Не Преклонившийся

То же время.       Это было и впрямь любопытно. Даже задорно. Просто наблюдать, чем всё это закончится. Как ни странно, но парню, похоже, было действительно нелегко от того, что он сделал. Ничего. Ничего, мистер Айзенграу. Многие начинающие убийцы демонстрируют похожие симптомы. Некоторые впадают в ужасное уныние. Раскаиваются перед самими собой. Пишут полные боли и ненависти сентенции в личных дневниках, к примеру. Третьи пытаются свести счёты с жизнью. Прямо как ты.       Машина дала сбой? Оператор готов убить себя от того, что случайно раздавил горстку муравьёв? Все они были для тебя, Айзенграу, всего лишь этими самыми муравьями, так?       Твоя истинная форма… и впрямь позволяет не замечать человеческой повседневности. Даже целая армия против подобного создания — просто ничто. Теперь-то дампирша сполна осознала всю её чудовищную мощь. О… Машина с рёвом развернулась, с дымком из-под колёс стартуя обратно. Прямиком в сити. Отлично. Похоже, наш дорогой друг ещё не наигрался. Кажется, мистер Айзенграу решил просто совершить чинную и полную достоинства прогулку, взявши с собой пушку только для того, чтобы насильно вывезти вместе с собой на променад и своё чудовище, которое, видимо, гулять не хотело, предпочитая быть загнанным в личную уютную пещеру.       Её взгляд по-прежнему не отпускал превратившуюся в точку на горизонте машину. Заинтригованная, Рэйн потарабанила пальчиками по селектору коробки передач. Давненько она так не веселилась. Пускай только теперь могла сказать это себе напрямую. Пообещавши себе ещё больше маленьких радостей профессиональной убийцы в не столь далёком будущем, дампирша, не привлекая лишнего внимания, двинула тяжёлый, бликующий лакированными боками Форд Краун Викторию следом. Медленно выплывши из-за удачно расположенного прямо перед развилкой в один из придорожных городков, полу-обвалившегося забора чьего-то заброшенного дома, куда Рэйн предусмотрительно загнала автомобиль, чтобы не оказаться на виду у преследуемого — Форд послушно набрал необходимый темп. В этот раз дампирша решила не висеть открыто на хвосте, то отставая, то приближаясь, а путешествовала на достаточном расстоянии, давая Даймену Айзенграу приличную фору. Для неё самой было загадкой — по какой причине этот парень не заметил её раньше, когда, на одном из перекрёстков, она встала прямиком позади его Камаро. За что Рэйн, с даже приятной дрожью вспоминая об этом, не переставала клеймить себя отпетой дурой, только и умевшей, что ходить напролом. Сцепиться с огромным металлическим чудовищем на виду у всех, да ещё и на солнце — скорее всего, финал был бы слишком предсказуем.       Вновь, как и самым ранним утром, она была чрезмерно задумчива. В последние дни Рэйн подвизалась самолично патрулировать улицы Сити ночами, поставив вопрос прямо — или я езжу одна, или всё идёт к чёрту. Но, ребята вошли в её положение, в кои-то веки решив хотя бы такие мелочи в обход вездесущего Трумейна, который в последнее время ходил чем-то особенно довольный, и всё же уступили ей один из штатных перехватчиков. Ох и раскудахтался бы глава, узнай он о каких-то серых делишках за его спиной… Рэйн спокойно наблюдала за застывшей на отметке 80 стрелкой спидометра, не рискуя ехать быстрее. Унылая дорога вокруг, изобилующая голыми, будто бы выцветшими и пустыми землями, кажется, была готова нагнать на неё сон. Только бесконечно бегущее полотно латанной тут и там дороги, не блиставшей свежей разметкой. Будто бы она, Рэйн, управляла и не всамделишным автомобилем вовсе, а держалась за органы управления какого-то тренажёра.       Она вздохнула, крутанув ручку радио, и слыша очередную сводку новостей, как всегда, пестревшую чужими смертями и рекламой средств для похудания. И здесь ничего нового. В Бримстоуне упорно поговаривали, что осенью будет развёрнута какая-то особо секретная операция, деталей которой, вполне понятно, никто не знал. Просто трепали языками, вестимо. В кабинетной сутолоке только и делали, что строили сценарии очередного конца света, пришествия Богов и Дьяволов, и тому подобный малонаучный бред, каким старательно забивали свои головы благодаря телевизору и интернету.       Разумеется, когда были свободны от опостылевших попыток докопаться до неуёмного «ритуализатора», который по-прежнему был фантастически необнаружим.       Хорошо запомнился Рэйн лохматый очкарик из отдела компьютерной безопасности, обзывавший неизвестную проблему «вирусом Рагнарока», и старательно втиравший всем вокруг, и ей в том числе, когда дампирше не посчастливилось гостить там с дружеским визитом, что проблему стоит искать в масс-медиа и прочем бедламе. На что второй, нечёсаный бородач в неопрятном рабочем комбинезоне, копавшийся в серверной, под дымок редкостно вонючей сигареты заявил, что это, скорее всего, обладатель какой-то, там, грёбаной тетради, как в некоем известном аниме. Как только вся эта кунсткамера дошла до таких мысленных диарей — Рэйн, которую это весьма быстро и качественно достало, даже и не представляла. Это была ещё одна причина, по какой одной из штатных убийц не сиделось взаперти. Вместо этих параноидально-шизофренических прений в каких-то подсобках Бримстоуна, ей было интересно полнее узнать этот город, что навевал ей такие тяжёлые чувства. Точно плавно, но неотвратимо надвигавшаяся гроза. Благодаря любившим потрепать языками за лишней чашечкой кофе сотрудникам Бримстоуна, которым импонировала мысль провести десяток минут в компании местной легенды, дампирша узнала достаточно, чтобы не наворачивать бессмысленные круги по немаленькому городу, и подойти к делу подобающе. Основное внимание в эти дни она уделяла жилому сектору, где они с Северином уже отмечались ранее, когда вся эта каша ещё не была так навариста…       Эх, былые времена… Казалось, это было даже раньше, нежели её самые первые задания в стенах Бримстоуна. В другой жизни, наверное.       Ещё больше времени рыжеволосая дампирша уделила жилому району у самой окраины делового центра, где, по сводкам Ордена, ныне проживал Даймен Айзенграу. Однако, все эти места отличала лишь заурядная жизнь заурядного же города. Ничего необычного. И как только все эти остолопы из числа штата перехватчиков могут сколачивать свой нехитрый бюджет за этими ежедневными и еженощными бдениями по Сити? Ей было решительно не понять. Понимала Рэйн несколько другое — явную опасность, что представлял собой Айзенграу-младший. Опасность, которую в Бримстоуне, похоже, равняли с каким-нибудь дерьмовым серийником. Точно вынесенные от нацистских экспериментов уроки были с чистой совестью убраны в архив, а потом и вовсе сожжены, как некая ненужная макулатура. Наверное, более прочего она опасалась, что эти несвятые осколки вновь будут найдены и присвоены кем-либо. Снова обретут эту зловещую тень жизни. Но само сердце… Как такое возможно? Неужели они так мало знали об этих тёмных отголосках, пришедших извне неисчислимое количество лет назад? Как может осколок сам по себе стать полноценной личностью? Если она отрубит себе палец — он ведь не станет ещё одной Рэйн, правда? Поразглядывав свои руки, уверенно державшие руль, Рэйн хмыкнула. Конечно же не станет. Двоих таких эти старые потрёпанные задницы у руля Общества просто не выдержат. Но, может быть, ей стоило бы попробовать?       День становился всё темнее и темнее. Тяжёлые низкие облака гуляли на фоне подёрнутого редкой красоты дымкой, желтоватого неба. Поднялся ветер, раскидывающий и вздымающий ввысь тут и там скомканные газеты и фантики из-под жвачки. Кажется, плавно собирался дождь. Огромные дома, окружавшие её, были столь же бесцветны и холодны. Как некие скалы, кое-как отёсанные упорными рабочими. Засилье бледных и невзрачных реклам, обещавших успех и победы, тая под собой известные цели. Убогие коробки… Теперь понятно, почему люди здесь такие депрессивные. Готовы грызть друг другу глотки по малейшему поводу, будь то даже переплата какому-нибудь бобби в пару центов. Если и не скалы — то безразмерный гидравлический пресс, день за днём жмущий твою горемычную голову.       Добравшись до города, и остановив машину на стоянке одной из сотен забегаловок, Рэйн опустила глаза. Наверное, это был один из немногих моментов её долгой жизни, когда она не знала, что делать. Оставить всё как есть? Остановить его? Почему только ни один из вариантов не был ей по душе? Ты ведь просто пытаешься припомнить свою атрофированную чувствительность, правда? Желаешь, чтобы чувство мести, что прочно увязалось за всей линией твоей жизни, взыграло вновь — как никогда ярко. Но, кажется, твоя ненависть одностороння, Рэйн. И её не хватает на слишком уж многих. Может быть, ему стоило бы просто покрепче спутаться с этой чернявой сукой? Эмоциональные бури, свойственные былым временам, давно утихли в ней, уступив место вдумчивому созерцанию и ледяному спокойствию на пути к поставленным целям. Рэйн не ждала перемен. Она просто знала — стоит только всему этому закончиться, и для неё не сыщется места и на всём белом свете. Разве что, кроме спасения в лице новой битвы. Не думаешь же ты, глупышка, что однажды выскочишь замуж за сказочного принца, будешь жить в таком же сказочном замке, и нарожаешь своему возлюбленному кучу детишек? Всё верно. Твоё место… здесь. В крови, грязи, боли и бесконечной смерти. Ты из породы тех, кто обращает всё это в руины. Из тех, кто питается чужими мечтами, забывши свои.       Пожалуй, это давно не было для неё откровением. Она ведь не будет грустить. Не тот возраст. Слишком многое повидала. Можно было бы найти ещё пару тысяч определений отсутствия отзывчивости и сострадания в себе. Когда бы был в том хоть какой-то смысл.       Именно в этот момент от постоянных попыток обосновать себе необходимость идти своим курсом дальше, Рэйн оторвал внезапно зазвонивший телефон. Одного взгляда на дисплей хватило, чтобы рыжая дампирша нашла себя действительно удивлённой. Нет. Она просто не верила своим глазам.       Звонил никто иной, как Северин.       — Я чего-то не знаю? — со спокойным достоинством отозвалась Рэйн, ожидая услышать всё что угодно, будь то прямая линия с Люцифером или даже голос какого-нибудь незадачливого бича, которому сбыли откопанный среди развалин телефон местные мародёры. — Ты ведь… погиб?       — И ты туда же? — из динамика раздался вполне себе бодрый и свежий голос старого знакомого. — Это была официальная версия, покуда меня латали в лазарете. Информация для основной массы. Чтобы эти нелюди и их подконтрольные мерзавцы из числа людей хотя бы немного поутихли в своих стремлениях. Ты хоть видела, что со мной сотворили эти грёбаные кровососы? Уверяю, такого в анатомическом театре весёлого на затеи средневековья не всегда можно было бы повидать. Тот паршивый ублюдок, Айзенграу, здорово меня потрепал.       Нет, это определённо походило на сказку. Живой и здоровый Северин, чёрт возьми! Ну, попробуй, представь себе всю абсурдность этого. Рэйн просто отказывалась верить в то, что орава этого отребья во главе с двумя мерзкими кровососущими шлюхами и едва ли не самим Дьяволом на подпевках — могла вот так запросто просчитаться, и случайно оставить её координатора в живых. В этом мире осталось место чудесам? Или где-то здесь крылся тонкий расчёт?       — Приятно знать, — будто бы совершенно ничего и не случилось, будничным тоном заметила Рэйн, откидываясь на сидении, и продолжая обдумывать внезапно свалившееся на неё «счастье», с которым было совершенно неизвестно что и делать, — Что Бримстоун, похоже, пока ещё далёк от освоения технологии клонирования или надёжно работающих вариантов крионики.       Вроде бы и всё было как нельзя лучше… да только Рэйн не чувствовала себя расслабленной. Ожидая строительства классического ключа их диалога, как Северин, по своему обычаю, сейчас вновь начнёт сыпать банальностями, удивлённая дампирша приготовилась слушать.       — Мне говорили нечто в том же духе, пока я коротал деньки в лазарете. — Северин добродушно рассмеялся, вызвав в собеседнице странные ощущения. — Даже предлагали стать донором для чего-то похожего. Прости, не могу рассказать большего — доктрина о неразглашении, все дела. Но, по-моему, у этих выскочек на уме иметь базу органов да конечностей на замену. Или, быть может, я ошибаюсь, а у старых упырей в совете свои мотивы… Боюсь гадать, какие. Это, знаешь ли, Рэйн, вредно для сна. Ах да. Теперь-то я точно истинный профи пасьянса. Он был мне единственным и верным другом всё это время. Могу пригласить на досуге составить партийку-другую.       — Хорошо хоть не предложили пересадить парочку дополнительных ручонок, мистер Северин, — передразнила его Рэйн.       — Хах. — Координатор запнулся, будто бы ища нужные слова. — Мне и без того было чертовски больно. Как с таким радикальным бодмодом соблюдать конспирацию, а, мисс ледышка?       — Я бы оставила эти вселенские проблемы на твоей совести, Северин. — удовлетворённо хмыкнула она. — Но… вернёмся к нашим баранам. Я хотела сказать, к основной цели. Бримстоун плотно взялся за Айзенграу, коль скоро он скакнул в стан врага. Похоже, теперь ему не отвертеться — уверена, у них найдутся варианты борьбы и с такой тварью. Думаю, он и сам знает, что ему грозит…       Снова этот смех. Редкий для прежнего Северина. И чем только его там, в лазарете, пичкали? Заставляли уделываться веселящим газом? Может быть, по-дружески подбросили психотропного дерьма в овсянку? Хорошо хоть не пытается пока что подобраться к её личным границам. Рэйн, чувствуя приятное расслабление, игриво зажмурилась.       — У меня есть для тебя несколько новостей, Рэйн, — в более привычном ключе добавил координатор. — За последние несколько дней вампиры окончательно залегли на дно. Многие, как мне донесли буквально час тому назад, разъехались прочь из города. Эти сволочи явно что-то готовят. В официальном докладе фигурирует 31 октября, как день начала той самой операции, о которой в стенах уже Бримстоуна активно шепчутся и, в кавычках, пекутся Лорды. Прямо в Хэллоуин. Похоже, у нас просто гора времени для подготовки, хотя, Бримстоун, конечно же, отправиться на Гавайи не даст — мне уже занесли целую кипу бумаг, и там… да чего там только нет, Рэйн. Впрочем, сама увидишь. Как ты считаешь? Каковы стервецы, а?       — Становится всё интереснее и интереснее. Надо бы подумать о соответствующем наряде по такому случаю, что ли… Право же, не мешок на голову одевать. Но. Почему конец октября? — Ощутив прилив сил, дампирша снова вся подобралась на сидении Форда. Конкретика относительно её истинно желанных целей была для неё лучшим мотиватором.       — Потому что в ночь с 31 октября на 1 ноября у них намечается следующий съезд их дражайшего клуба, — ответил Северин, явно улыбаясь на том конце провода своей фирменно-нордической улыбкой. — Будет весь расстрельный список в сборе. В одном городе. Единовременно. А это значит…       — Можешь не продолжать, — отчеканила рыжеволосая, чьи глаза сверкали известной в узких кругах боевой лихорадкой. Личико вновь посетила подзабытая многими, злая улыбка. — Этого вполне достаточно. Я уже… скучаю по ним.       — Вот ещё что… — с некоторым беспокойством отозвался Северин, отчётливо шелестя бумагами на том конце. — Бримстоун отводит войска, Рэйн. Потери оказались непростительными. За время попыток контроля над ситуацией нашими объединёнными силами — погибло 115 человек. Грустная ситуация, ничего не могу сказать. Но, точным подсчётом потерь займёмся позже, когда страсти поулягутся. В Совете рвут и мечут, потому, их предписание не стоит воспринимать многозначительно. К моим просьбам там остались непреклонны — в этот раз я отметился слишком уж крупными промашками. По секрету, до меня дошли слухи, что ещё недавно меня подумывали устранить. Мотивирует, без вопросов. Осенью, когда и будет развёрнута основная кампания — нам предстоит действовать только парой. Помощи будет ждать неоткуда.       — Я ждала этого. — Стальные нотки прежней уверенности вновь проступили в её голосе. — Так даже лучше. Вечно эти горе-вояки, пытаясь выглядеть круто, только путатся под ногами, выпиваются да ополовиниваются кровососами. Никакого праздника, одна серая быль. Между нами, замечу, будет достаточно меня одной. Не боишься нагадить в штаны, приятель? Это станет несколько отличным ото всего того, что ты видел раньше.       — Ну уж нет, и не пытайся. — Как ни странно, но сегодня Северин звучал на порядок старше и спокойнее. Стыдно было признаться даже себе самой, но таким Северин действительно нравился ей куда больше. — Однажды мы обещали друг другу идти до конца в этом деле. Помнишь, смею рассчитывать? Ты достаточно знаешь меня, а я от своих слов не отказываюсь. И на то у меня есть собственные мотивы и причины. Теперь уже дважды.       — Договорились, — лениво протянула дампирша, — Но только смотри в оба. Щадить тебя, или же прощать тебе твои мелкие человеческие слабости я более не в настроении. И вряд ли буду.       — Могла бы и не вворачивать ещё и это. — Северин выглядел шутливо-обиженным. — Мне самому стыдно и горько, правда. Между нами, я желаю покончить со всем этим дерьмом не менее тебя. У меня, только представь себе, есть и свои высокие идеалы. Странно, да? А не только потому, что мистер «скользкий тип» Трумейн каждый день пытается просвистать мои и без того простуженные уши своими фантастическими россказнями о силе и величии человечества. «Тысячу и одну ночь», знаешь ли, я и сам в состоянии прочесть. А пока предлагаю навестить меня в штабе, я уже выписался. Полагаю, нам есть что обсудить. Через парочку дней перееду на восточную окраину Сити, мне обещали уютную берлогу, а пока приходится безвылазно торчать в этих обрыднувших офисных застенках. Чем-то схоже с Гестапо, но ничего не поделаешь…       — Замётано, умник. Жди, — бросив телефон на соседнее сидение, Рэйн бодро сдала назад, разворачиваясь, и выехала с парковки в направлении штаб-квартиры Бримстоуна.       Через полчаса, будучи уже под толщей земли и бетона, в поистине огромном подземном гараже Общества, Рэйн отчего-то задержалась в машине. На неё напала странная апатия. Руки бессильно упали с руля. Дампирша с удивлением поглядела сначала на эти самые руки, а затем на себя саму в зеркале заднего вида. И этими, чёрт возьми, руками ты ещё и можешь причинять кому-то боль? Вот уж в жизни бы не подумала. Хотя, куда тебе спешить-то? Наверх — к тому, кто сейчас так дружелюбно виляет обрубком хвоста? Это не усталость, и не ненависть, совсем нет… Не всякая ненависть заставил идти вперёд. Не всякая позволит тебе творить. Но любая из них — твой багаж, детка. В каком-то смысле, ненависть в тебе касается всего и каждого. Просто помни это.       Радио, всё это время гнавшее какой-то порожняк и дешёвые сенсации, вдруг выдало нечто гораздо более устраивающее её. Особенно в этот момент. Кажется, это была песня Scream Of The Butterfly.* Она узнала эту вещь с первых нот. И тогда Рэйн поняла, что же всю дорогу говорило в ней.       Та самая человечность. Человеческая женщина, просившая ответов на свои вопросы.       Этот чёртов Даймен Айзенграу. Что-то он задел в ней. Не связанное с этими событиями. Скорее… Своей странной добротой к ней. Иррационально-бережным отношением, несмотря на всю свою грубость и злобу. Почему он, будучи с ними заодно, остался оберегать её от тех двух, когда она, Рэйн, была на грани своей собственной смерти? Откуда в нём появилась эта чужая, неживая привязанность к ней? И откуда в ней самой есть, кажется, какое-то подобие того же самого?       Точно одна-единственная смерть, что пронзила их обоих.       У неё была полная уверенность в том, что она знает этого парня очень давно. Слишком давно, чтобы уместить это в одну человеческую жизнь. И корни этого узнавания, кажется, были ей вполне известны.       Сердце… Если это то самое Сердце…       Оно помнит ту боль. Не способно забыть то пренебрежение. Почему же она, тянувшаяся к нему, не смогла тронуть его? Что оттолкнуло её, Рэйн, руку и волю? Что заставило её уйти прочь, сокрыв эту пустоту в себе? Где были пределы этому чувству обречённости, мысли о неверности её решений… Одиночество, ударившее её в тот миг особенно сильно. Момент пропажи тяги к жизни. Как будто и тьма, и свет в одночасье бросили её в бесконечно серую действительность. В которой она и барахталась до последнего времени. Только теперь — вновь обретя давно забытые краски.       Благодаря ему. Даймену Айзенграу.       Рэйн, прирождённая убийца, нашедшая стопроцентное применение своим талантам в погоне за местью, никогда не была мастером художественных образов даже в своей собственной голове, но этого с неё никогда и не спрашивалось. Просто… Он был каким-то… Новым для неё. И так быстро определиться она не могла. Не то чтобы убить его, как запланировал Бримстоун изначально — сейчас об этом не могло идти и речи.       И, если уделить секунду памяти, и быть осенённой той правдой, что Даймен Айзенграу, и тот самый монстр, встреченный ей в далёком 1938м, в Гауштадте — одно и то же…       Она отключила музыку, дабы остаться, наконец, в блаженной тишине. В который раз дампирша отметила, что это бесконечное, неживое молчание, окутавшее всё вокруг, не прекращается уже порядком дней. Словно всё вокруг вымерло. Или мир этот отстал от времени, подобно измерению памятных «Лангольеров» Стивена Кинга. Так выглядел мир, вновь обретший краски? Или же эти «краски» были продиктованы её полнейшим бездельем в последнее время? Сколько бы она не анализировала ситуацию с её прямыми обязанностями, но Рэйн не понимала, по какой причине Бримстоун так медлит. Они могли бы прижучить всех этих мразей за несколько осмысленных выходов. Однако основное время посвятили этому проклятому Милтону Строму, который, по итогу, оказался кем-то другим — упустивши столько действительно должных умереть, и растеряв столько своих людей. Знал ли об этом Бримстоун ещё до развёртки их сил в Сити?       И этот таинственный убийца, будоражащий город уже несколько лет, как дампирша, будучи в архиве с целью разузнать о проблеме чуть больше, прочно уяснила… он не мог быть человеком.       То, что это дело рук какого-то очередного потустороннего пришельца, скорее всего, одержимого какими-то своими идеалами и видениями действительности, лично у Рэйн давно не было сомнений. Но каждый новый день, каждое новое задание — у дампирши было полное ощущение, что её сознательно стараются деликатно отдалить от этих проблем. Ну и ладно. Невелика потеря, ибо ей чужие горести и драмы были не столь интересны. Дампиршу больше интересовало то, по какой причине Орден упорно игнорирует то дело, по какому они, казалось, и водворились сюда несколько лет тому назад, когда всё это сумасшествие с массовыми смертями только начиналось. Не иначе, Обществу было что-то известно — думалось Рэйн и сейчас, когда она находила для себя странно уютной эту мглу подземного гаража. Она заглушила мотор Форда и погасила фары, оставляя себя наедине со своими мыслями вновь. Её изумрудно-зелёные глаза невидяще уставились вперёд. " — Это промедление имеет искусственный характер…» — крутилось в её голове. С какой целью? Кто режиссёр? Разве что Трумейн, указы даже насчёт самых мелких и незначительных заданий отпускаются только с его согласования, и совет Лордов от местного «круглого стола» тут решает слишком уж ограниченно. Ладно, Рэйн, с этим ты кое-как определилась. Сегодня у тебя первый приз в конкурсе местных детективов, силящихся раскопать да пощупать-понюхать бримстоунское грязное бельё. Пойди-возьми с полки пакет с донорской кровью, трубочка и зонтик тоже твои. Однако, в таком случае, кто заказчик?.. С этим всё было гораздо сложнее. И ведь этим богемным задницам брылы-то не укоротишь, ну а желающие что-то говорить по причине собственных высоких моральных качеств… Год от года таковых становилось всё меньше.       Шёпот. Голоса. Неизвестные ей языки, которых она никогда не слышала. Они кричали. Требовали. Плакали. Звали. Проклинали. Ненавидели. Любили. Благословляли. Алкали и желали. Плачущий, бесконечно скорбящий, отрешённый ото всего земного, голос. Говоривший ей: — Идём же с нами, Рэйн. Отрекись прочь от того, что останется за местью. Отдай эту тень твоему полноценному, свершённому образу. Ты ведь знаешь, нет места для тебя нигде более, кроме истинной, нашей с тобой жизни в ласковом свечении зари.       — Схорони наше сердце. — Шептало всё вокруг. Умоляло. Приказывало.       Мир вокруг, словно повинуясь мучениям, что испытывала её разрозненная, израненная душа, опять смазался ядовитыми зелёными чернилами и нефтью. Словно потёк и деформировался перед её глазами. Внимая ей, и жаждая иметь возможность найти путь в неё.       И она обещала. Вновь чувствуя это странное тепло в груди.       Я помню тебя. Я пойду с тобой. Не потому, что ты этого просишь. Совсем не потому… Лишь будь в милости позволить мне закончить своё дело. Раз и навсегда. Может быть… она просто хотела бы однажды кому-то поверить? Тому, в ком она не смела бы сомневаться. Если такие, конечно, существовали. И, на самом деле, она боится. Боится быть обманутой. Опять.       Но… Как же ей хочется верить тебе…       — Все мы скоро свидимся… — немного помолчав, тихо, но уверенно сказала Рэйн, глядя в корчившийся и текущий мир вокруг неё. Почти привычный ей за эти месяцы в таком амплуа. — И ты, мистер Даймен Айзенграу, и ты… Хм. Даже жаль, что я так и не узнала твоего имени.       Лишь только помнила она, как чувствовала при виде этого лица что-то… тёплое. Внутри себя. Что-то особенное. Тогда мир трансформировался вновь. И холод словно бы уходил, сменяясь странным, живым теплом. В какой-то момент по всему стеклу, словно сеть трещин, или же побегов терновой лозы, пошла чёрная, нефтяная хмарь.       Собираясь в это… лицо.       В следующую секунду всё схлынуло. Бесследно рассыпалось, оседая безжизненной, невесомой пылью. Прежняя угрюмая полутьма подземного гаража, кое-где разгоняемая слабым светом редких софитов, была ей единственным спутником. Где-то поблизости слышались шуршание колёс и мерное урчание двигателя. Видимо, очередная пересменка.       Она прикрыла глаза. Ты так горяча, вечно спешишь куда-то, Рэйн, глупышка. Бежишь, и не оборачиваешься. Вперёд и вперёд. Не зная значений слова «отступать». А ведь новое утро, которое позволит тебе увидеть истинную себя, испросит с тебя новых решений. И тогда ночь без сна, полная беспокойной дрёмы, белого шума, в который обращается прошлое — покажется тебе отдохновением. Готова ли ты поручиться, что найдёшь свою дорогу вновь? Избежишь повторения пройденного? Основная часть жизни уж слишком прозаична, чтобы везде откапывать чудеса. По крайней мере, была. Рэйн всплеснула руками, сама себя не узнавая. Хоть Иуду мне в свидетели, этому миру не хватает того, кто в состоянии навести здесь порядок. Этот пропащий бардак везде. В сердцах. В душах. В головах. В делах. Кажется, тот самый русский писатель, Булгаков, был прав, применив определение термина «разруха». В том числе, он говорил и о тебе самой, дорогая моя дампирша.       Намереваясь держать путь наверх, в основное здание, к кабинету Северина, Рэйн покинула автомобиль. Однако на душе у дампирши скреблись кошки.       Ты жив.       Странно говорить себе это. Странно было ожидать этого. Странно чувствовать то, как облегчение так и не наступает, как ни мысли о том. Если только к ней применимы такие роды чувств, забытые, наверное, ещё в конце тридцатых годов прошлого века. Много же времени утекло с той поры… но… порой, те события были рядом с ней, подталкивая думать о себе, как о случившемся только вчера. Должно быть, внутренне она пережила твою смерть, мистер Северин. Как и смерти многих прочих, в разные времена путешествовавших рядом. Сейчас ты… простой функционер Бримстоуна. Один из тысяч по всему миру. Серый и безликий. А она… всего лишь вверенный тебе агент, которого ты обязался координировать, держа связь с Бримстоуном даже тогда, когда станет совсем трудно. Но… Искусство Дьявола состоит в том, дабы заставить уверовать в то, что его, Дьявола, не существует. Иногда те самые люди, которых она, кажется, всё ещё иногда защищала, могли излагать весьма себе мудрые мысли. Почему только эта идея стала для неё ключом к чему-то… далёкому от её теперешнего понимания? Медленно двигаясь в сторону лифтов, Рэйн замешкалась, находя во всём случившемся что-то неправильное. Чужое. Так, словно она внезапно попала в почти что точную копию этого мира, где всё, вроде бы, знакомое и привычное, но при этом неуловимо отличается в мелочах.       Что-то заставило Рэйн обернуться на служебное авто. Что же, хотела бы она спросить себя? Она и сама не ведала. Железяки её интересовали только со стороны функциональности, вот ещё. Оставьте эти детсадовские забавы таким, как её малость полоумная цель. Тогда почему? Может быть, как она, порой, любила над собой посмеяться, опасалась вернуть машину на базу грязной? Дампирша едва заметно улыбнулась одним уголком губ. И с чего бы это она чувствовала себя сейчас так легко и хорошо… Стоя посреди гаража, ныне совершенно свободного от чужого присутствия, голосов или призвуков людского происхождения, Рэйн легонько мотнула головой, будто бы желая очнуться от какого-то навязчивого сна. Рыжие волосы взметнулись багровым пламенем. Кажется, ты превращаешься в старую зануду, дурёха. В бока этого Форда вполне можно смотреться вместо зеркала. Да и кому, спрашивается, есть какое-либо дело до её чистоплюйства? Или же Рэйн, наверное, хотела бы вновь увидеть таинственного гостя, что некоторое время тому назад опять навестил её? Ведь может статься, он прячется где-то совсем рядом. За какой-то из этой гряды колонн? Или за одной из машин? Может быть, вообще сидит сейчас в кабинете Северина — вместо того?       Дампирша тихонько рассмеялась. Кажется, мы все слегка «того». Не столь важно. Рэйн… просто хотела видеть его. Возможно, оттого, что она желала бы быть человеком чуть меньше. От сегодня. От этих минут. От этих вздохов. Люди… такие доверчивые и слабые. Боитесь быть хозяевами своей судьбы, каждый раз желая вверить заботу о себе кому-то другому. Как правило, тому, кто обязательно предаст. Кажется, именно это вы любите обзывать термином «любить мудака»? Вечно бежите в авангарде, почитая себя за богов…       Не боясь кликать вечное забвение по имени.       Да только вы, люди, того и не ведаете, что роль того самого Дьявола, в подавляющем большинстве, используется совсем не тем, кому вы её прочите. Отвернувшись, по-прежнему невозмутимая рыжеволосая дампирша двинулась прочь.       Она никак не смогла бы узнать о том, что у въезда на парковку только что на пару мгновений остановилась чёрная как смоль Импала СС образца 1996 года. Выглядевшее непрозрачно-чёрным стекло чуть опустилось, являя за собой отблеск солнцезащитных очков.       — Что ж… Теперь, когда этот пропащий городишко обречён… всё, что выпадает на мою долю — лишь обеспечить тебе более-менее спокойную дорогу, — расслабленно промурлыкал себе под нос светловолосый дампир, вольготно развалившийся в водительском кресле. — Закончи уже свои семейные дрязги осенней порой, и стань свидетельницей утру, в которое тебе далее не придётся скрываться от солнышка, красная шапочка. Ведь вам — троим сестрёнкам вместе с этим охламоном-Айзенграу — ещё потребуется моя помощь. И… не только вам. Вся эта ваша осточертевшая делёжка, будь то наследие или мщение… всего лишь прелюдия к настоящей бойне. Преследуя личные мотивы, грызясь с пешками… вы банально упускаете из виду настоящего врага. Каганы… ничего нового.       В последний раз стрельнув глазами на штаб-квартиру Бримстоуна, Глэкен с саркастичным видом поправил очки и поднял тонированное стекло.       Сопровождая своё отбытие утробным рокотом, Импала рванула с места, сходу вливаясь в городскую толчею и растворяясь в той с концами.