Сондер

      В лаборатории пахло спиртом и свежестью. Два запаха, до ужаса раздражающих мой чувствительный нюх. Я прикрыла глаза, изо всех сил стараясь игнорировать легкое головокружение. Аарон разговаривал с медиком, а я бездумно листала отчеты с экспертизы, прекрасно зная, что я там увижу. Судмедэксперт явно нервничал: то и дело поправлял халат, трогал поседевшие короткие курчавые волосы и сжимал свои тонкие губы, размышляя над ответами.       — Были ли какие-то странности? — наконец поинтересовался Фостер у судмедэксперта. Я косо взглянула на него, скрывая лицо за темной завесой волос.       — Да, был один момент, — доктор открыл папку, зашуршал листами. — Первая колото-режущая рана была нанесена в области черепа, удар был нанесен в нижнюю челюсть, а выходное отверстие располагается в теменной зоне. В такой ситуации обычно есть осколки кости… Секунду, — мужчина торопливо включил подсветку на большой светлой доске, а затем прикрепил туда рентгеновские снимки черепа. Я заинтересованно подошла ближе. — Видите? — он указал кончиком ручки на маленькие светлые точки в районе щеки. — Удар раздробил кость. Вот только осколки этой кости будто успели затянуться тканями.       Врач достал из папки фотографию. Я сжала губы. Конечно. Оборотню нанесли смертельный удар, повредили мозг, а он вернулся в свою исходную форму. Осколки кости затянулись новыми тканями, но рана не могла затянуться — удар был фатальным, да и штырь все еще оставался в черепе.       — Интересно, — произнес Аарон, поднося фотографию ближе. — А как это может быть возможно?       — Честно… Я пока работаю над этим.       — А как прошел цитологический анализ?       — Результаты цитологии будут только завтра, — пожал плечами врач. — Я направлю их Вам на почту и, если потребуется, свяжусь дополнительно.       — И еще один момент… — мужчина осекся, поправляя очки. — Его органы.       — Так?       — Подобный удар должен был причинить мгновенную смерть и не вызвать обескровливание тела. Орудие из раны не вынимали, остановка сердца должна была быть почти мгновенной — максимальная разница между смертью мозга и физической смертью — около минуты. Но органы были обескровлены, как и, практически, все тело…       Перевоплощение. Последние ресурсы организм потратил на возвращение в исходную форму. После смерти отца и брата я не раз задумывалась: почему оборотни после смерти принимают человеческий облик. Значит ли это, что смерть — своеобразное лекарство от болезни? И, если так, может ли клиническая смерть помочь исцелиться от ликантропии? Или, может быть, это эволюционная черта болезни, способствовавшая сохранению оборотней? Отец рассказывал, что семьи обнаруженных оборотней убивали, чтобы остановить распространение «лунной болезни», значит ли это, что «вирус» научился приспосабливаться? Столько давно забытых вопросов вновь крутилось у меня в голове. Невозможность узнать о своем недуге больше мучила меня, но, с другой стороны, я очень сомневалась, что какие-то оборотни рискнуть обнаружить себя и стать подопытными крысами в стенах стерильных лабораторий во благо исследования болезни. Тем более, многие оборотни не воспринимают ликантропию как болезнь, а считают это частью своей природы. Это своеобразный защитный механизм, позволяющий не сойти с ума.       Мой брат, Шон, всегда говорил: женскую менструацию сейчас не считают болезнью, так почему я должен так думать о своей природе? Он искренне верил, что это его неотъемлемая часть, а я с трудом терпела полнолуния и превращения. Так еще и месячные переживать приходилось. Абсолютный проигрыш в генетической лотерее.       Шон… Его имя, так неожиданно всплывшее в памяти, напомнило мне о другом оборотне. Я грустно усмехнулась своим мыслям. Почему этого Нокса зовут так же, как моего покойного брата? Это будто добивочный удар, контрольный выстрел.       — Оливия? — позвал меня Аарон. — Ты что думаешь?       — Что? — переспросила я. — Я отвлеклась, думала о… расследовании.       — О той зацепке, о которой как раз обещала мне сегодня рассказать? — уколол меня Фостер. — Мы обсуждали разрез на груди. Доктор Эванс сказал, что разрезаны были обескровленные ткани. Это сделали посмертно. Почему?       — Тут есть несколько вариантов, — я вздохнула, готовясь отвечать, как на учили. Мне не впервой врать, я привыкла жить в паутине лжи, ни с кем не сближаться, лишь бы не порвались мои тонкие сети, надежно скрывающие мои недостатки от других людей. — Всего жертве было нанесено две раны, одна из них — посмертно. Первая повлекла за собой мгновенную смерть, у субъекта не было цели причинить излишние страдания. Но нанесение посмертных увечий — это послание или акт самоудовлетворения через насилие. Сексуальное удовольствие не подходит, так как не было найдено следов ДНК на месте преступления, да и локализация ранения и однократный разрез не говорят о вымещении желания. Послание предполагает публичность. Тело нашли далеко от туристических тропинок и людных мест, перемещения тела не было, телу не старались придать какую-то позу, рядом с местом убийства не было оставлено никаких предметов или…       — Не совсем, — меня перебил доктор.       — В отчете не было указано о наличии посторонних предметов. Следов нет: ни одежды, ни отпечатков ног, ни ДНК, — я нахмурилась.       — Рядом с телом жертвы нашли кровь животного. Предположительно, волка.       Я забыла, как дышать. Из всего помещения будто выкачали весь воздух. Вот так. Мы балансируем на самой грани. Я не раз представляла, что произойдет, если существование ликантропов внезапно раскроется. Вариантов было множество. Повсеместный контроль за людьми в период полнолуния, поимка оборотней, постановка на учет в лучшем случае. В худшем — изоляция или даже истребление. Люди ксенофобы. На протяжении тысячелетий они стремились убивать непохожих на себя. Выбирали разные причины: от цвета кожи до формы черепа. Ненавидеть нас будет нетрудно. Ненависть же лучше страха, верно? Ненависть способна раздавить меньшинство.       — Это… интересно, — я приложила все усилия, чтобы мой голос звучал ровно. Я приложила все усилия, чтобы не думать о том, что взгляд Аарона прожигает меня насквозь прямо сейчас. Проблемы нарастают в геометрической прогрессии. — Представляете, а я ведь переехала в Портленд для спокойной работы, — я постаралась улыбнуться судмедэксперту, а тот лишь пожал плечами.       — Работа такая, — только и ответил он. — Мне самому, знаете, больше дактилоскопический анализ нравится.       — Я тогда заберу папку и фотографии, — проговорила я. — Надо будет обсудить пару версий с напарником. Возможно, чуть позже направим вам еще несколько просьб.       — Конечно, пожалуйста, — доктор Эванс передал мне все материалы. — Распишитесь о том, что вы приезжали на консультацию, — напомнил он. — Хотя бы доплату за весь этот бардак получу, — он по-доброму улыбнулся. Ему, как медику, совершенно нет дела до убийцы. Его задача — правильное оформление документов во избежание процессуальных ошибок и проведение доступных экспертиз.       — Конечно, благодарю Вас, доктор, — я натянуто улыбнулась, пожимая на прощание руку медику.       Аарон также попрощался и направился следом за мной к выходу. Я быстрыми шагами направилась на свежий воздух, пальцы слегка тряслись.       Это ведь мелочь. Абсолютная мелочь. Подумаешь, нашли волчью кровь. Мало ли, как она могла там оказаться, правда?       Свежий морозный воздух облизал кожу, покрывшуюся испариной. Я глубоко вдохнула и достала сигарету.       — Зажигалка в сумке осталась, — проговорила я, услышав, что Аарон встал рядом со мной. Напарник молча достал из кармана зиппо и протянул мне. — Благодарю.       Никотин расслабляет. Вызывает легкое головокружение и боль в животе. Невероятно приятное чувство.       — Давай начистоту, — проговорила я, сделав затяжку. Горло приятно жгло.       — Облегчим друг другу задачу, — согласился Аарон.       — Ты мне не доверяешь.       — Как и ты мне. Причины имеются.       — Справедливо, — дрожащими пальцами я стряхнула пепел на влажный асфальт. Тяжелые тучи нависли над городом, угрожая настоящим проливным дождем.       — Я хочу, чтобы ты начала первая, — он задумчиво смотрел в пустоту, явно погруженный в посторонние размышления.       — Забавно. Меня бы устроило совершенно обратное, — усмехнулась я.       — К согласию мы не придем, — напряженно ответил он. — Но знаешь, что забавно? — он повернулся ко мне. — Мне кажется, что наши интересы в этом вопросе совпадают.       Я повернулась к напарнику, всматриваясь в его лицо.       — В таком случае будет очень обидно, — бросила я, отворачиваясь.       — Мы ведь не враги, — продолжил он. — Мы в любом случае не враги.       — Не в любом, — я затушила сигарету о металлический бак и выбросила окурок.

***

      Вопросов стало лишь больше. Я не могла верить ему. Не могла верить в его слова. Как он мог сказать, что при любом раскладе мы можем быть на одной стороне? Это невозможно. Он не знает, оборотень я или нет. У него нет нюха. К тому же, если бы он был в этом уверен, он сказал бы прямо. Но у Аарона, как и у меня, есть лишь догадки. Теории, основанные на множестве мелочей, которые не складываются в один паззл, потому что самые важные фрагменты отсутствуют.       Мы ехали молча, я смотрела на стекло, по которому наперегонки, спотыкаясь, бежали дождевые капли. Проведя подушечкой пальца по запотевшему окну, я прикрыла глаза. Все сложнее и сложнее. С каждым шагом я все больше попадала в липкую паутину тайн. Как только мне казалось, что я нашла ответ, передо мной возникало лишь больше загадок. Кто убил оборотня? Кто такой Аарон? Кому я вообще могу верить?       Мне захотелось убежать, скрыться от всех этих вопросов под одеялом у себя дома. Или вообще далеко-далеко отсюда. Буквально за сутки для меня все рухнуло. Похоже, пора опять паковать остатки моей жизни и бежать в неизвестность.       Но я столько раз начинала жизнь с чистого листа, что моя книга оказалась пуста.       Мне двадцать четыре. У меня нет семьи, нет друзей, нет партнера. Я понимаю, что никогда не заведу детей, потому что ни за что в жизни не смогу передать кому-то свою болезнь, не смогу каждый месяц трястись от страха за их жизнь.       Я ухмыльнулась своим мыслям. Я пума. Одиночка. Вечно чужая.       Мне не нравится себя жалеть. Мне не нравится чувствовать себя жалкой, ничтожной. Не нравится фатализм. Но порой так сложно удержаться.       Сморгнув подступившие слезы, я вздохнула. У меня в руках все еще была та самая зажигалка. Я задумчиво провела пальцем по гравировке.       — Что это значит? — бездумно спросила я. — Сондер. Ни разу такого слова не слышала. Это имя?       — Это личное, — отрезал Аарон.       — Личное… Интересный ты.       Я горько усмехнулась. Горло режет. Порой мне так хочется выговориться кому-то, когда на душе так паршиво. Я вынашивала мысли в себе так долго, что они прогнили и отравляют меня изо дня в день. Иногда хочется опрометчиво напиться, подсесть к незнакомцу в баре и вывалить весь душевный шлак, копившийся годами. Но я всегда знала, что встречу в ответ: непонимание.       Промелькнула идея поговорить с Шоном, но я задушила ее на корню. Шон — потенциальная опасность. Он оборотень. Оборотни враги. Охотники враги. Поэтому Аарон был не прав. Он считает, что при любом раскладе мы на одной стороне. Но для меня все вокруг — угроза. Угроза моей тайне, жизни.       — Что не так? — наконец ответил он.       — Из меня личное тащишь, а сам про зажигалку ответить не можешь, — я покачала головой.       Он молча сжал руль. Я обратила внимание на маленькие шрамы на его костяшках. Он, как и я, не стремится нравиться кому-то. Предпочитает быть один. Свои причины есть, это понятно. И, честно, я это уважаю.       Но как же мне нравится, когда он показывает эмоции. Я испытываю от этого какое-то иррациональное удовольствие.       — Сондер — осознание того, что каждый незнакомец проживает яркую и сложную жизнь. У каждого человека есть свои тайны, свои переживания, свои мысли.       Он будто повторял чьи-то слова. Взгляд стал туманным.       — Слишком непохоже на тебя, — зачем-то сказала я и прикусила язык. Сегодня я катастрофически бестактна.       — Эта зажигалка и не была моей, — сухо ответил он.       Я молча положила зиппо в подлокотник.       — Спасибо, — проговорила я.       — За что?       — За то, что поделился. Нам ведь надо начинать узнавать друг друга, напарник. Впереди очень сложное дело.       — Я ничего не делаю просто так. Не обольщайся, — он включил погромче музыку, давая понять, что дальше продолжать диалог был не намерен.       Я вслушивалась в нежную мелодию. Лунная соната. Так банально и неожиданно одновременно. Трагичная и успокаивающая. Противоречивая. Классическая музыка никогда меня не успокаивала, лишь вытягивала чувства, что я старательно закапывала глубоко в себе.       — Выключи. Я не буду разговаривать, — произнесла я, всматриваясь в унылый пейзаж за окном. Мимо проплывали приземистые дома, лысеющие деревья и машины.       Аарон не стал ничего спрашивать, за что я ему безмерно благодарна. Молчание — его главное преимущество, которого он постепенно лишается, пытаясь залезть мне в душу и вытащить все скелеты из моего шкафа.       Мы остановились возле участка, я вышла и облокотилась о крышу машины.       — Мне нужно поехать побеседовать с братом убитого, Шоном Ноксом. Сегодня он должен быть чуть более… адекватным, — произнесла я.       — Хорошо, я съезжу просмотреть камеры, нам как раз уже должны были собрать все видеоматериалы.       — Будет что-то интересное — отправишь мне? — я взглянула в его глаза. Он едва уловимо усмехнулся и кивнул. Я кивнула в ответ и направилась к машине.       — И… Оливия? — он окликнул меня, не отходя от машины. Я обернулась. — Будь аккуратнее. Если что, пиши.       — Конечно, спасибо, — неуверенно ответила я. Меньше всего я ожидала услышать именно это.

***

      Я сидела в своей машине и нервно барабанила пальцем по рулю. Передо мной был ничем не примечательный частный дом в пригороде. Дом, в который один за одним заходили оборотни. Шон решил собрать всю стаю, да и не факт, что только свою. Я тяжело вздохнула и прикрыла на мгновение глаза, силясь собрать ошметки своей воли в кулак и выйти. Я специально приехала заранее, чтобы понаблюдать за обстановкой, но сейчас на часах было двадцать минут восьмого. Пришло сообщение.       «Ты где?»       Я выдохнула и вышла на улицу. Самое сложное — решиться, а дальше ноги уже сами несут меня к дому.       Стук в дверь не заглушает стук моего сердца. Я жду, в глубине души надеясь, что мне не откроют. Но разумная часть меня, так усердно боровшаяся с инстинктами последний час, протестовала, требуя зайти.       — Детектив пума, я уж подумал, ты не придешь, — Шон выглядел серьезным, но будто старался разрядить обстановку.       — Пришла, — я проскользнула в прихожую и оглядела десятки пар обуви, небрежно брошенной то тут, то там.       — Мы уже начали, я тебя представлю, — Нокс выхватил у меня из рук куртку и закинул ее в шкаф. — Ботинки свои тут оставь, там места уже нет.       В гостиной сидело по меньшей мере двадцать человек. Я ошарашенно остановилась.       — Они не все оборотни, тут есть супруги, родственники обращенных, — прошептал Шон мне на ухо, кладя руку на поясницу. Он так пытался меня успокоить или проконтролировать, чтобы я не бросилась к двери? Меня окутал запах мокрого леса, земли, горного ручья. Запах свободы.       — Спасибо, успокоил, — иронично ответила я, сжимая ладони в кулаки. Все присутствовавшие перешептывались, скользя по мне взглядами.       — Хотел вас кое с кем познакомить, — громко заявил Нокс. Оборотни сразу смолкли. — Это — детектив, которая ведет дело Джордана. Она пума.       Шон с сомнением посмотрел на меня и я поняла, что он не помнит моего имени.       — Меня зовут Оливия Вуд, — к счастью, мой голос не дрогнул, хотя все тело тряслось. — Вчера нашли тело Джордана Нокса, много материалов было передано на экспертизу. К делу привлекли ФБР. Судмедэксперты обнаружили волчью кровь на месте преступления, а также заметили, что раздробленная кость успела зарасти тканями. Это из плохих новостей…       — А хорошие будут? — угрюмо перебил меня мужчина в возрасте, сидевший на спинке дивана.       — Нет. Не будет. Джордана убил человек. Шон считает, что это сделал охотник.       Судя по реакции оборотней, они уже были частично в курсе происходящей ситуации. Не было возмущения, горя, гнева, лишь усилившиеся переговоры.       — Мое мнение — надо напомнить охотникам, что было пятнадцать лет назад, — громко заявила женщина, побритая налысо.       Шон поднял руку, чтобы успокоить нарастающий гул одобрения. Затем Нокс указал на седого старичка, расположившегося в кресле. Суровое лицо оборотня было покрыто сетью шрамов, взгляд выцветших карих глаз казался пустым.       — Мы сейчас недостаточно сильны. Многие из вас не совсем помнят, что было тогда, — ответил ей старик, мельком кидая взгляд на Шона. — Сейчас нас в два раза меньше, чем было тогда. Это не сработает.       Оборотни наперебой принялись обсуждать, что им стоит делать, а я лишь стояла и беспомощно наблюдала за тем, как ярость и ненависть все больше зажигают каждого члена стаи. Это было похоже на взрыв вулкана, неконтролируемый пожар, который сожжет все на своем пути, а позже затухнет, оставив после себя лишь горе, слезы и разрушения. Шон стоял рядом со мной и вслушивался в мнение каждого, но его взгляд говорил одно: он давно принял решение, лишь думал, в какой момент и как его преподнести.       Нокс вновь поднял руку, сжатую в кулак. Я обратила внимание на татуировку, выглядывавшую из-под руки поношенной футболки.       — Вот как мы поступим. Эрик прав, — Шон бросил взгляд на старика, который закивал в ответ на его слова. — Нас слишком мало, многие не подготовлены и слабы. Я не считаю, что мы готовы рисковать десятками жизней, чтобы вступить в схватку с таким противником.       Я оглядела лица оборотней. Они смотрели на Шона с сомнением, но ничего не говорили. Лишь их лица выдавали явное неодобрение. Я же почувствовала облегчение.       — Но… Но, — он остановился, будто решаясь. — Мы не будем прятаться по подвалам и молиться, чтобы нас не нашли. Мы не будем прятаться, не будем договариваться о помиловании с теми, кто намерен нас истребить. Уничтожить как вид. Линн тренировала свою стаю давно. Они сильны, их много. Мы объединим наши усилия и в следующее полнолуние мы покажем, кто из нас хищник, а кто жертва! — он говорил все громче и громче, его низкий голос заполнял все помещение, отталкивался от стен, эхом отдавался у меня в голове. Я сделала шаг назад. — У нас есть три недели, чтобы найти этого подонка. А потом мы отомстим, — окончание его речи было встречено яростным гулом одобрения. Я с ужасом смотрела в лица людей, ратовавших за кровавую расправу.       — Мы так не договаривались, — прошептала я, но мой еле слышный голос утонул в криках. — Мы так не договаривались! — я тяжело дышала.       Шон схватил меня за предплечье и повел по лестнице наверх. Я брыкалась, ухватилась за перила, но он легко поднял меня на руки и сжал запястья. На втором этаже он толкнул деревянную дверь в комнату и поставил меня туда. Я оказалась в ловушке. Массивная фигура Нокса перекрывала путь к выходу.       — Ты что творишь, — зашипела я. — Мы разговаривали вчера, я предложила договориться, ты…       — С кем договориться? — прорычал Шон. — Эта мразь убила моего брата. Моего. Брата.       — Ты понимаешь, сколько еще людей умрет?       — Это цена безопасности. Каждый раз, когда эти твари будут высовываться и убивать невинных оборотней, мы будем показывать им их настоящее место в пищевой цепи. А ты заигралась в полицейского. Вспомни кто ты! Подумай, что твои обожаемые люди сделают, если узнают, кто ты такая? Запрут в больнице? Будут ставить опыты? Просто убьют? Они такие. Они не принимают нас и никогда не примут. Они боятся, потому что мы сильнее. Мы лучше. Мы — следующий этап эволюции, а они остались далеко позади.       — Это фашизм, — оскалилась я.       — Ты за них? Ты за то, чтобы нас убивали один за одним? Неважно где: в уединенном лесу, в парке или даже… В подвале собственного дома, — он выразительно посмотрел на меня. — Я не заставляю тебя идти в бой и умирать. Это должно быть осознанное решение. Но ты должна понять, что нужно держаться своих.       — А кто такие свои? — я покачала головой. — Свои — это оборотни, которые убили всю мою семьи? Это свои?       Шон замолк, разглядывая меня, будто впервые видел. Он тяжело вздохнул и провел рукой по светлым взъерошенным волосам.       — Послушай. Люди убивают друг друга гораздо чаще, чем оборотни. Ты сама прекрасно знаешь. Они убивают ради удовольствия, ради денег, ради земли, ради чего угодно. Мы все так устроены. В каждом живом создании есть ген убийцы. Вот только мы не убиваем просто так. У нас есть понятие чести, достоинства. Твоя помощь была бы крайне полезна нам. Ни тебе, ни нам, ни охотникам не надо, чтобы существование оборотней вскрылось для трусливых людей. Это ни к чему не приведет. Давай договоримся.       — О чем? — мой голос хриплый, безжизненный.       — Если ты хочешь решить все мирно — ищи охотника и предупреждай его, чтобы он сваливал с нашей земли, из нашего города. Согласится — хорошо. Откажется — умрет. Но помни, что в моем доме ты всегда найдешь помощь, а охотники несут для нас только смерть. Подумай над этим. Мой дом всегда открыт для тебя так же, как и для любого члена моей стаи.       — Как щедро. И это вовсе не потому, что тебе нужна моя помощь, да? — я скрестила руки на груди.       — А тебе нужна наша помощь. Ты слишком долго была среди людей и их потребительского отношения ко всем. Возвращайся к истокам, — он хлопнул меня по плечу и направился вниз.       А я стояла посреди комнаты. Комнаты Джордана Нокса. Оглянувшись через плечо, я прошлась вдоль стен, увешанных фотографиями. Так странно видеть Джордана целым, невредимым и счастливым. Я потрогала кубки с соревнований по регби. Провела пальцем по корешкам старых книг и учебников. И стало так душно и неприятно. В один момент ты жив и счастлив, в другой — лежишь на столе патологоанатома со вскрытой грудной клеткой.       Я потерла лицо руками. Слишком многое нужно обдумать.       «Ты как?»       Сообщение от Аарона. Я заблокировала телефон и вздохнула. Мне совершенно точно нужен вечер наедине с собой.