***
Забини не был бы Забини, если бы не явился к нему, чтобы узнать, как прошёл первый день «домогательств Грейнджер». Именно так его опошленная фантазия окрестила эти сеансы. Поэтому на протяжении последнего получаса он мучил Драко дурацкими расспросами, пытаясь найти хотя бы малейший намёк на сексуальный подтекст его встреч с Гермионой. — Хочешь сказать, что за два часа в закрытом помещении, где между вами из всех препятствий один лишь стол, ты не попробовал предпринять ничего, чтобы овладеть ею? Драко усмехнулся и сделал глоток огневиски. — Сколько ещё раз мне повторить, что это сугубо рабочее исследование моих долбаных кошачьих черт, а не утешающая секс-терапия с Гермионой Грейнджер? Блейз закатил глаза и потянулся за леденцом в хрустальной вазочке на кофейном столике. Странное пристрастие друга к этим конфеткам даже тогда, когда они пили Огденский, давно перестало удивлять Малфоя. Забини зашуршал фантиком и, засунув леденец за щёку, кинул обёртку на стол. Тёмно-карие глаза с лёгким прищуром снова стали его сканировать. — Вообще никакого контакта? Драко покачал стаканом, наблюдая за кубиками льда на дне, окружёнными янтарной жидкостью. По затылку взметнулась мелкая дрожь при воспоминании об успокаивающих поглаживаниях Грейнджер в районе уха. — Не совсем. Кое-что было, — неторопливо ответил он, почти ощущая фантомное прикосновение нежных девичьих пальцев к своей макушке. — Чёрт возьми, да! — Блейз вскинул руки в жесте, который можно было расценить как «хвала небесам». — Так с чего, спрашивается, мне приходится чуть ли не силой вытаскивать из тебя каждую подробность? Малфой вскинул бровь: — Может, потому что это не твоё дело? — Да брось, — отмахнулся Блейз. — Я рассказываю тебе обо всех своих любовных «страдашках». Драко ещё выше поднял бровь, посылая другу очень многозначительный взгляд. — Да-да, я далёк от того, чтобы убиваться из-за любви к кому-то на протяжении двух лет, но это не значит, что мою чувствительную натуру не ранят определённые моменты. Забини звучал так убедительно, что теперь Оскар впору было давать ему. Драко, будучи человеком щедрой души, безвозмездно передал ему свой. В своих мыслях, естественно. — Так что, — поторопил Блейз, — где она тебя трогала? — весь его вид так и кричал о том, что ему не терпится услышать увлекательную историю. Малфой с нарочитой медлительностью поставил стакан на кофейный столик и вытянул руку на подлокотнике кресла. — Уши. Забини несколько раз моргнул, озадаченно уставившись на него, а затем сильно нахмурился. — Уши? — судя по интонации, ответ явно не впечатлил его. — Да. Кошачьи. — Мм, — многозначительно протянул друг и загадочно посмотрел на огонь в камине. — Уши. Воцарилась удивительная тишина, практически несвойственная их совместным вечерам. Редкие минуты, когда из всех звуков раздавался только тихий треск поленьев. Комнату заполняло созерцательное молчание до тех пор, пока Блейз не встрепенулся и не вернул к Малфою всё своё безраздельное внимание. — И как… каково это было? Драко задумался. Кончики кошачьих ушей стало слегка покалывать от воспоминаний. Чувство, которое Грейнджер пробудила в нём с помощью своих прикосновений, не поддавалось однозначному определению. Казалось, оно несло в себе целый спектр оттенков. — Странно… и вместе с тем фантастически. Просто… я злился, а Гермиона подошла ко мне, стала потирать их основание, и… я даже не могу объяснить это, — он пытался подобрать слова, но его мозг напрочь перемкнуло на желании снова испытать подобное. — Словно волны спокойствия прокатываются по телу, когда кто-то трогает их. Рука друга взметнулась вверх и потянулась к нему. — А если я… — Даже не думай, — со всей строгостью осёк его Драко. — Я не позволю тебе прикоснуться к моим ушам. Блейз умоляюще посмотрел на него: — Всего один раз. Просто проверим, ощущал ли ты всё это, потому что тебя трогала Грейнджер, или дело в твоей изменившейся генетике. — Нет, — безапелляционно ответил он. — Я не куплюсь на твои чёртовы провокации. Забини цокнул языком и демонстративно скрестил руки на груди. Его вид ясно давал понять, что в ближайшие несколько минут он намеревается разыгрывать спектакль под названием «Величайшая обида на лучшего друга». Драко провёл кончиками пальцев по обивке из чёрной кожи. — Впрочем, есть ещё кое-что, что показалось мне необычным. Блейз не отреагировал, но даже невооружённым глазом было заметно, как он весь превратился в слух и затаил дыхание, когда понял, что с ним собираются поделиться подробностями. — Когда злость поутихла, наслаждение от прикосновений усилилось и… — Что, чёрт возьми, тогда произошло? — не выдержал приятель, с потрохами сдавая свой интерес. Типичный Блейз и его нездоровое любопытство ко всему происходящему. Тёмные глаза горели предвкушением. — Я отстранился. Мне показалось, что это может перерасти в нечто… большее, что точно не сыграет мне на руку. Да ещё на первом сеансе. Бровь Забини грациозно взлетела вверх. — Это то, о чём я думаю? Драко чертыхнулся. Он уже начинал сомневаться в том, что делиться столь деликатными подробностями — хорошая идея. Тем более с человеком, который обладал суперспособностью переворачивать с ног на голову всё что угодно. Но отступать было поздно. Малфой поставил локоть на подлокотник кресла и подпёр кулаком щёку. — Да, я говорю про возбуждение, если ты об этом, — пробормотал он, наблюдая, как на поверхности стола из белого мрамора отражаются расплывчатые очертания языков пламени. — Но я не уверен. Возможно, всему виной то, что я просто давно хочу Грейнджер. — Почему ты ей не скажешь? Драко усмехнулся и поднял взгляд на Блейза: — Скажу что? Эй, Грейнджер, не хочешь, часом, заняться благотворительностью и потрахаться с человеком, который уже два года сохнет по тебе? Да-да, я имею в виду себя. — Честное слово, приятель, лучше так, чем вовсе бездействовать, — беспечно изрёк в ответ друг, наконец, расправившись с леденцом и запивая его огневиски. Драко, немного поразмыслив, тоже достал из вазочки мятную конфету и закинул в рот. Он никогда не страдал столь извращёнными вкусовыми предпочтениями и не заедал алкоголь сладостями, но сейчас его организму требовался сахар, чтобы совсем не впасть в уныние. — Грейнджер не нужен ещё один кот. Насколько я знаю, с ней до сих пор живёт то рыжее недоразумение, с которым она сюсюкалась в Хогвартсе. — Ради всего святого, Малфой, ты не кот. Уши и хвост всегда можно выдать за какой-нибудь странный сексуальный атрибут, если ты не захочешь признаваться кому-то, что они настоящие. — Во имя Мерлина, умоляю, заткнись, — скривился Драко. — Достаточно того, что у Грейнджер не возникает сомнений в их подлинности. Блейз состроил презрительную гримасу. — Приятель, я что-то не пойму, ты решил поставить на себе большой и жирный крест? Собираешься и дальше утопать в безответной любви? Проще простого винить во всех грехах кошачьи уши до конца своих дней, но разве не лучше обратить это в свою пользу и закадрить девчонку, которая тебе нравится? Если ты собираешься забить на свою личную жизнь, то моя обязанность, как твоего лучшего друга, не позволить тебе этого сделать. И напомнить, что пустить такое важное дело на самотёк может только полный идиот. Или самый настоящий кретин. А ещё ужасный тру… — Я понял, Забини, — его лоб прорезала хмурая складка. Мятный леденец внезапно показался безвкусным. Он перекатил его на языке, желая поскорее покончить с ним. — Брось, Драко. Подумай всерьёз над тем, чтобы, наконец, перейти к наступлению и захвату Грейнджер в плен своего обаяния. Иначе, чего доброго, в тебя отскочит ещё какое-нибудь проклятье, и к внешнему облику прибавится что похуже, чем уши, хвост и очаровательные клыки, — он улыбнулся, нарочно демонстрируя белоснежные зубы. — Серьёзно, приятель. Все любят котиков. — Я ненавижу котиков. — Ты стал ненавидеть их только тогда, когда их особенности стали частью тебя. Малфой демонстративно вздохнул. — Во всяком случае, Грейнджер без ума от котиков. И то, что у неё живёт то рыжее создание, только подтверждает эту теорию, — Блейз знающе постучал пальцем по виску, а затем указал на Драко. — Воспользуйся своими чёртовыми ушками, и Грейнджер не сможет устоять. Эти вечерние сеансы — шанс, который просто нелепо упускать. Драко внутренне заколебался. Забини говорил дело: можно было разыграть карты в свою пользу. Но существовала одна проблема. Возможно, в эту самую минуту Гермиона находилась на самом настоящем свидании, которое, в силу своей скромности или тактичности, именовала дружеской встречей. Только он решил рассказать об этом Блейзу, как в камине на другом конце комнаты вспыхнуло зелёное пламя, и появился Тео. — О, наш дорогой друг соизволил присоединиться к нам, — итальянец отсалютовал ему стаканом. Нотт отряхнул частички сажи с мантии и, миновав расстояние огромного зала поистине величественной походкой, занял кресло напротив Малфоя. Забини наполнил ещё один сосуд янтарной жидкостью для Тео. — Сбежал со встречи с прекрасной незнакомкой? Драко удивлённо изогнул бровь. — С прекрасной незнакомкой? — О, ты не в курсе? — глаза Блейза засияли. — Вчера вечером Тео получил сову, в котором одна очаровательная особа, о чьём имени он умолчал, приглашала его на ужин, — карий взгляд обратился к новоприбывшему слизеринцу. — Как всё прошло? Второму свиданию быть? Нотт поморщился и отпил Огденского. — Это не было свиданием, Забини. Всего лишь… дружеская встреча. Драко фыркнул. — Не понедельник, а прямо-таки вечер дружеских встреч. Блейз и Тео вопросительно взглянули на него. Он вздохнул и потянулся за стаканом. — Я предложил Грейнджер прогуляться после сеанса. Она отказалась. Сказала, что спешит на дружескую встречу. Чёрт бы её побрал… — Гермиону? — уточнил Нотт. — Нет, встречу. Драко осушил остатки огневиски. Хвост встрепенулся от досады. — Что я вижу, в нашем котике бушует ревность? — заиграл бровями Тео. Малфой послал в него убийственный взгляд. Кончик хвоста продолжал раздражающе хлестать его по левой икре. — Напоминаю, что у меня есть острейшие клыки, которыми я запросто могу впиться тебе в руку. — Прибереги эти эротические игры для Грейнджер, приятель, — насмешливо спарировал Нотт и сделал ещё глоток виски. — Кстати, — оживился Блейз, — насчёт игр. Мне тут стало весьма любопытно, преображаются ли как-то ощущения в сексе у волшебников с кошачьими наклонностями? — уничтожающий взгляд, посланный в него Драко, был мастерски проигнорирован. — Ну, в хвосте и ушах ведь множество нервных окончаний. Не может быть, чтобы это никак не сказывалось на… Драко предупреждающе зарычал: — Ты ходишь по грани, Забини. — Просто интересно, — как ни в чём не бывало пожал плечами слизеринец. Тео усмехнулся, наблюдая за их противоборством, и продолжил лениво потягивать алкоголь. — Хотел бы я на пару дней приобрести нечто подобное, — Блейз махнул рукой в сторону кошачьих ушей. — Это же совершенно неизведанный опыт, в том числе и сексуальный. Нет ничего постыдного в том, чтобы интересоваться неотъемлемой — и, смею заметить, столь важной — частью нашей жизни. Малфой закрыл лицо рукой. Сколько он знал Забини, тот всегда был таким: воспринимал жизнь как одно большое приключение. Но Драко такое мировосприятие было несвойственно. Он предпочитал загоняться по поводу всего, что бы с ним ни происходило. — О, вот что ещё весьма интересно, — продолжил итальянец, — твои дети. Малфой поднял голову и недоумевающе сдвинул брови. — Мои дети? — Да. Дети. Наследники. У них тоже будут кошачьи черты? В комнате стало тихо. Даже треск в камине, казалось, временно смолк. И от этого внезапного молчания в животе завязался леденящий узел. Драко беспрерывно прокручивал в голове вопрос Блейза и чувствовал, как хмурая складка на лбу становится резче. Вряд ли кто-нибудь из них троих мог дать хоть сколько-нибудь точный ответ. Несмотря на то что они все были взрослыми и образованными — в абсолютно разных сферах — людьми, этот вопрос поставил их в тупик. Когда фраза, как заезженная пластинка, повторилась в голове с десяток раз, Драко украдкой взглянул на друзей. Забини был удивительно сосредоточен и, судя по едва шевелящимся губам, производил в уме какие-то расчёты, а Тео задумчиво постукивал пальцем по стеклу. Если оставалось что-то, о чём Малфой ещё не успел задуматься, то это было оно. Дети. Наследники. Будут ли они обычными или… с кошачьими наклонностями, как он сам? Страх неизвестности стал мучительно медленно пробираться под его кожу. Кого Драко подарит Нарциссе и Люциусу? Просто внуков? Или… особенных внуков? Эмоции от подобных размышлений были смешанными, и пока он не мог с точностью сказать, что его беспокоит больше всего. Единственное, в чём Малфой был убеждён в эту минуту, что ему срочно нужно ещё Огденского. А завтра он непременно спросит Грейнджер о том, известно ли науке что-то о продолжении рода в такой… специфической ситуации. — Полагаю, стоит обновить виски, — очень кстати изрёк Блейз и потянулся за наполовину опустошённой тарой. Пока друг наполнял искрящейся огненной жидкостью стаканы, Драко не переставал думать о том, какими будут его дети. И будут ли они у него в том случае, если завтра он узнает, что они унаследуют животные черты. — Малфой, — осторожно начал Тео, когда они потянулись за обновлёнными напитками, — ты же не собираешься загоняться, если узнаешь, что кошачьи наклонности передаются по наследству? Драко сжал пальцы на стеклянном сосуде, замирая и сосредоточенно всматриваясь в янтарную жидкость. Учитывая его тревожность даже по несущественным мелочам, этот вопрос мог стать его камнем преткновения, заключающим в себе сотни мыслей и множество часов без сна. Ему придётся разобраться в собственных чувствах. Он ведь никогда раньше не предполагал, что у его детей может появиться лишняя пара ушей и кошачий хвост. Более того, нельзя проигнорировать тот простой факт, что им предстоит жить в мире, где это не считается чем-то… обыденным. Драко сам с трудом верил, что его сущность так нелепо изменилась. А представить, что маленькие создания родятся с кошачьими чертами, было и вовсе сродни безумству. — Скорее всего, именно это я и собираюсь сделать, — криво усмехнулся он, подхватывая стакан с кофейного столика. — Давайте просто выпьем и сменим тему. Я должен подумать над этим и поговорить с Грейнджер. Напряжённо улыбнувшись, Малфой отсалютовал друзьям стаканом и с некоторым облегчением почувствовал, как терпкий алкоголь раздирает горло и отвлекает от тревожных мыслей, засевших в голове. Этим вечером они больше не говорили о Драко. В конце концов, жизнь не крутилась вокруг него одного, и у Тео с Блейзом тоже происходило много чего интересного. Хотя факт оставался фактом: в битве беспрецедентных поворотов судьбы Малфоя безоговорочно можно было объявить победителем.***
Он лежал в кровати и смотрел на бледно-голубоватое сияние, льющееся из незанавешенного окна. Несмотря на несколько порций виски, Драко чувствовал себя недостаточно пьяным, чтобы уснуть. Мысли набегали одна на другую, как бушующие волны на скалы, и от каждой последующей становилось тошнотворнее прежнего. С большой долей вероятности его дети могли родиться полукотами. Что ж… в этом не было ничего страшного. Малфой никогда бы не отказался от возможности стать отцом из-за этого. Скорее его беспокоило множество сопутствующих вопросов, ответы на которые он не находил. Как малышей примет общество? Не будут ли люди насмехаться над тем, что они не такие, как все — над их исключительностью? А сами дети? Не окажутся ли впоследствии разочарованы тем, что не могут стать самыми обычными? Если он, Драко, в свои двадцать восемь не до конца примирился с этой мыслью, смогут ли они быть счастливыми, столкнувшись с такими особенностями в раннем детстве? Разумеется, пока Малфой рядом, он никому не позволит обидеть своего ребёнка. Но ведь однажды наступит момент, когда придётся отправить его в школу, а после и вовсе отпустить во взрослую жизнь. Пусть Драко заглядывал слишком далеко, но он не мог иначе, зная, что рано или поздно придётся через это пройти. Отсюда вытекал другой вопрос, не дающий ему покоя, найдётся ли человек, женщина, которая захочет пережить это с ним? Связать свою судьбу вместе с Драко, прекрасно зная об его особенностях. Согласится ли выйти за него и родить ему детей? И будет ли этой женщиной Грейнджер? Грейнджер. Драко тяжело вздохнул и перевернулся на живот. Кончик хвоста елозил по ногам, укрытым одеялом. У него не получалось избавиться от чёртовых мыслей, чтобы уснуть. Он почесал основание кошачьего уха, в очередной раз отмечая, как странно ощущать нечто столь абсурдное на своей макушке. Гермиона соответствовала образу его женского идеала. Умная, начитанная, привлекательная. Смешная и раскованная вне работы. Плюс она очаровательно краснела от его шуток. И её чувство юмора тоже отзывалось в нём. На самом деле, Драко считал эту черту даже более определяющей, чем всё остальное. Потому что всегда очень непросто найти человека, с которым будешь на одной волне. Он был влюблён в неё, желал быть с ней и как мужчина в самом расцвете лет просто хотел её. Конечно, в жизни Малфоя случался секс и свидания, но с тех пор, как его влечение к Гермионе стало неоспоримым, дела обстояли куда сложнее. Случайные связи его интересовали всё меньше, а Грейнджер всё больше. И Драко впору было бы позвать её на ужин, но он до последнего оттягивал время, сомневаясь, что интересен ей в романтическом плане. Иногда ему вообще казалось, что она не заинтересована в отношениях. Потому что кроме продолжительного, но потерпевшего крах романа с Уизли и парочки статей в «Ведьмином досуге», освещающих несколько её свиданий с разными кавалерами, о личной жизни Гермионы ничего не было известно. Зато в газетах часто упоминали о стремительном продвижении Грейнджер по карьерной лестнице, постоянных повышениях квалификации, активном участии в научных конференциях и о том, как упорна и целеустремлённа она была. Драко поистине восхищался ею и, обладая мечтательной натурой, как самый настоящий романтик собирался однажды покорить её сердце. Когда-нибудь. Кто же знал, что в это когда-нибудь попадёт проклятье кошачьих ушек и пошатнёт его далекоидущие планы. Теперь-то он как никогда остро понимал, что ничего нельзя откладывать на завтра. И уж тем более на туманное когда-нибудь. Малфой зарычал от собственной непредусмотрительности и уткнулся лицом в подушку. Кончики пушистых ушей стали нервно подёргиваться, а обычные загорелись. Ей-мерлин, он не мог контролировать собственное тело. И сеансы с Грейнджер станут грёбаной проблемой, если Драко не научится владеть собой. Ему пришлось проворочаться в постели ещё час, прежде чем мысли, наконец, покинули его голову и позволили забыться сном. Необычайно реалистичным сном — там, где у него есть уши и хвост, а ещё счастливая семейная жизнь с Грейнджер и самые очаровательные на свете дети. Чудесное видение до боли походило на правду, но предательски рассеялось с первыми лучами солнца.