Все без ума от котиков

      Драко никогда бы не подумал, что ему дважды представится случай прожить этот странный, но удивительный вечер, отголоски которого ещё были свежи в памяти.       Невозможно было сосчитать, сколько раз его скулы обжигало румянцем, тогда как Грейнджер краснела практически без остановки. Несколько раз Малфой задавался вопросом, не собиралась ли она преждевременно сбежать из воспоминания?       — Боже, я сказала, что обожаю их трогать, — в приступе стыда она уткнулась в грудь Драко, пока пятничная версия пьяной Гермионы заворожённо гладила его кошачьи уши.       — Разве это не так? — он положил ладонь ей на спину в успокаивающем жесте. Большой палец принялся выводить размеренные круги между лопаток.       — Так, но… — голос приглушила ткань его рубашки. — Мне не следовало говорить об этом тебе.       Малфой прикусил щёку, стараясь подавить усмешку. Грудь окутало теплом от неожиданного признания.       Конечно, Грейнджер не хотела бы, чтобы он прознал об её маленькой слабости к его кошачьим ушам, однако было невообразимо приятно, что ей хватило смелости признаться в этом ему.       — Будешь смотреть дальше? — с весельем в голосе поинтересовался он. — Или покинем воспоминание прямо сейчас?       — Ну уж нет! Я намерена досмотреть его до конца, — с присущей её факультету храбростью она отодвинулась от него и вздёрнула подбородок, как если бы само предположение о том, что у неё не хватит духу пройти через это испытание, оскорбило её.       Поддразнивающая интонация Драко и глубокий вдох подарили ей необходимую решимость, чтобы вернуться к созерцанию происходящего. Малфой и сам не знал, для чего подталкивал её к наблюдению. Просто в нём бурлила такая непостижимая смесь нервозности и желания подбодрить её, что он не нашёл другого способа выразить эту эмоцию.       Будучи окружённым магией с самого детства, Драко всё равно находил всю эту ситуацию с погружением в Омут совершенно фантастической. Возможность просматривать то, что когда-то было реальностью, — это ли не настоящее волшебство? Если бы его так сильно не волновала реакция Грейнджер на его блуждающую руку, он мог бы наслаждаться тем куражом, который вопреки всем законам здравомыслия горел в его венах.       Однако чем дальше они продвигались по течению вечера, тем сильнее затухал азарт, а Малфой всё больше убеждался в трезвости решения Гермионы не присоединяться к подобной авантюре. Даже в одиночку для него переживать их первый поцелуй было крайне обескураживающе. Теперь же, когда они стояли здесь вдвоём, в недрах его памяти, неловкость, кажется, возросла в десятки раз. Особенно, когда они добрались до посиделок на полу в гостиной, а значит, и поцелуйных порывов страсти.       Грейнджер то и дело переминалась с ноги на ногу, стоя чуть впереди него, и с затаённым дыханием наблюдала за разворачивающейся сценой.       На самом деле Драко был рад, что находился позади Гермионы и немного сбоку. Так он мог улавливать малейшие реакции Грейнджер, но сам не попадал в поле зрения. Ей бы пришлось обернуться, чтобы увидеть его лицо. Порядком раскрасневшееся и до неприличия смущённое лицо.       Единственное, что отвлекало его от мысли, в какой неловкой ситуации они оба оказались, нырнув вместе в Омут памяти, — это те чудесные звуки, которые от волнения издавала Гермиона. Сопение, бормотание, тихие вздохи удивления и смятенный шёпот. Малфой счёл очаровательным каждое из этих проявлений. И это не считая завораживающего вида её горящих щёк и кончиков ушей.       Из лицезрения донельзя раскрасневшейся Грейнджер Драко вырвал всхлип, тронувший его слух. В следующий миг Гермиона посмотрела на него огромными блестящими глазами и буквально врезалась в его тело, зарываясь лицом в рубашку с таким отчаянием, словно в ней крылось единственное доступное ей спасение.       Малфою едва удалось подхватить её, дабы удержать на ногах. В почти целомудренном жесте он расположил ладонь на девичьей пояснице и перевёл взгляд на парочку на ковре, пытаясь разгадать, что послужило причиной столь бурной реакции. Судя по развёртывающейся картине, они собирались аппарировать наверх, в гостевую спальню. Ничего такого — пока — из-за чего стоило бы так переживать.       — Грейнджер? — осторожно позвал он, свободной рукой мимолётно касаясь волнистых волос. — Ты в порядке?       — Нет, — она интенсивно замотала головой.       Хлопковая рубашка проглотила ещё один судорожный всхлип, прежде чем Гермиона глубоко вздохнула, повернула голову и щекой прижалась к области его сердца. Вместо размеренного, умиротворяющего ритма сердечная мышца, как назло, выдавала дикий перестук. Драко испытывал двойное смятение.       — Я практически умоляла тебя потрогать мой хвост, — наконец, поделилась она, когда Малфой уже почти подступился к краю пропасти под названием «сердечный приступ». — Это… Господи, мне так стыдно.       Ах, вот оно что.       Кажется, Грейнджер тоже обладала суперспособностью накручивать себя по пустякам.       — Ерунда, — с необыкновенной мягкостью улыбнулся он. — По правде говоря, мне очень приятно быть тем, кому ты настолько доверяешь, — хоть и в состоянии опьянения, — что предлагаешь притронуться к чему-то столь… особенному.       Драко обернул каштановый локон вокруг указательного пальца.       Пьяная версия девушки в его руках была очаровательной, трогательной и прекрасной. Она не делала ничего плохого или неподобающего, просто не стеснялась своих желаний. Разве в честности перед собой и другими людьми есть что-то постыдное?       — Пожалуйста, говори всё как есть, — проворчала она. — Одна пьяная в стельку девушка-кошка домогалась тебя в твоём собственном доме. Можно ли придумать что-то хуже…       Можно, Грейнджер. И совсем скоро ты в этом убедишься, как только мы доберёмся до той части, где я почти забираюсь к тебе в трусики. Так что тут ещё большой вопрос, кто кого домогается.       Скулы Драко вновь порозовели, когда он в очередной раз напомнил себе о неизбежности ситуации. Вероятно, он просто сгорит со стыда и, скорее всего, не единожды, едва в этой комнате, куда их пятничные копии уже переместились, забрезжит рассвет.       Гермиона отпрянула от его груди с гораздо меньшим энтузиазмом, чем в прошлый раз, и, не пересекаясь с ним глазами, заставила себя смотреть. Однако она не отошла на прежнее расстояние, а осталась так близко к Малфою, что он практически дышал ей в затылок. Хотя, принимая во внимание невысокий рост Грейнджер, скорее в макушку. Её плечи то и дело соприкасались с его грудью, посылая незримый ток по телу и заставляя тепло внутри расцветать.       — Ты остался со мной? — она обернулась к нему с изумлённым взглядом. Неподдельно изумлённым.       Драко с заминкой кивнул. Как счастливый обладатель мнительной натуры, он бы обязательно насторожился, если бы хоть капля сожаления промелькнула в её голосе или глазах. Но Гермиона взирала на него так, будто своим поступком он совершил что-то по-настоящему грандиозное. Например, освободил всех домовых эльфов от рабства.       — Мне не стоило? — почти полушёпотом уточнил Малфой. Словно громкость голоса могла спугнуть парочку перед ними, укладывающуюся спать в одну постель.       — О нет, — выпалила она. — Напротив, я в восхищении, что ты это сделал, — Грейнджер замолкла и покраснела. Последнее откровение явно не предназначалось для его ушей. — Прости, просто… знаю, ты был на меня обижен и вообще… мой хвост. В том смысле, что он у меня есть… — она оборвала бессвязный поток речи и, чертыхаясь себе под нос, отвернулась.       Они разделили несколько минут безмолвия, прежде чем Гермиона провела ладонью по лбу и заправила за ухо прядь волос.       — Боже, только не говори… — она обречённо простонала. — Чёрт-чёрт-чёрт. Трижды чёрт, — мир не знал вздоха тяжелее того, что сорвался с её губ после этой череды ругательств. — Кошачьи обнимашки, ну конечно…       Кажется, круг вещей, которые вгоняли Грейнджер в краску, с каждым днём становился всё шире.       Драко усмехнулся и произнёс:       — Невероятно милое явление.       — Ты издеваешься, верно? — Гермиона не отрывала взгляда от происходящего в спальне, но по одному голосу было понятно, насколько она напряжена.       — Э-э-эм, нет. Мне правда так показалось, — он стушевался и нахмурился из-за её реакции.       Она бросила на него продолжительный недоверчивый взгляд. Ей потребовалось около четверти минуты, чтобы убедиться в искренности его слов и смягчиться.       — Извини, — пробормотала она и отвернулась. — Рон не любил их. Поэтому я решила, что ты…       — Издеваюсь? — вопрос вышел более жёстким, чем планировал Малфой.       Грейнджер повела плечами, словно на них легла вся тяжесть его взгляда.       — Да.       Это тихое и печальное «да» заставило всё внутри сжаться.       Если упоминание об Уизли заставило кровь в жилах Драко закипеть, то сейчас он почувствовал укол совести из-за своей, в общем-то, необоснованной вспыльчивости. Ведь было совершенно очевидно, что Гермиону, как и его самого, уязвляет любое малейшее проявление кошачьей натуры.       Малфой осторожно дотронулся до её плеча и легко сжал его в качестве извинения.       — Прости. Я не хотел показаться грубым.       — Я знаю, Драко, — тихо отозвалась она. — Всё нормально.       Если верить интонации последних сказанных ею слов, то чувства у неё на душе были настолько далеки от понятия «нормально», насколько это возможно. Однако Малфой не успел и рта открыть, как она охнула, тут же переключая всё его внимание на происходящее в постели.       Он думал, что умрёт прямо на месте, ибо время неизбежного всё-таки настало. И хотя Драко с Грейнджер, залитые мягким утренним светом, до пояса были прикрыты одеялом, тонкая ткань не скрывала всех шевелений под ним и уж точно не могла сделать ощупывания, назовём их так, неприметными.       Сердце Малфоя заходилось в груди так сильно, как никогда, пока он размышлял над тем, как именно Гермиона предпочтёт его прикончить: стремительно и безболезненно, как говорится, по старой дружбе, или медленно и мучительно. Пока его глупые надежды уповали на первый вариант, реальность безжалостно предрекала последний.       — Драко?       Он дёрнулся, как от удара током, стоило Грейнджер осторожно позвать его. И хотя в её голосе ещё не таились убийственные нотки, Малфой уже чувствовал, что его нервы на пределе.       — Мм? — как можно более нейтрально промычал он.       Возможно, если ему удастся сделать вид, что ничего особенного не происходит, то Гермиона купится. Поведётся на его невозмутимое спокойствие. Честное слово, ещё не время паниковать.       — Твоя рука?..       А вот теперь можно паниковать. Изрядно.       Собрав последние крупицы ускользающего от него самообладания, он смог вымолвить всего два слова:       — Под одеялом, — на большее не хватило духу.       В конце концов, его фривольная конечность действительно была под одеялом. Разве это было ложью? Скорее незначительной — вселенского масштаба — недомолвкой.       — Под одеялом где?       Можно ли хоть сколько-нибудь надеяться, что вопрос Гермионы был чисто риторическим?       Драко ощущал себя словно в пекле. Как если бы он в мгновение ока приблизился к одному из кругов ада по Данте.       — Где-то в области твоих… мм… бёдер?       Ему срочно требовался кислород. А лучше — лишиться чувств. Да, последнее точно решило бы все его проблемы. По крайней мере, на время.       — Ты же не… — голос у неё удивительным образом сорвался, словно она задохнулась на пике чего-то очень волнующего или… захватывающего.       И Малфой сдался. Коли бог обмороков сегодня взял выходной или попросту не собирался потворствовать Драко в его желании уклониться от разговора, ему придётся объясниться с Грейнджер. Гермиона позволила увидеть ему всё как есть, и Малфой не намеревался враньём спасать свою репутацию.       Как бы там ни было, он был мужчиной. С потребностями. И отзывчивостью организма. И впервые за долгое время Драко проснулся с женщиной. Той, о которой давно мечтал. Конечно, это ни в коей мере не оправдывало его распутного поведения, но давало поблажку, чтобы никто не осуждал его слишком сильно.       — Нет, — решительно заявил он. — Точно нет. Я тебя не трогал… там. Ну, ты понимаешь, — Малфой взволнованно провёл рукой по волосам. — Но да, каюсь, я забрался к тебе в шорты, — чистосердечно признался он. — Не то чтобы я не понимал, что творю, просто наивно верил, что продолжается мой сон, и я могу…       Словесный поезд Драко достиг разветвления путей и продолжил маршрут в совершенно ненадлежащем направлении.       — Ради всего святого, не подумай, что обычно в своих снах с тобой я позволяю себе нечто подобное, — хотя так и есть. — Просто… — мозг настойчиво советовал Малфою дёрнуть стоп-кран, пока он окончательно не потерялся в дебрях собственных оправданий. — Пожалуй, мне лучше всего заткнуться прямо сейчас.       И это было единственным верным решением. Жаль только, что Драко никогда не умел придерживаться разумных мыслей слишком долго. Обычно его желание загладить вину и болтливость одерживали верх над здравым смыслом. Поэтому он смог продержаться лишь пару секунд в тишине, чтобы потом зайтись в словесном потоке:       — Я понимаю, как это выглядит со стороны, Грейнджер. Но ты не должна меня осуждать. Мы же взрослые люди, верно? У тебя были отношения и определённого рода связь с противоположным полом, чтобы ты понимала, что иногда организм мужчины с утра весьма чувствителен. И пока основная часть моей крови приливает совсем не к мозгу, а к другому месту, я не могу мыслить достаточно ясно, чтобы контролировать себя. А всё почему? Да потому что издревле в мужчине, как и в женщине, заложена потребность к продолжению рода, и наша физиология делает всё возможное, чтобы в этот момент мы действовали, а не думали. Поэтому то, что ты видишь, — всего-навсего природный инстинкт обыкновенного человека.       Он вынужденно заткнулся и втянул носом воздух, потому что лишился всего запаса кислорода из-за своей красноречивой болтовни. Глубокий вдох подействовал как ушат ледяной воды, опрокинутый на голову, и Драко наконец сообразил о смысле его пламенной речи. Он почти заявил Гермионе, что собирался с ней совокупиться и засадить в неё наследника рода Малфоев только для того, чтобы объяснить, с какой целью его руки блуждали по кромке её трусиков.       У него так сильно загорелись уши и щёки, что Драко показалось, будто в следующую секунду он самовоспламенится и станет-таки первым в мире человеком, который по-настоящему сгорит со стыда. Буквально.       Его сердце выпрыгивало из груди, и он не придумал ничего лучше, чем пробормотать в спину Грейнджер невнятное «я подожду тебя снаружи» и вырваться из плена удушающей обстановки.       Малфой отшатнулся от Омута и, в отчаянии запустив руки в волосы, начал нервно мерить шагами комнату.       Можно ли было выставить себя ещё более претенциозно и несуразно, чем ему уже удалось?       Гермиона подумает, что Драко — озабоченный идиот, готовый броситься на любую женщину с целью оплодотворения.       Он сокрушённо простонал и взлохматил волосы, не заботясь о том, как они будут выглядеть, когда Грейнджер вернётся.       Сколько времени у него оставалось перед тем, как он увидит её осуждающее лицо? Возможно, будет лучше для них обоих, если он сбежит, не дожидаясь её возвращения? Да, Малфой дал обещание быть здесь и сдержать слово было бы крайне вежливо, но, может быть, он избавит их обоих от чрезвычайной неловкости, нарушив его?       Нет, он не посмеет так поступить. Иначе окончательно потеряет доверие Гермионы и уважение к самому себе. Какую бы чушь он ни нёс, всегда же есть шанс исправить ситуацию, правда? Даже если это будет максимально неловко и унизительно, ему придётся объясниться. Или сделать вид, что ничего подобного он не говорил. В конце концов, в мастерстве последнего у него довольно большой опыт и…       Грейнджер очутилась перед ним. С пристальностью сокола она обежала глазами затемнённую часть помещения и с облегчением выдохнула, заметив его у двери. По всей видимости, не у него одного были мысли насчёт бегства.       Драко постарался пригладить всклокоченные волосы и откашлялся. Пришлось засунуть руки в карманы, чтобы они не выдали его смертельного волнения.       — Что ж… и вот мы здесь. С восстановленной хронологией событий, — неловко начал он. — Вероятно, сейчас должна последовать ещё одна моя оправдательная речь, но… я не хочу, чтобы и вторая моя попытка с треском провалилась. Прости, что тебе пришлось наблюдать и выслушивать что-то настолько неподобающее, — кошачьи уши дёрнулись, и Малфою потребовалось немало усилий, чтобы проигнорировать собственную уязвимость.       Гермиона помедлила у чаши, а затем осторожно, будто Драко мог в любой момент сорваться и умчаться прочь, приблизилась к нему. И если до этого времени он мог пялиться в пол, бормоча свои извинения, то нынешнюю близость стало почти невозможно игнорировать. Их взгляды пересеклись, и, к удивлению Малфоя, в карих глазах не было осуждения.       — Почему ты отдал мне целое воспоминание? — тихо спросила она. — Ты мог оборвать его на том месте, где мы уснули, если не хотел, чтобы я увидела… часть с твоим пробуждением.       Во имя Салазара, как этой девушке удавалось быть такой тактичной в совершенно возмутительной ситуации?       Драко вздохнул и криво усмехнулся.       — И, конечно же, у тебя не возникло бы никаких подозрений.       Грейнджер покачала головой.       — Когда я проснулась, ты спал. Я бы никогда не узнала, что ты уже пробуждался раньше.       Он выдохнул со смешком.       — Как бы там ни было, это честный обмен, Грейнджер. Даже если сейчас я чувствую себя идиотом и желаю провалиться сквозь землю от стыда, значит, этому суждено было случиться. Я не хочу увязнуть в грязных секретах, лишь бы ты думала, что я белый и пушистый. Хотя в какой-то степени так и есть, — он взмахнул хвостом и повёл кончиком кошачьего уха.       Гермиона улыбнулась.       — На самом деле твоя речь была довольно… милой.       Драко абсолютно не аристократично фыркнул.       — У тебя ужасно извращённое понятие о слове «милый». Полагаю, к моей речи больше подошли бы слова «пугающая», «отчаянная» или «жалкая».       — Прекрати, — тон был строгим, но глаза выдавали улыбку.       — О, я могу подобрать ещё эпитетов…       — Я укушу тебя, если ты не заткнёшься.       Грейнджер звучала шутливо, но кожа Малфоя под рубашкой покрылась мурашками при упоминании укусов. Тот единственный раз, когда зубы Гермионы вонзались в его шею, был восхитительным. О чём он не преминул ей сообщить:       — Ты же знаешь, что с некоторых пор меня привлекают такие предложения, а не пугают.       Грейнджер поняла свою оплошность и отвела смущённый взгляд. Пространство между ними заполнила неловкость.       Драко прочистил горло и взял на себя ответственность спросить:       — И что теперь? Когда мы оба узнали обо всём… Что дальше?       Гермиона затеребила кончики волос.       — Ну, полагаю, стоит вернуть из Омута воспоминание и…       Чёрт побери, нет. Малфой не имел в виду краткосрочные планы.       Теперь, когда у них есть полное представление о тех вечерах, в которые они были наиболее близки, им нужно прийти к какому-то умозаключению. Ещё хотя бы один день в состоянии неопределённости убьёт Драко.       Они целовались. Достаточно непристойно, чтобы отрицать очевидное влечение между ними. Малфой не сомневался, что перед сном не раз воскресит в памяти их совместный августовский вечер и станет фантазировать, как именно ощущалось трение её бёдер об его тело.       — Грейнджер, — прохрипел он, следуя за ней по пятам, когда она, продолжая что-то говорить, направилась к Омуту.       Один взмах волшебной палочки, и серебристая нить оказалась заключена во флакончик.       Гермиона развернулась и едва не столкнулась с ним нос к носу, явно не ожидая, что Драко окажется так близко. Он немного отступил.       — Держи, — она протянула руку с прозрачным пузырьком, хранящим воспоминание. — Спасибо, что позволил вернуть моей памяти недостающий фрагмент.       Малфой покачал головой.       — Не нужно. Оставь себе. Так будет справедливо.       — Точно? — Грейнджер не слишком старательно скрыла радость в голосе.       Он без колебаний кивнул.       — Просто не говори мне, если вздумаешь его пересмотреть, — кривая улыбка промелькнула на его губах, и Малфой понял, насколько сильно нервничает. Казалось, напряжение сковало всякую имеющуюся мышцу в теле.       Мерлин, ведь совсем не сложно признаться девушке, что она тебе нравится. Всего три простых слова. Четырнадцать букв. Он уже давал ей понять это другими способами, так какого чёрта сейчас чувствует себя так, словно собирается броситься с высокой скалы прямо в бездну бушующего океана?       У них больше не было причин задерживаться в стенах этой комнаты, но Драко не мог заставить себя сдвинуться с места, как не мог и оторвать взгляда от Гермионы.       — Малфой?..       — Всё, что ты увидела… имеет ли это смысл?       Грейнджер скользнула кончиком языка по губам. Тёмные ресницы затрепетали, а локоны, подсвечиваемые консистенцией Омута, приобрели почти космический ореол.       Гермиона заправила прядку за ухо скорее для того, чтобы чем-то занять руки, нежели потому, что та ей мешала.       — Всё имеет смысл, Драко, — тихо ответила она, глядя куда-то в пространство между их телами. — Всегда.       Малфою до боли хотелось заглянуть ей в лицо в этот момент, однако он не хотел никоим образом давить на неё и обязывать к чему-либо. Даже ко взгляду глаза в глаза. Поэтому ему пришлось просто принять как данность факт отсутствия зрительного контакта.       Но существовал и другой неоспоримый факт: им следовало поговорить напрямую, а не блуждать в этих философско-расплывчатых изречениях и дальше. Витиеватых и неясных словесных конструкций, которыми полнились их хождения вокруг да около, уже было предостаточно между ними и нагромождать новые — значило бы добровольно погрести себя под ними.       Хотелось верить, что свежий ночной воздух поможет им, наконец, поговорить друг с другом по душам.       — Я провожу тебя до точки аппарации?       Гермиона кивнула и улыбнулась.       — Конечно. Нам в любом случае по пути.       — Верно, — согласился Драко, отступая.       Они подхватили свои вещи, и Малфой приоткрыл перед Грейнджер дверь, позволяя ей выйти первой.

***

      Они действительно припозднились, покидая Министерство глубоким вечером. Улочки в тумане казались ещё более пустынными и недвижимыми. Ни малейшее дуновение ветра не трогало верхушки деревьев, утопающих в ночной мгле. Тихие и неспешные шаги Драко и Гермионы отдавались в застывшем пространстве еле слышным отголоском.       Вопреки предположению Малфоя, что прохладный воздух поможет им разговориться, они миновали почти половину пути в полнейшей тишине. Вечер был хоть и безветренным, но зябким. Только Драко скорее ёжился не от холода, а от того, что они становились всё ближе к точке аппарации, а значит, и к расставанию. Слова о невысказанных чувствах повисли между ними, как если бы кто-то удерживал их чарами левитации.       Решимость Малфоя, рождённая рядом с Омутом, с каждым новым шагом всё больше растворялась в вечере октября. Драко ощущал, как остатки его пыла еле теплились, подобно угасающим в камине углям. Если он хотел определённости, ему следовало действовать, пока последние огоньки ещё тлели.       — Грейнджер, — он преградил ей путь, вынуждая остановиться посреди улицы. — Нам нужно поговорить. Если я не сделаю этого сейчас, то, вероятно, стану тянуть до бесконечности.       В глубине больших карих глаз родилось любопытство. Довольно благоприятный знак, чтобы продолжать.       Малфой вобрал в лёгкие побольше воздуха и, опустив глаза, заговорил:       — Если я в чём-то ошибся, поправь меня, ладно? — ему не требовалось смотреть на её реакцию, дабы наконец убедиться — сегодня они расставят все точки над «i». — Глупо отрицать, что между нами существует притяжение. И сегодняшний обмен воспоминаниями только подтвердил, что мы оба склонны выходить за дружеские рамки. Поэтому я хочу знать, есть ли у меня шанс, что ты тоже заинтересована в чём-то большем, нежели случайно-неслучайные поцелуи со мной? Хочешь ли ты… отношений? Или всё происходящее для тебя — просто интерес, связанный с нашими схожими сущностями?       Последний вопрос отдался горечью на языке, но Драко сумел проглотить свою уязвимость. И хотя сердце клокотало в горле, он поднял взгляд на Гермиону, понимая, что разговаривать со старой брусчаткой и носками собственных туфель — не лучшая идея. Широко распахнутых карих глаз, смотрящих на него с вдохновенным трепетом, было достаточно, чтобы забыть о таком жизненно важном элементе как кислород и пропустить серию вдохов.       Надежда вспыхнула в нём, как далёкая звёздочка на ночном небе.       — Грейнджер, скажи, чего ты хочешь. Пожалуйста, — он облизал пересохшие губы и сосредоточил всё своё внимание на омутах её глаз. — Для чего ты ввязалась во все эти сеансы? Хотела ли ты, чтобы мы… сблизились?       Малфой насчитал ровно пять секунд, прежде чем уловил лёгкий утвердительный кивок. Он мог бы списать этот едва уловимый знак на своё жгучее желание встретить любое подтверждение с её стороны, однако в следующее мгновение Гермиона поднялась на носочки и обняла его за шею, не слишком старательно подавляя улыбку.       — Дай-ка подумать, — с напускной задумчивостью произнесла она. — Я отобрала твоё дело у Падмы, чтобы стать соучастницей не самых порядочных сеансов. Мы совершенно точно отклонились от той программы, которую обычно проходят при реабилитации в подобных случаях, — на её щеках проступил румянец. — И я вряд ли действовала компетентно, практикуя с тобой не совсем пристойные вещи. Пожалуй, я и впрямь могла преследовать кое-какие цели.       Драко почувствовал, как уголки губ дёрнулись вверх. От сердца отлегло. Мелодичная и игривая интонация Грейнджер подтолкнула его принять правила игры.       — Хочешь сказать, что ты использовала, по крайней мере, пыталась использовать, служебное положение в личных целях? — сверкнул глазами он и приобнял Гермиону, располагая ладонь чуть ниже её лопаток. Лукавая улыбка заиграла у неё на губах. — Ужасная, коварная женщина, — прошептал Малфой. — Воспользовалась моей слабостью.       Свободной рукой Драко скользнул в каштановые кудри и чуть не задохнулся от счастья, когда предположил, что, скорее всего, в самом ближайшем будущем обзаведётся абонементом на право вторгаться в хаос этих завитков в любое время суток.       — Я действовала во имя науки, — наигранно-оскорблённо произнесла она.       — Ну конечно же, — промурлыкал он, соприкасаясь с ней лбами. — Только очень квалифицированный специалист с безупречной репутацией способен так великодушно подставить свою шею для укусов.       — Доложишь на меня Министру? — сыронизировала она, кончиками замёрзших пальцев прикасаясь к его щеке. — Обвинишь в чрезмерном энтузиазме и жажде знаний?       — Брось, Грейнджер. Зачем нам Министр? Я и сам в состоянии провести с тобой воспитательную беседу по поводу злоупотребления служебными полномочиями.       — Звучит о-о-очень грозно, — она прикусила щёку изнутри, чтобы не рассмеяться. Задорные искорки в карих глазах полностью её выдавали. — Пожалуй, мне придётся умолять тебя о снисхождении.       Драко с шумом вытолкнул из ноздрей воздух, подобно дракону. К счастью, он не умел извергать огонь, иначе бы тотчас спалил прекрасные кудри Гермионы.       — Мне кажется, или ты не воспринимаешь меня всерьёз? Уверяю тебя, я могу быть очень искусен в… воспитательных беседах.       — Мм, наш котик почти лев, — деланно нахмурившись, проговорила Грейнджер.       По спине Малфоя пробежала крупная дрожь. Если всё это и было игрой, то крайне возбуждающей. Он слишком долго пребывал в состоянии неразрешённого сексуального напряжения, чтобы пропустить мимо ушей соблазнительный подтекст в последней фразе Гермионы. Лёгким давлением на затылок он заставил её сильнее запрокинуть голову.       — Если ты не прекратишь флиртовать, я зацелую тебя до смерти.       — Тогда это будет самый короткий роман в твоей жизни, — усмехнулась она, а затем её взгляд покрылся корочкой серьёзности. — Разве этого ты хочешь?       Драко подцепил один из завитков у лица Грейнджер и отвёл его в сторону.       Нет, он определённо не хотел ограничиваться краткосрочным романом. Только не с ней. С этой девушкой ему хотелось мечтать по-крупному.       — Я бы предпочёл роман длиною в жизнь, — прошептал он. — Если позволишь.       Гермиона не сумела скрыть улыбки.       — Звучит пугающе. И крайне романтично.       — Это ли не повод согласиться? — усмехнулся он, утыкаясь носом в волосы Грейнджер. Дышать ею — всё, чего он хотел. — Твоя увлекательная авантюра в виде сеансов подошла к концу, но кто запретит нам продолжить наше маленькое исследовательское приключение? Ты даже можешь воспринимать отношения со мной как вклад в науку, если тебе нравится такой ход мыслей. Ведь шанс, что в какого-нибудь ещё привлекательного аристократа попадёт кошачье проклятие, ничтожно мал.       Мерлин милостивый, ещё никогда Драко так сильно не хотел склонить кого-то к отношениям.       Гермиона плотнее прижалась к нему.       — Ты привлёк меня задолго до этого инцидента. Просто я не думала, что это влечение может оказаться двусторонним.       — Я флиртовал с тобой.       — Я была уверена, что это твоя привычная манера общения с женщинами.       — Я делал намёки и ужасно шутил.       — Просто твоя испорченность.       — Моя испорченность? — изумился он и даже на пару дюймов отодвинулся от неё. — В тот момент, когда мы почти начали встречаться, ты назвала меня испорченным?       Попытка сурового вида Малфоя с треском провалилась: в голосе сквозило веселье, а в глазах сияли насмешливые искорки. Если Грейнджер хотела обсудить с ним уровень его развращённости, то почему бы и нет?       — Получается так. Однако я считаю, что это определение в той или иной степени применимо к каждому человеку.       — А ты? Что насчёт тебя? — с любопытством прищурился он. — Судя по тому, как ты краснела, смысл шуток не ускользал от тебя. Говорит ли это о том, что мы в равной степени испорчены?       Она загадочно улыбнулась и потянулась к его лицу, снова вставая на носочки.       — Полагаю, тебе предстоит это выяснить в ближайшем будущем. Если ты, конечно, не передумал.       — Боюсь, что теперь я буквально стану настаивать на том, чтобы узнать все твои грани. Поскольку ни капли не сомневаюсь, что умнейшая ведьма столетия должна быть многогранной.       Их губы были совсем рядом, но никто первым не преодолевал оставшуюся дистанцию. И Драко не мог точно определить, кто кого дразнит. Из-за близости и осознания того, что он действительно без пяти минут вторая половинка — совершенно неподходящий термин, так как Грейнджер была самой цельной женщиной из всех, кого он знал — Гермионы, его с ног до головы охватило чувство внутреннего подъёма.       Она прикусила губу и посмотрела в его лицо.       — Ты правда хочешь встречаться со мной?       — Даже не представляешь, насколько сильно, — прошептал он.       — И тебя не отталкивает моя кошачья сущность?       Малфой прижался к ней кончиком носа. Им ещё предстояло поговорить обо всём этом. Только позже.       — Не скрою, я никогда не предполагал, что у моей девушки будут кошачьи уши.       Гермиона сглотнула, и он потёрся об её переносицу. На всякий случай усилил хватку на пояснице, чтобы не дать Грейнджер в чём-то засомневаться и сбежать.       — Но я слишком долго хотел встречаться с тобой. С кошачьими ушами или без ты всё ещё остаёшься девушкой, в которую я влюбился. И я хочу быть рядом, — его губы обожгли ей кожу в невесомом поцелуе. — Если это взаимно, то я не вижу препятствий, чтобы не попробовать. С момента ознакомления с книгой Мур, я бы даже посмел предположить, что мы можем получить совершенно уникальный опыт, основанный на наших кошачьих сходствах. А ты, как я заметил, не можешь устоять перед новыми знаниями, — выдохнул Малфой, дразня Гермиону близостью своего рта к её губам. Кто бы мог подумать, что он попытается соблазнить её наличием в своей ДНК кошачьего гена. — Настолько не можешь, что отстранила Падму от моего кураторства и взяла удар на себя.       Она заулыбалась ему в губы.       — Это был весьма приятный удар.       — Насколько приятный? — проворковал он.       — Настолько, чтобы я захотела быть вместе с тобой.       — Ну, слава Мерлину!       Ликование заполнило грудь Драко, а оттуда распространилось по всему телу вместе с триумфальной мыслью о том, что он будет с Грейнджер. В отношениях. Официально. По-настоящему.       Ему больше не придётся довольствоваться лишь своими фантазиями тех волнующих сцен, которые то и дело генерирует его бурное воображение. Отныне Малфой сможет воплотить задуманное в жизнь. С девушкой, давно занимающей всё его сознание.       Улыбка на его лице наверняка выглядела по-идиотски, но в данный момент он не был способен контролировать мышцы лица, чтобы изобразить что-то менее до неприличия счастливое.       Чёлка лезла ему в глаза, однако он не хотел отрывать своих рук от Гермионы, чтобы поправить её. Поэтому нежные девичьи пальцы, зачесавшие пряди назад, были благословением.       Грейнджер взирала на него с ответной улыбкой. После полуминутной игры в гляделки её глаза слегка прищурились.       — Просто скажи… ты собираешься меня поцеловать?       Драко восторжествовал, что она не выдержала первой.       — Поцеловать? — ахнул он. — Я полагал, что месяц или два мы будем просто держаться за руки. Месяца через три я бы, возможно, позволил себе тебя обнять. Через полгода проводил бы тебя до дома и, может быть, поцеловал на прощание твою руку.       Гермиона закатила глаза, а Малфой закусил губу, не в силах сдержать смех.       — Ты уже обнимаешь меня.       — О, я не обнимаю. Просто делюсь с тобой теплом тела, дабы не позволить тебе замёрзнуть.       — Ты кусал мою шею.       — Исключительно в ознакомительных целях и с твоего непосредственного позволения, а не потому, что у меня есть пробелы в воспитании, — заявил он, воплощая саму невинность.       Грейнджер прищурилась сильнее, её глаза коварно сверкнули.       — Ты забирался ко мне в шорты, — зловеще прошептала она, и это был удар ниже пояса.       От постыдного напоминания к щекам снова хлынула краска.       Драко издал жалобный стон, зарываясь лицом в мантию на плече Гермионы.       — Ты явно хочешь моей смерти.       — От стыда ещё никто не умирал, — усмехнулась она и провела пальцами от его верхних позвонков к затылку, вызывая волну мурашек по спине.       — Значит, я буду первым, — поднял голову он и посмотрел на неё.       — Просто поцелуй меня, и я не дам тебе умереть, — Гермиона прижала холодную ладонь к его щеке.       — Обещаешь?       — Обещаю, — заверила она.       На этой торжественной ноте он затянул Грейнджер в поцелуй. Они сказали друг другу достаточно слов на сегодня, чтобы наконец отвлечься от разговоров и переключиться на другой, куда более захватывающий способ коммуникации. Ведь поцелуи зачастую могли сказать больше слов.       Кончики ушей Малфоя горели то ли от холода, то ли от происходящего. Время близилось к полуночи, а он чувствовал такой душевный подъём и прилив сил, что готов был не спать до утра, лишь бы не выпускать Гермиону из рук. Казалось, что у него перехватывает дыхание из-за пронизывающего лёгкие октябрьского воздуха, но на самом деле Драко попросту задыхался от той воронки эмоций, которая всецело поглотила его. И, судя по тому, как Грейнджер то и дело прерывалась на неконтролируемые улыбки, он был не одинок в этом волшебном чувстве. Чувстве, которое давало старт их грядущему приключению под названием «отношения».