Не Преклонившийся

Штаб-квартира Brimstone Society, поздний вечер того же дня.       Чёртова сука. Да кто ты такая, чтобы пытаться играть в свои грязные игрушки за её спиной?       Примерно такого содержания мысли и пролетели в голове рыжей дампирши, которая едва заставила себя сохранить внешнее спокойствие под скользнувшим по ней равнодушным, и всё же казавшимся издевательским взглядом этой желтоглазой потаскухи, какая с довольным видом выходила прочь из кабинета Северина. Если, конечно, «довольным» можно было бы обозвать её вечно безэмоциональный, холодный как северный ледовитый океан, отсутствующий вид. Рэйн постоянно казалось, что эта мадам, секретарша главы американского отделения Бримстоуна — под своей почти детской внешностью мертвее любого, кого ей, Рэйн, доводилось только встречать в стенах родной организации. Что с ней однажды сталось такого, что она превратилась в биоробота? Или же эта тварь чего-то упорно выжидает, держа весь свой багаж при себе. Но только вот более прочего её напрягал тот факт, что эта мадам не светилась ни в одном из диапазонов её совершенного, доставшегося по отцовской линии, зрения.       У неё просто не было ауры.       Рыжая давно знала, что это может означать. Строго говоря, она и не была живой. При всей своей буйно цветущей красоте и молодости, мертва настолько же, насколько могут быть мертвы, к примеру, булыжники в фундаменте какого-нибудь Эмпайр Стейт Билдинг. Но, может быть… она просто старательно прячет свою подноготную? Это располагало к другим вариантам. Какие были один другого омерзительнее. Такой уровень контроля своей природы свойственен… очень и очень редким созданиям. Только-только подошедшая к дверям кабинета Северина, Рэйн сказала бы — исключительно редким.       И, обычно, исключительно сильным.       Что же это за тварь, чёрт возьми?! На секунду отвлёкшись, дампирша обернулась и внимательно поглядела ей вслед, наблюдая за тем, как укутанная в одно из своих любимых, викторианского стиля платьев траурно-чёрного цвета, секретарша лёгкой, бесшумной, и по правде воздушной походкой словно бы плывёт по коридору, погружённому в ночной, кое-где нарушаемый небольшими софитами полумрак. Чем-то сейчас живо сходя за привидение юной леди. Рэйн потупила хмурый взгляд, сама того не замечая, удивительно вдумчиво изучающая паркет. В следующую секунду она словно проснулась, отмахнувшись ото вновь начинавших её одолевать подозрений. А, не столь важно… Пообещавшая себе то, что в следующий раз, если эта мерзавка вздумает глядеть на неё вот так, не зная своего места — Рэйн заставит её пройтись по боевому клинку причинным местом, явно жаждавшим приключений, дампирша заменила так нелюбимую ей секретаршу сэра Трумейна в списке нынешних гостей координатора.       — Тебе это ещё не надоело, Северин? — сходу присаживаясь в любимое кресло, стрельнула глазами она. — Торговать физиономией сегодня явно не лучший денёк. Сколько баков выручил? Признавайся, любитель подковёрных интрижек.       — Не понимаю, чем тебе так не угодила мисс Сииле, — пожал плечами синеглазый брюнет, всем своим видом намекая на то, что он тут совсем, как бы, ни причём. — Будучи лояльной к нам, внедрена в Бримстоун очень давно. Является одним из основных осведомителей американской части Бритмстоуна, между прочим. Дополнительно занимает штатное место секретарши при местном начальстве — ну, это ты и так знаешь. С маскировкой и миссиями, требующими особой внимательности и соблюдения субординации — справляется очень похвально. Вечно ты держишь всех и каждого под подозрением. Не будь ты такой упёртой во всём, что касается мести, смею думать, тебе, Рэйн, спалось заметно легче.       Опять эти маскировки… Как в воду глядела. Ох как дампиршу это злило.       — Как невежливо. Кажется, Северин, тебя давно не били. Быть может… мне не следовало столь беспардонно отбирать тебя у Эфемеры? — даже ласково проворковала Рэйн. Ни на секунду не давая усомниться как-то внезапно вспотевшему координатору в том, что уж кто-кто, а эта госпожа способна сообразить отличное рагу практически из любого.       Сумерки за окнами давно превратились в одну суровую ночь. Вернее, собиравшуюся стать суровой. И, наверное, это было единственным, что сейчас согревало её. Обещало дать возможность забыться, доверившись тому, чем она жила. С чем выросла. В такие моменты, как предстоящая драка, остального мира для Рэйн не существовало. Она умела посредством боя уходить от любых проблем. В пику людям, что так её, порой, раздражали. Вот как сейчас, и этот несносный Северин, затеявший с ней игры в угадайку. Нет уж, в любой другой денёк, мой дорогой друг, только не сегодня. Зато она вполне себе угадывала, почему это у её напарника в кабинете царит такая приятная, интимная атмосфера, разоблачающе отзывавшаяся только одним горящим источником освещения — настольной лампой, украшающей рабочий стол Северина. Кажется, порой смелость, а главное, наглость координатора начинала медленно так, как гондола, плывущая по венецианским каналам, забывать свои рамки. Быть может, день для него тоже выдался непростым, но ей на это было наплевать.       — Мне бы просто понять, чего она хочет, — видимо безразлично бросила она. — И чего добивается. Она откровенно мне не нравится.       Отчего-то дампирша уже знала его реакцию заранее.       — Ммм, дай-ка догадаюсь… — абсолютно беззаботно протянул Северин, свободно развалившись за столом. Тлевший за окнами позади него, ночной город был отличным дополнением впечатлению, что Северин собой сегодня являл. Поговорим о бесконечной самоуверенности высоких бримстоунских шишек? Нет уж, Рэйн, крошка, не стоит — испортишь себе весь настрой. — Скажем… Вечно заставляет беспокоиться нашу дорогую Рэйн. В этом мастерстве она преуспела, как никто — и слова плохого никому не сказав, да не поглядев косо. Если она кому-то и врёт — то делает это настолько умело, насколько ещё никогда и никто на моей памяти. Наше рабочее общение, к сожалению, обязательно, Рэйн — разве что у тебя есть вариант настойчиво поговорить с сэром Алистером с целью отфутболивания мисс Сииле прочь от «доступа к телу». Но вот задумайся. Вдруг на твоё беспокойство у неё есть свои мотивы? Предположим, такие, о каких мы и не догадываемся. Только представь себе — мадемуазель Сииле, внезапно оборачивающаяся правой рукой Тьмы, орудием самого Дьявола, караулит нас в переулке, а затем набрасывается, кромсает и насилует всеми известными и неизвестными способами, после чего убедительно потрясывает перед нашими окровавленными носами парочкой контрактов, предлагающих продажу её Господину наших потерянных душ в обмен на вечные любовь и взаимопонимание во всём мире! Мы, по правде говоря, отчасти познаем путь самого Христа! Но потом под нашими ногами разверзнется бездна с огоньком, и мы, взявшись дружно за ручки, нырнём навстречу новым приключениям.       Закончив пламенную речь, Северин довольно улыбнулся. Отчего-то эта его ухмылка выглядела слишком уж сардонической.       Ты специально стараешься перегнуть палку? Хочешь поглядеть, на что она способна, или, возможно, пытаешься настроить её на нужный лад перед тем, что задумал Бримстоун? Отлично. Пошёл-ка ты к тому самому Дьяволу, приятель. Будь уверен, он-то точно найдёт на твою богемную задницу управу. Отчего-то чувствуя противную слабость внутри, дампирша, не желая более продолжать этот тупиковый разговор, напоминающий общение глухого с немым, просто встала, и вышла прочь в полнейшем безмолвии. Напоследок не забывши перехватить инициативу у назойливой секретутки, и красиво облагородить и без того щемящую сердца походку взрывной сексуальностью, заключавшейся в зазывающем покачивании бёдрами. «- Пока будешь изводиться в моё отсутствие — будет повод… так сказать, заняться собой, Северин.» — с довольной ухмылкой отметила про себя Рэйн, хлопнув дверью так, что, казалось, обрамлённые рамками дурацкие грамоты, вывешенные на стенах, дружно исполнили художественный стук. Чтоб тебе там и на голову штукатурка попадала, шельмец. О тебе позаботиться по-дружески пытаешься, обратить твоё внимание на тех, кто не является тем, кем кажется — а у тебя перед глазами уже сплошь победы на любовном фронте.       Уже сидя на заднем сидении служебного автомобиля, Рэйн оцепенела ещё больше. Слишком уж много нефильтрованного дерьма этот Сити обрушил на их головы всего-то за какой-то месяц. Дети ночи упорно жмутся в углах, обдумывая какую-то очередную жутко таинственную пакость. Северин, вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, и быть грёбаным пай-мальчиком — всё больше превращается в какое-то малоуправляемое чудовище. Всё равно, что с пульта управления детской машинкой — пытаться рулить огромным монстр-траком с парой-тройкой тысяч сил, и минимум Джейсоном Вурхизом за штурвалом. В высших кругах Бримстоуна расхаживают малопонятные создания, преследующие столь же малопонятные цели! Проклятье! Как из помойного ведра сыпятся, чтоб их. Она уже сомневалась в том, кому верить можно, а кому — нельзя.       Но ещё больше Рэйн беспокоил этот странный мужчина, Даймен Айзенграу.       Чем больше дампирша обо всём этом думала — тем более тревожным казалось преследование его Бримстоуном и, всё на то указывало, теперь ещё и вампирами. Это напоминало тщательно спланированную операцию. Да не одну. Что же в нём такого важного, что все вокруг превратились в стаю падальщиков, реющую над этим парнем, который, кажется, такими темпами скоро отдаст концы? Несомненно, говоря о том, что могла видеть она — на человека он походил мало. И, глядя правде в глаза, вряд ли являлся таковым. Чем-то он ей напоминал того самого… лже-пастора, тянувшего лямку в Сан-Франциско. Было в них что-то общее. И более всего Рэйн внутренне напрягалась, когда понимала, что ауры этих двоих… были весьма схожи. Если ни единое целое — настолько они напоминали друг друга. Это… один вид? Да кто же, чёрт возьми, вы такие — что этот вшивый святоша-Фон Блют, что мистер Айзенграу-младший? Каким таким Дьяволом вас только приносит в её жизнь? Хотя… поскольку вас развелось так много, а в её послужном списке подобных вам пока нет… значит, дампирше есть, куда стремиться.       Если бы только этот парень проявил бы к ней хоть капельку враждебности.       Нет. Он был совсем другим. Отличался от этой пресвятой образины в костюме Фон Блюта. Если что-то о себе и знал — то превосходно скрывал. А попробовать разобраться… то не показалось ли тебе, что и этот пастор… скажем так, не был настроен драться с тобой, а лишь безвинно игрался? К своему удивлению, не получив ни малейшего нагоняя за фактический провал операции в Сан-Франциско от сэра Алистера Трумейна, который давеча, в ходе срочного заседания Совета, выглядел, как всегда, непреклонным утёсом, не подверженным влиянию ни одной из известных стихий, Рэйн заставила себя пересмотреть некоторые свои взгляды. Например, на то, что она подлежит замене при первой же своей осечке. Ведь с посвящёнными в положение вещей тут не церемонились. Любой из них должен был уметь доказать свою нужность не словами, но делом. И если телодвижений не следовало, то… Впрочем, какой ей интерес до других? Тут бы свою непокорную голову сносить. Неровен час, разнообразным мудакам из числа кровососущей родни спится и видится, как она, эта самая голова, украшает столешницу личного бара какого-нибудь особенно продвинутого сородича. Однако, гораздо хуже то, что тем же самым может похвастать и этот надоедливый Бримстоун. Только занырни поглубже. Не стоит тешить себя сладкими грёзами, Рэйн. Ты ведь знаешь, что этим старым задницам в Совете нужно только одно. Твоё умение обращаться с клинками. Твои способности. А кто ты безо всего этого? Одна из миллионов таких же, какие торчат по самым разным работам в дневное время суток.       Любая — только не Кровавая Рэйн.       В салоне могучего Шевроле Субурбана, какой вёл Маркус Коннерс — один из ветеранов отряда зачистки Бримстоуна, звучал Дакс Риггз; и эта его песня, такая спокойная, невинная и безвредная в звучании, однако же, своим смыслом забивала все благие начинания.* Рыжеволосая дампирша расслабилась на заднем диване, прикрывши яркие зелёные глаза. Какие забавные ассоциации, а? Очень подходит к предстоящей вечеринке у Милтона Строма в бунгало. Ничего не сказать, у насильственно прицепленных к ней обормотов из штурмового отряда, какой, по её определению, будет исполнять исключительно роль слона в посудной лавке — хотя бы были зачатки какого-никакого вкуса. И садистского юморка. Как ни крути, но это лучше, чем сидеть в окружении полубезумных бримстоунских красноглазиков, у которых все разговоры прыгали бы с очередного взлома базы данных каких-нибудь шлёпнутых на всю голову религиозных безумцев, террористов или учёных от любой из потусторонних или оккультных конгрегаций — да на вчерашнее достижение нового уровня в онлайн-ролевой игре, мать их дери. Только там эти бестолочи и могут жить полной жизнью, чуть более чем полностью несостоятельные в реальной. И прелестно беспомощные, когда дело доходит до цепляния обкусанными ноготками за свою собственную жизнь. Насмотрелась уже. Да что уж там… Хотя бы до общения с любым существом противоположного пола. Тут уж все эти бесконечные Эльфы и Паладины становятся совершенно не у дел. Рэйн улыбнулась уголком губ, воображая себе этот рафинированный бред. Нет уж. Пускай уж лучше рядом будут эти дуболомы, которых выделил Совет. Они хотя бы лишний раз молчат. И в состоянии за себя постоять. А большего от боевых соратников довольно аскетичная сама по себе дампирша и не требовала.       А ведь и вправду. И не поспоришь, как ни пытайся. Да и на кой чёрт? Она знала лучше, чем кто-либо другой, в том числе и в этой машине: смерть ярка. И яркость её в умении быть разной.       Вновь собравши своё восприятие воедино, Рэйн старалась уделить больше внимания этой ночи, объявшей их экипаж, несущийся во тьме навстречу неизвестности. Однако это получалось весьма посредственно.       Несущийся… нет, кажется, она погорячилась.       Большой внедорожник с издёвкой плыл через ночной Сити, не нарушая правил и не пролетая перекрёстков на запрещающий сигнал светофора. Рассеянно глядя куда-то за пределы окон, где клубились неясные очертания потопленных мглой окраин Сити, Рэйн с тихим цинизмом смаковала про себя то, чем её пичкали колонки, чёрт возьми, опционной системы Bose, которая привыкла, наверное, крутить ребят вроде Снупа Дога или Рианны. Нет, она была создана доносить до ушей рядового яппи эту дребедень. Если бы только в этом Субурбане такие отыскивались, хоть под третьим рядом сидений. Но здесь… царили иные порядки. Головы думали иначе. И отрабатывали свою, рискующую оборваться в следующий час жизнь несколько другим манером, нежели очередной офисный паскудник, кажется, более всего на свете боящийся получить расчёт от начальства, но приходящий в поистине священный, уничтожающий память обо всём прочем ужас от пятна утреннего кофе на галстуке цвета детской неожиданности. Какие все одинаково бесполезны и безвольны, когда очередной из проклятых баловней кровавого происхождения глядит им в глаза. Предпочитая сдохнуть, надеясь решить все свои проблемы уже где-то далеко-далеко за пределами этой жизни. А вернее, по-быстренькому спеша перекинуть все свои заботы на каких-нибудь ангелов или демонов. И абсолютно не важно — ведут те свою местную бухгалтерию, или же драят швабрами парадные входы к себе в берлоги. Уйти от проблем дешёвым методом — это черта людского несовершенства. Слабости. Зачастую же убожества, по мнению Рэйн.       Но здесь, рядом с ней… Здесь правила бал та самая смерть. Яркая смерть, пропитавшая каждую минуту их жизней. Она подобна… скажем, столь же яркому бродвейскому мюзиклу. Или, возможно, не менее интересной премьере очередного, успевшего заранее нашуметь, чёртового блокбастера. Присаживайся в затёртое тысячей задниц, блестящее дешёвым красным кожзаменителем сидение, так уютно скрипящее в момент посадки. Как классический новичок — доставай грёбаный попкорн, и при первых репликах актёров начинай поглощать его горстями, всякий раз при интересном или пугающем, но одинаково ярком моменте, устраивая локальный дождь из кукурузы. Твои соседи тихи, сдержаны и сосредоточены. Они знают цену сего представления. Потому предпочитают держать себя в руках. Каждый из них думает о своём, ведь так? О себе. Потому что сейчас им запрещено думать о ком-либо другом.       Погружаясь в представление, закручивающееся весёлым, диковатым вихрем радостного презрения и бесчувствия перед тобой, ты непременно оценишь актёров, составляющих этот танец. Танец, что был выверен бесчисленными годами. Танец, заглядевшись на который, более нельзя оторваться. Их макияж ярок и холоден. Одежды строги и опрятны. Движения выверены и скупы, отточенные выше всяких похвал. Иначе же, разве смерть была бы столь искусным кукловодом, не ведая, как мёртвые, её паства — лучшие актёры? Но почему… Почему они? Потому что им неведомы человеческие страсти. Они не чувствуют. Не любят. Не подчиняются законам живого. Потому что великий режиссёр, кружащий над полем их танца, дёргает за невидимые нити, растущие из их жил. Потому что танец этот — та самая пляска смерти. Её искусство. Её истина.       Ну а твои глаза уже безотрывно смотрят на эту широкую улыбку. С экрана, со сцены ли — уже не столь важно. Здесь всякие различия окончательно стираются. И улыбка эта становится ярче, нежели что-либо другое.       Она проникнет в самую твою суть — стоит лишь тёплому и обволакивающему, душевному блюзу сделаться хоть самую чуточку погромче. Расслабься, и попытайся получить удовольствие. Ведь смерть, если вдуматься на секунду, и рада дарить всё это, если, конечно, ты сможешь по достоинству оценить её творчество.       Потому как ничто… оно не бывает жестоким.       — Эй, Рэйн!       Дампирша, с головой пропавшая где-то в высоких материях, вмиг очнулась от странного сиюминутного трипа. Определивши только то, что машина остановилась где-то в особенно глубоких и грязных трущобах Сити, она бросила внимательный взгляд на говорившего с ней.       — Мы на месте, — доброжелательно проговорил один из сопровождавших её штурмовиков, Александр Камински, сходу оправляющий на себе боевое снаряжение. — Выдвигаемся.