Времена года

За окном сегодня солнечно, и золото кленов, рассыпанное в саду, сверкает особенно ярко. Деревья укрыли крышу своей богатой и яркой кроной, кроваво-красной, с вкраплениями жёлтых листьев, которые усыпали даже деревянное крыльцо дома и теперь перескакивают со ступеньки на ступеньку, подгоняемые тёплым осенним ветром. Сквозь густую крону деревьев пробиваются солнечные лучи и нагло проникают в окно, игнорируя белоснежные жалюзи. Я знаю, что Уинстон уже лежит на крыльце и щурится на солнце, разглядывая уходящую в горы тропу. Там, выше в горах, есть чистейший родник с такой ледяной водой, что от неё ломит зубы. Мне уже хочется выйти на улицу, чтобы погрузить ноги в золотой ковёр, поднять глаза к солнцу и почувствовать угасающее тепло. Но я не могу. После падения с утёса, несмотря на то что прошло уже три года, Ганнибал сжимает меня в кольце своих рук слишком крепко, и я не решаюсь потревожить его сон. Сказать по правде, мне нравится смотреть, как трепещут во сне его ресницы, как разглаживаются морщины и лицо становится беззаботным, как у ребенка. И сейчас я смотрю на его приоткрытые губы, чувствую, как дыхание касается моего плеча, и не могу не улыбнуться: – Ганнибал? Он сонно открывает глаза и стискивает меня в объятиях. Его улыбка ещё невинна, искренна, чиста, как тот родник, что живёт выше по склону. – Доброе утро, – шепчет он и берёт меня за бедро, закидывая ногу к себе на талию. Мне удобно, и он это знает. Золотые пылинки играют в воздухе, искрятся, как и карие глаза Ганнибала. Его взгляд медово-карамельный, сладкий, словно горячее какао. Ганнибал гладит ладонью мои ягодицы, а затем касается меня пальцем, чуть-чуть вводит его, дразня и подначивая. – Там всё в золоте, – улыбаюсь я, глядя на доктора. Сейчас я не знаю, о чём говорю, – то ли о кленовых листьях за окном, то ли о его светлых глазах. – Нет, – отвечает он и, опрокинув меня на спину, касается губами шрама на моей щеке. – Всё моё золото здесь. Я чувствую, как упирается в моё бедро его член, мокрый и горячий. – Чего ты хочешь, Уилл Грэм?        Мой доктор улыбается, а я закидываю ноги ему на спину и касаюсь пальцами щек, покрытых серебристой щетиной. Он так божественно красив сейчас, в свете восходящего солнца. Длинная челка чуть покачивается от его дыхания, и я, приподнявшись на локтях, ловлю его губы вместе с ласковой улыбкой: – Сходим сегодня в горы? – Как далеко? – Он аккуратно входит в меня, и я забываю дышать. Прикрыв глаза, я улыбаюсь, пытаясь сдержать стон, но выходит плохо. – Дальше, – выдыхаю я и чувствую, как доктор проникает глубже. Это единение такое естественное, словно мы предназначены друг другу. Ганнибал двигается медленно, растягивая удовольствие, он редко стонет, всегда сохраняя контроль над телом, но сегодня другое утро – чувственное, страстное, с запахом тёплых апельсинов, лежащих на окне. Я слышу, как из его горла вырываются стоны, и улыбаюсь, глядя ему в глаза. Насытившись мною, Ганнибал уходит на кухню, а я нежусь в постели, глядя в окно. Доктор приподнял жалюзи, и теперь я могу видеть, как Уинстон ловит падающие листья. Из кухни в комнату проникает запах какао, а следом за ним и мой мужчина, держащий в руках резной деревянный поднос. Из двух фарфоровых кружек к потолку поднимается пар, а пряники, лежащие в плетёной вазочке, источают яркий коричный аромат, вызывающий слюноотделение. Ганнибал улыбается и грациозно садится на кровать. Он совершенно не стесняется своей наготы, и я могу любоваться им сколько угодно. – Завтракай, Уилл, у меня для тебя сюрприз, – голос доктора искрится весельем, как и его глаза. – Так нельзя, Ганнибал, – я смеюсь и кладу пряник обратно в вазочку. – Теперь я не голоден. – Тогда никакого сюрприза. – Ты жесток, ты знаешь? – Не с тобой, – доктор смеётся и, ухватив меня за затылок, целует в губы. – Завтрак, Уилл, очень важен.

* * *

Я стою на крыльце, глядя на удаляющуюся спину доктора. Он идёт к сараю, где в холодном подвале висит тело лесничего, пропавшего несколько дней назад. В газетах писали, что его загрыз медведь. Хищники очень опасны. Я улыбаюсь и чувствую, как растягивается шрам на щеке. – Уилл? Ганнибал возвращается, держа в руках что-то маленькое и отчаянно резвое. – Эй! – он смешно вскрикивает, когда щенок, а это именно он, вырывается и бежит вдоль дорожки, неуклюже загребая жёлтые листья. Он фыркает, а я поспешно спускаюсь, припадая на колено. Ганнибал действительно знает, как обрадовать меня. – Привет, – шепчу я, касаясь гладкой рыжей спинки. – Это родезийский риджбек, – доктор опирается плечом о клён и с любовью смотрит на меня. – Можешь дать ему имя. – Я не знаю, он такой... золотой. – Золотой? – Голд, – зову я, и щенок поднимает на меня круглые карие глаза. – Уилл? Доктор ждёт реакции, сложив руки на груди, а я не могу оторвать взгляд от его улыбки, и всё, на что я сейчас способен, – ухватить его за шею и притянуть к себе, чтобы поблагодарить поцелуем. На голову Ганнибала падает кленовый лист, и он смеётся, стискивая меня в объятиях. Чем для вас пахнет осень? Какао? Коричными пряниками? Тёплыми апельсинами, согретыми солнцем? Все это – Ганнибал. Я вдыхаю запах доктора, уткнувшись ему в шею, и покрываюсь мурашками, слыша тихий голос: – Люблю тебя, Уилл Грэм. Мой золотой мальчик.