Принц-Солнце

Под ногами звучно похрустывала сухая листва. Чародей чувствовал своё приближение к Тракту: деревья на пути теперь всё чаще были иссушены, будто что-то вытягивало из них последнюю энергию. Магия Ведьм ослабевала на самом Тракте, но на этой промежуточной территории её влияние было тяжёлым и вязким, словно дёготь. Чародей в который уже раз коснулся маски на своём лице. Вырезы для глаз были достаточно широкими, чтобы смотреть перед собой, но не более того. Чародей не был воином, чтобы полагаться на рефлексы и остроту чувств, но сужение угла обзора заставляло даже его чувствовать некую тревогу. Маска пропускала воздух, но изнутри ощутимо пахла лавандой — со временем запах начинал дурманить. Однако от маски не разило Ведьмовой проклятой магией — можно было сказать спасибо хотя бы за это. Городские Ворота должны были выходить прямиком на Тракт, так же как и Центральные Врата внешних стен, а потому на этом этапе путешествия (путь Чародея к замку пролегал через город) не было никакого шанса избежать пресловутой дороги. Можно было, конечно, дойти до Городских Стен и дальше двигаться на запад вдоль каменной кладки, но что-то подсказывало Чародею, что существа, снующие под Стенами, едва ли были безопаснее тех, что ютились возле Тракта. Что от первых, что от вторых можно было ожидать чего угодно, поэтому он и не рисковал снимать подаренную Дочерью Короля маску. Вдалеке слышался топот копыт, и это не могло предвещать ничего хорошего. Чародей плотнее укутался в плащ и продолжил свой путь, осторожно оглядывая ковёр из сухих листьев под ногами. Не раз и не два уже он едва ли не наступал на ютившихся в лесной подстилке скрюченных клубочком Попрошаек. Какие-то из них тут же вскакивали и, испуганные, пускались бежать в случайном направлении, но некоторые — они пугали куда больше — принимались бранить Чародея на человеческом наречии и злобным взглядом блестящих в фонарном свете глаз провожали его спину, когда он проходил мимо. К счастью, нападать они не решались, по крайней мере, не тогда, когда им пришлось бы сражаться один на один. Ближе к Тракту Попрошайки встречались всё чаще, и это не могло не вызывать опасений. Когда до пресловутой дороги было уже рукой подать, Чародей спрятал фонарь в складках плаща и вместо него вытащил подаренный Рыцарем-странником кинжал. Выставив короткое оружие перед собой, он продолжил путь. Магия Культа, витающая в воздухе, начинала постепенно ослабевать, а тонкие нити забытой молитвы на рунах кинжала вселяли хоть какую-то уверенность. После столкновения с Бестией магия Чародея ещё не успела восстановиться, и пусть в его венах циркулировала жизненная сила, он ещё не был готов к полноценному сражению. Можно было бы остановиться отдохнуть, но сон был почти так же опасен, как и бодрствование: иногда Чародей слышал похрустывание за спиной, когда сухие деревца завистливо тянули свои ветви вслед за ним. Повторного пробуждения в объятиях тугих кореньев не слишком-то хотелось. Наконец, меж деревьев можно было разглядеть просвет широкой полосы дороги, освещённой регулярными фонарными светляками. Помимо топота копыт по утрамбованной земле, послышалось громкое лошадиное ржание, которому вторили радостные повизгивания десятков, а то и сотни Попрошаек. Чародей едва успел спрятаться за широким стволом старого дуба, когда будто бы из-под земли стали выкарабкиваться кривые скрюченные тельца существ. Они тянулись к Тракту, словно мотыли, летящие на пламя, но возле самого края дороги замирали. Едва ли не взбираясь на спины друг другу, существа эти всеми силами старались не быть вытолкнутыми на голую стоптанную землю своими сородичами. Показалась колесница. Она была запряжена двумя огромными лошадьми — грозными, упитанными скакунами. Каждая мускулистая нога лошадки, казалось, была больше Чародея, а глаза животных сияли ярким светло-голубоватым свечением, точно так же, как у фонарей вокруг. Колесницей правил мертвец — такой же огромный и упитанный, как и скакуны. Большую часть фигуры Неживого скрывал колоссальный чёрный доспех, однако голова — с прогнившей облезлой почти до костей кожей — была ничем не покрыта. Глаза возничего были двумя чёрными провалами на покорёженном страшном лице. Одной рукой мертвец держал поводья, а второй разбрасывал странного вида ошмётки по сторонам. Чародей заметил, как оживились Попрошайки: они повытягивали вперёд свои кривые ладони, словно надеясь ухватить в полёте выброшенное. Существ было так много, что почти ничего не пролетало мимо — оно исчезало из виду так быстро, что Чародей не имел ни малейшего шанса распознать, что же это было. Каждый кусочек находил своего счастливого обладателя, и стоило какому-нибудь Попрошайке схватить добычу, он тут же пытался быстро отползти подальше от остальных своих сородичей, опасаясь за выигрыш. Если же кто-то был недостаточно шустрым, на него тут же набрасывались соседи — те, что не успели занять местечко сподручней, а потому были от дороги подальше — и скатывались в один сплошной ком покорёженных тел и конечностей. Один из ошмётков упал, так и не достигнув ловцов, прямо на середину дороги, и в свете фонарей Чародей, наконец, смог увидеть, чем разбрасывался мертвец: это были кости. Людские или звериные — понятно не было, но у Чародея по этому поводу имелись плохие предчувствия. Колесница скрылась из виду. В бессолнечных землях Камелота обитала лишь Нежить, которую убить вообще-то было нельзя: проклятые всегда вновь возвращались в свои мёртвые тела, повинуясь тёмному ведьмовству Сестёр-Ведьм. Вот только могла ли Нежить ожить, если от их тел оставались лишь такие вот клочки? А если судить по усиленному чавканью укрывшихся со своей добычей Попрошаек, вполне может быть, что и клочков уже никаких не оставалось. Тем временем один из Попрошаек, которому так и не удалось пробиться к лакомству сквозь толпу собратьев, отчаялся настолько, что выпрыгнул на дорогу за последним оставшимся кусочком. Чародей, да и остальные Попрошайки, оставшиеся без обеда, с интересом проследили, как существо боязливо протянуло ладошку за костью. Вот только внезапно топот лошадиных копыт вернулся. Попрошайка нервно притянул кость к себе и быстро пополз в сторону леса, но не успел сбежать: его пронзил арбалетный болт, пригвоздив к земле. Неживой возничий спрыгнул с колесницы, не дожидаясь, пока лошади окончательно остановятся. В левой руке он держал скорострельный арбалет, а в правой — огромный меч, который обычный человек не поднял бы и двумя руками. Попрошайки вокруг тихо попятились в сторону от пугающей фигуры, и долгую минуту, что возничий тяжёлой поступью добирался до своей тщетно трепыхающейся жертвы, ничего не происходило — только лошади в отдалении нетерпеливо перебирали копытами по пыльной земле. Возничий с размаху вонзил меч в несчастное существо, пришпиленное к дороге. Да с такой силой, что меч вошёл в землю почти на фут. Чародей поёжился, но не двинулся с места, подглядывая из-за широкого ствола. Убедившись, что нарушитель мёртв, возничий неспешно зарядил арбалет. Один болт, два, три, четыре… Чародей едва успел спрятаться за своим импровизированным укрытием, когда один из болтов пролетел там, где секунду назад была его голова. Попрошайки вокруг взвыли и застенали, разбегаясь в разные стороны, а возничий меж тем продолжал расстреливать всё вокруг, чередуя это со взмахами своего исполинского меча, эффективно уничтожая тех существ, что не успели сбежать. Чародей стоял, прижимаясь спиной к дереву, и слушал предсмертные всхлипы неудачливых Попрошаек. Затаив дыхание, он крепко сжал кинжал. От рукояти в замёрзшие ладони шло приятное тепло, и только это, наверное, останавливало его от фатального решения побежать. Когда все звуки вокруг затихли, Чародей позволил себе короткий выдох. Возничий с характерным свистом в последний раз вскинул меч — судя по звуку, всего в паре метров от жалкого укрытия Чародея — и тяжёлой поступью направился обратно к колеснице, сгребая по пути трупы Попрошаек. Когда шаги его достаточно удалились, Чародей вновь выглянул из-за ствола: возничий сгрузил все трупы в колесницу, запрыгнул на своё прежнее место и пустил лошадей вскачь. Чародей подождал ещё пару минут после того, как топот копыт сошёл на нет, и только тогда продолжил свой путь. Он шёл вдоль Тракта, как и планировал, но теперь держался в стороне от дороги, стараясь не попадать даже в свет фонарей. Колесницы проезжали мимо ещё пару раз в сторону города и в обратном направлении — и проклятые возничие всегда были такими же исполинами.

───※───

Внутренняя Стена Камелота была столь же внушительна, что и внешняя, но в отличие от Кольцевой Стены, возле этой было гораздо более людно: Нежить, поселившись возле города, имела возможность посещать те немногие развлечения, что были доступны вечно не мёртвым мертвецам. Возле дороги были свалены в кучу поломанные колесницы, их частично разобрали местные вандалы, соорудив себе что-то наподобие палаток, где можно было если и не поспать — потому что Нежить не спала — то, по крайней мере, в относительном уюте переждать самые тёмные ночные часы, когда обитатели леса казались наиболее опасными. Чуть дальше в пределах видимости Стены ютились Неживые торговцы (некоторые из них даже имели что-то наподобие прилавка из нехитро сложенных дощечек или выложенных на земле истлевших покрывал). Среди иной праздно шатающейся Нежити Чародей в своей незамысловатой маскировке не слишком-то выделялся. Первое время он старался держаться подальше от остальных, но вскоре понял, что местных обитателей не беспокоило его присутствие. Большинство из них, похоже, уже сотни лет не бывали внутри городских ворот, и, так же как и он сам ранее, кочевали среди необъятных лесов Камелота и приходили сюда время от времени исключительно ради того, чтобы обменяться с торговцами чем-нибудь из своих находок и продлить иллюзию позабытой жизни. Кто-то, как и Чародей, скрывался за масками (похожие можно было раздобыть здесь же), пусть и прятали они определённо не гладкую кожу, а изуродованные проклятием лица. Торговцы выставляли перед собой различные мелочи: обереги из вороньих костей, высушенные ягоды рябины, натянутые на нить, словно бусины, и свитые из сухих ветвей или соломы куклы и узелки. Деревянные и глиняные игрушки. Были здесь и черепа животных, отшлифованные до белизны, венки из сухих цветов и выделанные звериные шкуры, которыми можно было укрыться вместо плаща. Кто-то выставлял походные мешки из кожи и лежалой льняной ткани, кто-то — походные посохи. Здешние товары по большей части были безобидными игрушками, украшениями или походными принадлежностями — что-то более серьёзное раздобыть можно было лишь на городском рынке. — Тебе приглянулось что-нибудь? — спросила у Чародея торговка, когда он, увлечённый разглядыванием обстановки, дольше необходимого задержался возле неё. Она, одетая в потрёпанное ситцевое платье, сидела на прохудившемся соломенном матрасе, согнув ноги перед собой. Её неопрятные болотистого цвета волосы торчали из-под платка, которым она, вероятно, пыталась скрыть проплешины на голове. Глаза у неё были тёмно-карими, почти чёрными, а большую часть лица покрывали язвы. Перед ней лежали украшения из аккуратно выструганных деревянных бусин. Руки её тоже были обвешаны подобными браслетами. — Меня не слишком интересуют украшения, — ответил Чародей. — А это не просто украшения, — сказала она с ухмылкой и плавным движением подцепила один из браслетов, — это обереги и, можешь спросить моих постоянных клиентов, весьма эффективные. Сами древние Боги способны через эти вещицы расслышать твои молитвы. Она передала ему браслет, и Чародей неохотно принял его: бледная ладонь на фоне её подгнившей кожи казалась почти эфемерной. К счастью, не у всякой Нежити гниение затрагивало всё тело — в купе с маской легко можно было представить, что он, подобно другим, лишь прятал отталкивающий облик. Торговка бус ничего не сказала. Бусины были нанизаны на толстую бечёвку, и на каждой из них красовалась старательно выскобленная руна. Даже без лака бусины были ровными и гладкими, словно из стекла, что явно говорило о мастерстве торговки. Но абсолютно ничего магического в этой поделке не было. — А что взамен? — спросил он. — Ты тут впервые? Видимо, да. Ну да не страшно, — она забрала браслет обратно и положила его к остальным, аккуратно поправив, чтобы смотрелся красивее. — Обычно это покупатели предлагают цену, и договориться можно почти на что угодно. Меня больше всего интересует мягкая древесина, такая, которую ещё не успели погрызть вредители и иссушить проклятием. Но с кем-то можно сговориться и на букет листвы. Ещё можно предложить горсть ягод или парочку грибов, но их теперь уже почти совсем не отыскать. Кого-то заинтересует ядовитый мох, кого-то — болотная жижа. Если ты счастливчик и где-то раздобыл металл, пусть даже ржавый, то можешь договориться с кем-то из города. Если, конечно, сможешь туда попасть. — А как это можно сделать? — Колесницы выезжают из города несколько раз в день, тогда же поднимают Ворота. Но ты ни за что не договоришься со стражниками, слишком уж они опасаются кары за непослушание, так что лучше отбрось эту глупую затею сразу. Чародей оглянулся. Сверху на стене маячили фигурки наряженной в доспехи стражи: они неподвижно созерцали снующую внизу Нежить. Вооружены они были мечами, копьями и даже арбалетами, но что-то в глубине души подсказывало Чародею, что они были и вполовину не так опасны, как хотели казаться. Стражники эти даже стояли как-то не так. — Это не рыцари, — слова вырвались у Чародея сами по себе. — Неудивительно, ведь рыцарей по эту сторону Кольцевой Стены не осталось, — сказала торговка, тихо и зло посмеиваясь. — Сгинули в своей нелепой преданности Королю. Нет, это лишь подмена, неумелая подмена, кстати, но оружие в их руках настоящее, поэтому остерегись озвучивать подобное там, где они могут услышать. — А что стало с рыцарями? — Чародей поднёс руку к сердцу: оно стучало быстрее обычного. Гулко, почти болезненно. Перо — подарок Птички-невелички — неприятно подрагивало за пазухой. — Спят, — ответила торговка, — или так говорят: будто рыцари спят за Стенами в сырой земле, дожидаясь часа, когда их помощь понадобится для возвращения Солнца на небосвод. Но как по мне это всё сказки, да и хватит с тебя моей болтовни… Ну так что, интересует что-нибудь? — Нет, нет, — спешно ответил Чародей, — не интересует. — И что, ничего вовсе тебя не пугает в этом страшном безбожном мире? — спросила она с усмешкой. — Огня боюсь до ужаса, — признался Чародей. — Но помощь Богов мне без надобности. — Странный ты какой-то. Вот, — она порылась в карманах, а потом вытащила что-то, — держи так уж и быть в подарок, раз ты так любезно развлёк меня беседой. Большинство здешних в своём безумии уже вовсе человеческую речь не выносят, бедняги, приятно иногда вот так вот разговориться. На-на, держи. Она протянула ему тонкую ветвь бузины с нанизанными на неё алыми бусинами. Чародей шумно сглотнул: ему померещились тонкие длинные пальцы и эхо душераздирающего плача. От ветви разил призрачный холод, который не ослабевал даже в тепле ладони. Чародей мог чувствовать дыхание смерти в таком безобидном с виду подарке, но дискомфорт окупался сполна: Плакальщицы и на десяток метров не отважатся подойти к такому оберегу. Эта низшая Нежить может и казалась безобидной, но он не хотел бы знать, что притянутые чьей-то гибелью Плакальщицы делали с найденным трупом. — Мёртвые умереть не способны, не по-настоящему, но есть весьма отвратительные способы коротать вечность, — торговка развела руки в стороны. — Это не то, о чём хотят вспоминать обычные путники, но тебе, кажется, будет полезно. Всем хочется помощи от далёких всемогущих Богов и никому — подобных мрачных предосторожностей. — Спасибо, — сказал он искренне. — Иди уже, — отмахнулась она. — Если будешь на городском рынке, обязательно держи эту вещицу на виду. Тамошняя торговка бус локти сгрызёт от зависти. Чародей спрятал очередной подарок в складках плаща и отправился дальше — ближе к Стене. Торговцы следили за ним внимательным взглядом, но никто больше не заговаривал. Некоторые из них тоже носили маски, но иссушенные скелетоподобные конечности не давали повода усомниться, что этот маскарад был лишь попыткой скрыть обезображенные черты. Другая Нежить, явно явившаяся из очередной вылазки в леса, едва ли выглядела лучше. Каждая новая смерть лишь больше уродовала тела Неживых, прибавляя шрамов к и без того гниющей от времени коже. Благодать могла скрыть все внешние проявления, но мало кто на землях Камелота был способен раздобыть подобное: Боги, если и слушали молитвы, были к ним глухи, а сущности вроде Древа Жизни и Озера имели ограниченный ресурс. И свою цену — Древо Жизни до своего последнего зелёного листка хранило непробудный сон благословлённых, а Озеро… Его охраняла Бестия, и мало кто в здравом уме сунулся бы туда. Это не значило, что эти несчастные души, прячущие проклятие за мешковатой одеждой и нелепыми масками, не тратили огромное количество времени — колоссальное, если вспомнить, что Нежить не была способна спать — на поиски способа устранить своё проклятое уродство. Это не значило, что они не набросятся на Чародея сразу же, как почуют в нём искру Жизни. Он почти добрался до Ворот, когда послышался цокот копыт по протоптанной дороге. Те торговцы, что располагались почти возле самого Тракта, поспешно спрятали свои пожитки и скрылись за ненадёжным убежищем из скудной лиственности. Некоторые путники последовали их примеру. Другие, однако, как и Чародей, лишь осторожно отошли чуть дальше: в конце концов, по его личному наблюдению возничие колесниц до последнего не нападали на Попрошаек, хотя те вплотную обступали Тракт, поэтому вероятность, что они устроят похожую резню прямо у стен города, где судя по всему бывали регулярно, казалась ничтожно малой. Стража, подметив колесницу, тут же зашевелилась — вероятно, направили кого-то поднять ворота. И Чародей решился: в конце концов, сколько ещё ему предстоит ждать следующего подобного случая? Он бодрым шагом направился к Вратам. — Стой! — воскликнул один из стражников по эту сторону стены. — Прошу прощения, но мне очень нужно попасть в город, — ответил Чародей уже в паре метров от прохода: решётка уже была приподнята и, пригнувшись, он безо всяких сложностей мог бы попасть внутрь. Вот только решётка со звучным скрежетом рухнула вниз на свою прежнюю позицию. Чародей чертыхнулся и недовольно уставился на стражника. Тот в ответ лишь нелепо наставил на него пику из-под башенного щита. Цоканье копыт приближалось. По ту сторону металлических прутьев Чародей мог разглядеть невысокого стражника, в испуге отпустившего крутильный механизм. Остальная стража покинула свои наблюдательные посты, чтобы спуститься. Кто-то кричал, чтобы Врата быстрее открыли, кто-то угрожал нарушителю спокойствия, но Чародею было не до этого: он поднял руку и мысленно представил, как колесо механизма медленно раскручивается, поворот за поворотом, затягивая за собой рычаги и канаты, поднимающие тяжёлую решётку Врат вверх. Он знал, что его глаза сияли, но не думал, что это было заметно из-под маски, пока не ощутил укол боли в плече. — Это колдун! — закричал стражник, пустивший-таки пику в дело. Чародей больше от неожиданности, чем от боли (стражник явно не обладал большой силой), сделал неуверенный шаг назад и, споткнувшись, упал на спину. Стражник, ощутив преимущество, надвинулся было на него, но завершить манёвр ему не дали: колесница, ожидавшая, похоже, беспрепятственный въезд в город, на всей скорости врезалась прямо в опущенные Ворота, заодно сминая невезучего стражника. Одна из исполинских лошадей при ударе разбила голову о прутья и рухнула, потеряв равновесие, отчего вся колесница завалилась набок. Вторая лошадь с болезненным воем разорвала сдерживающий её хомут и вырвалась из упряжи. Обезумевшее животное едва не затоптало Чародея, но он успел вжаться в стену так, что лишь хвост хлестнул по его маске. Лошадь слепо врезалась в стену чуть дальше, а потом помчалась вглубь леса, распугивая спрятавшуюся в окрестностях Нежить. На пару мгновений установилась полная тишина. Стражники и прочая нежить безмолвно уставились на опрокинувшуюся колесницу, все как один надеясь, что чудовищный возничий не встанет. А потом что-то громко хрустнуло, и повалившуюся набок колесницу с нечеловеческим усилием откинули прямо в Ворота — и без того смявшаяся от прошлого удара решётка прогнулась сильнее. Возничий с гигантским мечом в руках встал посреди рассыпанных по земле костей, и глаза его, до этого пустые, были теперь наполнены неестественным красным огоньком безумия. Чародей инстинктивно потянулся к кинжалу, но того не было на месте: видимо, выпал при падении. Прочая Нежить, в том числе стражники, с криками и визгами пустилась наутёк, возничий, однако, лишь медленно вонзил меч в груду костей. — Ох, нет, — выдохнул Чародей, когда и без того гигантский меч принялся впитывать в себя материю костей, становясь лишь больше из-за нароста костяного налёта. Сам возничий тоже будто увеличился в размере. Теперь он уже почти совсем не походил на человеческую фигуру: пластины доспеха впивались и впитывались его разбухающей плотью, а голова вытягивалась в размере, всё больше походя на волчью или собачью. Пальцы на одной из его рук удлинялись и заострялись, пока вторая рука обволакивала меч, словно продолжение себя. Красный огонёк в глазах Нежити разгорался сильнее и сильнее. Чародей зачарованно следил за всей метаморфозой, но теперь, когда пламенный взгляд чудовища был обращён лишь на него, судорожно принялся оглядываться в поисках чего-либо, способного помочь в бою. Пусть Чародей без особого труда обратил в пепел Хранителя Центральных Врат, больше он не располагал таким могуществом: благословение Древа почти исчерпало себя, а стычка с Бестией значительно его ослабила. Да и в отличие от измождённого голодом и ранами Хранителя, это чудовище только что впитало в себя сотню, а то и тысячу крупиц останков Нежити, когда-то давно, тем не менее, хранившей в себе жизнь. Такие вещи обладали собственной силой. Вокруг не было ничего, что могло бы хоть немного помочь Чародею выпутаться из этой ситуации, разве что… В паре метров от себя он заметил кинжал — подарок Рыцаря-странника — вонзившимся в землю остриём. Руны на нём лучились ослепительным светом, и на земле рядом ярко сияло начертанное светом руническое заклятие. Что-то с невероятной скоростью возникло на краю его поля зрения, и Чародей успел лишь инстинктивно сформировать магический щит перед собой, когда удар исполинского меча обрушился прямо на него. Чародея от силы удара отшвырнуло прочь от стены. Он лишь защитил лицо ладонями за мгновение до того, как впечатался всем весом в твёрдую пыльную землю Тракта. Ему едва хватило времени откатиться от следующего замаха руки-меча, но толку в этом было мало: чудище теперь возвышалось прямо над ним. Чародей оскалился, чувствуя под маской текущую из носа кровь, и представил между собой и монстром невидимую неразрушимую стену из магии, как раз там, где чудовищная рука-меч застыла, занесённая для последнего удара. Глаза Чародея сияли, должно быть, почти так же ярко, как и глаза чудища. Он не продержится долго, Чародей уже чувствовал, как магия беспрепятственно просачивалась сквозь пальцы, но… — Верный пёс Короля, — сказал кто-то очень знакомым голосом. — Очередной страж Врат. Знаем мы, что с вами делать. И в то же мгновение чья-то белая фигура метнулась к чудищу, мечом отсекая удлинённую руку. Монстр взвыл болезненно и, уклонившись от следующей атаки фантома, сбежал. Фантом же — белая полупрозрачная фигура — подал Чародею руку, помогая подняться. Теперь понятно, что означали руны на доле лезвия подаренного кинжала: магия позволила фантому владельца кинжала явиться на отчаянный зов. Никто не мог оказаться в двух местах одновременно, но магия призывных печатей была близка к решению этой проблемы. — Спасибо, Рыцарь-странник, — заговорил Чародей, когда смог хоть немного восстановить дыхание, — не знаю, что бы я делал без твоей помощи. — Я отчего-то так и знал, что без моей помощи ты ни за что не справишься, — усмехнулся фантом. Было в нём что-то новое, незнакомое. Словно в стенах Камелота рыцарь вернул какой-то недостающий кусочек себя, какую-то забытую уверенность. Даже этот фантом — тень настоящего человека, призванная на короткий срок изящным заклятием — казался Чародею более живым, чем встреченный у Центральных Врат отчаявшийся мертвец. — И всё же я справлялся до этого момента вполне неплохо, — оборонительно возразил он, пусть и едва держался на ногах. — Тебе стоит как можно быстрее попасть в город, — сказал Рыцарь-странник уже серьёзным тоном. Он обвёл взглядом лес вокруг: — Чудище вернётся с минуты на минуту. Когда стало понятно, что ноги Чародея работать как нужно отказывались, фантом, не долго думая, закинул его руку на плечо и потащил на себе. — Зачем тогда оно вообще сбежало? — спросил Чародей, и, несмотря на танцующие перед глазами тёмные пятна, попытался идти самостоятельно: Врата были уже совсем близко. — Подкрепиться и восстановить силы, — ответил Рыцарь-странник напряжённым тоном. Из недр леса, как раз в той стороне, куда сбежал монстр, послышались вопли Нежити (многие из тех, кто сбежал ранее, похоже, не успели скрыться достаточно далеко) и пробирающий до мурашек по коже жуткий плач Плакальщиц. Фантом рыцаря, уже значительно потускневший, отпустил Чародея и сменил хват на мече. Судя по хрусту обламывающихся сухих ветвей, что-то огромное неслось прямо в их сторону. — Если у тебя остался ещё какой-нибудь трюк в рукаве, то самое время им воспользоваться, — встревоженно сказал Рыцарь-странник. По ту сторону стены к Вратам начинали стягиваться городские зеваки и припозднившаяся стража. Чародей, пусть сил у него почти не осталось, мысленно потянул крутильный механизм ворот, но погнутая решётка отказывалась подниматься выше десятка сантиметров от земли, отчего канаты, натянутые до предела усилиями магии, не выдержали и лопнули. Решётка вновь рухнула вниз под своей тяжестью. — Ворота застряли, — сказал Чародей, тяжело дыша: использование магии словно вытягивало из него все силы. Он не понимал, каким образом всё ещё оставался в сознании. С грохотом чудище проломило сухие деревца и выпрыгнуло на Тракт. Теперь в нём не оставалось почти ничего человекоподобного: перемещалось оно одновременно на трёх оставшихся конечностях, и волчья пасть его была широко раскрыта, оголяя крупные острые клыки. — Хорошо, план меняется, — сказал Рыцарь-странник и грубо вытолкнул Чародея на мягкую землю в сторону от Врат. Сам он встал прямо между Вратами и застывшим чуть поодаль чудищем и издевательски развёл руки в стороны, громко воскликнув: — Ну же, Королевский пёс, поймай меня, если сможешь! Чародей с ужасом наблюдал, как чудище оскалилось и с яростным воем рвануло прямо на фантома. Рыцарь-странник, однако, был к этому готов и в самый последний момент отпрыгнул с пути, позволяя чудищу всем своим немалым весом влететь прямо в решётку Врат. Металл натужно проскрипел, но поддался, и вся конструкция ввалилась внутрь. Вместе с грудой металла и разбитой уже колесницей на мостовую мешком рухнуло и чудище. — Ну вот, путь чист, — сказал фантом, демонстративно отряхивая руки, теперь ещё более прозрачные. Вот только чудище зашевелилось вновь. Кожа его запузырилась, расширяясь и впитывая в себя обломки вокруг, значительно увеличивая размеры монстра — теперь он занимал собой почти всю внутреннюю площадку за Вратами. Явившиеся ранее зеваки теперь пытались вжаться в стены, застывшие от ужаса. Но чудище теперь смотрело лишь на Чародея. Оно не наступало, лишь увеличивалось в размерах, раздувалось и заполняло собой всё больше пространства: из щелей в твердеющей чешуе прорывались длинные щупальца из тёмной энергии, они вились и раскручивались в воздухе. Запоздало заголосили колокола городской стражи, оповещая весь город о нарушителе. Рыцарь-странник вонзил меч в землю перед собой и так же, как в битве с Хранителем Центральных Врат, зачитал слова молитвы, неслышимые в оглушительном колокольном звоне. Его и без того блеклая фигура практически выцвела, но меч воссиял мягким белым светом. Этого, однако, не было достаточно: колокола замолкли и в оглушительной тишине одинокая фигурка фантома, уже почти совсем прозрачная, казалась ничтожной по сравнению с огромным чудовищем. Чародей пытался призвать хоть толику магии, но руки его и без того уже подрагивали от усталости. — На кладбище Спящих всегда обитали лишь те, кто должен был быть там, и никого больше, — прошептал знакомый женский голос, звучащий как будто прямо у него в голове. — Колокол уже прозвенел. Время пришло. Глаза Чародея широко распахнулись от внезапного осознания, и дрожащей рукой он вытащил перо Птички-невелички. Оно вибрировало в его ладони, и при этом ощущалось почти невесомым. Чародей рвано выдохнул и подбросил его вверх. — Надеюсь, это сработает, — сказал он сам себе. Чудище громко противно взвыло, готовясь броситься в атаку. Но металлическое перо приземлилось на каменную мостовую перед ним с почти оглушающим звоном. Мгновение ничего не происходило — даже чудище заинтересованно замерло — а потом с громкой торжественной трелью стену перелетела Птичка-невеличка, и с неба посыпались металлические пластины и старые копья, ударяя прямо по туловищу монстра, который в своих новых огромных размерах слишком потерял в манёвренности, чтобы увернуться. Птичья песнь всё больше напоминала звуки труб, зовущих ратных воинов на поле боя, а потом с последней громкой трелью птица рассыпалась на груду перьев. Каждое из них, касаясь земли, начинало увеличиваться в размерах, меняя форму и обращаясь в фигуру королевского рыцаря. — Спящие! Спящие проснулись! — кричали в толпе зевак. А рыцари, не теряя ни минуты, вынимали из ножен оружие и бесстрашно атаковали оглушённое чудище. Лишь один из них со светлыми кудрявыми волосами обернулся, кивая Рыцарю-страннику и Чародею, прежде чем присоединиться к бойне. Рыцарь-странник заторможено кивнул в ответ, а потом обернулся к Чародею: — На исходе завтрашнего дня я встречу тебя у дверей Замка, — сказал он, когда его фигура принялась растворяться в воздухе. — Мерлин, сумей туда добраться. Я буду ждать тебя там. И он исчез. Кинжал, всё ещё вонзённый в землю, со звучным треском раскололся на несколько острых обломков, и руны на земле погасли. Чародей, не позволяя себе задуматься, воспользовался суматохой, вызванной сражающимися с чудищем Спящими, и беспрепятственно вошёл в город, давая волю своим ногам. Он даже не пытался думать о направлении, всё его внимание было сконцентрировано на том, чтобы переставлять ноги. Правая, левая, правая, левая… Прижимаясь к стенам домов, он слепо пробрался сквозь узкие городские улочки, пока не добрался до огороженного досками на манер забора крошечного сада. Это не было безопасным местом как ни посмотри, но попасть сюда с центральных улиц было непросто, а потому гостей едва ли стоило ждать. Чародей позволил себе рухнуть на сухую почву, не заботясь о том, чтобы смягчить падение. Он закрыл глаза и погрузился в сон.