Не Преклонившийся

Ночь. "Ллевелин корп.", центральное строение.       Тронная зала, расположенная в самой вершине небоскрёба, была пуста и безмолвна. Её лишь частично освещала изредка кое-где просвечивавшая через густые облака луна. Луна, что так любит подсматривать сквозь стеклянные потолки. Тяжёлая завеса, огораживавшая собой балкон, при подсветке выглядела некоей серебрящейся оградой, составленной из изощрённых пик — так воспринималась искусная, агрессивная вышивка на их полотне. Назойливые и раздражающие, звуки большого города здесь не существовали, как класс. Казалось, в этих молчаливых чертогах сфокусировалась едва ли не космическая пустота, поглощающая любые попытки разогнать замогильную тишину. Столь желанный, этот покой вполне мог бы претендовать на понятие «вечный», если бы не был нарушен одним-единственным условием.       И условием этим была мерно прогуливавшаяся по тронной зале девушка.       О, отец, вне всяких сомнений, любил окружать себя женским обществом. Но только избранным дозволялось появиться здесь, в святая святых - без риска навлечь на себя недобрые последствия. И естественно, следуя её мнению, таковой могла быть только одна. Сегодня, самым ранним утром. В этой точке пространства. В это время. И звалась она Эфемерой.       Всё так же медленно и довольно, Эфемера прошествовала на балкон, легко сдвинув бесшумно скользнувшую в сторону шору.       Стоя на лоджии, венчавшей собой верхний уровень башни, выстроенной в самом центре Сити, довольная раскладом сил вампирша, сложа руки на груди, с лёгким презрением, отражающимся в торжествующей ухмылке, наблюдала за простиравшейся ниже, обманчивой ночной безмятежностью.       Ждать от прислуги отца и вечно обретавшегося где-то поблизости Ксеркса хотя бы подобия внимания к возложенных на них обязанностей охранять королевские покои… Право же, смешно. Проникнуть сюда не составило Властительнице Теней ни малейшего труда. Тем более, уж в ночную пору-то… Эти олухи непростительно расслабились, успевши забыть, когда естественные враги в последний раз показывали зубы. И касалось это не только бессмысленного отребья типа людишек, но и обращённых. Чёрт возьми, её собственная челядь в последнее время что-то не шибко и чесалась, загоняя неосторожных ночных путников в своё удовольствие, точно каких-то диких зверей на охоте, промышляя суровыми наслаждениями и бесконечным кровопролитием по подпольным клубам да тусовкам, и более ни о чём особо не заботясь.       Похоже, кого-то вновь следовало крупно... наказать.       Всё это обрыднувшее, полуспущенное колесо служения, подношения, страдания, боли и удовольствия, обращения... чем бы оно было, не будь у него достойной оси? И куда бы оно привело, если бы не наткнулось бы на своём бесконечном пути на... хм, достойное препятствие?       Окрестности их ставки были густо населены миньонами, по сути, живущими там, как в казармах, и неустанно охранявшими подступы к основному ядру их организации. Это было обоснованно — именно здесь-то вампиры и ожидали основную развязку в случае нулевого сигнала. И если однажды человек пойдёт в открытое наступление… Чего, правда, за ним давненько не водилось, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. Если это грязное зверьё выглядит трусливым отребьем — это не означает, что вера рода людского в самого себя и, конечно же, в своего смешного «Бога» не позволит им сделать пару-тройку действенных залпов.       Страх. Он, и только он. Страх заставляет волка казаться больше, чем он есть на самом деле. Овеянный романтическими бреднями, как великий помощник в делах преодоления самого себя - однако же, в действительности, лишь акт последнего, истерического отчаяния в тот самый миг, когда для тебя всё уже кончено.       Балкон был изумительно чист и дотошно прибран, вылизанный едва ли не языками прислуги до зеркального блеска чёрного мрамора, ибо её отец был дотошен к мелочам. Прелестно нетерпим к безответственности, беззаботности и работе в стиле «спустя рукава». Он мог добраться до глотки каждого, кто не привёл его требования к обязательному исполнению. И добирался.       Пожалуй, да. Так ей нравилось куда больше. Прививать ответственность этим дрожащим тварям, боящимся и головы поднять… В том числе, и за самые мелкие свои проступки. Чего уж говорить про их жизни? Эфемера степенно прогуливалась по лоджии, чувствуя себя на вершине мира, и улыбаясь более привычной ей, холодной бесчувственной улыбкой. Почти мёртвой. Каждый акт вашей безответственности за свои собственные прегрешения, люди… Каждый, что будет отмечен вашими жертвами. Такой, что сделает вас ещё более эффективными и послушными машинами нашего благоденствия.       Однажды этот мир рухнет под тенями, что возьмут верх над чувствами. А до тех пор… госпожа Эфемера найдёт предостаточно поводов поразвлечься с вами.       Скучные городские постройки, как и их лица, направленные в мольбах к вашим «Богам» — крыши… Безликий город, Сити, полный такими же безликими установками по производству биологического мусора, ежедневно тужащимися выпускать из своих дверей тонны биомассы. Являя собой нагромождения служебных входов и выходов, лабиринты коридоров, канализационных раструбов, шахт вентиляции…       Попытка визуализировать лабиринты вашего коллективного разума, людишки — с улыбкой глядя на Сити сверху вниз, отметила Эфемера.       Отец… страшно не любит незваных посетителей, брезговавших строгим расписанием. Даже если они - его дети. У него вся жизнь следовала некоему негласному расписанию. И он приходит в ярость, если что-то проходит вне плана. Будь лишь чуточку менее бесшумной, чем она, Дочь Тени — и сюда враз сбежится добрая половина охраны. И гораздо хуже будет, ежели поблизости вдруг окажутся такие гости, как Дэрелл Зеренски, или тот же отмороженный Милтон Стром. Эти не посмотрят, что она их родня, сводная сестра — сделают всё что в голову взбредёт, только бы обезопасить себя и свои далеко идущие планы. Жизнь на ножах, сокрытая за непрочной пеленой деланной доброжелательности и заинтересованной вежливости… Это не смогло бы соврать такой, как Эфемера, которая лучше прочих знала цену различным сортам лжи. Что может последовать за подобным проявлением своеволия Властительницы Теней — нетрудно было представить. Можно было не сомневаться, после подобного её могли и не досчитаться в рядах их организации, и вряд ли отец стал бы докапываться до сути, лишь формально заинтересованный в некоем ослаблении своей поддержки. Ну, опять полетели бы головы, да только какой в том смысл?       Подумать только... ещё пару месяцев назад она и не могла помыслить о подобном исходе её внутренней борьбы.       Только теперь она была уверена в том, на что решается. Ранее не допуская мысли о том, что те, кто созидают... могут оказаться столь близко от нового рождения - сейчас Эфемера была вся в предвкушении. Она была вся как машина убийства. Как инструмент. Как помощник. Иной раз вампирша находила в себе нездоровые ощущения, словно стала чьей-то прислугой и сама. Однако сейчас это как-то отступило, давая ей новую свободу для манёвра. А уж для него уже подходило и время, и место…       Эти двое, сверкавшие столь задорными янтарными глазами... они не могли лгать. Были слишком хорошо известны ей, чтобы просто осмелиться им не верить.       Поминутно оборачиваясь и обводя тёмным взглядом полностью чёрных, непрозрачных глаз окружение, Эфемера слегка поёжилась под последними каплями дождя, подсвечиваемого прожекторами крыши. Дождя, воспринимавшегося, словно некое липкое жирное масло. Замечательное дополнение к дождливой весенней ночи, без прикрас. В такую даже ветер ведёт себя как похотливый насильник. Однако ей это всегда нравилось. Она легонько, томно вздохнула, полнясь ожиданием. Дыша горьким и плотным воздухом, на такой высоте не ощущавшимся городским. Зато бывшим таким неестественно-холодным, какой был незнаком воспоминаниям Эфемеры о Сити. Дома вокруг, в доску сырые от разыгравшейся тяжёлой непогоды, были мрачны и неприветливы, лишь редкие окошки и собрание фонарей в безбрежных пропастях стареньких кварталов кое-как давали думать о том, что способ питания пока что не подлежит поискам альтернатив для неё…       Хм. А голод-то как раз вполне себе реален, притупляя её восприятие. Потому, за сторонними размышлениями, не будучи замечен ранее. Ну ничего, по такому-то случаю вскоре можно будет и вволю подкрепиться… Ну а еда, подчиняясь своему инстинктивному распорядку, никогда не оставит разочарованной. Всякий раз, как впервые - перед смертью гораздая показывать богатство оттенков служения и боли.       Каждый раз не верящая, что гибель может скрываться даже в самой незначительной тени.       Отчего-то на ум ей пришло имение Дэрелла Зеренски, расположенное не столь далеко от её собственного. Пышная, ритуализированная безвкусица, где всё цвело безумными тратами денег, электроэнергии и спокойствия, и пыхало едва ли не олимпийской бодростью. Основное дополнение их общего плана. Казалось, способное быть видимым даже отсюда, из самого центра Сити — постарайся сводный братец лишь чуть больше. Зеренски, как всегда, был в своём репертуаре. Ему нравится яркость всего, что его окружает — так он чувствует себя словно в безопасности. У Христа за пазухой - хоть и такое сравнение ему врядли бы пришлось по вкусу. Высокомерный трус. Ему нравится свет. И на него Зеренски не скупился никогда. Точно мстил своему происхождению, если бы в этом был какой-то потаённый смысл.       Теперь, ставши свидетелем осколку той самой, живой легенды... она не сомневалась — ближайшие годы, а может быть даже и месяцы, но позволят ей служить вновь. Те, кто обладают такими силами… не оставляют выбора. Это заставляло её послушно замирать в ожидании. Приятном ожидании, причинявшем её буквально физическую, такую ласковую, красивую боль... По телу её разлилась приятная нега.       День она провела в своих апартаментах, стараясь лишний раз не отсвечивать, особо не казавшись на глаза. Много думала. Избегала каких-либо встреч или разговоров с упорно лезшим в её дела семейством. Вампирше откровенно опостылило то, что разномастные соглядатаи её родни каждый раз следовали по пятам, стоило Эфемере только покинуть свой особняк. Она просто ждала удобного момента, пребывая за размышлениями на тему: а надо ли ей всё то, на что она подписалась? Это было… непросто. Чистый риск. Она понимала, что пути назад уже не будет, стоит только прийти на это место единожды.       И она сделала свой выбор.       Ведь ослушаться Его... значило не иметь будущего.       Прошедши обратно в зал и замеревши у фонтана, наполненного кровью, Эфемера чувствовала незримое приближение... Его.       Оставались какие-то считанные минуты, неустанно возражавшие ей вечностью. Никогда время не казалось ей настолько же непреодолимым, насколько представляются, например, расстояния меж галактиками. Пожалуй, сегодня оно окончательно застряло, словно клинивший, плохо смазанный механизм. Ей уже начало казаться, что то самое, разыгранное посредь улиц этого Сити, ледяное Зло, забирающее провинившихся перед грядущим миропорядком – не более чем представление. Всего лишь тупая, ничего не стоившая, пускай и гениальная мистификация.       Она выбросила в боевое положение искусно выполненные, сложные, густо гравированные клинки, испускающие лёгкое сиреневатое свечение, отдающее смертельным обаянием. Не было места сожалениям. Эмоции прочно устремлялись вон из её существа, не давая права даже на сиюсекундное смятение. Она сделает это. Ради её завтрашнего дня.       Ради… отнятого у неё.       Я знаю... Однажды ты будешь рядом со мной. Придёшь судить, и быть судимым по делам твоим. И я обещаю тебе... искупить непослушание. Завещаю себя служить тебе - клятвой своей крови. Крови истинной веры. Крови матери...       Сейчас перед ней был... некоторый план.       Игнорируй сколько угодно её попытки приручить тебя, мистер Даймен Айзенграу. Продолжай барахтаться в расставленных ей силках. Быть может ты ничего и не чувствуешь, однако они уже плавно съезжаются на твоих щиколотках, запястьях, да и на мужественной, мускулистой шее. Сопротивление… Оно лишь только ещё больше раззадорит её. Возбудит, если угодно. А от своего она не отступится. Придёт тот день, когда ты, наконец, поймёшь, что помыслы и деяния её способен направлять лишь один...       - Мы ждали тебя, Дочь Тени, - внезапно раздавшийся позади неё, рассыпавшийся и вновь собиравшийся из десятков оттенков, молодой и певучий голос был завораживающе прекрасен.       И столь же ужасен.