Влюбилась...

Пару дней назад…       Лорд Эксли посмотрел на Эстеллу внимательным, испытывающим и одновременно высокомерным взглядом, от котого стало неуютно. Словно бы вас унизили, но не специально, словно бы именно вы и стали причиной возмущения и негодования. Круэлла по достоинству оценила этот взгляд. — Рад, что вы, наконец, пришли, — сказал лорд, держа на весу кулон. — Знаете что это за вещица? Эстелла отрицательно покачала головой. — Разве ваша мать Кэтрин не объяснила вам? — Она многого не успела объяснить. Умерла от рака. — Хм, — лорд словно уплыл в свои многозначительные мысли. — Печально и предсказуемо. Всё же это, — лорд снова поднял за цепочку кулон, избегая касаться камня руками, — довольно серьёзная вещица. Но для вас вполне безопасная, — вдруг улыбнулся он фальшивой улыбкой. — Безопасная? Что это значит? — Защита крови. — Крови? — Этот кулон ещё сослужит вам хорошую службу и он уже служит вам, но не вполне так, как бы вам представлялось. — Вы можете пояснить? — Эстелла ничего не понимала, но, кажется, творился форменый пиздец, и лорд Эксли имел к нему самое прямое отношение. — Хорошо. Вы знаете кем на самом деле вам приходится баронесса Ванесса фон Хеллман? Эстелла напряглась. Она не знала что соврать. Сидя в витиеватом кресле с идеально ровной спиной и наглой улыбкой в маске Круэллы, она боялась дать слабину. Такой тип как этот старый лорд был ей неизвестен, но впечатление производил ужасное. От взгляда его по старчески высцветших бледно-серых глаз хотелось встать по струнке смирно и одновременно спрятаться. — Ну… вообще я думала, что Кэтрин это моя мать, и что кулон это семейная реликвия о которой, врочем, я мало что слышала. Но баронессы фон Хеллман всегда было много в нашем доме. Да и потом то, что мы с Кэтрин так непохожи… В общем это наталкивало меня на некоторые мысли. — Понятно, значит Кэтрин вам не сказала… — Перед смертью она успела сказать, что я приёмная. — Хм, — лорд Эксли задумался, и его пышные белоснежные брови сошлись на лбу, образовав глубокую складку. — А как вы поняли, что баронесса фон Хеллман ваша мать? Эстелла чуть не подпрыгнула на кресле. Ей хотелось возразить, но в другой стороны хотелось вытянуть максимум информации. Старый лорд не знал в каких на самом деле отношениях состояли Эстелла Миллер и Ванесса фон Хеллман. — Я начала работать на фон Хеллман в качестве дизайнера — обычного штатного дизайнера. Но кровь не вода — баронесса обратила на меня внимание и повысила до ассистента. А когда я впервые оказалась в Хеллман Холле — вот тут я и догадалась. — В смысле? Вы узнали Хеллман Холл?! Но это невозможно! Вы покинули его в возрасте двух дней от роду. — Нет, — Эстелла жеманно улыбнулась коварной улыбкой Круэллы. — Помнить этих стен я не могла. Я встретила кое-что более интересное. Потрерт. — Потртрет? — Ну для начала надо сказать, что я никогда не разгуливала со своим натуральным цветом волос — он слишком примечательный. Поэтому никто и не обратил внимание на какую-то рыжеволосую офигевшую ассистентку, что с открытым ртом встала у старинного портрета женщины с волосами также как и у неё чёрно-белыми с чьей шеи свисал вот этот самый кулон, что лежит на подносе. — Леди Лисбет, — тихо прошептал лорд. — Что? — Леди Лисбет, — добавил он громко. — Ваша схожесть с Леди Лисбет решила вашу судьбу. — В смысле. Это вы меня сейчас спрашиваете? — Нет. Просто вы должны узнать кое что неприятное. Кстати, какие чувства вы испытали, поняв, что вы с баронессой состоите в родстве? — Я начала узнавать, что могла и поняла одно — баронесса фон Хеллман та ещё сука и тварь, самовлюблённая и самозацикленная нарциссичная особа, обожающая свой успех, деньги и злобных собак. Лорд тихо засмеялся. — Вообще я ждал вас много раньше, но, видимо, судьба. Что ж… Баронесса фон Хеллман — да она действительно такова, но и не только. Так вот то, то лежит на подносте — не просто кулон. Это ключ к старинному резному ларцу, инкрустированному очень забавными узорами и очень инетесными минералами. Да и сам кулон — это особая реликвия дома Хеллман, передающаяся по наследству бог знает с какого времени. Этот кулон был преподнесён вашей увы настоящей матери — баронессе фон Хеллман по случаю её беременности. Однако ваша мать, чуть ли не обманом вошедшая в семью, желала всегда только одного — денег. А ещё она страстно не хотела детей. Но самое ужасное состояло в том, по какой именно причине Ванесса Вудвил, некрасивая и немолодая раззорившая аристократка, смогла войти в доверие к богатейшей семье в Англии. Ванесса Вудвил по сей день состоит в одной организации… Ну скажем так мягко, где практикуют всякий оккультизм. Желание быть вечно молодой и успешной. Так вот в этом клубе по интересам практикуются и по сей день жертвоприношения. Вы были жертворпиношением собственной матери во имя её славы и личного счастья. Я хорошо знал вашего отца Артура фон Хеллмана — человека редкого благородства. Я пытался упредить его, раскрыть ему глаза, но он был ослеплён чарами вашей матери. Так совпало, что во время родов сэр Артур отсутствовал дома. На следующий день баронесса задумала страшное. Вы знаете, в саду Хеллман Холла есть старинный грот… Так вот внутри него стоит жертвенный алтарь. И на этом самом алтаре во второй день своей жизни вы должны были сослужить службу во имя процветания вашей матери и членов ордена Чёрной розы. Но… Лорд потянулся за водой, чтобы смягчить горло. А Эстелла охреневала от такой диаметрально противоположенной истории. — Я подозевал, что произойдёт что-то страшное, поэтому прибыл в особняк инкогнито, когда узнал, что готовится сходка. Затеряться на самом деле было не сложно. Все в чёрных балахонах с закрытыми лицами. Однако, когда вас положили на чёрный камень, то среди членов ордена пошли перемолвки. Одна часть была настоена категорично — исполнить ритуал и принести в жертву младенца, но другая, более здравая и родовитая, кто ещё помнил о семейных портретах и преданиях — отказались наотрез, указывая на цвет волос младенца. Многие из них исповедовали учение о реинкарнации — переселении душ и были уверены, что вы и есть леди Лисбет. В общем под общие споры мне с помощью служанки Кэтрин удалось выкрасть младенца, то есть вас. Я отдал Кэтрин кулон, как неопровержимое доказательство причастности ребёнка к роду Хеллман. Какое-то время я перечислял деньги Кэтрин. Но внезапно по инициативе Кэтрин через семь лет наша связь оборвалась в одностороннем порядке. Кстати, у вас сохранились мои письма к Кэтрин? — Нет, — Эстелла покачала головой, разыгрывая трагедию и экстренно соображая по ходу. Воровская привычка выкручиваться и моментально сочинять с невинным лицом пригодилась самым странным образом. — Примерно в то время, когда мне было семь, случился пожар. Мы переехали, много вещей сгорело. Писем я не помню. Лорд Эксли нахмурился и вкрадчиво произнёс: — А ваша мать, простите Кэтрин, вообще говорила вам обо мне? — Не совсем, но она часто шептала и упоминала вскользь, как присказку, что лорд Эксли помог бы при любом происшествии… Умирая, она в бреду постоянно повторяла ваше имя. Я вообще по началу думала, что такого человека не существует. Но решила проверить и к счастью нашла вас. Лорд отвалился на кресле и довольно хмыкнул. — Похвально, похвально. Да… я ждал вас несколько раньше, но… раз так сложились обстоятельства. И, конечно, безусловно снова рад вас видеть. И более всего я рад налюдать за тем, как вы вершите правосудие в отношении без сомнения наимерзейшей из женщин — баронессы Ванессы фон Хеллман.

***

      Эстелла сидела на ступенях огромной лестницы, глядя перед собой слепым остановившимся взглядом. Замок, пустой, лишившийся голосов и движения, покрылся сонливой застывшей тишиной. Где-то вдалеке напольные часы пробили семь вечера. Нынешняя хозяйка нервно дёрнулась от звука, ругнулась, и, достав сигареты, закурила. Стало не легче. Однако этот шум, словно предупредивший о другом событии, вывел наконец-то Эстеллу фон Хеллман из прострации и вялотекущих сумрачных дум. В высокую входную дверь постучали с помощью дверного молотка. Стук эхом раздался в пустом помещении. Затем бесцеремонный гость впустил себя внутрь, не дожидаясь ответа. Эстелла была бы рада увидеть кого угодно. Пусть даже собственную смерть в лице грабителя. Но в пространстве появился женский силуэт на шпильках и в чалме. Пройдя по каменным плитам, словно по подиуму, идеально прямо, силуэт остановился напротив хозяйки дома, загораживая единственный источник света — тлеющий камин. — Ты не против? — спросил силуэт голосом Ванессы фон Хеллман. — Нет. На лестнице когда-то празднующего шикарные вечера зала курили уже двое. Курили молча, вглядываясь в мерцание всполохов почти потухшего огня. Им одинаково было о чём думать. Ванессе о молодости, проведённой здесь. Эстелле о том, что услышала несколькими днями ранее. Эти двое курили неспешно, курили оттягивая момент вынужденного разговора, курили, понимая, как их притягивает друг к другу, и понимая, что притягивает. Молчание первой нарушила Эстелла: — Так ты, оказывается, стерва и мегера. — Да? И кто тебе об этом сказал? Уж не прозрение ли часом наступило? — сыронизировала баронесса. — Лорд Эксли. Баронесса не отреагировала на имя. Эстелла и ждала, и не ждала реакции. Она уже устала быть подозрительной и сопоставлять информацию, пытаясь отделить правду от лжи. Но одно она знала точно. Баронесса любила искренне. То, что у Ванессы фон Хеллман было два лица, Эстелла поняла быстро, едва ли не с первых шагов в доме мод. И, зная подлинную Ванессу, никогда бы не предположила, что эта женщина могла быть убийцей. Скорее она игралась в опасную, авторитетную и самовлюблённую, закрытую и вечно занятую, чтобы скрыть зияющую душевную дыру. Круэлла де Виль научилась быть такой же, подражая кумиру. Но вот Эстелла Миллер продолжала тянуться к вожделенному теплу. Продолжала бороться за светлый образ тех, кого любила, хотя любить было невозможно тяжело. — Хм, давно его не видела. Ему уже, наверно, лет сто, — пошутила Ванесса. — Выглядел старым, — ответила Эстелла. — Тоже решил стать кредитором восходящей звезды моды? — Нет. Я нашла его сама. Точнее слышала его имя на приёме. Слышала разное… Сплетни. — На таких приёмах о чём только не говорят. Аристократы иногда несут такую чушь, хотя вроде воспитанные и образованные люди. — Чушь, что я услышала, оказалась правдивой. Хм, — Эстелла грустно улыбнулась. Грим Круэллы с каждым часом сползал, что делало Миллер похожей на погорелицу, измазанную в саже, бледную от шока. — Святая и непорочная Кэтрин Миллер. Такой я воспринимала мать. Сильная, пытающаяся поставить дочь на ноги любыми средствами. Но было и то, что меня постоянно раздражало. Я всё никак не могла высказать это, осознать, потому что мне не с чем было сравнить. Я только чувствовала неправильность, гигантскую пропасть во взглядах и мыслях, но поняла всю суть своего отличия от воспитавшей меня женщины, только, когда оказалась рядом с фон Хеллман в её модном доме. Баронесса выразительно и внимательно посмотрела на визави. — Кэтрин никогда не понимала моей гениальности. Она была обычной, серой, заурядной женщиной, купленной лордом Эксли, чтобы вырастить будущую убийцу леди фон Хеллман. Да, вот такой коварный и жестокий ход. Но ни лорд Эксли, ни Кэтрин и предположить не могли, что Эстелла Миллер влюбится в Ванессу фон Хеллман. Влюбится в её профессионализм, в её умение видеть и ценить талант, умение распознавать гениальность. Почувствует себя наконец-то на месте. Что Эстелла Миллер будет с упоением создавать для баронессы платья и костюмы, целые ансамбли одежды, планировать для неё выходы и светские мероприятия. Что Эстелла Миллер влюбится в баронессу фон Хеллман как в проявление самого родного, как в идеальную копию себя из мнимого будущего. Эстеллу Миллер подвело лишь желание исправить баронессу, словно она была неотделима, словно не была другим человеком. Одиночество… Говорят гении всегда одиноки. Эстелле так важно было переманить баронессу на свою сторону, быть с ней единым целым, не быть одинокой такое счастье… А Эстелла всегда была одинока. С самого детства. Непохожая ни на кого. Унижаемая и избиваемая за эту непохожесть. Ей так часто давили на мозг, как вода, по капле. Ты не такая, но ты талантлива. Тебе бы в Лондон. Ты не для этого города, где все обычные. Твои бы умения да в модный дом баронессы. Эстелла схватилась за голову, взлохмачивая волосы. — Сколько же вранья! Мать не мать, а тварь, что всю жизнь просто готовила как пешку… Лорд Эксли — спаситель не спаситель. Так обрадовался, что Круэлла де Виль… Сама… Подумал, что ничего не знаю. Пришла… дура с кулоном и шипами наперевес. Оказывается вытащил из лап смерти. Выкрал младенца с разделочного стола сектантов-сатанистов, возглавляемых стервой матерью, что охмурила своим колдовством несчастного барона только ради выгод. Отдал Кэтрин. Дал денег. Велел вырастить и воспитать. Кулон как входной билет в жизнь, как ключ от ларца со свидетельством о рождении, как подтверждение подлинности рода Хеллман… как средство лишить Ванессу фон Хеллман состояния почившего мужа. Ждал меня на восемнадцатилетие. Не дождался. Не знал, что Кэтрин умерла от рака, так и не выполнив обещание, так и не воспитав полноценного монстра, ненавидящего родную мать. Но воспитывать не потребовалось — монстр сам вырос. Пройдясь по дну жизни ещё с одиннадцати лет, он только не знал кого ненавидеть, поэтому ненавидел всех. Странно, что он ещё столько лет смог продержаться в тени Эстеллы Миллер. Кто бы мог подумать, что его привлечёт… любовь… Любовь! — вдруг зло выкрикнула Эстелла, вскидывая руки на манер пастора, что с приступом экзальтического прозрения ринулся воодушевлять прихожан. — Любовь, — внезапно тихо прошептала она, мгновенно меняя маску пастора на маску перепуганной мыши. — Любовь, любовь… Любовь, — каждое слово с новой интонацией и новой маской. — Любовь! Любо… — Эстелла застыла на полуслове, на полусгибе, полуподъёме застыли брови. Рот скривился не то в судороге, не то в усмешке. Ванесса обхватила голову дочери и прижала к груди, понимая, что слов просто не находится. Эстелла не стала сопротивляться, наоборот замерла. Голову молодой Хеллман объяла тупая тишина. Думать было уже не по силам. Искать, оправдывать, обвинять, сопоставлять. Просто женщина. Просто рядом. Просто тёплые руки гладили по голове и спине. Губы целовали разномастные волосы. Вечер скрадывал краски дня. Поленья трещали в камине. Волны бились о скалы, и соленый мокрый ветер завывал в высоких окнах. Но перед глазами веер картинок. Заголовки газет. Фото ненавистного секретаря. Руки толкают прочь. Злая боль опустошает до озноба. — Зачем ты пришла? Почему ты здесь? — Я… я… не могу без тебя. Странно было видеть Хеллман заикающейся, смущенно теребящей край юбки. — Да? А я думаю, можешь. Чёрт возьми, ведь у тебя есть Джеффри. Обожаемый Джеффри. И любовник, и модельер в одном лице. Как удобно! Звонкая пощёчина эхом прокатилось в пространстве, заставляя Эстеллу округлить глаза и прижать руку к губам. — Замолчи! — Рука у баронессы была тяжёлой. — Тебе ли говорить. Втянула меня в свои игры. А я… не смогла без тебя… твоих идей… гениальности. Смотрю на тебя как в странное зеркало и вижу себя на двадцать лет моложе. Вижу гения, чувственного, восприимчивого к красоте. Я впервые встретила человека, мыслящего также широко, с той же красотой и ловкостью умеющего летать, скользить на грани. Но гений всегда капризен, изменчив, ускользающ. Джеффри хорош. Не гениален, но близок. Влюблен в моду, в суть красоты, в… Пока горит, пока страстен… — А ты в него… — Нет. Не в него. Поэтому здесь. — Но трахать пойдёшь его? — А надо тебя? — спросила с напряжением глаз. Нервная пауза наполнила пространство. — После всего? Обе женщины насупились и начали смотреть в противоположные стороны и, синхронно вспыхнув зажигалками, закурили. — Так что ты хочешь от меня? — спросила Эстелла, окатывая холодом полумёртвых глаз. — Любить тебя, любить как дочь, что была отнята. Любить всё, что было недолюблено, сказать всё, что было недосказано. — Поздно. — Любить никогда не поздно. Эстелла хмыкнула, искривив улыбкой одну половину лица: — Сначала я молила тебя о любви, теперь ты молишь. Забавно. — Это другое. Но, знаешь, есть в этом всём какая-то странная логика. Кровь не вода. — Зато судьба слепая дура. — Судьбу творят сами люди, поэтому и судьба. Я наверное это в самой глубине сути поняла не так давно. — Судьба, — Эстелла грустно выдохнула. — Судьба родиться в той или иной семье, и никуда ты не денешься от судьбы. — Судьба — не условности где и кем родился с каким носом и цветом волос. Судьба, когда выбрал сам как пройти путь: достойно или нет. — Ну и что? — Эстелла покосилась на баронессу. — Достойно прошла? — Я ещё не при смерти, — засмеялась Ванесса. — А я, кажется, уже. Двойные игры аристократии. И для чего? Неужели так скучно? В чём выгода? Сначала попытаться убить ребёнка, потом выкрасть его, чтобы воспитать чудовищем, чтобы чудовище погубило собственную мать. — Есть своя цель. Лорд Эксли тоже ведь Хеллман. Я ведь только потом сообразила, что в детской стоит портрет Лисбет фон Хеллман с которым ты как две капли. Может это остановило. Но думаю, там много хуже. Хотя какой хороший план. Вудвил-Хеллман убила бы Хеллман-Вудвил, и остался бы только зверь, хороший управляемый зверь. Они ведь всё это из-за пророчества. — Какого? — Что как только королевская кровь падёт, род фон Хеллман будет править безраздельно. — Что за сатанинский бред? — Бред ни бред, для них чуть ли не кодекс. — Значит… последняя кровь падёт? — Ты что-то задумала? — Скорее, да, чем нет. Это непросто. А что если мне тоже удивить мир внезапным уходом Круэллы де Виль?