Не Преклонившийся

21 мая, Сити, промышленный район. 1.10 по местному времени.       Перетекая из тени в тень, и с каждым переходом всё быстрее приближаясь к пункту назначения, она сыто улыбалась. Ночь всегда была её истиной. Её страстью. Её союзником, что никогда не подведёт, ибо не способен с самого её, вампира от рождения, появления в рядах тех, кто, якобы, живёт. Чёткий план, исполнения которого она придерживалась несколько дней, строго соблюдая все детали, сегодня должен был стать явью. Это было решено ещё до её смелого похода в клинику, который, впрочем, подразумевал собой не только порядком подутомившее продолжение слежки за объектом, но и выяснение некоторых его новоявленных физиологических аспектов. Соглядатаи у их стороны имелись повсюду, но не следовало считать, что проклятое общество заступников рода людского не приставит к объекту её всестороннего интереса свою нежелательную опеку. Люди, несмотря на все свои слабости и хрупкость, были крайне предусмотрительны. Как затравленные животные, часто демонстрирующие чудеса хитрости во имя выживания.       На западной окраине Сити, в этом краю старых пакгаузов, заваленных хламом, полуразобранными машинами и битым стеклом, было непривычно тихо. Казалось, ещё чуть-чуть, и она вновь услышит это странное, могучее пение, какое было для неё символом этого странного города. Но… нет. Кое-где покрываемые серебром холодного света фонарей, сырые после дождя стены складов были безмолвны. По большей части, давно брошенные, эти места были бы ещё одним лакомым кусочком для «Культа Кагана». Без дураков, прекрасное место для неслышного и не привлекающего особого внимания, обстряпывания некоторых, хм… дел рода. Такой уж была она, Эфемера — всегда и во всём способная учуять выгоду. Было бы пользительно в ближайшее время выдать столь красивую идейку на расмотрение в кругу семьи — пронеслось у неё в голове. А стоит попасть им в руки какому-нибудь особенно удачливому мудаку из Бримстоуна — здесь его и за пару десятилетий не найдут, а даже и найдя — всё равно не соберут.       Однако… Нет, что-то явно было не так. Слишком уж всё выглядело гладко идущим. В который раз Эфемера скрытно пожалела о том, что не подвязала к своему небольшому дельцу Легион Теней, который всеми ночами был занят только лишь внеплановой работой под началом семьи, собирая некторые… образцы для Ксеркса и его полоумных потрошителей, не покидающих застенков «Dehesto Chemicals» ни днём, ни ночью. По одной простой причине. Ведь на лица те, все как один, были одинаково ужасны. Порой расточительство Ксеркса её изумляло. Уходя с головой в науку — он делал промахи в совершенно очевидных, житейских вещах, словно живя в каком-то параллельном мирке. Чёртовы учёные… Хотя, мыслилось Эфемере, этим в равной степени хворают все, кто посвятил свою жизнь беззаветному служению Богу в лице Машины. Но, в то же время вспоминая Феррил, вампирша только соглашалась с доводами в пользу того, что она пошла на дело одна. Вот уж кого-кого, а этой занозы под боком точно было строго не нужно, ибо это, благодаря её патологической неспособности вести себя сколь-нибудь тихо в требующих того ситуациях, быстро поставило бы жирный крест на всех стараниях Эфемеры.       Из недавно и столь удачно подслушанных вампиршей разговоров рядовых исполнителей Бримстоуна, отиравшихся в клинике, ей стало известно, что сегодняшней ночью как раз где-то тут будет обретаться мистер Северин. Каким мёдом ему тут было намазано, и чем тут занималось общество защитничков рода людского — для Эфемеры было загадкой. Над которой, впрочем, она ни секунды не стала бы корпеть, чтобы раздобыть ответы. Раз ей пришли на ум замечательные мысли о превосходной площадке для их, вампиров, деятельности — почему не могли прийти и нечистым на руку элементам Бримстоуна, тем более, таким грёбаным прохиндеям, как мистер Северин? Ожидая подвоха в любой момент, вампирша аккуратно выглянула из-за угла феноменально обшарпанного кирпичного склада, стены которого уже крошились и облетали от старости. Впереди маячил явно более хорошо освещённый сектор дороги, но разве это было проблемой для Эфемеры, если сама ночь была на её стороне? Похоже, что-то вроде центрального проезда. Пошедший трещинами, кое-где разбитый асфальт, сквозь который лезла трава. Свет некоторых фонарей так уютно подрагивал, возвещая о их скорой кончине. А покинутые всякой жизнью кроме бродячих псов да крыс строения отвечали им загробным молчанием. По существу, неплохие декорации для тайн, процветания и разборок каких-нибудь мафиозных кланов. Вполне могло статься, что здесь выслеживаемый вампиршей мистер Северин тайно обогащался — например, толкая втридорога посредникам добытые рабским трудом негров алмазы, или вовсе варил здесь какой-нибудь метамфетамин в подпольной лаборатории. Лишь только вообрази себе, Дочь Тени — выбитые тобой двери на склад являют твоим глазам обдолбанных торчков во главе с той самой целью, решивших просто и понятно отметить особенно удачную сделку. Тут-то и начнётся всё самое интересное… Они пожалеют, что когда-то стали свидетелями этому белому свету. Или, что вернее, просто не успеют этого сделать. Вас просто потопят, мразь. Однако, подробности какого-либо рода бизнеса этого господина волновали Эфемеру в последнюю очередь. Сейчас у неё была одна-единственная задача.       Северин должен был сегодня отправиться к праотцам. И откровенно плевать, если тот будет против.       А вот и то самое строение, про некую «срочную халтуру» в котором этот горе-бизнесмен распинался едва ли не на весь холл клиники, явно не думая о последствиях. Она хорошо помнила, как окружавшие его в тот момент, стремившиеся выглядеть неприметными люди, явно близкие его знакомые, в попытке упредить заносчивость этого паренька, даже цикали на него, воровато озираясь по сторонам. Что-то они скрывали… Что же? Двухэтажный пакгауз архитектуры конца века 19го, возвышаясь перед Эфемерой, был так же скуп на пояснения, как и все прочие вокруг. В его маленьких бойницах-окошках было темно. Может быть, у вас тут прачечная, а, защитнички мешков с кровью? Залежи грязного нижнего белья, ударно пополняющиеся после каждой встречи с ночными гостями. Сама романтика. Сложенное из красного кирпича здание с высокими, глухо обрешоченными окнами, по определению, не вызывало особого интереса, и среди себе подобных вокруг ничем не выделялось. За слегка приподнятыми, подёрнутыми налётом ржавчины воротами для грузовой техники была кромешная тьма. Ночное зрение выдавало за ними полупустое помещение, содержавшее, в основном, мебель вроде стульев или табуреток. Это был, кажется, уже второй тревожный звонок, однако, для Эфемеры сейчас было важнее найти этого выродка, тем более, аура его хорошо просматривалась на втором этаже пакгауза. Как же, эту, да такую яркую, зеленоватую, с буроватыми вкраплениями тревоги и недовольства, она могла бы распознать и за несколько километров. Кажется, в этот момент он сидел за компьютером, чьи тепловые сигнатуры тоже хорошо просматривались. Как бы ей не застать тебя, мистер коротышка, за просмотром гей-порно, и сопровождающей то игрой в карманный бильярд… Остынь, Дочь Тени, сегодня тебе назначено особенное, сулящее щедрые подарки, свидание. Более не медля, она поднырнула под ворота…       Как вдруг вокруг неё всё собой залил ослепительно белый, болезненный и ненавистный свет. Злой и жёсткий, как ожившая сталь.       Этот свет был и впрямь необычен. Повергнувший вампиршу на пол складского помещения так, словно та получила достойный апперкот от завалящего рэстлера. Да что за дьявол?! Такого она совершенно не ожидала. Эта беспричинная, такая всеобъемлющая, созданная искусственно слабость… Слишком поздно Эфемера поняла, что угодила в сети Бримстоуна, тщательно расставленные тут тем самым мистером «рукоблудом», оказавшимся, на удивление, недооцененным ей в плане смекалки. Борясь с поистине жгучим чувством позора, Эфемера сумела, преодолевая ощущавшийся материально-тяжёлым свет, поднять голову, дабы увидеть то, как в помещении, спускаясь по небольшой стальной лестнице, появляется тот самый Северин. Поправка: та самая жертва. Ещё одна поправка: жертва ли? Вампирша судорожно выдохнула. Ах, проклятие… Этот злой, раздавливающий молотом, искусственный день, явившийся этим светом… он исторгался большим количеством этих необычных, явно специально сконструированных для подобных целей прожекторов, установленных под потолком помещения. С ужасом отметила, что в столь обширном помещении, благодаря особенно эффективному освещению, нет ни единой тени. Ну а кроме всего прочего, как в довершение гнусного опуса Бримстоуна — вся площадь «склада» с великим тщанием окрашена и отделана материалами белоснежного цвета, а ворота за ней, изнутри ровно того же цвета, уже опущены… вот тут-то вампирша и осознала, что социальные и природные роли в это утро были с лёгкой руки человека обращены на ровно противоположные. Кроме её давнего знакомого, сюда откуда-то явились ещё несколько солдат Бримстоуна при полной амуниции. Их глаза, сквозь проступающий в них недоверчивый страх от созерцания давней угрозы их роду, кажущейся сейчас такой беспомощной, были полны презрения и порочной радости. Только толпой и можете… Теперь скажите мне на милость, чем же вы лучше меня, смертное, слабоумное стадо послушных овец? Эфемера, не в состоянии подняться с пола под действием световой ловушки, бегая взглядом от одной улыбающейся рожи к другой, и чувствуя свою полную неспособность что-то предпринять в свою защиту, была вне себя.       — Я ждал тебя, Эфемера, — елейный голос координатора буквально ударил по ушам; улыбка «жертвы» не предвещала ни малейшего снисхождения. — Ты даже слегка запоздала. Прискорбно.       — Ааа, моя старая любовь, мистер Северин… — не переставая удивляться своей умопомрачительной глупости и комичной лирике ситуации, нашла в себе возможность улыбнуться Эфемера. — Как и прежде, прячущийся за чужие спины.       По молчаливому согласию местного босса, солдаты живо подхватили обессилевшую Эфемеру на руки, и, особо не церемонясь и не пытаясь быть обходительными, споро подтащили к установленному в центре помещения, зеркалившему, явно металлическому кресту. Холод креста коснулся её кожи, точно парализуя. В следующие несколько секунд её конечности, и даже шею опутали толстые кандалы, накрепко связывавшие её судьбу с этим стальным истуканом. Распяться вместо Христа? А чем она хуже него, спрашивается? Всегда мечтала, мать вашу. Кажется, отрешённо размыслила про себя вампирша, она была в паскуднейшей ситуации. Впервые за много-много лет.       — Можете идти, — не терпящим возражений жестом отправил прочь сослуживцев Северин. — На сегодня ваши задачи выполнены. Не сбавляйте бдительности — тут могут быть её паршивые уроды из Легиона Теней. Сэр Трумейн с недавних пор обещал хорошие премии при пополнении числа устранённых из этой прокажённой шайки, так что усердность будет… скажем так, приветствоваться. Доклад начальству — поздним утром, по обоюдному решению.       И, как только ворота на склад, через которые спешно покинули помещение все как один мерзко, сально улыбающиеся солдаты Бримстоуна, были повторно спущены — Северин, до того мирно сидевший на табурете, и поигрывавший любимым Парабеллумом, неспешно поднялся, и медленно, явно наслаждаясь собой, подошёл к прикованной к кресту вампирше.       — Твои глаза выглядят почти нормально в этом приятном свете. Такой ты нравишься мне больше. — Он медленно, осторожно провёл пальцами по её личику. Фальшивая забота, кое-как, не очень-то и удачно проявившаяся на его лице… Как приторно.       — Неужто же у мистера Северина за эти годы настолько истончилась кишка, что он боится сразиться так, как тому подобает? — чувствуя нарастающее отвращение ко всему, оттого гневно глядевшая ему в глаза, произнесла Эфемера.       — Нет, но мы можем это проверить несколько другими методами. — Теперь он запустил руку в её волосы. Его пальцы, просеивающие их на отдельные локоны, были поддельно нежны.       Эфемере было определённо любопытно, какая же сегодня у мистера Северина программа на вечер. Дивная ирония. Это гадание больше напоминало игру в русскую рулетку.       — Ну что ж, маленькая садистичная сучка… — немного помолчав, но так и не дождавшись отклика на свои действия, с тихой угрозой прибавил Северин. — Предлагаю небольшой, скажем так, пакт. Так как вся эта, без сомнения, длинная ночь у нас с тобой ещё впереди… Как ты смотришь на то, чтобы вспомнить былое?       Тут-то она и определила, что её ждало. Ошибки быть не могло. Её объяли омерзение и ненависть к тому, с кем она когда-то могла быть ближе, чем думал какой-нибудь безмозглый рядовой из миньонской составляющей Легиона Теней. И только в подтверждение её мыслей, неспокойно крутившихся в голове, Северин извлёк из-за пазухи плаща кортик, которым-то, умелыми движениями, за секунды и срезал с неё всю одежду.       — Что же ты теперь не демонстрируешь мне то, какой ты можешь быть горячей? А? Не нравится чувствовать себя загнанной в западню? Не искрит с того, что кто-то может вознестись выше, чем ты, Эфемера, воспитанница теней? Всё такая же спесивая и самоуверенная… Некоторые вещи не приемлют смены, не так ли? О, да, уж это ты должна знать лучше прочего. Знаешь почему я сокрыл от Совета Лордов подробности того, что случилось тогда? — по обычаю, поглядел на вампиршу сверху вниз Северин. Ох как его сейчас, должно быть, распирало от гордости за себя… — Ну, знаешь? Конечно. Я хотел обставить всё именно так, как это и случилось. Понравилось бы тебе это, или же нет. Се ля ви, «желанная».       — Понятно, — наконец, с тихой яростью отозвалась Эфемера. — Видимо, крепко тебе перепало за эти годы, раз ты решил таким вот незамысловатым образом потешить своё самолюбие.       — Попасться на такую простую, бесхитростную приманку… — выходец из Бримстоуна, даром что свободный по рукам и ногам, уже гладил её обнажённую грудь. Очередной раз взявшись за ту, Северин защемил сосок между пальцами, что отозвалось в вампирше ничем, кроме как всё нараставшим гневом. — Право, это недостойно даже простого ученика средней школы. Посредственные результаты… Ты всегда была слишком уж уверенной в своих возможностях. А главное — в уме. И мне так нравится то, что сейчас я могу эффективно разубедить тебя в этих опасных заблуждениях. Это вселяет в меня истинную страсть. Так как… порой нам было жарко, ведь так?       Кажется, малой, при первых же воспоминаниях вампирши, картинами прошлого вставших перед её глазами, себя явно переоценивал.       — Ты вся текла только от того, когда я делал вот так… — вновь возбудился координатор.       Его холёная рука, на которую она принципиально не смотрела, только лишившись привычной кожаной перчатки, игриво провела по её плоскому животу, уверенно двигаясь ниже. Как же, это осталось в её памяти. Только вот реагировать на это так, как реагировала когда-то, примерно восемь лет назад — вампирша отнюдь не спешила. Скорее, напротив. Она похолодела в ненависти.       — Ну? Чего же ты ждёшь? Особого приглашения, что ли? — Эфемера, из которой этот проклятый свет выпивал все силы, устало поглядела на мучителя. — Вот она я. Вся перед тобой. Давай. Сделай это. Наверное, и твои прихлебатели хотели бы того же. Случаем, не проследишь, вдруг они подслушивают, и уже готовы проткнуть собой ворота там, снаружи? А может быть, они хотят поглядеть на твои эрегированные причиндалы, мистер Северин?       — Придумай что-то по-интереснее, дорогая… — произнёс над самым её ухом Северин. Чувствуя его горячее дыхание, она горько пожалела, что, благодаря предусмотрительности бримстоунцев, затащивших её в цепи, лишена возможности даже слегка двинуться вперёд, чтобы впиться этому похотливому козлу в шею. Чувствовала она и ещё кое-что. Этот мачо с каким-то особым упоением водил по её шее и щекам тем самым кортиком. Наверное, само провидение возвестило ему о том, что играться с холодным оружием в подобие эротических игр — стопроцентный способ склеить любую представительницу противоположного пола. Даже ту, которая вот-вот простится с жизнью, не иначе.       — Или, — будничным тоном возвестила Эфемера, которую всё это светопреставление абсолютно не заводило — Страшно даже представить, у тебя просто не сто…       Ответом на что для неё стала злая пощёчина. Вампирша, не в силах и пошевелиться в этих кандалах, вдобавок серьёзно ослабленная загадочным светом, вновь отвернулась от взбешённого мучителя, прикрыв глаза.       Но, кажется, сегодня координатор и бывший оперативник решил устроить здесь собственный бенефис, не ограничиваясь классическими грязью и болью. Он всегда был себе на уме, считая насилие больно простым и понятным, чтобы снизойти до него вот так, вульгарно, сразу, как страдающий муравьями в трусах юнец. И следующие минуты полностью убедили в этом вампиршу.       — Люди… — с каким-то вящим разочарованием произнёс это Северин, почти переходя на шёпот. — Они утомляют меня. День ото дня. Квинтэссенция всего самого грязного и порочного, что можно лишь себе удумать. Каждый раз, видя глупость и недальновидность, или взять хотя бы банальное незнание, коверканье речи — я хочу вбить всё это в них обратно. Вне зависимости — старики, женщины, дети… Вбить это обратно. В их глотки, чтобы они подавились. Чтобы только не видеть и не слышать всего этого. Будь у меня возможность — я бы просто сидел и смотрел, как каждый в этом чёртовом Сити горит во пламени Ада. Вне зависимости от пола, возраста, телесных кондиций… Чем они отличаются? Какие льготы себе придумали за столько лет? Не здесь ли кроется одна особенно раздражающая черта большинства — любой ценой торговаться за своё мнимое благополучие или превосходство?       Эфемера бы рассмеялась, если была бы достаточно настроена. А так — всего лишь холодно улыбнулась, глядя ему в глаза. Дошёл-таки, барин. Что, поимев кучку разнообразных красоток, впитал вместе с их страстью и эту уверенность во вседозволенности? Рассуждать о судьбах мира, ставить себя, как достойного кандидата на пост, по меньшей мере, библейского судейства, свято верить в свою избранность? Кажется, комплекс Бога в тебе приобрёл злокачественные черты. Ты всегда был настоящим душкой, мистер Северин. Куда уж до тебя простым мешкам с кровью? Ты ведь, на первый взгляд, весь из себя такой правильный и педантичный. Сама королевская кровь, не иначе. Любопытно, так ли ты вкусен, как заявляешь на своём пёстром ценнике? Впрочем… На вкус-то, как раз, вы все одинаковы. Все как один — но разного рода мешки не столько с кровью, сколько с дерьмом.       — Ты не догадываешься, — продолжал он, — Почему я с готовностью последовал за Алистером Трумейном? Нет, малышка-Эффи?       Он покосился на неё с плохо скрываемым презрением. Эфемера по-прежнему надменно молчала. И его это начинало серьёзно выводить из себя.       — Он был таким же, как я, — бросил координатор, вновь отходя от распятой вампирши, и пускаясь в небольшое дефиле по стерильно-белому помещению. Путь его пролегал как раз вокруг металлического креста. — И в этом я не одинок. Стоило мне постигнуть идеологию высшего состава Бримстоуна, стать ближе к Лордам — и мне стало хорошо известно, за чем будет правда. А правда ведь всегда одна, так? И она гласит… селекция, селекция, и только селекция. Безжалостная и нетерпимая. Лучшие из лучших. Достойнейшие из достойнейших. Подобное… к подобному.       — Ни разу и не смела в том сомневаться, — Эфемера вновь прикрыла глаза, что уже начало жечь нестерпимой болью, однако нашла в себе возможность придать голосу насмешливый оттенок. — Вы ничем не отличаетесь от наци. Прямо лубок с их опереточного времяпрепровождения. Ну а потом… Ты ведь всегда был папенькиным сынком, так, мистер Северин? Только теперь папочку своего ты обнаружил в ещё одном полоумном святоше. Только и всего.       — Многие в наших рядах давно поняли эту истину, — высокопарно рассуждал мерно прогуливающийся вокруг неё Северин, пропуская мимо ушей слова вампирши, или просто ставя себе целью затаить как можно больше обиды. — Человек… он ведь так беспомощен, когда дело доходит до переделов лица мира ли, или страны… Или хотя бы даже города. Даже этого сраного Сити! Вместе — огромная сила, а по одиночке — кто они? Кто все мы? Ты должна знать это, моя дорогая пленница. Воистину, те, кто боится своей собственной тени! Муравьи в следующей инкарнации, слизняки под солнцем! Каждый новый день — новая клетка, отличная от любой прочей! Вглядевшись в этот уникальный узор — можно познать и увидеть своё будущее. И Бримстоун нынче хорошо подкован в знаниях — как обладать мощью той самой стихии. Силами, что выходят за рамки любых пределов и понимания! Силами… самого… творения… Лишь только попробуй задействовать твои куриные мозги, красотка! Ну, можешь ли ты вынести это зрелище? Способна ли хоть на крохи понимания, что есть истинная стихия?! А как нам всем известно, перед напором практически любой стихии, человечество ли, любая иная раса — лишь грязь, что без труда стирается ей с лица земли… Стихия — это и есть отголоски творения. Осколки Бога, если удобнее… Власть, о какой никто из тех, кто мог или может именоваться живыми — не смел бы и измыслить…       — Ого, да ты, кажется, слегка… того. — издевательски усмехнулась Эфемера. — Этот город полон каких-то придурочных сектантов и пришибленных идеологов, как несвежий труп — червями. Прекращай-ка слушать подростковые коллективы, любовь моя.       — А не ты ли, — оценивая колкости вампирши, резко меняя тему, прошипел Северин. — Упорно отиралась рядом с нами, пытаясь, под видом доброхотов из твоего окружения, выведать всё о наших передвижениях?       — Не без этого, — легко отозвалась она.       — То, что американский Бримстоун, — вновь подступил к ней Северин, пышущий откровенным бешенством, — Всё ещё толком не осведомлён о том, кто вы такие, и чего от вас можно ждать — скажи спасибо мне, дорогая. Но… скоро всё изменится. Абсолютно всё. Уж поверь мне наслово. Когда я говорил о стихии — я нисколько не кривил душой. Возможно, ты не понимаешь, да и вряд ли успеешь понять… Но… ты и представить не можешь, насколько оно близко…       С этими словами он скинул с себя одежду. Как не смела вампирша и сомневаться с самого начала. Ну что же, вот и пробил он — час твоего оскорбления, Дочь Тени. Держись достойно. Не смей поддаваться или уступить. Не давать заднюю… Ты помнишь? Этот раунд игры проигран, но впереди ещё несколько. Она с вызовом глянула в ответ. Зарабатывай свои очки, мистер Северин. Получай бонусы от начальства. Реализуй себя, как очередной инквизитор. В этот раз партия твоя почти идеальна. Наслаждайся… пока можешь. Вся в этих мыслях, вампирша успела отметить только то, что её предположения о мужской несостоятельности Северина были далеки от истины. Торчавшее в её сторону достоинство бримстоунского координатора было тому лучшим доказательством. В следующую секунду она ощутила, как он проник в неё. Немного больно. Но терпимо. Посмотрим, сколько ты продержишься, мразь. Или же опять, как встарь? Вопреки всему тому, что Эфемера чувствовала — она опять легонько улыбнулась.       — Тебе не выбраться, мерзкая шлюшка. — возбуждённо процедил координатор сквозь зубы. — О, нет. Программа на сегодня обширна и затейлива.       Борясь своей странной весёлостью против омерзения и ярости, лавинообразно нарастающих в ней под действием нежеланного и не приносящего ни малейшего удовольствия соития, Эфемера не нашла ничего лучше, как смолчать. Видимо, приняв это как вызов, Северин только усилил напор, ускоряя темп.       — Ну и что теперь, А?! — По собственному определению, долбя её, как отбойным молотком, повысил голос насильник. — Насколько твой ненаглядный выродок-Айзенграу лучше меня?!       Он не желал бы останавливаться. Никак нет, шлюха. Ровно как в старые-добрые времена. Времена, когда ты была сама не прочь перепихнуться, порой, едва ли не под кустом, а то и на крыше какого-нибудь небоскрёба, или, там, сиротского приюта, вдоволь нажравшись детской крови. Наверное, чтобы не просто ощущать себя на седьмом небе, но и видеть свою причастность, не правда ли? Вся такая гладкая, точёная, аристократически белая кожей… идеальная женщина… она возбуждала. Ибо… чёрт побери, она была создана возбуждать. Здесь и сейчас — она была самим совершенством. И он не мог её просто так кому-то отдать.       Как ты сказал?! Отдать?! Ну уж нет!       На этом моменте все его ограничители словно срывало напрочь, и Северин уже не вспоминал о том — правильно ли это хотя бы по отношению к упрямо строившей из себя монахиню рыжей девчонке, в диалоге с которой, возможно, по окончании этой катавасии с Айзенграу, удастся обернуть всё вспять. Насрать. В любое другое время, но только не сейчас. Потому что сейчас… Ты сама во всём виновата. Вы, обе. Ты ведь и сама не казалась особо оскорблённой вниманием того ублюдка? Нет? Так получай же то, что заслужила, мерзавка-Эфемера. И ты… глупышка-Рэйн. Однажды ты будешь валяться в моих ногах, умоляя принять тебя обратно, тому нет никаких сомнений. Все вы такие падкие до выгоды, как только вам дают понятие о том, что вами интересуются, не без возможности подкрепить интерес материально. Все вы одинаковые. Любите говорить, но не любите действовать. Так и получайте же по заслугам вашим. Твоя сестрёнка… Ты, проклятая, до разрывающегося сердца желанная, Эфемера. Ты — моя. Моя. Моя! Но больше ничья. Спустя то время, что проведём мы вместе, сегодня и на всю вечность — ты перестанешь быть чьей-то, кроме как моей.       Чувствуя, как он двигается в ней, Эфемера теперь хорошо видела различие его и Даймена Айзенграу. На живом примере, так сказать. И здесь её радость и чувственность, пробуждаемые грубостью и животной яростью партнёра — который бы, разумеется, сумел бы всего этого достигнуть, будь только он не мистером Северином — словно давали трещину. Трансформировались в нечто иное в пользу чего-то, кажется, доселе ей неизведанного…       — Ну же! — В исступлении вскричал Северин, желая растормошить в нагло молчавшей Эфемере хоть какую-то реакцию. — Отвечай! Смотри в глаза, когда тебя трахают, ты, драная блядина!       Чувствуя полное безразличие, она ощутила участившиеся, приобретшие особенную силу толчки. Ооо… Ну конечно. Эфемера даже испытала что-то вроде разочарования. В общем-то, как и всегда. Чего от тебя ещё можно было ожидать, непризнанный секс-террорист? Разрядившись в неё, координатор обмяк на ней, не особенно-то и спеша убраться из вампирши прочь.       — Ты всегда был полнейшим дерьмом, как любовник, — доверительно сообщив ему на ухо, вампирша томно усмехнулась, с вызовом глядя в немедленно отстранившееся от неё, горящее нестерпимой яростью лицо насильника. О, ради этого зрелища можно было потерпеть и унижение, и насилие, и даже медленно убивавший её свет — так давно Эфемера этого ждала. — И, ныне я хорошо понимаю, остался таковым и теперь. А ещё, кажется, ковырялка твоя… это, как бы сказать по-приличнее… не выдерживает никакого сравнения с Айзенграу.       Хлёсткая пощёчина по её личику. Очередная. Волосы, взметнувшись чёрной пеленой, растрепались по тонким плечам. А не стоит ли тебе, Дочь Тени, пересмотреть свои взгляды на доминирование?       — О, да… — Эфемера, чувствуя особое наслаждение, сплюнувши кровь, тихо рассмеялась тому в лицо. — Бить у тебя получается однозначно лучше, чем доводить до оргазма. Мне даже жаль эту… хах… рыжую блядь, что ты, может быть, даже можешь исправно приходовать в свободное время. Печально. Потому что если так… что ж, она должна тебя тихо ненавидеть.       Уже замахнувшись, Северин хотел, было, ответить на эту реплику ещё более сильным ударом, метя, по всей видимости, разжиться её клыками напоследок, однако тут его затея была прервана внезапно зазвонившим мобильником. Намереваясь с достоинством выдержать и эту травму, внутренне готовая, тут Эфемера тихо выдохнула, уже с нескрываемым отвращением чувствуя, как по её ногам, кажется, вовсю струится семя местного проповедника всеобщей расовой ущербности. Какие гнусные ощущения. Вот всегда так. Позиционируете себя наместниками Ангелов, на деле же оказываетесь обычными недотраханными подонками с полным набором недостатков и комплексов. Что может быть ещё более унизительным? Разве что… не хватало ещё, так сказать, «метнуть икру» от такого. Вот где будет апофеоз твоего падения, Дочь Тени. Настоящая горечь в стане унижений… Северин же, нисколько не стесняясь наготы, с негодованием порылся в своём тряпье, валявшемся неопрятной кучей, разбрасывая то по сторонам, и, наконец, изловил надрывающийся пронзительным звоном телефон в кармане плаща, спеша взять трубку. Судя по его враз осунувшемуся лицу, как и по разговору на повышенных тонах, в котором опять замелькали оперативники и, по меткому выражению координатора, кровососущая падаль — начальство не дремало. И, походило на то, затребовало немедленного явления новоявленного пророка-скорострела народу, так как Северин, куда-то бесследно растеряв весь свой любовный запал, спешно засобирался, подхватывая с пола и старательно на себя натягивая ранее раскиданное по сторонам. Разумеется, сопровождалось всё это действо отборным матом и чертыханиями. По-прежнему теряющая силы под прожекторами, чувствующая себя пропущенной через прессовальный станок Эфемера нашла в себе силы даже умилиться. Это воистину забавно — наблюдать за тем, как ещё недавно размечтавшийся о всемогуществе, весь из себя непризнанный принц чистых кровей спешит и падает в преследовании малейшего поощрения от своих хозяев. Тебе необходима дрессировка, мистер Северин. И твои хозяева тебе её, похоже, исправно дают. Моральные клизмы ли, или дружеские сосиска-пати со старыми маразматиками — такому как ты всё пойдёт на пользу.       — Как, уже уходишь? — вновь съехидничав, вампирша, не в силах более терпеть нарастающую резь в глазах и безумный, печной жар, казалось, во всём теле, опустила голову. — А как же романтика? Помнится, кто-то обещал дивное разнообразие конкурсов. Что, твой бенгальский огонёк так скоро отгорел, а, мистер Северин?       Абсолютно Эфемеру не слушая, координатор прошествовал до ворот, которые поднял нажатием кнопки на щитке. Тьма раннего утра за теми показалась Эфемере особенным, красивым издевательством. Совершенная, рождённая матерью-природой тень, до которой ты не в состоянии дотянуться. От которой не откусишь. Предавшая, отрёкшаяся, а теперь с упоением дразнящая тебя — проклятую жертву, которую, похоже, оставляют последние силы. Да-да. Жертва сегодня — только ты. Должна была стать ей. И стала, чёрт возьми. Вампирша неотрывно наблюдала за тем, как Северин отодвинул небольшую панель на стене, рядом со щитком. Затем плавно повернул какую-то рукоядь почти в крайнее положение. И в этот момент прожектора, издавая уже отчётливое гудение, зажглись так, что Эфемера с нарастающим ужасом ощутила, что, похоже, ещё немного — и она обуглится.       — Ах это… — видя её немой вопрос, Северин ни к чему не обязывающе ухмыльнулся. — Небольшая разработка от учёных Бримстоуна. Замечательная штуковина, всегда был доволен тем, как она работает. По правде говоря, призвана немного разгрузить наши руки. И… облегчить жизнь.       Кажется, ты была ни капельки не оригинальна, Дочь Тени. Все твои последние идеи, будь то централизованная пыточная в черте Сити, или хотя бы сменить свой внешний имидж на что-то более деловое, а Бьюик — на крылатый чёртов Суперджет… Дура, они не выдерживают никакой критики. Эти выродки сунутся везде вперёд тебя. Стоило бы это уяснить ещё во времена Второй Мировой. Но ты ведь… слишком горда, чтобы учиться на своих ошибках, не так ли? Самокритика всегда так полезна. Особенно тогда, когда ты с минуты на минуту готова прахом осесть на пол этого ебаного склада. Не обращая внимание на сводившую с ума боль, она злобно буравила глазами Северина.       — Нашу жизнь, конечно же, — прибавил её хороший знакомый. — Не могу поручиться за твою, «мисс Шэдовитц».       С этими словами мучитель прошёл за ворота, скрываясь во тьме. И… О ужас. Створки ворот начали ползти вниз.       — В былые времена мы использовали это место для суда над такими, как ты, потаскуха. — слышался из-за опускающихся ворот его голос. — Да и, чего кривить душой, продолжаем практиковать. Эти прожекторы, созданные на основе так вами обожаемой «Вечерней Звезды»… Они прекрасны. Не задают вопросов. Не высказывают никому ненужных мнений. Вне какой-либо морали. А главное — твёрдо знают свою работу. Прощай, Эфемера. Свидимся где-нибудь… Придумай местечко сама. Я всегда верил в твоё воображение. Позови меня в ночи — приду. Куда хочешь. Знала бы ты только, сколько тут погорело твоих сородичей, в том числе и твоих прямых родственничков, и какие, порой, фантастические признания мы с них выбивали…       Она не стала бы кричать. Не снизошла бы до того, чтобы умолять его. Он ведь всё равно останется глух к её мольбам. Пора было признать… Ты ведь всё это время старательно врала себе, Дочь Тени? Ты знаешь. Ведь эта игра была, на самом деле, последней. Она закрыла глаза, чувствуя, как кожу её, такую светлую и нежную, начинают облизывать языки невидимого пламени. Вот и всё. Смирись с этим. Бримстоун одержал верх над тобой, глупышка. Обвёл вокруг пальца, как последнюю зелёную кровососку пяти дней отроду. Она тихо выдохнула. Завтрашний день… А есть ли он вне твоего сознания? Где будут все они, те, кого она знала — когда её не станет? Смирись. И, перед ликом Мёртвых Богов, не дай себя упрекнуть. Не кажи слабости. Позволь себе умереть легко, и пускай пожар этот счистит с тебя эти надругательство и грязь. Похоже, мистер Северин был даже прав. Человек ли, полукровка, оборотень, или же первородный вампир — кто они перед лицом стихии? Кто ты такая, чтобы противостоять хотя бы совершенству машины, созданной убивать таких как ты? В последнем акте вызова, она со свирепой решимостью подняла голову, желая открыть глаза в последний раз.       И тогда…       Тогда она увидела этот… взгляд.       Взгляд откуда-то сверху. Сквозь бесстрастное пекло прожекторов. Взгляд из Света. Холодные, ярко-голубые глаза. Обманчиво чистые и невинные. Однако же, сокрывшие за собой несоизмеримо большее. Способные глядеть в душу, читая ту, словно раскрытую книгу. Книгу, столь короткую и примитивную — перед силами, что проецировали они. Бесконечно ничтожный и смешной клочок бумаги, содержавший лишь пару каракулей — для их обладателя. Сверх любого понимания старые и мудрые, заслонившее собой целый мир для неё. Глаза Бога? В один момент становящиеся словно бы собственным негативом, являя ей настоящее, объёмное видение космических глубин, созвездий, туманностей, галактик… И в ту секунду целая вселенная была над ней. Эфемера, не веря в то, что она совершенно случайно сумела узреть, замерла, в этот миг переставая чувствовать даже уничтожающую, отупляющую боль, что вызывало такое мягкое и нежное пламя, что голубоватыми языками натурально бегало по её коже.       Кто ты такой — тот, кто смотрел на вампиршу в эти секунды? Кто ты, хозяин этих глаз? Их внутренний холод был запределен, не имея себе равных. Пустота и равнодушие, свойственные, скорее, более чем неживым объективам камер.       Глаза машины.       Какова душа машины, если она только есть? Далёкая от мысли о том, что машина, созданная Бримстоуном, может иметь хоть какое-то подобие самосознания или интеллекта, Эфемера сейчас хорошо понимала — она столкнулась с кем-то или чем-то таким, каковое без веских на то причин себя никому не являет. Однако, окончательно ослеплённая безжалостным светом, она была вынуждена склонить голову. В последний раз, более не в силах подняться…       Как вдруг…       В один-единственный момент всё схлынуло. Эфемера поражённо ощутила, как вокруг повеяло неестественной свежестью и полярным холодом. Холодом, постепенно сменяющимся лютой, смертельной стужей.       В пакгаузе происходило явно что-то незапланированное. По крайней мере, за мистера Северина Эфемера могла поручиться со всей ответственностью.       Услышав отчётливый треск, она с трудом скосила практически утратившие способность что-либо видеть глаза, и осознала, что на этом всё ей пережитое не заканчивается.       Неведомым образом растрескались и лопнули стягивавшие её руки и ноги цепи, грянувшись осколками о белоснежный пол. Оказавшаяся сейчас небывало хрупкой — сталь брызнула, как рассыпающееся стекло. Бликуя острыми гранями, сияющими в искусственном освещении подобно россыпям бриллиантов, эти осколки заставляли снова верить в себя. Верить в то, что происходит нечто, чего её мерзкий насильник предугадать не мог. Яркий, торжественный звон разбивающейся о пол стали отпечатался в её сознании, почему-то стремящемся покинуть его обладательницу. Точно злобный, тонкий вопль. Вопль настоящей боли от неудачи. Вампирша, с грацией тряпичной куклы падая на четвереньки, всё ещё не понимала, что же случилось.       И тут она, сквозь кровавую завесу перед взором, увидела их. Полупризрачные, смазанные силуэты, мечущиеся по всему помещению пыточной. Их было трое. Две фигуры принадлежали, похоже, особям женского пола. Они дрались против одной — высокой, статной, завёрнутой в какое-то размазывающееся, напоминающее чернильную кляксу, одеяние. Явно мужской. Сверкающие небесным светом, две воительницы отрабатывали сокрушительные удары, казалось, состоящими из ненавистного солнечного сияния клинками — против тонущего в нефти и масле демона, абсолютно непринуждённо отражавшего атаки огромным чёрным мечом больше своего роста. У одной из них, Эфемера могла бы поклясться, были абсолютно такие же раскладные клинки, какие частенько предпочитали использовать дампиры. Спустя мгновение всё было кончено, и тот самый размытый, струящийся маслянистым чадом демон, какой-то вовсе невероятной, завораживающей комбинацией располовинив светлые образы воительниц, тут же бесследно исчезшие, выбросил огромную, перевитую мускулами руку в сторону излучающего ангельский гнёт потолка, и…       Прожекторы разом с диким звоном полопались, орошая места себе не находящую от такой постановки вопроса Эфемеру дождём из битого стекла. Наконец-то погружая пыточную камеру в непроглядную темень.       То, чего она уже и не ждала получить. Высший дар. Милость. Избавление.       И что это такое было? Всполохи гибнущего сознания? У тебя смертельная аллергия на свою старую любовь, которая уж постаралась тебя собой отравить как следует? Ха, пожалуй, интоксикация по причине координатора с его «жалом» была бы даже комична. Вампирша, неподвижно лежа на полу под натуральным одеялом осколков, ощущая небывалый, далёкий от любых состояний жизни холод вокруг, уже даже, было, решила, что она давно умерла.       Спасительная тень… и одно лишь, базовое желание любого, кого не оставили инстинкты — выжить. Ещё чуть-чуть. Ну, давай же, смоги это, Дочь Тени. Сумей. Ты всегда была любимицей отца, тебе была дана практически абсолютная власть над тенями. Так почему же эта… чужая… такая странная тень не слушается тебя? Почему её, незримые простому глазу, однако ведомые ей очертания напоминают собой ту, что мог бы отбрасывать собой какой-нибудь колосс, который словно бы мимолётом, нечаянным косновением освятило собой таинственное божество? Неужели Тёмные Боги сжалились над ней?       Это — твой последний шанс, Эфемера. Дерись за него так, как ты умеешь. Новый раунд. Реванш.       И тогда, точно в самом центре головы, вновь заговорил он. Тяжёлый, мертвенный, и такой мелодичный, красивый голос — тот же, что некоторое время назад говорил с ней в ту памятную ночь, в тронной зале отца. И молвил он размеренно, точно ранее его обладатель пригласил её, Эфемеру, на лёгкое, ни к чему не обязывающее собеседование…       — Услуга за услугу, Дочь Тени. Кровь к крови, кость к кости. Ныне бремя долга, как высшего блага, собранного для нас во имя прощения, закреплено будет и за тобой. Ты примешь этот несвятой зарок, дитя. Подчинишься его зову в означенный тебе час. Где слово сойдёт наше, велящее тебе быть смиренной со своей линией. Однажды приказывающее пасть. И то лишь несвятое падение, что станет твоим новым рассветом. Нашим новым рассветом…       Вся измученная и обожжёная враждебным светом, Эфемера сжалась и дрожала в спасительной тени, спешно восстанавливая своё здоровье, силы и восприятие. Теперь и она почувствовала это — какой может быть её, вампирская беспомощность. Точно потерявшее свой путь дитя, заблудшее в чаще леса. Вампиршу неистово мутило, сознание пускалось в безумный пляс, поминутно то померкая, то вновь расцветая прелестями ночи, цветшей всеми цветами радуги. Казалось, сейчас Эфемера существовала где-то вне времени и пространства, готовая в любой момент провалиться в глубокий сон. Может быть, в той самой чащобе? Наверное. Дай только найти то спасительное дерево, на которое стоит забраться, дабы избежать растерзания этими сумасшедшими, подвинувшимися на идее абсолютной власти зверями.       Да. Так и есть. Равно с красотой, но миром правит любовь. Даже дерево может полюбить тебя — если призывает на нём повеситься.