Тебе не будет больно

      На первом этаже уже пару дней мигала лампочка. Дазай поморщился. Засунув руки в карманы белого халата, пахнущего хлоркой и сигаретами, он пошел к двум фигурам, так резко выделяющимся на фоне затхлого быта больницы. Эти люди из другого мира, из здорового. Равномерные, неторопливые шаги врача по холодному кафелю нарушали душную тишину больничного коридора. Поверить только, когда-то давно атмосфера этого ужаса так привлекла молодого парня, что он связал с больницей всю свою жизнь, о чем сотни тысяч раз пожалел.       Из-за стойки регистрации пациентов еле выглядывала седая голова старушки. Дазай кашлянул, стараясь привлечь внимание полу-оглохшей женщины. Та, немного помедлив, подняла на врача свои затуманенные глаза и стала ожидать вопроса.       -Позовите уже кого-нибудь. Лампочку эту поменять надо. На нервы действует, честное слово, а у нас тут, как известно, люди нервные обитают. Дазай перевел взгляд на худенького парня лет шестнадцать, насколько Дазай запомнил из личного дела, стоявшего в приемной. Тот, словно в подтверждение слов Осаму, весь трясся, как осиновый лист на ветру, и сжимал со всей силы руки в кулаки.       -Уже позвали электрика. И без вас знаем, как в ситуациях таких быть, — скрипучий голос мерзкой старушки резал слух. Не любила она Дазая за то, что тот вечно сигаретами пахнет. А еще за то, что тот «слишком уж безучастно с ребятишками беседует». Да Осаму-то, по правде говоря, было наплевать, кто его там любит, а кто нет. Главное, чтобы работу выполняли свою.       Мамаша новоприбывшего мальчонки, казалось, сама нуждалась в лечении. Худая и бледная, болезненная. Жутко неприятная. Все орала на Осаму, как будто он не слышит, что сыночка ее совсем сумасшедший, руки режет, да таблетки глотает.       -Заберите его! Заберите! Он невменяемый. Довел меня совсем, — визжит как свинья на скотобойне.       -Женщина, успокойтесь. Все хорошо будет, не стоит нервничать. А мальчик- ничего. Все стоял чуть поодаль, да трясся, неловко глядя, то на мать, то на Дазая, то озираясь по сторонам. Взгляд его так и метался, силясь найти, что-нибудь мало-мальски безопасное и привлекательное. Дазаю вдруг жутко жалко стало парня. Рюноске был бледнее и тусклее кафеля, на котором тот стоял. Худые ноги будто вот-вот подогнуться, да и уронят своего хозяина на холодный, твердый пол.        Дазай сделал несколько шагов к мальчику и чуть пригнул голову, чтобы оказаться глазами на одном уровне с глазами Акутагавы или даже немного ниже. Глаза у парня были красивые. Темные такие, почти черные и глубокие, как озера. Трудно в них было что-то прочесть. То ли напуган, то ли нервничает, а вероятно, все и сразу. Он вообще чем-то был похож на куклу. На страшненькую такую, слегка потрепанную куколку со стеклянными глазками. Врач прокашлялся и выдавил из себя улыбку и несколько слов, стараясь выглядеть максимально располагающе и дружелюбно.       -Эй, не волнуйся. Тебе здесь понравиться, я обещаю. Я Дазай Осаму-твой лечащий врач. Надеюсь, мы подружимся. Осаму протянул свою крепкую, большую ладонь мальчику в дружеском жесте. Акутагава дрожащей ладонью слабо пожал руку в ответ- хороший знак. Если заговорит, то, считай, пол дела сделано.       -Я не волнуюсь вовсе, — голос Рюноске был низкий, тихий, — это мама моя все переживает, а я готов к чему угодно.       -Вот и славно. Давай, прощайся с мамой и пойдем смотреть комнату. Только сейчас Дазай увидел ту же медсестру, что заглядывала в кабинет, стоявшую у него за спиной. Та ждала, чтобы сопроводить пациента в комнаты и помочь отнести вещи. Врач повернулся к ней и предложил самостоятельно сопроводить Акутагаву в комнату. Женщина без раздумий согласилась и уже было хотела уходить, но вовремя опомнилась:       -Ах, совсем забыла. Палата 27. Я все же зайду, через несколько минут, проверить вещи. Дазай кивнул и подхватил один чемоданчик, который оказался совсем не тяжелым. Акутагава бросил небрежный взгляд на мать и буркнул холодное «До встречи». Женщина коротко улыбнулась и поспешила ретироваться. Сбросила свой груз с плеч, переложила ответственность на врачей и теперь может вздохнуть с облегчением. Винить ее нельзя. Какой же родитель ожидает, что его ребенок начнет курить траву в четырнадцать и якшаться с какими-то отбросами общества, из-за которых расцветет целый букет расстройств, до поры до времени никак себя не проявлявших.