And not to pull your halo down Around your neck and tug you to the ground But I'm more than just a little curious How you're planning to go about Making your amends to the dead To the dead
Конкретика миссии, что они узнают на месте, не вызывает ничего, кроме зудящего тоскливого чувства. Итачи, как обычно, оставляет переговоры Кисаме, сам только слушает и походу мысленно просчитывает, как сделать работу в кратчайший срок с наилучшим результатом. После смерти Гато его преступная сеть развалилась на куски, главари которых сейчас готовы драть друг другу глотки. Настолько, что даже обратились за услугами к Акацки. Их нанимателя зовут Хироаки, цель — Юкио. Миссия осложнена тем, что ни сам Хироаки, ни кто-либо из его людей не в курсе, где Юкио скрывается. Но у них есть наводки, кто этим знанием может обладать. Вариант с использованием грубой силы Итачи отвергает сразу — все можно сделать чище и аккуратнее. И хотя бы на этот счет Кисаме не пререкается. Дом они снимают, как и в деревне на холмах, маленький и стоящий чуть в стороне от поселения. Снимают, благодаря Хироаки, практически за бесценок. Впервые оказавшись там, Итачи невольно зацепляет взглядом добротную перекладину под потолком, но быстро отводит взгляд. Вечером они снова не разговаривают. Спать ложатся отдельно. На следующее утро туман стоит еще гуще. Прохладный воздух будто липнет к коже и забивает собой легкие. Превентивно выпив лекарственную настойку и обезболивающее, Итачи не сомневается в своих силах. Самехаду и плащи они оставляют в доме — сегодня в приоритете скорость и незаметность. Дорога занимает совсем немного времени — через поселок, по склону вниз и вдоль берега до основания моста. Там каменная площадка со спуском к воде и причалом, сделанным будто наскоро из подручных средств. Плохое место для укрытия. Итачи не поясняет свои решения — Кисаме понимает без лишних слов. Укрытие они будут искать в другом месте. А здесь — Итачи складывает печати — останется теневой клон. Тот задерживает дыхание и медленно, почти беззвучно, соскальзывает с берега. А они не сговариваясь отправляются обратно вверх по склону. Кисаме подмечает подходящее место первым — небольшую неровность почти под самым полотном моста. Там рельеф и туман должны скрыть их от лишних глаз. Уступок совсем узкий, ширины едва хватает, чтобы поставить ноги и, чуть откинувшись назад, прижаться спиной к холодному чуть влажному камню. Для надежности они цепляются за почти отвесный склон чакрой. Итачи понимает, что за использование клона придется заплатить, когда тот развеется, но лучше так, все разом, чем сидеть часами в ледяной воде. А ожидание правда растягивается по ощущениям на пару часов, за которые тело успевает будто врасти в породу. По полотну идут люди и едут повозки. То и дело рвут глотки чайки. Сквозь туман почти ничего не видно, только уходящий вдаль мост и редкие лодки в проливе, потому Итачи не гасит шаринган. Толку с него, впрочем, из-за угла обзора мало. Итачи лишь смутно догадывается, что происходит внизу, потому ждет сигнала от клона. Момент, когда тот растворяется, ощущается безошибочно. В деталях Итачи видит, как подплывала к берегу лодка с крупным немолодым мужчиной на веслах. Как тот швартовался и забивал табаком трубку в ожидании своих подельников. Как те появились, прикатив с собой груженую ящиками тележку. Как грузят товар и хозяин лодки вместе с одним из пришедших отталкивается от берега. Как оставшийся, еще считай подросток, провожает лодку взглядом и закуривает. А вместе с этими знаниями, приходят усталость и боль в мышцах. К горлу подкатывает кашель, так резко, что приходится зажать рот руками. Вдыхать тяжело, но все же Итачи берет тело под контроль. Утирает кровь краем футболки. С одним рывком он вполне справится. Главное не терять время — сгруппироваться, распределить чакру. Спрыгнуть получается почти беззвучно. Смолящий на пристани паренек даже не сразу понимает, что больше не один, а как оборачивается — Итачи ловит его в гендзюцу. Глаз привычно режет от мангеке шарингана, но, кажется, почти не кровит. Парень замирает, смотрит, как завороженный. Не реагирует, когда у него за спиной приземляется Кисаме. Он выдает им все — как выглядит Юкио, сколько у него человек, какие у них планы на ближайшие дни, где их укрытие и как туда пробраться. А как заканчивает, Кисаме умелым движением ломает ему шею. Недокуренная сигарета падает из резко ослабших рук и разлетается искрами. — Я не просил, — огрызается Итачи сорванным голосом. — Что ж, весьма досадно, что мы с вами друг друга не так поняли, — прохладно отзывается Кисаме, укладывая тело на тележку и приматывая к ней той же веревкой, что страховала ящики. — Я обязательно буду внимательнее к вашим пожеланиям, если вы будете ставить меня в известность. Закончив, он пинает тележку. Та подняв плеск и брызги скрывается под водой. Хочется развязать спор, но Итачи обходится унизительным молчанием. Сказанного уже хватило, чтобы прочувствовать — еще одно слово спровоцирует приступ. Носком сандалии Кисаме отправляет окурок следом за телом. Сработали почти чисто. По дороге к дому Итачи ведет. Ноги подгибаются, тело пробивает озноб. Клон отплатил ему сполна. Нужно поставить укол, а лучше использовать печать. Черт с ним, купят новую после миссии. В голове путаются образы, факты, планы и всепоглощающая злость. Не было никакой необходимости в убийстве того паренька. Но Кисаме не счел важным обсудить подобную мелочь. И думая об этом, Итачи сжимает зубы, пробует сосчитать до десяти, но уже после трех бросает эту затею. Все внутри противится идее брать себя в руки. Когда бесконечный путь назад заканчивается, он, не разувшись, зато на ходу стянув футболку, направляется к походной сумке. Кисаме скрещивает руки, смотрит не то внимательно, не то осуждающе, пока молчит. Сердце колотится по ощущениям уже в глотке, а мышцы фантомно тянет от желания ввязаться в драку. — Господин Итачи, при всем уважении… — начинает Кисаме, все же не обуздав желание продемонстрировать свою мнимую рациональность. — Дай мне час. Итачи крепит на грудь медицинскую печать и пропускает сквозь нее чакру.***
Впервые за долгое время Итачи дежурит в резиденции Хокаге — его перекинули сюда в последний момент из-за срочных перестановок. Кажется, в руководстве какой-то бардак, но Итачи не вдается в подробности. С каждым днем ему все больше все равно где быть и что делать. Ночью здесь никого. Свет не горит и коридоры кажутся запутаннее и длиннее. Первые несколько часов Итачи проводит поблизости к архиву, где хранятся запретные техники, пока его внимание не привлекает шум наверху. В первую секунду он напрягается, инстинктивно задержав дыхание, но почти сразу вспоминает: — Четвертый усилил охрану у своего дома, а сам с женой больше не живет. Ночует в резиденции, знаешь. Становится спокойнее, но он все равно идет проверить, беззвучно и стараясь скрываться в тенях. Дверь в кабинет Хокаге чуть приоткрыта, по полу тянется полоска света. Вроде бы тихо, ничье присутствие не ощущается, даже сквозь шаринган. На всякий случай, вытащив меч из ножен, Итачи ныряет внутрь. Простыни, насквозь мокрые, липнут к телу. Еле разлепляя пересохшие губы, шепчет: — Что-то не так, — хоть и не знает, к кому обращается. За окном пасмурно, в комнате холодно и душно. Так, что невыносимо не только в постели, но в собственной коже. Прохладная ладонь ложится на лоб, скользит вниз, прикрывая глаза. — Итачи? Он моргает несколько раз и тратит секунду на то, чтобы осознать себя в пространстве и времени. Горит верхний свет, Четвертый сидит за столом, устало прикрыв пол лица ладонью. Итачи смотрит на него уже не через шаринган и резко теряется. Его настигает четкое ощущение, что он не должен здесь находится. — Не знал, что вы тут, — говорит Итачи, возвращая голосу обычную твердость. Четвертый треплет волосы на затылке, улыбается. — Много работы из-за экзамена. Приходится засиживаться. — Ясно. Не хотел отвлекать, — Итачи убирает меч в ножны и, дежурно поклонившись, выходит. Возвращается обычным шагом, уже не таясь. Ощущения скверные, будто увидел то, что не должен был, хотя рационально не было в этом ничего неправильного или дискредитирующего титул Хокаге. А если и правда с семьей больше не живет, Итачи все равно. Он приваливается спиной к стене. Проходит с десяток-другой минут в абстрактных и безуспешных попытках осознать, что и почему он чувствует, но постепенно мысли укладываются в голове. Просто нервы подводят — объясняет себе Итачи, трет веки и переводит дыхание. Тревога отпускает его почти также быстро, как и накатала. Постепенно Итачи выпадает в почти медитативное состояние, сумев в кои-то веке очистить голову от лишних мыслей и сосредоточиться на слухе и осязании. В резиденции тихо, на улице сегодня ветрено. Немного хочется спать, но не настолько, чтобы отключиться на посту. В следующий раз его внимание привлекают чуть различимые шаги. Четвертый ступает мягко, осторожно, хоть и не пытается скрыться. — Итачи, — зовет он, появившись наверху лестницы, — зайди ко мне, пожалуйста. Удивленный обыденностью и мягкостью тона, тот поднимается и следует за Четвертым обратно в кабинет. По пути смотрит ему в спину — Хокаге сегодня так непривычно одет в униформу джонина, без плаща с горделивой надписью. Желание со всем пиететом держать дистанцию сегодня заметно слабее. И не зря. В кабинете мягкий полумрак, на краю стола две подернутые паром чашки. — Хотел спросить, как ты, справляешься? — Четвертый передает ему чай и внимательно следит за изменениями в лице. Вопрос неожиданный и скорее неприятный. — Да. Четвертый продолжает смотреть и невольно Итачи отвечает на его взгляд. Кажется, впервые он видит это лицо так близко. Настолько, что примечает новые для себя детали, от которых ладони мокнут — например, мягкую полуулыбку и печальный взгляд. Мертвый — подмечает Итачи и тут же ругает себя за сравнение. Скрывает внезапно накатившие эмоции за несколькими осторожными глотками горячего чая. А Четвертый, будто прочитав его мысли, говорит: — Мне жаль, что так получилось. — Я в порядке, — тут же отзывается Итачи. Четвертый улыбается только печальнее. — Обито сказал, что твой шаринган остался прежним. Итачи кивает, попутно пытаясь найти тайный смысл в этой беседе. Но, если это не очередная проверка, то едва ли он тут есть. — Я хочу, чтобы ты больше отдыхал. На финальном этапе экзамена нам всем придется потрудиться. — В этом нет необходимости, — Итачи снова делает несколько глотков, в этот раз жадных и обжигающих. — Ясно… и все же. Иди домой, мне не нужна охрана. — Но… — Итачи осекается, так и не подобрав аргументов, достойных споров с Хокаге. Вливает оставшиеся полчашки в пересохшее горло чуть ли не одним залпом, ставит чашку на край стола, коротко кланяется. — Доброй ночи. — Доброй, Итачи. Когда он отворачивается, Четвертый мягко касается его плеча в знак прощания. Итачи никак не реагирует, но явственно чувствует, как против всякой логики идет мурашками кожа.***
Голова болит, легкие будто перетянуты леской, но все же Итачи может дышать. Может даже встать с кровати и, шатко пройдя мимо погруженного в чтение Кисаме, налить себе стакан воды. Он пьет много и жадно, а после идет умыться. Тело неприятно неподвижное и медлительное, под глазами набухли мешки — должно быть, снова от отеков. Чтобы прийти в чувства, Итачи дает себе минут пять, что проводит упершись руками в раковину. Никогда он еще не был настолько не готов к миссии. За жалостью к себе следует презрение. Итачи кашляет, сплевывает густую кровь в сливное отверстие, распрямляется. — Собираемся, — коротко командует он, возвращаясь в комнату. Кисаме красноречиво окидывает его взглядом. Хотелось бы верить, что в нем еще осталось уважение к Итачи, как к шиноби, но, скорее всего, он просто устал спорить. В этот раз они надевают плащи, берут с собой оружие и в ранних сумерках покидают дом. Итачи говорит, что сделает все сам, быстро и тихо, задача Кисаме — обеспечить прикрытие. — Не ожидал узнать, что вы оцениваете меня исключительно как грубую силу. Итачи пропускает выпад мимо ушей. Он просто уверен, что превосходит Кисаме в скрытности и скорости хотя бы благодаря шарингану. К счастью, дискуссия на том и заканчивается. Остаток пути Итачи прокручивает в голове нехитрый план: вырезать охрану, оставив в живых только одного, кто под действием гендзюцу без лишнего шума проведет к Юкио, затем убить обоих и поджечь здание. Как дурной знак, начинает моросить дождь — Итачи поднимает голову, морщится, почувствовав первые, еще редкие капли на кончике носа. Если дождь усилится, придется использовать Аматерасу — перспектива не самая приятная, но альтернатив лучше нет. Хироаки четко обозначил свое желание — уничтожить Юкио и все, что ему принадлежит. Итачи кутается в плащ и переходит на бег. Немного севернее от поселка они находят комплекс из нескольких складов и лодочных мастерских, обнесенных забором. На первый взгляд выглядит заброшенным, но Итачи не сомневается в полученной наводке. Без лишней спешки они обследуют периметр, подмечая редкий свет в окнах и обжитой вид. Ищут слабые места и альтернативные входы и выходы. Почти молча, лишь изредка обходясь жестами и короткими уточнениями. У Кисаме лицо пресное, без ухмылки. Несколько раз Итачи ловит желание огрызнуться, но напоминает себе — не на миссии. У входа всего трое ребят. Все вооружены до зубов, но Итачи уже знает — не шиноби. Оставив Кисаме в укрытии из кустов и деревьев, он подбирается ближе, влезает по стене — ему нужно почти одновременно снять двоих противников и захватить в гендзюцу третьего. Прикинув траекторию, Итачи достает из бедренной сумки пару кунаев. Метает и без промедления делает бросок сам. Ловит взгляд выжившего бойца ровно на секунду позже, чем его товарищи падают уже бездыханные. Итачи не сомневался, что будет легко. Разве что глаз жжет от уже второго за день использования мангеке шарингана. Захваченный боец отворачивается и медленно направляется глубже по территории комплекса. Итачи следует за ним, скрываясь в тенях. Кажется, головорезы неплохо здесь обустроились. Сквозь щели в старых складах Итачи видит ныне пустующие лаборатории, а между зданий накрытые нетканной материей теплицы, усаженные красными цветами. Итачи пробирается в одну из мастерских следом за своим проводником. В прихожей перерезает ему горло и, оттащив труп с прохода, дальше идет уже один. Здание слишком маленькое, чтобы блуждать, да и голоса не дают Итачи ошибиться. Он считает по звуку — четверо, пятеро, шестеро… пьют, курят, играют в кости. Удается подобраться к ним достаточно близко, чтобы в приоткрытый проем двери видеть собравшихся мужчин. Тот, что сидит к нему спиной, подходит под описание Юкио — здоровенный, лысый, на голове несколько шрамов. Единственный бывший шиноби здесь. Значит, попадает под атаку первым. Итачи складывает печати и с ноги распахнув дверь выдыхает огонь. Комната, до того полная смехом и разговорами, наполняется криками. Но совсем ненадолго. Когда дыхание заканчивается, Итачи оценивает обстановку. Огонь ползет по стенам, четыре трупа, еще один вряд ли встанет сам. Последнему повезло меньше остальных — его лицо и руки покрыты ожогами, но он до сих пор жив. С хрипами и стонами отползает по полу. Надо добить обоих, чтобы не умирали в мучениях. Итачи берется за кунай, которым недавно резал охранника, и проходит вглубь помещения. Первым добивает того, что уже не может двигаться. — Кто ты?.. что тебе нужно?.. — хрипит второй выживший. — Юкио, — лаконично отвечает Итачи, подходя ближе. — Его здесь нет!.. он ушел проверить лаборатории!.. Потратив лишнюю секунду на осознание услышанного Итачи оборачивается на труп человека, что принял за Юкио, и по обгоревшим остаткам густой бороды понимает, что ошибся. — Нет, не надо! — еще успевает выкрикнуть лежащий на полу, прежде чем Итачи наклоняется и одним ударом вбивает кунай в грудную клетку. Кровь обжигает руки. Смерть наступает почти мгновенно. Итачи не столько встревожен, сколько раздосадован собственной невнимательностью. Очевидная мысль даже не пришла ему в голову. Огонь, должно быть, привлек лишнее внимание. Времени на поиски Юкио, если тот решит сбежать, почти нет. Для скорости Итачи создает несколько клонов и кидается на улицу, где переходит к запасному плану — полная зачистка территории. Дождь так и не разошелся, зато ветер чуть ли не сбивает с ног. У дверей толпа человек десять, все вооружены. На них Итачи оставляет одного клона, другого отправляет подать сигнал Кисаме, а сам вместе с последним отправляется на поиски. В соседней мастерской еще двое головорезов. Итачи убивает их во сне и, обдав помещение огнем, снова возвращается на улицу, где уже вовсю идет бой. В этот же момент он чувствует чуть накатившую усталость, которая приходит с осознанием, что Кисаме уже спешит в гущу событий. Разделившись с сопровождавшим его клоном, Итачи обследует ближайший склад — там нет лаборатории, только столы с аптекарскими весами, пустые коробки, веревки и тележки. Пять противников, уже собранных и готовых к драке. Итачи идет в ближний бой, чтобы выбить из рук одного из них меч. Так будет быстрее и он сможет сохранить чакру. Усталость нарастает. Клон на улице пал в бою, уступив место подоспевшему Кисаме. Каким-то совершенно нелепым образом Итачи чуть не пропускает удар. Уходит в сторону, бьет в ответ, уже фатально. Меч туповат, потому смерть забирает врага чуть медленнее и тяжелее, чем хотелось бы. Но выбирать не приходится. Закончив бой, Итачи с неприятным удивлением обнаруживает, что у него сбилось дыхание. Дает себе секунду успокоиться, выдыхает огонь и продолжает поиски. Клон успел обыскать и поджечь пустую лабораторию. Итачи отзывает его, на бегу примечает, что, несмотря на дождь, ветер уже успел подхватить огонь с крыши мастерской и перекинуть его на последний непроверенный склад. Но это не проблема, Итачи уверен, что успеет со всем разобраться раньше, чем пожар разойдется. В этот раз удача оказывается на его стороне — человек, полностью подходящий под описание, спешно пихает в мешки все подряд — сырье, пакеты с порошком, деньги. — Эй! Эй, постой! — кричит он, выставив вперед ладонь. — Тебя ведь Хироаки нанял? Давай я заплачу тебе больше и ты дашь мне уйти? Просто скажи сколько. Итачи не отвечает, чтобы лишний раз не дышать дымом. Юкио прячет нож в рукаве и готовится применить технику. Итачи все понимает на полсекунды раньше — противник создает клонов, только не теневых, а самых обычных, не догадываясь, с кем столкнулся. В бою Юкио оказывается чуть лучше, чем Итачи предположил — настигнуть его с первого удара не удается. В скорости и ловкости ему не занимать — уровень джонина. Бой, скорее всего, затянется и одним поганым мечом тут не отделаешься. Нужно поймать взгляд или использовать Аматерасу. Оставаться здесь дольше нельзя — помещение слишком быстро заволакивает дымом от сырой древесины. Итачи не обращает внимание на клонов, полностью сосредоточившись на противнике. Несколько раз уворачивается, несколько раз блокирует удары. А тот будто знает, что нельзя смотреть в глаза. Дышать становится все сложнее. Горло снова сковывает кашлем. За неимением альтернатив Итачи выбирает Аматерасу. Теперь болью обжигает второй глаз. Юкио заходится криком в попытке сбить черное пламя, но то пожирает его слишком стремительно. Нет смысла дожидаться его смерти. Итачи выбегает из пылающего склада, зажав лицо воротником плаща. Мир перед глазами плывет то ли от дыма, то ли от перенапряжения. Ноги совсем слабые. В лицо бьет ветер с мелким дождем. Итачи сгибается и громко, надрывно кашляет, сплевывает и снова кашляет. Да так, что внутри все скручивается до тошноты, а потом и до рвоты. Крики Юкио постепенно стихают и, кажется, вокруг не остается никого живого, кроме них с Кисаме. — Смотрю, вы весьма успешно справились с планом «сработать чисто и без лишнего шума», — ядовито замечает Кисаме и успевает перехватить Итачи за шкирку раньше, чем тот рухнет в лужу перемешанной с землей желчи. Снова хочется ответить, но рациональнее желание поберечь горло и сэкономить воздух. Кисаме убирает оголенную Самехаду за спину и без согласия подхватывает Итачи на руки, прижимает к себе, грудью к плечу. Зрение упрямо не фокусируется. — Поставь, — коротко требует Итачи. — Я предпочту убраться отсюда раньше, чем все затянет дымом. И наша скорость передвижения, к моему величайшему огорчению, зависит и от вас тоже. Потому, будьте добры, заткнитесь. Скрипнув зубами от злости, Итачи следует совету. В моменту возвращения домой дышится совсем плохо, до боли в груди и заходящегося сердца. Голова кружится, хотелось бы верить, что из-за мангеке шарингана. Но Итачи, даже со своими базовыми знаниями медицины, легко ставит диагноз: отравление угарным газом. Он кашляет до слез и хрипов. — Пейте, — Кисаме подносит чашку к лицу Итачи, так чтобы тот рассмотрел даже расфокусированным взглядом. Чай крепкий до горечи. Итачи опрокидывает его чуть ли не залпом в короткий промежуток, что удается сдерживать кашель. Боль притупляется, но мутит как будто даже сильнее. Кисаме забирает чашку и вновь наполняет чаем. — Пейте еще. — Не нужно, — Итачи отворачивается, трет веки, дышит животом, медленно и глубоко. Кисаме отвечает не сразу, с несвойственной ему резкостью. — Скажу, уж простите, прямо. У меня, знаете ли, уже поперек горла ваши вечные капризы, — он встает. — Было бы весьма учтиво с вашей стороны перестать вести себя, как избалованный ребенок. — Отвали… — вновь накатывает кашель. Итачи зажимает рот ладонью, пачкает руку каплями слюны и крови. Привычный сценарий дает сбой, когда Кисаме, оказавшись рядом, до боли стискивает челюсть Итачи одной рукой, а второй оттягивает за волосы. Положение унизительное, обидное, но пока не настолько, чтобы собираться с последними силами и оказывать сопротивление. А в том, что он сможет это сделать, Итачи нисколько не сомневается. — Сейчас я отниму немного вашего драгоценного времени, а вы, сделайте одолжение, закусите свой поганый язык и выслушайте меня, — кое-как сдерживая злость, Кисаме сжимает пальцы до боли в деснах. Итачи почти не видит его лицо, только серое пятно с перекошенным ртом. — Если вас не беспокоит ваше здоровье и продолжительность жизни, то обратите внимание вот на что. Вы выполнили миссию из рук вон плохо. На уровне генина. И, думаю, я могу позволить себе саркастировать на эту тему, особенно после вашей бравады. Итачи пытется дернутся, но Кисаме давит только сильнее. Злится, непривычно и угрожающе. И только перехватив его за запястья, Итачи вдруг осознает, что ситуация действительно опасная. Не совсем безвыходная, разумеется, но сил ему сейчас хватит только на две крайности — убить или терпеть. — Я уже не знаю, в какой формулировке донести до вас простую и нехитрую истину, господин Итачи. Вы смертельно больны. Вы умираете. Как раньше уже не будет. И если вы думаете, что выглядите достойно, превозмогая и игнорируя болезнь, то спешу вас разочаровать: вы выглядите убого. Я достаточно понятно выражаюсь? Как будто возвращая право голоса Кисаме разжимает пальцы, до того удерживающие челюсть. Вот только Итачи нечего сказать. Он сам не заметил, в какой момент сердце забилось до удушья быстрее. Итачи дергает головой и зажимает рот раньше, чем его настигнет очередной приступ кашля. Кисаме пихает его обратно на футон. Уходит, оставив наедине со всем сказанным и невысказанным.***
— От Саске нет вестей? — спрашивает Итачи маму за завтраком. — Пока нет, но это хорошо. Экзамен ведь только завтра заканчивается. — Ага… Мама, протянув руку, убирает волосы с лица Итачи. — Ты снова плохо спал? — Пару часов. — Неважно выглядишь. Не заболел? — она прикладывает ладонь к его лбу. — Бледный очень. — Нет-нет, все в порядке, — смущенный ее беспокойством, Итачи перехватывает маму за руку и мягко отстраняет. Чувствует он себя и верно отвратительно, до боли в грудной клетке и в висках. Сны фонят ярче и ярче и это вызывает все более отчетливую тревогу. — У тебя выходной? — Если срочно не вызовут, то да. — Ясно, — мама опускает взгляд, хмурится и продолжает уже заметно тише. — Слушай, Итачи, по поводу Шисуи… — Не надо. Он сам смущается своей резкости, но не извиняется. Скажи Итачи то же самое мягче, сути это не изменит. — Прости. Я все понимаю. Они разговаривают дальше, пусть и шатко поначалу. Наверное, мама хотела просто выразить сочувствие, вот только Итачи не готов поднимать эту тему. Не столько с ней, сколько с самим собой. Помыв посуду и поблагодарив за завтрак, Итачи в надежде, что головная боль пройдет, выходит проветриться. День солнечный, но холодный. Родной квартал как обычно нагоняет тоску и желание покинуть его. Мысль о том, что очень скоро всего этого не будет, все так же пугает и успокаивает одновременно. И, пока еще есть время, нужно поговорить с Обито про маму… Итачи решает навестить его прямо сейчас. И встречает его раньше, чем ожидал. — О, Итачи, привет! — идущий ему навстречу Обито широко улыбается. Вроде бы как всегда, но в этот раз особенно фальшиво, и это наблюдение тревожно отзывается в груди. — Как раз хотел тебя проведать. — Что-то случилось? — Ну… — тянет Обито. — Сложно сказать. Пойдем прогуляемся? Дело есть. — Ладно. По пути Итачи ни о чем не спрашивает — понял намек, но будто кожей чувствует беду. Перебирает варианты. Первой в голову приходит мысль о Саске, но он тут же отсекает ее, отчасти рационально — будь проблема в этом, пришла бы Рин и не к нему, а к ним с мамой — отчасти из страха оказаться правым. Второе, о чем Итачи себя спрашивает — не было ли роковой ошибкой оставлять вчера пост? За этим вопросом подтягиваются десятки других, но все они обрываются разом, стоит узнать конечную точку пути — госпиталь. У черного хода их встречает Рин. Смотрит сочувственно перед тем, как слабо улыбнуться. — С Саске все в порядке?.. — спрашивает Итачи напрямую. — Да, он все еще проходит экзамен. Дышать становится легче. Итачи вопросительно смотрит на Обито, а тот мотает головой, приглашая внутрь. По лестнице они спускаются в подвал, дверь куда Рин открывает ключом. Там, внизу, короткий мрачного вида коридор. Все двери закрыты, пронумерованы и не подписаны. Но тревожно не это, а витающий в воздухе запах формалина и разложения. От осознания, где они, холодок пробегает по спине. Круговорот предположений останавливается, выдвигая новое, единственное, что сейчас кажется логичным — ему позволят попрощаться. Рин пропускает их в одну из комнат. Шкафы, железные столы, ячейки холодильных камер. Итачи хочет произнести имя, что встало поперек горла, но Обито заговаривает первым. — Скажи-ка мне, Фугаку не ведет себя странно в последнее время? — Что?.. — на секунду голос слабеет от неожиданности. Но почти сразу Итачи берет себя в руки. — Мы почти не видимся. Мама говорила, что беспокоится, собака на него лаяла… и… — картина собирается в голове. — Что произошло? — Пока непонятно, но мы нашли тело в лесу. Опознать не смогли. Извини, но тебе придется взглянуть. — Если ты готов, — эхом добавляет Рин. Разумеется, Итачи не готов, но другого выхода он не видит, потому просто кивает. Рин с лязгом проворачивает ручку на дверце одной из холодильных камер, тянет на себя полку. Она медлит перед тем, как откинуть простынь. С тела снята кожа, хирургически осторожно, ровным слоем, открыв потемневшие будто в ходе мумификации мышцы. Запаха почти нет. Определить черты лица по голому мясу сложно. Итачи буквально заставляет себя смотреть — кажется, похож, но нет уверенности. — Почему вы думаете, что это он? — Это точно Учиха, мы извлекли у него шаринган, — отвечает Обито, а следом подхватывает Рин. — Его нашли в болоте, так что мягкие ткани хорошо сохранились. Вероятно, убийца хотел таким способом избавиться от трупа. — Ага, — Обито кивает. — Рост, телосложение, примерный возраст — по приметам подходит. По лицу сказать сложно, но сам понимаешь… Итачи понимает. Тайно за стены деревни из клана выходил только отец, а случись такое на официальной миссии — о пропаже было бы известно. И все же он цепляется за последнюю надежду — кладет ладонь под грудь слева, чтобы показать точное место. — Мне нужно посмотреть его ребра здесь. — Поняла тебя. Обито отходит от стола, чтобы не мешать Рин работать, а та включает лампу, снимает с вешалки в углу белый халат, надевает маску и латексные перчатки. Делает все правильно и осторожно, стерильными инструментами, словно препарирует живое тело. Надрезает косую мышцу и раскрывает края зажимом. — Здесь был перелом, явно тяжелый, с раздроблением, — как указкой она проводит скальпелем по неровностям на кости. Хотя эти пояснения излишни. Кажется, будто сердце пропускает удар. Итачи делает шаг назад, тяжело сглатывает. Обито и Рин кажется все понимают и не задают никаких вопросов, не говорят пустых слов сочувствия, дают время осознать и принять. — Я в порядке. Сложно сказать, сколько времени Итачи провел, всматриваясь невидящим взглядом в сетку сколов под растянутыми зажимом мышцами. Возможно, и не больше десяти секунд. Важно, что этого времени ему хватило, чтобы взять себя в руки. — Кто тогда вернулся домой?.. — Думаю, это сам Орочимару. Вздрогнув, Итачи отворачивается, идет к двери, но послушно останавливается, стоит Обито схватить его за плечо. — Без резких движений, хорошо? Нельзя себя выдавать. Итачи опускает взгляд в пол. Рано он решил, что все под контролем. И в такие моменты, как этот, он искренне благодарен за то, что Обито рядом. — Я поговорю с учителем Минато. Мы тебя отстраним от службы, чтобы ты приглядывал за матерью и братом. — Как я это объясню? — Скажи, что расследование по делу Шисуи перепоручили тебе. Но из дома выходи только, когда Фугаку сам на службе. — Понял. — Семье ничего не говори. Обито хлопает его по плечу. — Соберись. Ты должен справиться. Итачи только кивает. Пусть Рин уже накрыла тело простыней и задвинула ящик, хочется уйти отсюда как можно скорее. И все же один вопрос у Итачи остался. — Он… быстро умер? Не мучался?.. Обито вместо ответа растерянно смотрит на Рин. Та улавливает намек и приходит на помощь. — Думаю, он даже не успел понять, что его предали. Обратно Итачи идет с чувством, будто уши заложило. Реальность фальшивая, как неумелое гендзюцу. И люди ненастоящие, будто остались только клоны, а их создатели ушли, бросили Итачи одного в мире плоских декорацией и приглушенных звуков. Ноги ватные. Итачи спотыкается, хватается ладонью за стену, расписанную бело-красными веерами, и останавливается. — Отец, научи меня техникам, — звучит в голове свой собственный, но еще мягкий, детский голос. По телу пробегает дрожь. Итачи ускоряет шаг. Домой в таком состоянии нельзя. В этот раз никто не озаботился чудотворным уколом успокоительного. К Обито тоже нельзя — тот после морга отправился на встречу с Хокаге. Да и просто уже тошно его видеть. Остается всего одно место, где Итачи пусть не может, но хотя бы хочет оказаться. Туда он добирается быстро. Залезает на балкон, толкает дверь, отдергивает занавеску. Комната, где он был счастлив, хоть и не изменилась, кажется сейчас пустой, серой, словно подернутой слоем пыли. Итачи идет в глубь помещения, попутно развязывая протектор и стаскивая одежду. Уже голым он ложится на кровать. Раскинувшись глядит в потолок и говорит себе: — Мне все равно… И тот, второй, ему отвечает: — Чушь. И за этим словом воспоминания о том, как отец его, еще мальчишку, держал на руках и нежно прижимался губами к макушке. Итачи вцепляется пальцами в простынь. Глаза обжигает и он думает, что это слезы, такие горячие, катятся к вискам. Он не сразу понимает, зачем активировал шаринган, но в следующую секунду приходит осознание — картинка перед глазами не такая, как всегда. Ярче, острее. Итачи поднимает руку, утирает лицо и с десяток секунд глядит на испачканные кровью пальцы, прежде чем заплакать на самом деле.