»…и для тех, кто живёт на земле в тени смерти, воссиял свет»
Лайт остановился под витражом. Отблеск мозаики накрыл его спину, окропил плечи красным и синим, закрыл голову, словно сангиновый капюшон. Тёмная церковь была огромной, свет метался лишь у потолка, рассветной белизной пробиваясь сквозь окна. Давно не было такого чёрного утра, отчего страх затаился внутри. Если в этом месте и в самом деле появится человек, он — несомненно, Кира. План не мог заключаться в обмане. Если ты встречаешь своего Бога, ты должен быть чист не только от подозрений, но и от лжи. Лайт, с воспоминаниями или без, был для Нового Киры мессией, живым воплощением святости. Мессия нуждался в спасении, и спасение ждало глубоко в темноте. Лайт шагнул вперёд. Серой линией двинулась его тень и снова исчезла. Вдохи царапали горло, и гнев, впервые тот гнев, который можно назвать нечеловеческим, затерялся в его груди. Доверять пистолет подозреваемому было глупой ошибкой. Лайт — единственный человек, не боящийся не только своей, но и чужой смерти. Убийство не избавит его от приговора, но и не сделает его хуже. Смертная казнь неизбежна, а жизнь Киры, Нового Киры, ставила под сомнение этот факт. Убивать преступников — подло, бесчеловечно, но одна смерть оправдывает сотни. Силуэт двинулся. Они переглянулись в тяжёлой, невыносимой паузе, и оба продолжили молчать. Силуэт спустился на одну ступень, вновь затерялся во тьме и вспыхнул в свете зажжённой свечи. Огонь изогнулся на фитиле, отразился в глазах, и Лайт силился узнать, увидеть лицо, но его закрывали крупные тени. «Если ты Кира, я застрелю тебя, после — себя». Пот проступил на лбу. Холодный воздух царапал горло. Грудь задрожала, поднимаясь и опускаясь. Лайт выдавил хриплое: «Кира?» и незнакомец кивнул. Подозрения подтвердились, не было ни единой причины держать серийного убийцу рядом с собой. Это справедливо. Лайт сжал пистолет и медленно вытащил из кармана. Пальцы застучали на курке, ноготь царапнул спусковой крючок. Не имело значения, помогает Кира потому, что поклоняется Лайту, или потому, что считает его другом. Они старались поступать правильно. И Кира, всем сердцем верящий в праведную казнь, и Лайт, спасавший Отдел единственной правильной смертью. Это справедливо. Первые лучи солнца окрасили небо. Улица светлела, лучи ярче заблестели в окнах. Белый свет струился с потолка, словно покрывало. Засияли узоры на стенах, деревянные рамки икон, пустые столы и потухшие свечи. Слёзы подступили к глазам, но лицо Лайта исказилось в отвращении, Это справедливо, Но этот человек был Живым, он Жив и готов умереть потому, что поддался чужой ошибке, потому что Лайт заставил его думать так, как сейчас. Или…нет. Он знал риски, знал, что может погибнуть, но оказался здесь. Он виноват сам. Это его вина. Это справедливо. Лайт легко мог изменить решение «убить» на «ранить», но тело трясло от решимости. Кира должен быть мёртв. Одна жизнь взамен на сотни. Ни одно преступление не должно лишать жизни, жизни не стоит ни одна ошибка и ни одно заблуждение, но Это справедливо, и это личные счёты. Месть, к которой Кира должен быть готов. Помогать преступнику, вытягивать из тюрьмы и клиники и надеяться на его расположение — глупость. Слепая надежда. И Лайт был рад оказаться тем, кто её разобьёт. Он человек, обычный человек, и это справедливо — быть убитым обычным человеком. Месть. «Ты испортил мне жизнь до того, как узнал, кто я такой. У меня есть право отнять твою жизнь взамен на мою». Кира спустился на ступень, Лайт вытянул руку и выстрелил не меньше пяти раз, прежде чем… — Уже утро, — Соитиро остановился в дверях, и Лайт сонно приоткрыл глаза, сжимая подушку. Разница между сном и реальностью была не велика, потому не удивила его, — половина шестого. Стрелка часов громко щёлкнула.***
— Лайт, перепроверь, пожалуйста: при тебе должен быть наушник, одна скрытая камера и два жучка. Лайт прикоснулся к пиджаку и кивнул, повертев камеру пальцами. Машина приближалась к храму. Издалека виднелись купола, блестящие под серым небом. Ветер раскачивал почерневшие ветви, последние листья срывались с сучков. Зажигались вывески кафе. Гасли фонари, сменяясь светом белого солнца. Лучи отражались в каплях. Ночью снова прошёл дождь, отчего улица блестела островами луж. На затуманенной дороге виднелись машины, жёлтые фары, силуэты незнакомцев. — Я не дал тебе перчатки, потому что понимаю: если это и будет Тетрадь, она будет другой. От Твоей, скорее всего, давно избавился суд… Правило тринадцати дней гласило: при уничтожении Тетради, все, кто прикасался к ней, погибнут; потому фраза вызвала лишь нелепый смешок. Должно быть, целью Рюдзаки было разрядить обстановку. Хуже, если он лгал намеренно, надеясь вернуть Киру, чтобы отправить на казнь именно его. — Если бы Тетрадь уничтожили, все мы были бы мертвы. — Нет. — Что? — Когда ты был под арестом, мы выяснили, что правило тринадцати дней ложно. Лайт замешкался. — В таком случае… Надеюсь, Хигути жив, иначе, чтобы вернуть воспоминания, мне, как Кире, пришлось бы убить его. Обратите внимание, если за время, пока я помогаю следствию, Хигути… — Хигути уже давно мёртв. Они замолчали. Лайт приоткрыл рот, но слова застряли поперёк горла. Без Тетради вернуть воспоминания невозможно, но, если он смог добиться освобождения, не исключено, что и сохранения страниц тоже. Более того, уничтожать улику, ценную не только для расследования, но и для понимания мира, — глупый поступок. Тетрадь могла быть где угодно, и, если Новый Кира имеет отношение к суду (или является судьёй), она может оказаться в его руках. Лайт вздохнул. Они встретились взглядом, и L поёжился, приобнимая колени. Они разделили мысль о суде, отчего L помрачнел так, как не мрачнел никогда. Глаза потускнели, сжались пальцы и задрожали руки. Он вцепился в колени пальцами, но не изменился в лице. Салон осветило солнце, но L лишь прикрыл глаза рукой. Лайт прикоснулся к карману и проверил пистолет. «Ничего, L. Если Тетрадь там, я не успею к ней прикоснуться». — Рюдзаки. Хватит. L вопросительно наклонил голову. — Мы справлялись с преступниками и хуже. Потому… После встречи с Кирой мы можем провести время вместе. Как друзья. Я говорю это потому, что уверен, что всё будет в порядке. — Тебе запрещено покидать Отдел. Но, если под «провести время» ты имеешь в виду любое другое место… Машина остановилась. Остановился и автомобиль позади. В наушнике прозвучал голос Соитиро, перебивающийся на незамолкающего Мацуду. Держать при себе целый Отдел (не считая Айзаву и Моги) было странным решением, но L не смог бы задержать Нового Киру в одиночку. Помощь Соитиро, Мацуды и Ямамото понадобится как никогда. — Мы на месте, — L указал на дорожку между домами, — тебе придётся дойти пешком. Иначе Кира заметит нашу машину. Дверца приоткрылась. Показался асфальт, блестящий палевым цветом. В посветлевшем небе скопились облака. Медленно сохли лужи, расплывались на капли и пыль. Первым же шагом Лайт испачкал ботинки; выпрямился и опустил взгляд на часы. До встречи оставалось меньше двух минут. Издалека показался собор. Одноэтажное здание с башнями, обрамлёнными деревянным узором. Далеко над головой виднелась колокольня с бледно-зелёной крышей. Ветер покачивал мелкие колокола, тонким высоким звуком они пели над улицей. На верхнем этаже уже бродил священнослужитель. Сквозь окна на двор прорывался запах свечей. Улица пуста. Лайт бросил надежду заметить подозреваемого заранее. Ни одного человека не было на тё* вперёд. Приподняв голову, он сглотнул от мысли, что встретится со священнослужителем, но это предположение показалось не только глупым, но и противным. Лайта трясло от сравнения с Богом. Соитиро пялился строго перед собой. Он продолжал держаться за руль, даже когда машина перестала двигаться. Пот копился на лбу крупными холодными каплями. На мониторе виднелась чёрная лестница, зелёные фонари у входа. Крупные деревянные двери с навесом. Лайт остановился у храма, камера на его пиджаке передавала негромкий звон и тонкое высохшее дерево. Тишину прерывали порывы ветра и сбитое, нервное дыхание. Мацуда не выдержал первым: — Где Кира?.. — Может, ещё рано… — пробормотал Ямамото, вытягиваясь из окна, — не нервничайте так. Нам же лучше, если там никого нет. Нет, если Кира не придёт на встречу, её нельзя будет назвать удачной. Да, разговор с ним ставит под опасность Лайта, но отсутствие разговора может значить всё что угодно. Они неверно интерпретировали место встречи? Нет, это невозможно. Лайт распознал подсказку в сообщении первым, и ни одна улика не указывала на то, что он стал бы намеренно лгать. Более того, если ранее, до потери воспоминаний, он указал Новому Кире произнести эту подсказку сам, сейчас её распознал не сам Лайт, а его подсознание. L придвинулся к монитору вплотную, рассмотрел улицу и пустующий двор. — Никого… — прошипел Соитиро, сжимая руль. — Это бессмысленно. Лайт остановился под окнами. Стекло блестело, цедя красные лучи солнца. В храме виднелись рапсовые фрески, блеск алых мозаик слепил глаза. Из стороны в сторону ходили священнослужители в странных костюмах, как маленькие пожары дрожали огоньки свечей. Ушла последняя минута. Лайт глубоко вдохнул и расправил плечи, наблюдая, как секундная стрелка прошла мимо отметки «двенадцать». Кира предупреждал, что может заговорить не лицом к лицу. Однако в том, чтобы назначать встречу, в таком случае не было никакого смысла. Это чушь. Если Кира не так глуп, каков следующий шаг? Лайт раздражённо постучал по наушнику пальцем, словно пытаясь выбить звук. Треск царапнул уши. Лайт наклонился и крепче сжал пистолет. Губы подёрнулись от негромкой, пугающей мысли: если голос не прозвучит, если Новый Кира не придёт, его попросту не существует. Но это невозможно. Если Кира в самом деле продумал каждое слово, если он знал, что Лайт окажется здесь… Нет. Не «Кира». Если Лайт знал, что окажется здесь, если Лайт Знал, что правильно распознает свою подсказку, Богом, который спас его, был Он Сам. Громко зазвенели колокола. Лайт поднял голову и широко раскрыл глаза, сжавшись от холода. Тишина сменилась эхом, колокол звенел один за другим, за дверью послышались песнопения. Звуки слились в единый и долгий гул. Обращение, которое они слышали — не единственная запись. Их много. Не имеет значения, что Отдел собирается отвечать. Новый Кира продолжит предлагать требования, которые выполнить невозможно, потому что текст обращений составил Лайт. Лайт застыл: один посреди длинной затихшей улицы. Сердце сжалось, он беспомощно всхлипнул и потянулся к пистолету. Быстрым движением подставил дуло к подбородку.