Единственная

      Ранним утром Хюррем и Фирузе столкнулись в одном из коридоров, когда персиянка спускалась с этажа фавориток.        — Хюррем султан! — голос ненавистной соперницы раздался за спиной рыжеволосой госпожи, но повернуться всё же пришлось, и взгляд ядовито-зелёных глаз наткнулся на язвительную ухмылку Фирузе. — Прошлой ночью вы должно быть огорчились, вам пришлось под дверью остаться, — плохо скрываемая ирония слышалась в голосе наложницы.       Хюррем поджала губы, на выслушивание её бреда не было ни желания, ни времени, ни сил.       — Мы заключили с вами договор. Вы говорили, если окажется, что любви, на которой была надежды нет, то останется только одно, выпить яд.       — Верно, говорила. Я помню, — Хюррем выдавила снисходительную улыбку, сделала несколько шагов вперёд, грудь вздымалась, и тысячами уколов отзывалась невыносимой болью, напряжение нарастало.       — Я забрала у вас ночь четверга, — произнесла она ей вдогонку. — Вашей любви пришёл конец.       Женщина прижала кулаки к бёдрам, поворачиваясь к ней лицом. Криво оскалилась, окинула её суровым взглядом, внимательно, пристально, без тени поражения.       — Разумеется, возможно я и привела бы наш уговор в действие, но только ты кое о чём умолчала. Не будь этого, я согласилась бы с твоей победой. Не пытайся кого-то обмануть, девушка. Повелитель этой ночью отослал тебя обратно.       Фирузе хмыкнула, скривившись в презрительной гримасе, озадаченная заявлением хасеки. Только отступать она не намеревалась.       — Ну и что это меняет? Я была у повелителя в покоях этой ночью. Может и не осталась до утра, но он ведь позвал меня, а не вас.       — Намного важнее остаться у повелителя, не всякой это удастся, — Хюррем держала голову высоко, стараясь задеть соперницу побольнее, но та лишь шире ухмыльнулась.       — Не спешите радоваться, госпожа, я уверена в своей победе. У нас впереди ещё много четвергов.       — Не забывай, перед кем ты стоишь. Не зли меня, если я пожелаю тотчас же сотру тебя в порошок, — сощурив глаза, понизила голос Хюррем. — И потом не говори, что я тебя не предупреждала.       — Вы больше не единственная женщина султана, смиритесь, будьте осторожны в своих словах, и никогда более не смейте мне угрожать.       Хюррем осатанела, кровь отхлынула от лица, схватила соперницу за локоть, грубо сжав его в своих тонких пальцах.       — Придёт день, и я напомню тебе эти слова, — шепнула она напоследок.       Подол её платья вихрем пролетел над полом, и она, еле сдерживаемая, чересчур статная, идеально сложенная, продолжила свой путь под смехотворный взгляд соперницы. Из кожи вон будет лезть, зубами землю грызть, но слабости не проявит. Служанки перебирая ноги, еле подоспевали за ней, временами переглядываясь между собой, на несколько минут во дворце даже повисла тишина. Лишь шорох ветра за окном рассеивал гнетущую обстановку.       — Госпожа, что случилось? — всплеснула руками Афифе, встречая Хюррем возле покоев, и низко кланяясь. — Вас что-то расстроило? — без лишней деликатности заключила она.       Её вопрос остался без ответа. Едва добравшись до кровати, Хюррем рухнула на неё лицом вниз и разрыдалась. Она плакала так, как никогда в жизни, но горе все не хотело выплескиваться. Ещё никогда она не чувствовала себя настолько несчастной и разбитой.       Разве так она представляла своё будущее? Почему именно её пригласил в комнату? За что такая несправедливость? Это девушка годами обманывала её, глядя в глаза. Втерлась в доверие и вонзила нож в спину.       Сквозь горечь и обиду, хасеки не сразу заметила, как куда-то исчезла вся прислуга. Только Назлы вернулась через несколько минут с подносом в руках.       — Выпейте, — протянула она заплаканной султанше кружку травяного чая, убирая поднос на прикроватную тумбочку. — Тут успокоительное.       Хюррем глотнула обжигающую жидкость, сгорая от ревности. Но даже это не отвлекало от душевных мук. Правда, настойка оказывала моментальный эффект, высушивая слезы и прогоняя мелкую дрожь. Осушив кружку, она поняла, что способна мыслить разумно.       — Приведи ко мне Джихангира, — султанша шаткой походкой пересела на софу у возвышенности, почти ничего не замечая из-за влажной пелены, и закрыла лицо ладонями.       Верная Назлы сочувственно смотрела на свою госпожу, понимая, что терзает её сердце.       — Валиде, — из соседней комнаты вышел мальчишка.       Близкий, до боли знакомый голос матери, который он ни с чем бы не спутал. Особенный ребёнок Хюррем и Сулеймана, он действительно отличался от остальных братьев. Умный не по годам, начитанный, больше всех привязанный к матери.        — Джихангир, — Хюррем встретила его с измученной улыбкой, сдерживая собственные слёзы, — Мой маленький львёнок.       Женщина обняла сына, целуя его кудрявую макушку и прижимая к своей груди. Она чуть было не лишила себя материнства, а этих чудесных детей хотела оставить сиротами. Если бы не паша, неизвестно какая участь ожидала бы их, таких невинных, таких любимых, таких родных.       Надо бы его поблагодарить. Не приди он вчера, последствия могли обернуться куда плачевнее.       Размышляя, славянка крепче прижимала маленького наследника, не в силах больше вымолвить ни слова. Хочет она того или нет, но и эти испытания ей предстоит вынести с гордо вытянутой осанкой. Впредь никто даже близко не догадается, какое омерзение при этом она будет испытывать.       Сумерки опустились на столицу. Этот день был невыносимо долгим и тяжелым, Хюррем металась по покоям словно раненная волчица, отчаянно тоскуя по мужу. А прошлая ночь и вовсе глубоко врезалась в память, никогда прежде Ибрагим не виделся ей столь нежным, как вчера. Хасеки всё же решила написать ему письмо с благодарностями.       Конечно выйти и отыскать пашу было гораздо проще, но из-за той щепетильной ситуации, она чувствовала неловкость и какую-то скованность в ногах, точно их приклеило к полу.       Перо парило над белыми листами бумаг, несколько неудачных попыток и вот оно, долгожданное послание готово, запечатанное и бережно свёрнутое в трубочку. Хюррем подозвала одну из рабынь, потребовала от неё отыскать великого визира, и лично вручить ему письмо.        Когда и эта пытка закончилась, и девушка покинула комнату, султанша уже ничего не соображала, лишь в ушах безостановочно гудело. Откуда-то появилась Назлы, подхватила её под руки и проводила к постели. Там Хюррем ждало чистое мягкое постельное бельё, и наконец-то, спасительный сон.       Сколько проспала, хасеки не знала, но когда служанка коснулась её плеча со словами: «Госпожа, вставайте, паша ждёт вас в саду», глаза отказывались открываться, а сознание проясняться. Потребовалось еще добрых полчаса, чтобы Хюррем окончательно пробудилась.       Волосы она покрыла платком в цвет изумрудного платья, и велела всем оставить её в покое, отправив добрую половину женщин на боковую, а сама тайком выбежала в сад. Раздался приближающийся топот, супруге государя сначала показалось, что это всего лишь стук дождевых капель.       В темноте вырисовалась внушительная фигура. Ибрагим подошёл ближе, поклонился, не отрывая от неё глаз. Мало того, он смотрел на султаншу таким откровенно горячим взглядом, какой мужчина может дарить только обожаемой женщине.       — Как вы поживаете? — он потупил взгляд, немного смутившись царившей кругом интимной атмосферы. — Я рад вас видеть, как наши шехзаде?       — Вашими молитвами, паша. Не желаете ли прогуляться? — рыжеволосая бесшумно втянула воздух. Пахло хвойными деревьями, цветами и свежей травой.       — Полагаю, вы и не надеялись застать этот день, верно? — Ибрагим улыбнулся, пропуская даму вперёд.       Хюррем поглядела на него, изучающе и слишком пристально.       — Действительно, совсем не надеялась на чудо. Вы появились в нужное время, в нужном месте.       — Мне любопытно, госпожа. Что сподвигло вас на это безрассудство? — она растеряно покачала головой, все ещё не в силах выдавать внятные объяснения.       — Думаю, мы не настолько близки, чтобы я делилась с вами тайнами, и своими личными переживаниями. Вы спасли мне жизнь, за что я очень вам благодарна. Однако, ваша команда, во главе с Махидевран султан и шехзаде Мустафой, плывёт по одному течению реки, а я по другому. Поэтому, то, что было той ночью пусть останется в прошлом.       В траве что-то зашуршало, Хюррем лихорадочно огляделась.       — Я не могу здесь долго оставаться, паша. С вашего позволения, мне пора, иначе заподозрят неладное. Доброй ночи.       Он протянул ей ладонь, помогая выбраться, ветки заслонили дорогу. Хасеки смотрела на него, Ибрагим ощутил сомнение в её взгляде. Они вышли на равнину, дворец отсюда казался страшным громадным монстром.       Оставляя мужчину позади, Хюррем двинулась вдоль извилистой тропинки. Иногда останавливаясь, чтобы прислушаться, нет ли за ней слежки.       После того инцидента, рыжеволосая не находила себе места, несколько дней она жила, как на иголках. И все же, невзирая на свой строптивый нрав, она не стала закатывать Сулейману истерик, сделав вид, что ничего не произошло. Хотя падишах догадался о том, что она все знает. Годы, проведённые в гареме не прошли даром, они сделали из буйной славянки ледяную глыбу льда, умело прячущую слёзы за маской равнодушия.       Вечером мужчина пригласил свою супругу на террасу, чтобы сообщить ей радостную новость.       — Что думаешь насчёт поездки в Манису, Хюррем? — как бы невзначай спросил султан, наслаждаясь трелями птиц и приятным ароматом свечей.       — Я была бы безумно счастлива, мой султан, — пробормотала она, несмотря на то, что это затея не вызывала у неё никаких эмоций.       — Тогда можешь собираться, поживем несколько недель с детьми, отдохнём, Мустафа соскучился по ним, особенно по Джихангиру, — повелитель поцеловал госпожу в лоб.       Тем временем с соседнего балкона своих старых покоев за ними наблюдал Ибрагим паша. В голове его мелькали неоднозначные мысли. Кто знает, о чём он думал, следя за семейной идиллией любящей пары.