, подводка для глаз, духи. Но без баронессы это все было словно пустое, покинутое. Миллер вернулась к столу, раскрыла дневник и испытала разочарование. Записи леди вела на незнакомом Эстелле языке. Всё что смогла понять Миллер это: 15. 09. 19… — Чёрт, — тихо ругнулась она. Пробраться ночь в спальню, застать там только спящую баронессу и не продвинуться ни на шаг к исследованию прошлого её светлости — это было фиаско. Эстелла тихо и устало села на край постели леди. Какая-то странная пустота и одновременно спокойствие залили грудь и заползли в голову. Голова начала ехать, а глаза смыкаться ото сна. День, проведенный в поместье, был слишком насыщенным и трудным.

***

Дневник Ванессы Вудвилл (перевод с французского)

15. 09. 19… Проклятая война, прислали похоронку на Вильяма. Мать едва пережила эту новость. Я не знаю, что мне чувствовать. Понимать, что я больше никогда не увижу его улыбчивого лица, невозможная боль. Зачем, к чему была эта бравада? Вильям, неужели так было надо? Александра заперлась у себя, не хочет никого видеть. Бедное дитя. 12 декабря 19.. Боже, чем мы прогневили тебя? Неужели было мало Вильяма? Бомба. Почему бомба упала именно на нашу фирму, убив рабочих, уничтожив дело отца? Мама сказала, что теперь нам придётся съехать, так как жить нам теперь не на что. 25 декабря 19.. Новый год и такой тоскливый. Отец очень болен. Мы отпустили всех слуг, осталась лишь старая Мэри, ей оказалось некуда идти. Она не требует денег. Преданность до слёз. Теперь мы живем в деревне. Дом пришлось продать. Чёртова война. В единый миг лишить семью и наследника, и дома. Ненавижу. 5 марта 19.. Какое счастье видеть весну. По-прежнему тревожно, говорят скоро война закончится. Семь лет. Семь. Господи, что может быть чудовищнее? Я теперь готовлю обеды и сама ощипываю курицу, насыпаю уголь, выгребаю печи. Это не столько противно или унизительно, сколько просто тяжело, но именно это помогает не думать. Но, Господи, почему, почему так? 12 мая 19.. Мы все сегодня плакали. Война окончена. Странное чувство. 13 июня 19.. Александра как-то незаметно выросла. А для меня она всё равно почему-то девочка. Сегодня к ней посватался лорд Хетенгем. Мы все так счастливы. Александра от радости прыгает в нашей спальне до потолка. Леди Хетенгем обещала прислать свадебное платье и диадему. 25 июля 19.. Какая же Александра красивая. Чарльз смотрел на неё такими влюбленными глазами. Леди и лорд Хетенгем. Я так рада. Ангел мой, Алекс, ты достойна самой лучшей жизни. Я уже вряд ли выйду замуж. Я тихо состарюсь в нашем доме с родителями. Я, в отличие от тебя, не такая красавица.