«И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И держал он в деснице своей семь звёзд»
— Прошу всех присутствующих сохранять спокойствие и не расходиться! Лайта Ягами заберёт полиция, которая прибудет через, — L поднял взгляд на часы и забавно всплеснул руками, — пять минут. Это было, должно быть, самой нелепой идеей из всех. Однако, когда действие имеет результат, его глупость становится мелочью. Мгновение назад L залез на стол. Иного способа привлечь внимание зевак, никогда не видевших трупы, пожалуй, не существовало. Сверху Рюдзаки видел десяток испуганных глаз, дрожащие руки и дёрганные вдохами плечи. Он и сам был напуган (если растерянность и озадаченность в высшем своём проявлении можно назвать испугом), но был уверен в одном: Икиру — единственная необходимая жертва. — Я сам полицейский, работаю под прикрытием, — L вытащил удостоверение, и врачи вытянули шеи, пытаясь прочитать. — Моё имя — Рёйчи Миура. Имело ли значение, кем он представится? Кира не стал бы избавляться от L сейчас. План может быть несовершенен, но не может быть построен на мести. Вероятно, один из врачей находится здесь, чтобы узнать имя L. Однако он не держит Тетрадь и не носит её с собой. Кира достаточно умён, чтобы пользоваться людьми, но полноценное сотрудничество ему не свойственно. Точно так же, как и импровизация никогда не была частью его планов. Значит, некоторое время назад, до заключения, Лайт договорился с одним из пациентов или врачей. До пациентов опускаться он бы не стал. Но персонал… Толпа затихла, силясь выдавить слово. Незнакомцы молча забегали взглядом, их движения были рваными и короткими, словно у птиц. — Все вопросы вы можете задать мне сейчас. Пауза оказалась долгой. Настолько долгой, что L свесил ногу со стола, пытаясь слезть. Робкий голос прервал тишину: — …Мы все умрём, да? Кто-то нескромно засмеялся. — Нет. Если бы это было так, моё тело лежало вместо него, — L соскочил со стола и поднял плечи. — В мои служебные обязанности входит обеспечить вашу безопасность. Можете быть спокойны. Он осмотрел толпу. Верно. Предположение однозначно было приближено к реальности. Кира здесь, но тот Кира, что отправил сообщение, здесь никогда не был. Лайт использует двоих, один — человек с Глазами Бога — запоминает лицо и имя. Второй — отправляет сообщения на телевидение. Необязательно искать обоих. Достаточно понять план Лайта и прервать связь между его «помощниками». Без подсказок они беспомощны, а Ягами, каким бы гением ни был, не смог бы дать инструкции более, чем на два варианта развития событий. — Мне жаль, но у меня не найдутся наручники, — L виновато потёр затылок. — Поэтому, Лайт, пожалуйста, держи руки на виду. И не приближайся к полиции. Коридор наполнился шумом шагов и раций, и Лайт неловко обернулся, сглотнув. Очевидно, это дело не досталось бы рядовым полицейским. Рюдзаки произнёс настоящее имя Киры, что указывало на то, что каждый работник отдела знал его и ранее. Если это так, единственные, кого стоило ожидать — Айзава, Мацуда и Ямамото, если он успел приступить к службе. Так или иначе, эта встреча не будет похожа на разговор со старыми друзьями. Записи камер, показания свидетелей и дневник указывали на виновность, и решение Рюдзаки доподлинно цитировалось решением суда. Как сильно они его ненавидят? За месяцы расследования Отдел привык к Лайту, но подозрения обрывали последние возможности стать друзьями. Вероятно, Лайт имел слишком высокое мнение о дружбе, но, как бы ни пытался поддаваться надежде, это казалось бесполезным. Лучший способ избавиться от врага — его заключение или смерть. Для Айзавы и отца, Лайт, несомненно, умер, и видеть их лица, бледные, искажённые презрением, стыдно и мерзко. Рюдзаки просил держать руки на виду, но, закончив с осмотром, увидел лишь спину Лайта и прижатые к спине кисти. Он отвернулся. Как глупо. Они оба знали, что Отдел заметит его лицо. Помещение поглотила тишина. Стрелка щелкнула ровно три раза, прежде чем дверь приоткрылась, и эхо голосов вылилось из лестницы в коридор. Полицейских немного. Шаги размеренные, медленные, но не опасливые. Один полицейский идёт следом за другим. Редко шаркали подошвы, словно работники согнули спины. Вероятно, они держали оружие и были готовы стрелять. Лайт сглотнул. Капля пота пробежала от виска до подбородка. Дрогнули пальцы и согнулись кисти. В свете стеклянного стенда мелькнуло отражение чёрной формы и крупного шлема, закрывающего лицо. Верно. Тот, кто никогда не имел дело с Кирой, никогда не наденет шлем. Можно предположить, что этих работников предупредили заранее, но Рюдзаки не стал бы нанимать новых. Увольнение предыдущих выглядело бы как попытка от них избавиться. Лайт опустил голову, вдохи застряли в горле, выдохи часто и коротко чеканили изо рта. Один из полицейских остановился рядом с Рюдзаки. Его шаги быстрые и тяжёлые. Не Ямамото и не Мацуда. Не расслышать, о чём он заговорил, но низкий тембр напоминал Айзаву. Интересно, оставил ли он ту глупую причёску или решил убрать? Лайт был более, чем уверен, что единственной причиной не шутить над кудрями в два раза выше его головы — уважение к должности и положению. Главным шутником же всегда был Мацуда. И звук его торопливых нелепых шагов, и громкое дыхание, слышное лучше любых разговоров, слышались то справа, то слева. Мацуда заметался между четырьмя стенами, Рюдзаки и Айзавой, и Лайт не видел причин, чтобы остановиться, кроме как… Он выпрямился и стиснул зубы. Голоса затихли, сбитые шаги прервались на ровный тяжёлый шаг. Дома этот звук был громче и чаще, в последнюю ночь шаги заполняли кухню, и Лайт выучил, как быстро и легко бегает Саю, как опасливо и тихо у двери останавливается мама. Как снова спускается по лестнице, как отдаляётся её голос, и как круг за кругом по первому этажу ходит отец. Плечи дрогнули, широко раскрылись глаза, и Лайт обернулся, сжав кулаки. Нет. Нет, нет, нет. Это самый мерзкий день в его жизни. Если бы выбор стоял между смертной казнью и разговором с отцом, Лайт без раздумий выбрал бы первое. Два силуэта стояли недалеко от Рюдзаки, между ними завязался короткий разговор. Один из полицейских повернул голову, натертая поверхность шлема блеснула, и Лайт услышал шум разговора снова. В прошлый раз они закончили быстро. Объятия были неискренними и недолгими, ненастоящими, потому что человек, борющийся за справедливость, не может искренне любить серийного убийцу. Если это не Соитиро, то почему он идёт сюда? Лайт приподнял ногу, но не нашёл сил сделать шаг. Он боялся его, как маленький мальчик, и страх перед Кирой казался в разы нелепее, чем ужас этого разговора. В прошлый раз они закончили быстро. Перед уходом Лайт долго молчал, подобрать слова было сложно, извинения копились в горле, и Лайт не переставая сглатывал, пытаясь затолкнуть их поглубже в глотку. Полицейский остановился напротив. Их разделяло три небольших шага, и Лайт силился сделать расстояние больше на один. Когда Соитиро приподнял шлем, Лайт заставил себя не опустить голову, заставил смотреть и дышать ровно, так же, как в прошлый раз. В прошлый раз они закончили быстро. Лайт сел в машину так быстро, как только мог, и ни разу не обернулся, прячась от осуждающих взглядов. Он не выдержал бы разочарование в глазах отца, ненависть и стыд, слившиеся в одно. В прошлый раз они закончили быстро, и это справедливо, справедливо, справедливо. Лайт приоткрыл рот, сцепив пальцы, словно наручники не позволяли двинуться, и шумно сглотнул, заставляя себя заткнуться. Он начал говорить, но оказался зажат в чужих руках, прежде чем понял, что это объятия.***
Крупное темное облако закрыло солнце. Громко тикали настольные часы. Разговор продолжался, а предположения (достойного предположения) не прозвучало до сих пор. Каждый говорил о своём, а L молчал, покусывая ноготь. Изредка между репликами просматривалась пауза, в которую раньше без раздумий вступил бы Соитиро. Но сейчас его уверенность не была столь велика. — Рюдзаки, — Айзава заговорил первым. — Ты молчишь уже пятнадцать минут. Если у тебя есть, что сказать… — Я рад вас видеть, — L наклонил голову и неловко улыбнулся, поправляя рукава. Лайт заметил в этом что-то искусственное, ненастоящее, но не стал вступать в спор. — Поэтому мне интересен ваш вывод. Стало тихо. — Я думаю, — несмело начал Мацуда, — что Кира в этом городе. М-может быть, это очевидно, но… Я имею в виду… Он вряд ли был в клинике лично. Но в городе точно. Обращение-то он записал. — Да. Кира здесь. Иначе он не смог бы получать информацию о местонахождении Лайта Ягами. Но я не стал бы торопиться с выводом, что он посещал клинику... — Он сказал, что погибли и другие. Значит, записал их имена одновременно, — Лайт приложил палец к губам и прищурился. — Также Кира знал, что я в клинике, но бездействовал. Вероятно, он получал подробные отчёты обо мне. Лайт говорил это потому, что считал бесполезной информацией? Его поведение склоняло к мысли, что личность «Киры» потеряна пять лет назад, и обычный человек подумал бы: «Лайт выдвигает предположение. Он — единственный, кто искренне пытается помочь». Однако L не был «обычным», оттого и подозрения не покидали его. Стоило позволить Лайту продолжать мысль, пока она не иссякнет. Между ним и Кирой было весомое различие: один чаще говорил, второй — чаще слушал. К сожалению, грань между ними размывалась мыслью: даже если Лайт остаётся собой, рано или поздно он начнёт лгать. Начал ли? — Если это так, ты был прав: Икиру — сторонник Киры. Или тот, кто близок ему. Были ли у Лайта причины лгать Сейчас? Он растерян и напуган, его страх убедителен, а слова искренни. Однако, если выбрать неверное направление, расследование уйдёт от истины. В этот раз следить за Лайтом нужно внимательнее. Кем бы он ни был, ни одна его сторона не была однозначно плохой и однозначно хорошей. — И зачем Кире убивать тех, кто ему помогает? — Айзава вздохнул и помотал головой. — Какой тогда у него план? — Убивать тех, кто смог бы помочь нам. Голос дрогнул. Лайт опустил голову, сжимая пальцы на рукаве. Если это так, Икиру — не первая жертва, и список фанатиков, замешанных в деле, неограничен. Возможно, каждый из них считает себя избранным, тем, кого Кира «точно не тронет, потому что Бог справедлив». Все они погибнут, потому что знают слишком много. Значит, стоит найти Киру раньше, чем его сообщников, или держать встречи с ними в тайне. Неизвестно, что сложнее. — В любом случае, — L царапнул стол ногтем, словно пытаясь выкопать из него пирожное. — Сейчас он получит то, что хотел. Он получит ответ от Тебя. Они переглянулись. — Мы запишем обращение и подтвердим то, что Лайт Ягами жив и не находится в заключении. Но… — Но? — Подождите, пожалуйста. Я хотел сказать, что Лайт и Кира знали о разговоре заранее, — тишина в ответ не продлилась бы долго, потому L поднял палец, заранее прося Отдел замолчать. — Поэтому мы не можем спросить о цели Киры сейчас. Точно так же, как не сможем обсудить план. — Скажем, что готовы его выполнять, — ляпнул Мацуда, но растерянно почесал затылок. — Т-тогда он подумает, что всё в порядке. И не успеет ничего спросить. — Если «план» не заключается в массовом убийстве, — пробормотал L, прикусив ноготь. Он встретился взглядом с Лайтом, и растерянность выбила мысль, когда они оба заметили, что сидят в одинаковой позе. Лайт опустил руки первым. — Однако у нас нет выбора. Настоящий Кира не стал бы просить не убивать преступников. — Значит, нам смотреть, как умирают люди? — Нет, — L прижал колени к груди и вздохнул, покусывая палец, — гибель преступников — не часть плана, а миссия, которую взял на себя Другой Кира. Мы не можем способствовать ни их смерти, ни их спасению. — Я не понимаю… — Если бы Кира получил разрешение убивать, он занялся бы этим задолго до освобождения Лайта Ягами. Я уверен: не начал ранее — не начнёт и сейчас. Он, несомненно, чего-то ждёт… — Я тут подумал… Если мы скажем, что готовы начать план, вдруг он решит, что «чего-то» дождался? — неловко вступил Мацуда. — Нет. Другой Кира озвучил то, что Лайт на свободе. Если он начнёт убивать, вина окажется на плечах Ягами. Есть вероятность, что я ошибся… Но в безопасности граждан я уверен на пятьдесят шесть процентов. Пятьдесят шесть? Лайт поморщился. Не слишком ли мало для риска? Неизвестность пугала. Были ли в опасности только преступники? Кира непредсказуем, и сейчас, когда лишний шаг может убить и подозревающих, и подозреваемых, не было права на ошибку. — На сколько процентов ты уверен, что Кира не знает наши лица и имена? L поднял голову. — Сорок четыре.