I will move away from here You won’t be afraid of fear No thought was put into this I always knew to come like this Things have never been so swell I have never failed to feel Pain
Уже привычно преклонив колено, Итачи слушает Данзо. В кабинете того жарче, чем обычно — жилет неприятно липнет к спине и капля пота сбегает с виска. Концентрироваться на смысле сказанного трудно, но Итачи повторяет про себя каждое слово, чтобы не забыть. Нужно будет отчитаться Обито если в философском монологе промелькнет хоть тень сомнительной идеи. В те дни, когда в комнате не так душно, а сон не был тревожным Итачи даже нравится слушать Данзо. Тот мудр и опытен, его позиция относительно деревни звучит благородно и возвышенно, если не думать о цене. Итачи на секунду зажмуривает глаза, осознав, что поплыв за собственными мыслями, упустил нить повествования. — Люди, закаленные войной, кладут жизни на то, чтобы следующее поколение не пережило того же самого. Но следующее поколение не знает от чего их защитили и снова приходит к войне. Именно этим либеральный курс Минато опасен для деревни. И его жертвами станут дети Конохи. Ты ведь видел в Стране Рисовых Полей, чем это чревато? Воспоминания, существование которого Итачи предпочитает игнорировать, ворочается перед глазами. Он морщится, спрашивает: — Разве могли генины себя защитить? — Сравни себя в том возрасте и нынешних выпускников. — Я — не пример для сравнения. Данзо смотрит на него и чуть заметно, так, что это можно принять за игру светотени, улыбается. — Если и так, то посмотри на наше поколение. Мы были ровесниками твоему брату, когда Второй брал нас с собой на военные операции. Он подходит ближе, пристально смотрит сверху вниз. И пусть Данзо еще ничего не сказал, Итачи чувствует, что приблизился к моменту, ради которого ввязался в череду интриг. — Я читал в отчете об убийстве, что ты совершил из милосердия. Капитан упомянул, что ты метался, принимая решение. — Да, я проявил слабость. — Уверен ли ты, что не проявишь ее вновь? — Уверен. Удовлетворенно кивнув, Данзо медлит прежде чем перейти к сути. — У деревни есть могущественные враги, которых при должной хитрости мы можем обратить в наших союзников. Итачи напрягается всем телом, но ничего не говорит. — Один из них ищет встречи с кланом Учиха, чтобы предложить вступить в сговор, целью которого станет свержение Четвертого Хокаге. — Разве это не опасно и для деревни, и нашего клана? — Если ты будешь держать меня в курсе всего происходящего, то нет. Мы решим все малой кровью — Четвертого и Обито. После чего устраним нашего врага. Официально вся вина будет лежать на нем. Историю пишут победители и, если ты не совершишь ошибки, никто и никогда не узнает об участии твоего клана в заговоре. Нужно просто согласиться, но Итачи задает вопросы так, словно, надеется не то переубедить Данзо, не то прощупать слабые места его плана. Лишним не будет — успокаивает он себя. — А джинчурики? — Треххвостый по праву принадлежит Киригакурэ. И нежелание Четвертого возвращать зверя законным хозяевам уже несколько лет как приближает нас к новому военному конфликту. Полагаю, об этом тебе тоже не было известно? Итачи качает головой и снова спрашивает. — Кто он, наш союзник? — Это тебя беспокоить не должно. Важно не то, что о нем известно мне, важно, что ты сможешь узнать и доложить. — Вас понял. — Хорошо. Хочешь ли ты еще о чем-то мне поведать? — Да. В последнее время, после того, как Четвертый предложил службу, ко мне начал проявлять дружеский интерес Обито. — Поддерживай с ним связь. Попробуй выяснить, что конкретно он хочет. Но будь бдителен — Обито искусный манипулятор. Он не станет тебе лгать, скорее, вывернет правду в свою пользу. Его слова могут звучать убедительно и логично, но ты должен помнить, что он руководствуется не интересами деревни, а сугубо личными обидами. С чуть заметной запинкой Итачи отвечает: — Я это понимаю. — Рад слышать, — Данзо ловит его взгляд. — Встань. Итачи поднимается, стоит напряженно и неподвижно, словно на дежурстве. Он ждет, что Данзо отпустит его, но тот спрашивает: — Как проходит твое восстановление? — Я готов к миссиям. — Покажи мне. В непонимании Итачи морщится и смотрит Данзо в глаза. Взгляд у того, как и всегда, цепкий, лицо расслаблено так, что выражения не прочитать. — Что вы имеете ввиду? — Покажи мне раны. Я хочу знать, что ты пережил ради деревни. Просьба представляется странной, но Итачи не видит причин перечить. Да и не тот сейчас момент, когда уместно отступать от установленных Данзо правил. Тот вне всяких сомнений ждет полной лояльности, потому Итачи складывает меч и маску на пол, расстегивает форменный жилет и стягивает майку — до выписки он несчитанное количество раз повторял эти действия в кабинетах госпиталя. Это просто еще один повтор. Закончив, Итачи медлит, но все же поворачивается спиной и безотчетно склоняет голову. — Подними руки. Он снова подчиняется, задрав локти и заложив ладони за голову. Как выглядят швы на спине Итачи не знает, а вот бока спустя почти месяц покрылись неровной паутиной рубцовой ткани. Когда сухие будто страницы книги пальцы скользят по липкой от пота спине, он вздрагивает. Итачи вдыхает, словно только что вынырнул после долгого погружения. Жарко и неуютно в собственной коже. То ли в полусне, то ли в бреду он жмется к Кисаме — тот лежит рядом с открытыми глазами и сейчас выглядит непривычно удивленным. Итачи мажет губами по соленой коже и шепчет на ухо сам не понимает что. Нахмурившись, Кисаме отстраняет его от себя и заглядывает в глаза. — Я покорнейше прошу прощения, — говорит он сквозь зубы, — но сейчас с учетом вашего состояния совершенно не подходящий момент. — Побудь со мной, — просит Итачи сорванным голосом. — Я и так с вами, — Кисаме только мрачнеет. — Что-то не так, — бормочет Итачи. — Разумеется. Все не так. Нам нужно покинуть Амегакуре как можно скорее, а у вас жар. Итачи ворочается, пытается объяснить, что имеет ввиду, но не может подобрать слов. Застегнув жилет, он наклоняется за мечом и маской. В комнате нестерпимо душно и картинка плывет перед глазами. — Ты многое пережил ради деревни, — Данзо сидит на своем месте, задумчиво глядя на Итачи. — Тебе, возможно, придется пережить еще больше, но ты никогда не должен забывать, что делаешь это ради будущего. Ради своего брата, ради детей своего клана, ради молодого поколения шиноби. Итачи коротко кивает. — Ты можешь идти. Я дам знать, где и когда пройдет твоя встреча с нашим союзником. Когда Итачи приходит к дому Обито, тот оказывается один. Поначалу он изображает радушие, но притихает, стоит им сесть за пустой стол на кухне. Почти слово в слово Итачи пересказывает план Данзо. Выслушав его, Обито некоторое время молчит, прежде чем заключить: — Значит, он хочет избавиться и от учителя Минато, и от клана Учиха и от некого врага деревни. Итачи задумчиво смотрит на него в ожидании продолжения. Обито такая реакция заметно разочаровывает, но он все же говорит: — Враг убивает Четвертого, Данзо убивает врага, а потом проводит внутреннее расследование, чтобы доказать причастность Учих к заговору. Третий возвращается на должность. Ты, как единственный свидетель, до финала, скорее всего, не доживаешь. У него как обычно все складывается, так просто и логично. Как, впрочем, и у Данзо. Итачи хочет спросить, можно ли ему идти, но Обито вдруг усмехается. — Будет занятно, если его загадочный союзник — это Орочимару. — Орочимару?.. — тихо переспрашивает Итачи и впервые с момента выхода из штаба его пульс сбивается. — Да. Данзо и Орочимару неофициально водили дела до того, как последнего изгнали из деревни. — Но ведь убежище в Стране Рисовых Полей… — позже, чем стоило бы, Итачи осекается, вспомнив, что такая версия событий, пусть и принята в работу, является абсолютной истиной только в его голове. Меж тем, Обито выглядит крайне воодушевленным. — Именно-именно! — Появились доказательства? — Нет, но мне нравится так думать, — Обито разводит руками. — И все же, если это так, то, возможно, твоя последняя миссия была постановочной: Данзо приставил к тебе своих людей и отправил в заведомо пустую лабораторию, чтобы те поприсматривались к тебе. Почти картинно брошенный протектор, изуродованный генин, которого едва ли могли просто забыть в лаборатории, нарочитые следы побега и Фуу, что вывел их ровно к месту засады. На секунду Итачи прикрывает глаза и почти физически ощущает руку, что касается узора рубцов на боку. — Ты расстроился? — спрашивает Обито в интонации настолько неоднозначной, что сложно сказать, обеспокоен он или издевается. — Ну да, я понимаю, обидно, наверное, узнавать, что тебя мучили по приказу своей же деревни, но, с другой стороны, если бы ты не проявил себя достойно, то, скорее всего, тебя бы просто убили, чтобы спровоцировать Фугаку на конфликт. Итачи продолжает молчать. Он склоняет голову, трет глаза и понимает, что слишком устал для переживания еще и этой новости. — Ты вообще в порядке? Неважно выглядишь сегодня, — Обито никак не унимается с расспросами. — Да, я в порядке, — Итачи встает из-за стола. — Я домой пойду. — Иди. Пожав плечами, Обито встает, чтобы проводить Итачи до дверей. На прощание он говорит: — Не забудь доложить о времени и месте встречи с союзником. Приду на тебя посмотреть хоть одним глазком. По дороге Итачи делает ритуальный крюк к дому Шисуи. Дверь на балконе закрыта, занавески задернуты — за последние несколько недель он успел выучить эту картину до мельчайших деталей. Ничего не изменилось и сейчас от этого наблюдения особенно тяжело. Сжав кулаки, Итачи продолжает смотреть. Быть может, он чего-то не заметил? Он явственно, в деталях представляет, как через секунду-другую откроются шторы и, повернув ручку, Шисуи выйдет на балкон, посмотрит вниз и с улыбкой крикнет: — Заходи! Там открыто. Итачи моргает, смахнув образ, и наконец уходит. У дверей дома валяется Широ. Завидев Итачи он приподнимает голову и сонно бьет хвостом по земле. С тех пор, как Саске начал подолгу пропадать на миссиях, Широ лежит здесь целыми днями в ожидании хозяина. Сжалившись, Итачи садится на корточки и запускает ладонь в плотную шерсть на макушке. Пес трется об руку и жалобно поскуливает. А затем вдруг суетливо подрывается. Проследив за линией собачьего взгляда, Итачи видит идущего к дому брата. — Привет, — Саске смотрит на него сверху-вниз и прячет руки в карманы. — Привет. Продолжения не следует. Оставив без внимания вьющуюся у его ног собаку, Саске идет в дом. Итачи следует за ним. — Мы дома, — кричит он, но никто не отвечает. Все также, в натянутом и неловком молчании, они проходят на кухню. Итачи ставит чайник на плиту. Аппетита особо нет, но он все равно заглядывает в холодильник и смотрит на оставленный мамой ужин. — Есть хочешь? — спрашивает Итачи. — Нет. — Ясно, — закрыв дверь холодильника, он садится за стол напротив Саске. — Мне дали миссию ранга B, — вдруг сообщает тот и голос его вздрагивает от с трудом сдерживаемого волнения. Итачи пытается улыбнуться, хотя чувствует скорее беспокойство, чем гордость. — Надолго? — На пару недель. Будем сопровождать архитектора в Страну Волн и, возможно, задержимся там на какое-то время. Он строит мост на границе. — Хорошо. Главное будь осторожен. Саске фыркает и закатывает глаза. Итачи сдерживает вдруг накатившее колкое раздражение, напоминает себе, что вот так вот просто они с братом не разговаривали уже очень давно. Саске имеет право злиться. — В любом случае, я рад за тебя. Они молчат довольно долго, пока тишину не прерывает свист чайника на плите. Остаток дня проходит как в тумане. Итачи никак не может отделаться от ощущения, что не до конца проснулся сегодня. Перед сном он идет в душ и его руки замирают перед тем, как расстегнуть форменный жилет. Итачи ловит свой взгляд в зеркале и отмечает, что выглядит уставшим. Грядущие события не предполагают ошибок. Итачи раздевается и распускает хвост. Ему нужно быть собранным, нужно держать все под контролем. Перед тем, как залезть под душ, он касается пальцами свежих шрамов на своих боках и морщится. Он должен сыграть все отведенные ему роли. Включив чуть теплую воду, Итачи задирает голову, подставляет лицо. Это все ради будущего деревни. Он давал присягу. Он знает, что цель оправдывает любые средства. Он пройдет через пытки, примет любые унижения, будет лгать родной семье, не побрезгует запачкать руки кровью, возьмет на себя вину за любые прегрешения… Нет — Итачи останавливает себя, четко осознав, что это именно тот путь, идя по которому другой он получил статус шиноби-отступника. Сжав руку в кулак, Итачи бьет в стену. Боль, слишком глухая относительно его ожиданий, прокатывается к плечу. И вместе с ней разъезжающаяся картина реальности вновь принимает понятную форму.***
Итачи просыпается раньше Кисаме. Садится в постели, устало трет веки и пытается вспомнить последний сон. Он привык, что те отпечатываются в памяти с ювелирной точностью. Но сегодня не тот случай. И вроде бы радоваться надо, но Итачи испытывает скорее тревогу, чем облегчение. На мгновение он задумывается, что будет с тем, вторым, когда болезнь заберет его? И тут же злится на себя — ничего не будет. С раздражением Итачи оборачивается, чтобы разбудить Кисаме, но тот и так уже не спит — лежит, как лежал, и молча наблюдает. Но стоит им встретиться взглядами, как он натягивает свою обычную улыбочку. — Как ваше самочувствие? — Лучше. Горло до сих пор саднит и каждый вдох отдается болью, будто невидимый ботинок впивается под ребра, но в сравнении со вчерашней агонией это действительно улучшение. — Рад слышать, — Кисаме приподнимается, опершись на локоть. — Жар прошел? — Жар? — Вы не помните? У вас был жар и вы снова бредили. Признаться честно, я уж начал опасаться, что вы опять попытаетесь себе навредить. Итачи морщится и решает принять услышанное к сведению, но никак не комментировать. — Спешу напомнить вам про двухнедельный курс инъекций. Сумка Кисаме лежит на полу у торца кровати. Дотянувшись до нее, Итачи достает раствор, спиртовые салфетки и шприцы с иглой заметно длиннее, чем те, к которым он приноровился. Стоит ему наполнить цилиндр и привычно защипнуть кожу, как Кисаме снова вмешивается: — Это в вену. Итачи медлит, не хочет признавать, что не знает, как поставить такой укол правильно. Кисаме ни о чем не спрашивает, встает с кровати и отстегивает ремень от сумки для сюрикенов. Итачи внимательно наблюдает за ним, чтобы в следующий раз повторить процедуру самостоятельно. — Дайте руку, — Кисаме присаживается перед кроватью на одно колено. Он затягивает ремень посередине плеча и, натянув, вкладывает край Итачи в зубы. — Сжимайте и разжимайте кулак, — Кисаме прощупывает кожу на сгибе его локтя. Наконец, удовлетворившись результатом, он протирает место укола салфеткой и, взяв шприц, вводит иглу под кожу. — Отпускайте жгут. Итачи разжимает зубы. Кисаме сначала тянет поршень на себя, набрав в шприц темной крови, затем медленно вводит лекарство. Закончив, он прижимает место прокола салфеткой и, вновь порывшись в сумке, обвязывает бинтом. — Согните руку, — говорит Кисаме, поднимаясь. — Если вам интересно мое мнение, то делать это с посторонней помощью куда удобнее, но, если решите продолжать самостоятельно, то не буду вас отговаривать. Только не забывайте чередовать правую и левую руки, чтобы не травмировать вены. — Откуда ты знаешь так много? — О, спасибо, что заметили. Видите ли, в Амегакуре довольно скучно, потому я решил заняться самообразованием, — Кисаме кивает в сторону книг, что читал в последнее время. Впервые Итачи обращает внимание на названия. Справочники и учебники по медицине. — Полагаю, — продолжает Кисаме, натягивая майку, — нам стоит обсудить план дальнейших действий. — Выдвигаемся утром. — Согласен. У вас есть пожелания, куда направиться? — Нет. — Поправьте меня, если я не прав, но поскольку Страну Огня мы вряд ли рассматриваем, предлагаю двинуться севернее Амегакуре — там должен быть умеренный климат, не слишком влажный, но и не слишком сухой. Итачи не отвечает, еще раз подчеркивая, насколько ему все равно. Единственное, что его волнует, это благовидный предлог, но здесь уже постарался Пейн с миссией по поимке биджу. И первыми ушли не они, а Хидан с Какузу пару дней назад. Одевшись, Итачи подходит к двери, прислушивается. Кисаме за его спиной усмехается: — Не слишком ли много осторожности вы проявляете? Вопросительно изогнув бровь, Итачи оборачивается. — Не сочтите за грубость, но предположу, что даже если бы я отодрал вас на кухонном столе, это бы никого не впечатлило. Разве что, кроме Дейдары, исключительно по той причине, что в его картине мира это было бы сделано исключительно из вашего желания нанести ему личное оскорбление. Несмотря на попытку сохранить осуждающий вид, Итачи усмехается, прежде чем открыть дверь. В последний раз поужинать в Амегакуре они приходят на кухню. Слабость в теле не мешает Итачи чувствовать воодушевление от мысли, что уже завтра они покинут это место. И не будет больше вечного дождя, душных холодных комнат, шумных собраний и внимательного взгляда Мадары сквозь темный провал маски. Тот, как раз, сидит на кухне вместе с Дейдарой. Без Хидана с его громким голосом и грубыми шутками их компания выглядит даже сиротливой, но, бессмысленно отрицать, куда более сносной. Пока Кисаме занят готовкой, Итачи даже сидит с ними за одним столом без привычного чувства раздражения. — Господин Дейдара, а вы тоже уходите на поиски биджу? — спрашивает Тоби и его собеседник снисходит до того, чтобы оторвать от Итачи испепеляющий взгляд. — Не-а. Мастер должен закончить свой, с позволения сказать, шедевр, ага… — О, наверное, он делает что-то крутое! — Очень сомневаюсь, — Дейдара скрещивает руки на груди и съезжает чуть ниже по спинке стула. При внешней вальяжности, вся его поза выражает недовольство. — Господин Итачи, а вы? — не унимается Тоби. — Завтра, — отвечает Итачи, упершись ответным тяжелым взглядом в провал на маске. Едва ли он в состоянии напугать или смутить Мадару, но пусть тот знает, что и ему этого сделать не удастся. Кисаме оборачивается через плечо, но тут же возвращается к готовке. — Ого! А за каким биджу вы пойдете? — Девятихвостый. Фыркнув, Дейдара бросает на Итачи взгляд и тут же отворачивается. Коротко взвесив все за и против, он смотрит в ответ. Итачи знает, как сильно Дейдара боится и ненавидит его взгляд и, раз уж он так осмелел за месяц, стоит напомнить ему об этом. — Тоби! — Дейдара подчеркнуто не обращает на Итачи внимания. — Ты вроде просил с тобой потренироваться! — Аа… наверное. Тоби не уверен, Тоби много кого просил, — тот разводит руками. Дейдару такой ответ не устраивает, потому он вскакивает и хватает Тоби за шиворот. — Давай. Иначе тебя никогда не примут в Акацки, ага. — Ой-ой, господин Дейдара, полегче! Даже интересно, как Мадаре, находит ли он в этом тоже какое-то извращенное веселье или просто терпит. Итачи по-своему даже жаль Дейдару, не подозревающего с каким огнем играет. Впрочем, он будет последним, кто станет того оплакивать. Итачи глубоко убежден, что любая глупость должна быть наказана. — Должен признать, вы весьма изящно зачистили кухню, — Кисаме ставит перед ним тарелку, а сам усаживается напротив. Итачи проводит ладонью по столешнице, поднимает задумчивый взгляд. Его голос звучит совершенно буднично. — Что ты говорил про стол? Они обмениваются выразительными взглядами, недолго молча, прежде чем одновременно усмехнуться. — Смотрю, перспектива покинуть Амегакуре поднимает вам настроение. — Весьма. — Будем надеяться, на вашем здоровье это скажется также благоприятно, — Кисаме берет в руки палочки. — Приятного аппетита.***
Голоса доносятся так, словно звучат по ту сторону стены. Итачи слышит, как его зовут по имени, как спрашивают о чем-то, уговаривают или предлагают. Он не понимает. Сидя на полу, подтянув ноги к груди и уткнувшись лицом в колени, Итачи не думает о том, как здесь оказался. Больше его беспокоит вопрос — кто он сейчас и кем он должен быть. Мертвой хваткой чужие пальцы сжимаются вокруг его запястья и рывком поднимают на ноги. Пройдясь взглядом снизу вверх, Итачи видит себя в униформе, видит хорошо знакомую домашнюю юкату, видит каменное лицо отца прямо перед собой и встревоженное — мамы чуть поодаль. — Что с тобой? — спрашивает отец, должно быть, уже не в первый раз. Ноги подгибаются. Бездумно Итачи отвечает первое, что приходит в голову: — Я не хочу работать в АНБУ. Лицо отца перед глазами идет темными пятнами и расползается. Он все не отпускает руку, вкладывая в этот захват куда больше эмоций, чем в мимику или голос. — Что ты такое говоришь? Итачи делает полшага назад, откидывается спиной на стену, чтобы не упасть. — Фугаку, отпусти его! Итачи плохо, ты разве не видишь? Нужно проснуться и ответить то, что они хотят услышать, но мысли никак не выстраиваются в осмысленную цепочку. Дома нужно быть тем, на кого отец может положиться, смиренным, но не мягкотелым. — Микото, я сам разберусь. Итачи упирается взглядом в отцовскую руку, сомкнутую на его запястье и медленно осознает свою ошибку. Так себя можно вести в Амегакуре, с Кисаме наедине, но не здесь. — Итачи, что ты сказал про АНБУ? Медленно сознание проясняется. До Итачи доходит сначала смысл собственных слов, а затем ситуация в целом. Он не помнит, как оказался на полу, он проявил неуместную слабость, он озвучил то, что ни в коем случае не должен был. Отец смотрит на него в упор. — У меня был жар ночью. Я, кажется, еще не проснулся. — Жар?.. — встревоженно переспрашивает мама, но никто ей не отвечает. — Соберись, — отец отпускает его руку. — От тебя сейчас зависит слишком многое. — Я знаю, — без промедления соглашается Итачи, вкладывая в эти слова куда больше, чем отец может себе представить. — Очень на это надеюсь. Напоследок окинув его тяжелым взглядом, отец уходит на кухню, оставив Итачи с обеспокоенной матерью наедине.