Влюбилась...

Баронесса удивлённо посмотрела на горящее фанатичным оскалом лицо и сжала губы. — В борьбе я тебе не помощник. Я дала всё что могла, и я дам всё, что захочешь, лишь вернись ко мне, вернись для жизни, — Ванесса взяла руками лицо Эстеллы и развернула на себя. — Вернуться для жизни? — Эстелла улыбнулась гротескно и зловеще. — А разве ты не видишь, что я уже мертва? — Это всё пустое, наносное, это можно пережить, всё можно пережить… — Нет… нет, — зловеще зашипела Круэлла. Баронесса дёрнулась в сторону с внутренним ознобом. Тёмная инфернальная энергия, что наполняла её дочь, волнами пронзала тоскливое пространство опустевшего замка. — Я заставлю их всех поплатиться. — Ты выбираешь путь в никуда, — заметила баронесса, вставая. И, уже уходя, на пороге она кинула через плечо: — Я буду ждать тебя. Я всегда буду ждать. Эстелла не ответила, лишь красный огонёк сигареты вспыхнул в губине погружённой в мрак парадной залы. Выйдя из дверей замка, Ванесса поднесла к губам носовой платок. Истерика и слёзы, уже подкатившие к горлу навзрыд, вдруг сменились стыдом. И что это она в самом деле? Гордая дочь королевских кровей никогда не плачет. Эстелла хочет выбора. Пусть. Хочет мести. Да кто для неё в конце концов Ванесса фон Хеллман? Что Ванесса Хеллман понимала в тяготах трущобной жизни? Эстелле Миллер было за что мстить. Эстелле фон Хеллман вдвойне. Это её выбор. А Ванесса фон Хеллман будет ждать, будет любить, будет надеяться как любая из матерей, что однажды израненный и уставший птенец прилетит, отогреется, отдохнёт, чтобы снова ринуться в бой с этим миром. Сев в машину фон Хеллман долго смотрела в никуда. Со стороны казалось, словно она взглядом прощалась с поместьем. С этим мрачным и дорогим местом, полным угрозы и помпезности, таинственности и тревоги. Фред побарабанил пальцами по рулю, не смея прерывать размышлений хозяйки. Словно придя в себя от этого звука, Ванесса начала глядеть на мир со всё более фокусированным взглядом, наконец понимая, что молчаливая пауза затянулась на неприличное время. — Кенсингтон Палас Гарденс, — наконец сказала она, и водитель кивнул. Водители вообще свидетели многих интересных событий. Фреда баронесса наняла не в последнюю очередь из-за уверенности в том, что её секреты были под самым надёжным замком, охраняемые каменным лицом и таким же каменным языком. Если Фред и думал что-то в отношении баронессы, то этого нельзя было узнать. А если честно Фреду было по барабану с кем крутит шуры-муры его работодатель. Он спокойно вёл машину по указанному адресу. В его возрасте и с его опытом удивляться ничему не приходилось. Впрочем, Джеффри выдержки Фреда нахватало. Увидев на пороге своего дома леди, он заметно занервничал и засуетился, пропуская женщину внутрь. — Чем обязан вашему визиту? Ванесса посмотрела строго, кинула перчатки на стеклянный столик, а сумочку грубо сунула в руки опешившего хозяина дома: — Ты мне не рад? — Нет, что вы, я рад… — замямлил Джеффри, — просто… — Просто что? Джеффри не нашёлся что ответить, он так и замер, теребя сумочку: — Просто я подумал, что наши отношения… — Ты слишком много думаешь, — баронесса раздраженно улыбнулась и проскользнула на кухню. Джеффри конец-то поставил сумочку на стол к перчаткам и, пройдя следом, встал сзади, обняв, сильно и нежно. Ванесса выдохнула прерывисто, закрывая глаза и обвивая руками руки Джеффри. Затем она развернулась и сплелась со своим эликсиром от тревоги и боли, с этими вишнёвыми губами, понимая что она здесь только из-за грубости дочери, в отместку. Однако едва стоило пальцам утонуть в чёрных волосах с горьковатым ароматом. Стоило почувствовать вкус, ощущение молодого тела. Всё покатилось по наклонной, все замыслы и мысли. Бездумная страсть и полная свобода. Ему хотелось этого необузданного неприлично пошлого разнузданного секса. Она этому не противилась. Она это просто могла, иногда удивляясь себе. Нет для женщины знающей, что такое хороший секс, для женщины опытной и красивой, с хорошей фигурой, с темпераментом — для неё предел сексуальных границ был обусловлен лишь фантазией, да немногими ограничениями, что накладывал возраст. Но опять же не семьдесят лет было Ванессе. Ей нескончаемо нравилось то, что она вновь ощущала с Джеффри. Все эти мальчики на одну ночь платные и бесплатные. Нет. Охладела она не к сексу вообще, а к отсутствию чувств и симпатии. А вот позднюю искру в ней пробудила Эстелла… Нет… снова эти мысли… это табу… Да, Джеффри никогда бы не случилось в жизни баронессы. Никогда. Он слишком не тот, кого она привыкла. Но оказалось, что не хватало ей именно его. Поэтому с ним сейчас в самых немыслимых позах, словно и ей было едва за тридцать и кровь так и бурлила. Её тридцать… смешно… Её тридцать были ужасными. Холодными, мрачными, тусклыми. И если бы не эта плеяда мужчин, что позже, что позволили ей наконец разглядеть себя, раскрыть характер и темперамент. Энтони… Андрей… Франсуа… — Джеффри, мне надо позвонить. — Хм. — Я не предупредила в доме, что сегодня меня не будет. — Ты остаёшься на ночь? — Не знаю, — Ванесса потупила взгляд. Она никогда не оставалась на ночь. На ночь — это уже слишком лично. Это конечно не ночь в отеле. Но кто же спит в отеле? Отель, где чужие запахи и всё одолженное, даже любовь. Фон Хеллман подошла к телефону и набрала номер особняка. Голос Джона на том конце выбил из себя. Ванесса вмиг почувствовала себя предательницей и дурой. Ради обиды перед Эстеллой, но предавала она прежде всего Джона. Предлагать ему жениться на ней и тут же проводить ночь с другим мужиком — это был верх цинизма. — Джон… я, — замялась она. — Я скоро буду, — и положила трубку. — Тебя очень сложно понять, — сказал Джеффри, глядя на этот странный телефонный диалог. — Я и не прошу меня понимать, — спокойно ответила Ванесса, и сев рядом с телефоном закурила. — Зачем ты приходишь ко мне? Ванесса пожала плечами: — Наверное затем, что здесь у тебя в квартире я могу делать всё, что захочется. Здесь нет каких-то рамок. Мне нравится, что ты такой безбашенный в сексе. Мне нравится быть безбашенной вместе с тобой. — Но в жизни… — А в жизни я Ванесса фон Хеллман, баронесса, аристократка королевских голубых кровей, признанный мастер, кутюрье, владелица собственного модного дома. Я женщина, которой по статусу положено выходить в свет только с человеком своего положения и круга. Да, я шикарная, роскошная, привилегированная, таким прощают романы на стороне, от таких их ждут, а если не дожидаются, то сочиняют. А такие, как ты, дышат вслед, стоят рядом, воздыхают, услужливо открывают дверь, чертят эскизы, в общем двигают прогресс мечты ради. — И ничего более? — Ничего, Джеффри. А ты что хотел? Чтобы я при всех целовала тебя в щёчку в доме мод, жеманничала и обращалась «мой милый»? Или выходила с тобой под руку на светской вечеринке? — Нет, нет. Не в этом дело. — А в чём? — В разговорах, общении, обмене мыслями, в желании помочь друг другу, сделать жизнь друг друга лучше. — Лучше, — Ванесса улыбнулась. — Мне уже хорошо здесь. — Тогда почему не остаёшься? — Ты похоже ничего не понял, — ответила Ванесса грустно, затушив окурок прямо о столешницу. — Отвези меня. — Да нет я понимаю, возраст, положение — ты комплексуешь из-за этого. Условности консервативного общества… — Да ничего ты не понимаешь и… давай не будем больше об этом. Собирайся. Джеффри промолчал. Так, не проронив больше ни слова, они собрались и вышли из квартиры. И не сказать, что между ними пробежала кошка, но Джеффри не собирался терять Ванессу. Ему просто позарез было необходимо узнать тайну её светлости. Понять причину её отчуждённости. Ведь он прекрасно понимал, зачем она приходит сюда. Побыть свободной и раскованной, вне образа экзальтированной холодной аристократки или сурового босса, вне вечно шикарной, прекрасно накрашенной и одетой. Именно для того чтобы в одном халате в любой позе на кухне. И каждый раз это чувство вины в глазах на пороге перед входом и уходя. Словно она украла у судьбы эту возможность — спать с молодым парнем, который ей нравился.