Не Преклонившийся

      Первые крики и стрельба, огласившие двор имения Северина, и предвестили начало погрома — стоило только парадным воротам вылететь ко всем чертям посредством парочки зарядов динамита. Грохот, разорвавший собой беззвёздную, дождливую, непроглядную как угольная шахта, ночь, был мало схож с раскатами грома. Скорее, более всего напоминал собой звук выстрела крупной гаубицы. Сквозь пыль, треск факелов и колотящие по барабанным перепонкам разноголосые трели автоматического огнестрельного оружия, было, кажется, действительно непросто сообразить — с чего начинать и как с кем поступать. Всё моментально смешалось для него — не имевшего и минутного опыта подобных действий. Размазанные, как будто выведенные маслом по холсту, огни и кривые тени плясали вокруг. Этот дремучий бедлам уже с первых секунд вызвал у Даймена, двигавшегося в центре процессии, натуральный рвотный рефлекс. Нет уж, сукины дети. Он будет вести свою собственную игру, в какой ему совершенно недосуг слушаться всяких, там, любящих гулять ночами лже-аспиранток, и любящих их насиловать аспирантов, мать вашу.       Пора.       Внутренне ставя точку под короткими соображениями, Айзенграу-младший уверенно протолкался сквозь прущих напролом миньонов, чей мат заставил Дайма начинать записывать новые разновидности жаргона в голове, пока ещё была такая возможность. Надёжно укрывшись в палисаде, где он ранее уже бывал, Даймен Айзенграу сел в засаде, выжидая подходящий для своего выступления момент. Тем временем, миньоны затопили собой буквально все дороги и подъезды к особняку. Их было очень много. Чертовски много. Как какая-то средневековая процессия карателей ведьм, снаряжённая факелами, палашами да копьями, готовившаяся на месте же возвести плаху для намеченных ими жертв. Сидя где-то в кустах, Айзенграу-младший, когда его не лупили по лбу мультяшными молотками угрызения совести за то, в чём он, вообще, вызвался потягаться крепостью задниц, продолжал вопрошать себя: да неужели же все эти грязные выродки были так преданны этим двум кровососущим дурам? Как? Ну вот как такое, чёрт возьми, возможно? Что они ждут от своих хозяек? Неужели превращения в ещё более уродливых тварей, как те, что были на памятном заводе, разрушенном им? Какой в этом, мать твою, смысл? Разве даже теоретически вечная жизнь может вызывать священный чёртов экстаз только из-за факта своей необозримой, как количество золота в карманах какого-нибудь местного грёбаного Мидаса, продолжительности? Или, может быть, им так блядски люб единый в жизни момент хотя бы близкого, в пределах досягаемости своих грязных ручонок, нахождения от себя одной из них?       Какого дьявола? Ради чего они живут, страдают, погибают?       Вот чего Даймен Айзенграу никогда не мог догнать, сколько бы не силился прижать педаль газа в своём уме — как можно складывать свою голову ради хоть кого-либо? Почему кто-то должен жертвовать всем ради равноценного ему существа? Ссаные богини? Оставьте свои влажные фантазии при себе, жалкое отребье. Похоже, что он не ошибался — каждая из душ этого расходного материала была полна желания умереть за своих хозяек. И это поражало Даймена. Спутанность и навязчивость мыслей многих говорили о том, что они явно под действием чего-то психотропного. К вящей радости, похоже, вашим богиням это по вкусу.       Кстати о них…       Эфемера и Феррил, разбрасывая кругом останки неосторожно подвернувшихся оперативников Бримстоуна, явно устроивших тут крупную засаду, уже вплотную подходили к тому самому бунгало, где мистер Северин, кажется, решил припудрить щёчки перед грядущим торжеством. Хм, может быть, у него на носу вскочила парочка прыщей, и он просто боится казать его из дому, уповая на то, что на балу его поймут и простят? Сейчас-сейчас, дорогуша грёбаный. Выходи, сучонок. Слышишь, к тебе уже вежливо постучались. Ну же! Ох как этого ждал Даймен… Как долбаный сокол жаждет крови, не иначе. А пока у него была возможность посмотреть на двух местных идолов женского роду в действии. И здесь, кажется, Айзенграу начинал понимать, что это были вовсе не пустые похвальбы. Феррил напоминала собой, скорее, какую-то взбесившуюся гарпию, калеча и раздирая когтями на куски всякого, кто попадался под горячую руку. Не жалея даже своих же людей. Стоило им только появиться на её пути… как это становилось их последней, и самой крупной ошибкой. Кровавая баня, устроителем какой являлась голубокожая вампирша, завораживала. Заставляла его пока ещё частично людское восприятие замирать, когда очередной оперативник, мелькнув ужасом во взгляде из-под тяжёлого военного шлема, распрощался с головой, которая взлетела ввысь подобно какой-то пробке из бутылки с хорошо взболтанным шампанским. Вторя этому образу — кровь тугими фонтанами взмыла из раскрывшихся артерий. Вся обагрённая той самой кровью, Феррил выглядела и вовсе сюрреалистично. Какой-то частью заставляя бояться себя даже его, Айзенграу-младшего, сокрывшего в себе не менее ужасного монстра.       Ну а Эфемера… Похоже, и она не только языком трепать умела.       Даймен, позабывши обо всём на свете, просто смотрел, широко раскрыв глаза. Впрочем, вряд ли вампирша могла бы это оценить. Скрещивая с голодным скрежетом узорчатые, воронёные клинки с той самой Рэйн, что в разгар битвы показалась из особняка, сиганув из окна второго этажа и окатывая местную публику битым стеклом — Эфемера лишь мысленно завещала свою тёмную душу, Сердце Тени, своему хозяину, молча витавшему где-то там, в окружавшей поле брани мгле. Готовая ко всему, в том числе и к пыткам со стороны самого же Бримстоуна, если всё пойдёт вне планов. В этом она нисколько не сомневалась — прикрывавшиеся идеей люди были способны на это пуще любого другого вида. Каково будет её отцу? Хороший вопрос, Дочь Тени. Наверное, плюнет и разотрёт, ему не впервые утрачивать родную кровь. Хотя, должно быть, разочарование для него будет непредсказуемо тяжким — как-никак, но Эфемера, в отличии от кучи бесталанных полукровок, была для него самой близкой роднёй, и самой любимой, если так можно было сказать про картинного тирана, дочерью. Так что, похоже, будущее было покрыто туманной дымкой, и проясняться пока что не собиралось вовсе. Тем более, упорно пытавшийся скрыться прочь с места побоища Северин наверняка уже пытался послать сигнал о помощи всем, кому только можно. За этой трусливой душонкой не пряталось ничего, кроме горечи и пустоты, что порождала его ненасытность мирская. И тут не было готовых рецептов. А она уж сумеет постоять за себя. Никак иначе. И, если того от неё будет затребовано — она пойдёт вслед за Хозяином, спасшим её тогда, в камере пыток, и выступит напрямую, не скрываясь более, против Бримстоуна… Лишь только никогда не даст заднюю. Странное, подвешенное состояние, но, покуда бьётся сердце её врага — она со всей лёгкостью отдавалась ласке боя, не находя слабых мест в своей технике, как и в технике Рэйн, которая от любых контратак уходила, словно смазанная маслом. Иногда казалось, что вот-вот, и её клинки вопьются в плоть рыжеволосой дампирши, но всякий раз, там, куда глядели их кончики, оказывалось лишь пустое место. Хрупкое, странное действо, когда ты фактически не имеешь права на ошибку, при этом действуя на пике своих возможностей.       Эфемера помнила, как однажды не было права даже у неё. В тот памятный день, восемь лет тому назад. По какому-то удивительному стечению обстоятельств, но теней, хоть мало-мальски пригодных для восполнения сил — в том, хорошо ей запомненном чёртовом зале не оказалось, а значит каждый пропущенный удар пил её силы, и так до самой смерти, которая всегда следовала за излишне невнимательным горе-бойцом, которого таким образом получилось бы живо измотать. Но только не госпожу Эфемеру. Своё тёмное искусство она оттачивала многими десятилетиями, одно лишь неосторожное прикосновение к его кромке стоило смерти всякому.       В тот день… Ты, рыжая сука, смела нанести ей оскорбление. Внесла в чужие души сомнение. Родила в чужих сердцах незаживающие раны. Имела наглость вторгнуться на её вотчину, обратив её слабости против неё. Тебе вверено понести наказание, дитя грязного смешения. Неполнокровная, жалкая пародия на убийцу. Руководствуясь этим, Эфемера весьма быстро сумела нанести первые чувствительные царапины Рэйн, которая с шипением змеи уклонялась от чёрного, скальпирующего и рассоединяющего града ударов, что метавшаяся из тени в тень тёмная вампирша производила со скоростью, малореальной даже для закалённого, матёрого профессионала из их среды, не говоря уж о прочих. Как для людей — это была лишь некая смазанная, серая картина, когда, среди размытого мельтешения изредка очерчивались два женских силуэта, порой, с искрами парирующих удары друг друга. Когда искры казались такими медленными и неразумными, отчаянно запаздывая за их, полным изящества пляшущей смерти, танцем…       Тем временем, Дочь Тени краем глаза могла заметить, как в саду в совершенно неприличном, насчитывающем, похоже, не меньше пары десятков, количестве опять откуда-то на свет божий появляются оперативники Бримстоуна. И на сей раз — во главе с тройкой классических в этой среде дампиров, один из которых, центровой, был одет в строгий деловой костюм угольно-чёрного цвета, имел длинные распущенные волосы, и сверкал яркими тёмно-карими глазами. Столь тёмными, что они казались двумя чёрными точками. Но насколько они полыхали боевым задором и уверенностью… и ведь не каждому фанатику было под стать. Полноценная облава, а, Бримстоунское общество? Любите же вы привлекать на службу этих грязных, вырожденных полукровок, которым ничего большего, чем мытьё полов, и доверить-то не выйдет… Вы попытались предусмотреть всё. Да только несколько не рассчитали, с кем вам предстоит столкнуться.       Парни, строя из себя каких-то голливудских трюкачей, уже вовсю хищно кружили вокруг её сводной сестры, Феррил, всё столь же невозмутимой и совершенно бетонной в своём монотонном, животном бешенстве к тем. Не иначе, вампирша собиралась с мыслями. Очень необычно для такого отъявленного таранного орудия, как Феррил. В тот миг Эфемера желала прямо-таки замереть — настолько же это выглядело восхитительным в своём молчаливом, тотальном превосходстве. Однако сейчас ей, пожалуй, было решительно некогда. Но ведь, уже традиционно, нападающие были лишены понимания — на кого, выражаясь проще, решили покрошить батон, а отсюда прелестно беспомощны в самой своей сути. Представление было красиво, полнящееся мастерством и навыками, но слишком переоценивающе свои силы, в особенности — глядя на того, вокруг кого эти ребята рассредотачивались, направляемые центровым дампиром. Тут уж Эфемера сдержалась, дабы не рассмеяться победным смехом. Парень здорово смахивал на классического испанца. " — Не иначе, продукт похождений случайного вампира-гуляки по той самой стране, либо ещё где-то поблизости» — с потаённой глумливостью в душе промыслила Эфемера, зная, в том числе, и основную страсть неуёмного биологического папаши лучше, чем что-либо иное. Быть может, кто-то из этих, сегодня подписавших себе повестки в морг, мог приходиться ей даже сводным братом. Остальные двое были бриты налысо, одного от другого можно было, очевидно, различить только наличием у второго лысого козлиной бородки. У всех троих в руках была добрая куча оружия. Огромные ятаганы у лысых, и целая пара разом у то ли испанского, то ли итальянского мачо, чем-то изрядно напоминавшего Бандераса. Словно те собрались на противостояние с каким-нибудь боевым монастырём, как бывало в средние века, когда подобные людские клоаки вампиры вырезали посредством этих вполне сносных наёмных убийц. Слишком гордые, дабы мараться в крови недостойных самостоятельно. Взять в пример тот же Бримстоун, который, в основной своей массе, таким только образом и подрезался, когда удавалось раскрыть очередные точки дислокации наглых людишек, вбивших себе в дремучие головы то, что они бесконечно сильны и единственно достойны места под небесами. Ничем в этом плане не отличался от вампиров и любой орден имени людей, боровшийся с теми их же проверенными методами. Использовавший фанатиков и просто пушечное мясо, готовое отстаивать свои поруганные идеалы, идя в ответные крестовые походы. Это неизбежно привело к таким перцам, как уже избитый и изнасилованный в задний проход — сколько о нём сегодня думали — мистер Северин, но тут уж было пенять не на что. Неизбежность жизни в роскоши приводит лишь к деградации, слабости, и разлагающим мыслям о беспечности существования, всесильности и вседозволенности. И мистер Северин, каждый раз, что вампирша его видела, или где-то о нём слышала, норовивший носить новую фамилию, уже даже не опускавшийся бить врага иначе, как чужими руками и ногами, постепенно превращаясь в пафосного великосветского льва по мотивам иного вампирского вельможи навроде Зеренски — был лишь тому прекрасным примером.       На том, прекратив следить за вторгшимися в их самостийный кровавый марафон новыми участниками, вампирша вновь поспешила воздать должное упорной, но какой-то даже слишком уж талантливой в смысле боя яростной рыжей дампирше, что с печальным, кажущимся совсем пустым взором уже заносила над её головой свои поистине мясницкие, фигурные, покрытые вязью тлевших рун, клинки…       Айзенграу же, всё короткое время вступления в бойню так и не найдя себе в ней достойной роли, какая не сорвала бы к чертям всё веселье в несколько мгновений, особенно памятно для себя зафиксировал именно стремглав вылетающую из особняка Рэйн, которая сходу сцепилась с презрительно улыбающейся Эфемерой. Недолгая схватка, какой был он свидетелем, только подтвердила Даймену его догадки. Эти две друг дружку стоили. И если ранее можно было бы ещё предположить, что все эти клыки и вампирские бредни были лишь клинической картиной его воспалённого разума, а всё то потустороннее дерьмо вокруг — лишь ночным кошмаром, что лечится щипком за щеку, то теперь… Теперь всё было иначе. Совсем не с голубого экрана, где каждую секунду готовы грызть друг другу глотки. Ново. Свежо. И столь же мерзко, сыро, тошнотворно и беспощадно — как не в состоянии передать ничто, кроме твоих, опалённых пламенем Ада, органов зрения, засранец. И, чёрт возьми, почему нет? Когда рядом пролетело прямо на ходу разваливающееся тело какого-то совсем ещё молодого парня в оказавшемся прелестно бестолковым, тяжёлом бронежилете, окатывая Дайма обильными брызгами крови… Он даже не стал пробовать утереться. Просто чувствовал, как растёт его ненависть. Где-то внутри. Кажется, в районе сердца. Перетекание из тени в тень, что видел Даймен Айзенграу, наблюдая за Эфемерой, произвело на него неизгладимое впечатление. Это… восхищало. Он не знал, как ей удаются такие грёбаные трюки, однако с какого, спрашивается, хера он должен знать природу тёмных вещей стороннего существа, ещё ни черта не зная и не понимая в самом себе?       О нет, только не стойте у неё на пути. Отойдите прочь. Прочь, жалкие твари. Расширившиеся глаза. Едкое чувство неизбежности… В ту же секунду сразу нескольких оперативников, было, сгрудившихся вокруг неё, Эфемера попросту разделила пополам одним мощным ударом клинка. Без видимых усилий располосовала по линии пояса, как брекеты сливочного масла. Послышались сдавленные крики и стоны. Внутренности взметнулись во все стороны, как будто являлись совсем себе не послушными органами, а своевольными существами, сейчас рвущимися на волю из застенок тела. Яркие брызги крови, играя в бесстрастном свечении софитов, окатили собой парадную лестницу.       — Ну надо же. Кто это тут у нас? Очередная бестолковая шваль-полукровка, подцепленная мистером Северином? — оказавшись совсем рядом с отступившей под ударами Рэйн, Эфемера схватила ту за горло, легко приподнявши над собой. Как жалкую шавку.       Сейчас именно она выглядела полноправной хозяйкой положения. Настоящей королевой. Королевой всех этих проклятых, если угодно.       Ещё одно долбаное мгновение… и вот, вуаля, Эфемера легко отфутболила соперницу прочь. С нарастающим, совершенно иррациональным весельем в душе, Даймен Айзенграу тут же сообразил. Эта грёбаная лже-аспирантка выбросила соперницу по направлению к нему. Ну что, вот и первые тебе ссаные подарки от госпожи теней, а, чёртова задница? Не подкачай, карбюратор протекающий. Покажи, что ты тоже кое-чего стоишь, а не только по требованию доставать крантик из портков. Эта тёмная, холодная ночь… Это была его пора. Его завещание. Его, Даймена Айзенграу, и того, кто звался его Отцом. Он уже развернулся на звук кустов, затрещавших при падения в них тела…       Как вдруг…