***
Это было воистину наипрекраснейшее начало дня. Он не выпускал руку Гермионы до самой кухни, а путь был неблизкий, и с большой неохотой расстался с теплом её ладони, когда пришла пора готовить завтрак. Ему хотелось отойти от традиционных английских вариантов утреннего меню, поэтому выбор пал на панкейки с кленовым сиропом. Да простят ему это вопиющее предательство его исконные британские корни. Грейнджер устроилась за барной стойкой, заполучив себе наилучший обзор для созерцания Драко, когда он решительно заявил, что приготовит всё сам. Однажды они обязательно сразятся в битве кулинарных умений, но не в этот раз. Сегодня Малфой намеревался продолжить покорять сердце и желудок Гермионы своими кулинарными изысками. Одно лишь понимание того, что она увидит его в процессе готовки без отвлечения на такие внешние факторы как похмелье, утерянные элементы сознания или головная боль, рождало трепет в районе солнечного сплетения. Подготовив все необходимые ингредиенты и волшебную палочку для использования чар, Малфой накинул поверх домашней одежды фартук и ухмыльнулся, когда поймал на себе блуждающий взгляд Грейнджер. — Нравится вид? — он прислонился бедром к кухонному островку, позволяя ей оценить себя во всей красе. Щёки Гермионы вспыхнули цветом пуансеттии, и она закусила губу, опуская взгляд в столешницу. — Если ты про тот вид, который лишает женщин рассудка, то да. Здесь определённо есть на что посмотреть, — проворчала она, а после, сделавшись самой серьёзностью, добавила: — Незаконно выглядеть так в повседневной одежде и фартуке. Ухмылка Драко стала хищной, и он подкрался к Грейнджер мягкой поступью пантеры. — Без них я тоже выгляжу довольно занимательно, — прошептал он, опаляя горячим дыханием её ухо и оставляя маленький чувственный поцелуй на щеке. — Однажды ты сама в этом убедишься. — Ага, — тихо ответила она и, встречаясь с ним лицом к лицу, устремила взгляд на его губы. Шансы, что завтрак останется завтраком, а не сместится на время обеда, таяли как снег по весне. Малфой никак не мог насытиться своей прерогативой как можно чаще внедряться в её личное пространство, а Гермиона была самым приятным отвлекающим фактором во Вселенной. У них определённо намечались проблемы. — Если ты не прекратишь меня отвлекать, боюсь, завтрак придётся отложить, — его ладонь легла меж её лопаток, медленно спускаясь вниз в дразнящем жесте. — Завтрак — самый важный приём пищи, и пропускать его, значит, пренебрегать собственным здоровьем, — раздался назидательный голос позади них. Они оба вздрогнули, и Драко резко обернулся к проёму двери, где в элегантном платье верескового цвета с безупречно уложенными волосами и непроницаемым выражением лица стояла Нарцисса. — Доброе утро, сын. Едва их взгляды пересеклись, черты лица матери смягчились, а губы тронула улыбка. И в этот краткий миг полнейшего замешательства Драко в буквальном смысле испытал на себе выражение «голова идёт кругом». Слишком много мыслей разом взорвалось в его сознании, заставляя виски пульсировать от боли. Он не мог сообразить, не ошибся ли часом с датой, когда родители должны были вернуться из поездки; недоумевал, почему Нарцисса ещё не схватилась за сердце при виде него и… Грейнджер. Чёрт возьми, на Грейнджер не было маскирующих чар, и все остальные проблемы сразу меркли на фоне этой. Ей-мерлин, у Малфоя рука бы не поднялась применять Обливиэйт к собственной матери. — Мама?.. — это всё, что он сумел произнести, чувствуя себя героем какого-то второсортного спектакля. Напряжение, охватившее Гермиону, сделалось почти осязаемым. Её спину так сильно парализовало под ладонью Драко, что он начал всерьёз опасаться, не услышит ли хруст позвонков. Однако спустя один глубокий вдох, Грейнджер нашла в себе мужество повернуться лицом к Нарциссе: — Здравствуйте, миссис Малфой. Робкий голос Гермионы удивительным образом помог Малфою взять себя в руки. Он вздохнул и шагнул перед ней, загораживая Грейнджер плечом. Какой бы сюрреалистичный оборот ни принимала эта встреча, беспокойство о Гермионе было первостепенно. Мать даже не выглядела шокированной, коей ей, по правде говоря, подобало быть в сложившейся ситуации, тогда как девушка у него за спиной едва дышала. Очевидно, что спасать следовало её. — Доброе утро, мисс Грейнджер. Нарцисса сохранила вежливый тон, несмотря на то что Драко занял практически оборонительную позу перед ней. Лишь по напряжённым уголкам глаз ему удалось определить, что мать до глубины души оскорблена его предположением о том, будто она захочет навредить Гермионе. — Почему ты здесь? Разве ваш отдых подошёл к концу? Серо-голубые глаза пристально глядели на него в течение нескольких секунд, прежде чем она сказала: — Я была бы премного благодарна, если бы мы обсудили наше внезапное прибытие за поздним завтраком. Стол уже накрыт в средней гостиной, и еда ожидает нас всех под чарами стазиса. Грейнджер зашевелилась позади Малфоя, спускаясь с барного стула. — Думаю, мне стоит уйти, — приглушённо проговорила она, явно испытывая колоссальную неловкость от того, что ей пришлось вмешаться в их разговор. Драко взял руку Гермионы в свою и крепко сжал. Бросив на неё взволнованный взгляд, он ужаснулся необыкновенной бледности её лица, с коей ему никогда раньше сталкиваться не приходилось, и поразился прижимающимся к макушке кошачьим ушам, которые выглядели и вели себя так, как если бы хотели оказаться сейчас под лентой, заколками, чарами, под чем-угодно, что способствовало бы их укрытию от чужих глаз. Малфой никогда бы не позволил себе отпустить Грейнджер в подобном состоянии куда бы то ни было. Вряд ли даже перемещение по каминной сети было подвластно ей сейчас, не говоря уже об аппарации, которую она и без того с трудом переносила. — Напротив, — заявила Нарцисса. — Я была бы очень признательна, мисс Грейнджер, если бы вы остались и составили нам компанию. Вижу, что Драко хотел приготовить завтрак лично для вас, но, уверяю, еда Патоки тоже придётся вам по вкусу. А вот это уже настораживало. Значительно. Малфой активно пытался разгадать замысел матери, однако мог сосредоточиться только на аритмичном биении своего сердца, хрупкой влажной ладони в его руке и непонимании. Тотальном непонимании. — Вы хотите, чтобы я… осталась?.. — она стиснула пальцы Драко сильнее, и он ответил ей мягким успокаивающим поглаживанием по тыльной стороне ладони. Нарцисса слегка склонила голову набок, выражая согласие. Гермиона переваривала информацию несколько секунд, прежде чем рассеянно кивнула и, прочистив горло, произнесла: — Конечно. Ваше приглашение — большая честь для меня, миссис Малфой. Если бы можно было составить перечень того, что испытывала Грейнджер, принимая приглашение его матери, то пиететные настроения занимали бы сейчас последнюю позицию. Скорее она, как и он, собственно, находилась на грани панической атаки от предстоящего завтрака в семейном кругу. Семейном кругу Малфоев. — Чудно, — сверкнула улыбкой Нарцисса. — В таком случае встретимся внизу через двадцать минут. Малфой всегда считал, что обладает неплохим умением распознавать эмоции на лице матери, но сейчас в один миг его уверенность накренилась, как Пизанская башня. В голове крутился тысяча и один вопрос, когда она одарила их ещё одним испытующим взглядом и, мягко развернувшись на невысоких каблуках, удалилась. Сказать, что Драко скатился в какую-то фантасмагорическую параллель своей обыденной реальности, значит, изрядно преуменьшить масштабы происходящего. Ведь ни один из вариантов предполагаемого воссоединения с родителями, который Малфой проигрывал у себя в голове, и близко не стоял с тем, с чем он столкнулся на самом деле. Даже если предположить, что Нарцисса каким-то образом прознала о его чувствах к Гермионе и ни капли не удивилась, застав их наедине в поместье, то, чёрт побери… Обратила ли она внимание, что у её сына, как и у его подружки, украшают макушку кошачьи уши?! А хвост? Тот самый, что сейчас как долбаный маятник колебался из стороны в сторону. Что-нибудь из столь поражающих людское воображение факторов хоть мало-мальски должно было привлечь внимание его матушки. Если только… Нарцисса не была осведомлена и об этом. Возможно, о происшествии с ним писалось в «Пророке»? Или кто-нибудь из знакомых, сам того не ведая, оповестил их, отправив им в сову с каким-нибудь сочувствующим письмом? Блядь. Когда Драко чего-то не понимал, он начинал злиться. Ему требовались ответы, а не десятки дополнительных вопросов, взрывающих мозг. Был ли он причиной их прерванного отпуска? Если да, то почему Нарцисса не выглядела так, словно они мчались сюда в спешке и были убиты горем от внезапного несчастья, постигшего их семью? И чем, во имя Мерлина, она руководствовалась, приглашая Грейнджер на завтрак? Гермиона всё ещё смотрела в опустевший дверной проём, когда он обернулся к ней. Будучи бледнее мела, она практически не моргала, и Малфой невзначай забеспокоился, не впала ли она в какой-то неизвестный колдомедицине вид комы. — Грейнджер, — прохрипел он. Никакой реакции. — Гермиона, посмотри на меня, — он коснулся её подбородка и заслонил вид на вход в кухню. Даже взглянув ему прямо в глаза, она выглядела отсутствующей. — Я… У Драко не было подходящих слов, потому что он сам ни черта не понимал. Он провёл большим пальцем по её щеке, а когда улучшений не последовало, наклонился и целомудренно прижался к её губам. — Мне чертовски жаль, — пробормотал Малфой. — Ещё две недели. Две чёртовых недели они должны были оставаться во Франции. Клянусь, я не знал. Я… Она резко вздохнула, как если бы долго пробыла под водой, и положила руки ему на грудь, выбираясь из этого ужасного состояния безучастности. — Ты можешь аппарировать нас? — спросила Грейнджер, заставляя Драко слегка отпрянуть, дабы заглянуть ей в лицо. Карий взгляд вернулся к привычной осознанности, а голос наполнился решимостью. Он не понимал… она хотела сбежать? — Аппарировать. В свою комнату, — уточнила Гермиона, заметив его смятение. — Вряд ли я буду уместно смотреться на завтраке с твоими родителями в таком виде, — она указала на шорты с футболкой, которые одолжила у него, и уголок её губ тронула слабая улыбка. — Полагаю, чары уже не спасут ситуацию, но будет не лишним ими воспользоваться. По крайней мере, чтобы не травмировать психику твоего отца. Малфой не знал, чья психика больше оказывалась под угрозой — их с Гермионой или же Люциуса с Нарциссой. Благодаря внезапному возвращению родителей здравомыслие любого из них могло попасть под удар. Драко заключил Грейнджер в объятия и прошептал: — Ты не обязана появляться за завтраком. Он стал накручивать на указательный палец кончики её кудрей, надеясь, что это поможет им обоим совладать с волнением. — Обязана. Я приняла приглашение твоей матери, — она прижалась к его груди. Прямо к сердцу. — Грейнджер… — Драко. Она была самой упрямой женщиной на свете, и Малфой знал, что ему не под силу склонить Гермиону нарушить слово. Поэтому он вздохнул, смиряясь с предстоящей неизвестностью. — Я буду рядом. И если мне покажется, что нам пора уйти, мы уйдём. Невзирая на то, что ты как истинная гриффиндорка захочешь пройти через что бы то ни было, уготованное нам судьбой и моими непредсказуемыми родителями, до конца. Гермиона улыбнулась и спрятала взгляд у него на груди, сильнее обвивая руками его торс. — Я никогда не дам тебя в обиду, Грейнджер. — Я верю, Драко. Он крепко сжал её в объятиях, и они аппарировали.***
Как бы старательно Грейнджер ни делала вид, что готова к завтраку с его родителями, она была не готова. Что, в общем-то, было нисколько не удивительно, ведь наихудшее знакомство с родителями — внеплановое. Драко даже предложил Гермионе помощь с наложением чар, так как руки у неё то и дело подрагивали, а магия, как известно, не терпела неточности. И вот теперь, когда они вчетвером расположились парами друг напротив друга за обеденным столом, Малфой убедился, что им предстоит пройти через карикатурное подобие семейного завтрака. Нарцисса встретила их ещё одной улыбкой, а Люциус коротким приветствием. Не то чтобы слишком воодушевляющим, но и не слишком сухим. В общем и целом именно таким, которое было из разряда «привычных». Взгляд отца ненадолго задержался на Драко, и он поджал губы — единственное доказательство того, что перемена в его внешности всё же была очевидна. Однако родители с завидным упорством продолжали бойкотировать эту разительную модификацию, тем самым придавая ситуации ещё больший абсурд. Очутившись за столом, Гермиона снова начала бледнеть, поэтому Малфой до неприличия широко расставил ноги под столом, чтобы соприкоснуться с ней коленом. Пусть это был незначительный тактильный контакт, но всё же лучше, чем полное его отсутствие. Под видом того, что возится с салфеткой на коленях, Грейнджер коротко коснулась его брюк в знак признательности за поддержку. Драко положил себе на тарелку яйца и бекон, а Гермиона остановилась на овсяной каше с ягодами и фруктами. Хотя ни одному из них сейчас кусок не лез в горло. Грейнджер необыкновенно долго зачерпывала ложкой овсянку, а Малфой слишком медлил, отрезая кусочек бекона. Когда этот молчаливый фарс, являющийся плохой пародией на завтрак, затянулся, Драко заговорил первым: — Как погода в Марселе? — Великолепная для разгара октября, — ответила Нарцисса, предварительно промокнув губы салфеткой. — О, — всё, что он сумел произнести перед очередной катастрофической паузой. Едва уловимый стук столовых приборов о фарфоровые блюда ещё никогда не казался таким раздражающе громким. Малфой чувствовал, что чем дольше будет пребывать в этом подвешенном состоянии, тем скорее хвост и кошачьи уши начнут выдавать его внутреннее состояние душевного раздрая. И чем быстрее Драко что-то предпримет, дабы предотвратить неизбежное, тем меньше внимания привлечёт к своей персоне. Он украдкой бросил взгляд на Гермиону, цвет лица которой почти сравнялся с мертвенной бледностью скатерти за столом. Каши у неё в тарелке не убавлялось, кажется, она выковыривала оттуда только ягоды, что само по себе, надо признать, было большим подвигом, ибо Грейнджер выглядела так, словно её в любую минуту может стошнить от волнения. — Что ж… — он предпринял ещё одну попытку завязать разговор. Только теперь в менее деликатной манере. — Честно признаться, я удивлён, что вы преждевременно променяли морской воздух юго-востока Франции на унылый Лондон. И хотя утро началось с ярких солнечных лучей, сейчас над небом Уилтшира сгрудились кучевые облака. Для октября, в принципе, как и для других месяцев в Великобритании, такая переменчивость погоды была нормой. Голубые глаза Нарциссы приобрели стальной оттенок, стоило их взглядам пересечься, вступая в немое противоборство. Вот он — первый признак крушения учтивости и надвигающегося разбора полётов. Родители отложили столовые приборы в сторону, и Драко сделал то же самое, тем самым безмолвно объявляя войну. Войну тьме вопросов и массе непониманий, зависшим над головами присутствующих, подобно штормовым облакам. — А мы, честно говоря, удивлены, что до сих пор не получили от тебя известия о несчастном случае, который приключился с тобой на последней миссии. Напряжённая тишина зазвенела между ними, как поколебавшаяся струна. Кошачье ухо Малфоя дёрнулось, и мать, хоть и не слишком явно, обратила на это внимание. В её глазах промелькнули несколько противоречивых эмоций разом, и дальнейшие слова прозвучали на толику мягче, чем предыдущие: — Мы полагали, что тебе требуется время, чтобы побыть в одиночестве. Что тебе, возможно, не хочется никого видеть, даже собственных родителей, но… Прошло больше трёх недель, сын. Ты должен был оповестить нас. Ладонь Нарциссы, касающаяся края стола, сдвинулась вперёд, как если бы она хотела дотянуться ею до Драко и накрыть его руку в знак поддержки. Но стол был таким же большим, как и пропасть недопониманий между ними. Совестливый укол пронзил сердце Малфоя. Он не хотел омрачать их первый совместный отдых вне Лондона за долгие десять лет, видит Мерлин, однако трудно было отрицать: они, как никто другой, заслуживали узнать о случившемся от него. Стоило признать, что он действительно облажался, хотя и думал всё это время, будто его умалчивание во благо. — Как вы узнали? — нарушил неловкое молчание он. — Волшебный мир тесен, Драко, — наконец заговорил Люциус. — Мы получили сову из Мунго, как только тебя туда доставили. Целители заверили, что твоей жизни ничего не угрожает, но советовали избегать визитов и каких-либо волнующих факторов до выписки, чтобы не вызвать дополнительный стресс. Поэтому, посовещавшись с твоей матерью, мы решили дать тебе возможность пережить этот момент самостоятельно и прибыть только в том случае, если ты сам пожелаешь нашей помощи или моральной поддержки. Что ж… Это имело смысл. Ведь, несмотря на дружественные отношения с родителями, Малфой рьяно отстаивал своё право на то, чтобы справляться с встречающимися у него на пути неурядицами — хотя кошачий инцидент скорее олицетворял крутой жизненный поворот — в одиночку. Нарциссе, привыкшей с первых дней жизни Драко разделять с ним все радости и горести, было особенно непросто смириться с этой его потребностью в уединении. И всё же она сумела принять его выбор, поняв, насколько это для него важно. — Мы уважаем твои личные границы, Драко. Просто иногда ситуация достигает той критической точки, когда родительское сердце более не способно находиться в неведении. И ты обязательно это поймёшь, обзаведясь собственными детьми, — мать сделала короткую, но выразительную паузу. Паузу из разряда тех, которые говорят красноречивее любых слов. Эффект ненадолго воцарившейся тишины распространился и на Гермиону. Всеми фибрами души и, казалось бы, даже соприкасающимся с нею коленом Малфой ощутил нервозность, одолевшую Грейнджер, едва Нарцисса затронула тему детей. Он подвинулся на правый край стула и зацепился с Гермионой под столом мизинцами, надеясь, что ещё один незначительный контакт поможет ей вздохнуть чуть свободнее. — Твой отец и так сумел уговорить меня дать тебе больше времени, — Нарцисса на мгновение прижала кончики пальцев к виску, как если бы у неё началась мигрень. — Мы видели короткую заметку без упоминания твоего имени в «Ежедневном пророке». И мы связались с Блейзом и Теодором, которые рассказали, что ежедневно навещают тебя, что ты в относительном порядке и проходишь курс реабилитации с мисс Грейнджер. Гермиона, давно бросившая затею завтрака, не поднимала взгляда выше уровня коленей и свободной рукой беспрестанно теребила салфетку. Драко крепче сжал девичий мизинец своим. — Если бы не все те крохи информации, которые нам приходилось добывать окольными путями, я бы уже давно умерла от неизвестности. Ты просто должен был написать нам, — устало подытожила Нарцисса. Люциус применил волшебство, и недоеденные блюда исчезли, а их место заняли чайные чашки. Малфой испытал титаническое облегчение от того, что им больше не придётся делать вид, будто они полны энтузиазма съесть свои порции. — Я хотел, чтобы вы провели время так, как давно планировали, — признался он. Непредусмотрительно, однако Драко действительно не пришло в голову, что им послали записку с совой, из-за чего они мучаются неведением. В тот момент он настолько замкнулся на своих проблемах, что не озаботился мыслью, как будут чувствовать себя его родители, узнай они обо всём — преднамеренно или нет — из чужих уст. — Я не хотел лишать вас этого отпуска и отравлять его своей неудачливостью, из-за которой вы видите меня сейчас таким, как есть. В последний раз сдавив мизинец Грейнджер, Малфой разъединил их руки, дабы наполнить чашку. Он добавил четверть молока, затем налил чай, а следом кинул кубик сахара. Размешав содержимое, Драко сделал глоток и с горьким удовлетворением отметил, как приятный вкус напитка затенил досаду от собственных слов. Под прикрытием прежней увлечённости льняной салфеткой Гермиона дотронулась до его колена. Это был такой невесомый жест, но мимолётного прикосновения оказалось достаточно, чтобы он утешился мыслью о том, с какой женщиной отныне встречается. Кто знает, возможно, если бы не эти метаморфозы с внешностью, он шёл бы к отношениям с ней чёрт знает сколько. С его-то нерешительностью и склонностью к душевным терзаниям по поводу и без. Святые небеса, как же ему сейчас хотелось сгрести Грейнджер в охапку и не отпускать. Это же так ценно, когда у тебя есть человек, в чьих объятиях можно найти исцеление. — Твоя неудачливость здесь ни при чём, — сдержанный вздох слетел с губ Нарциссы, когда она беззвучно поставила чашку на фарфоровое блюдце. Малфой, глубоко закопавшийся в свои мысли, встрепенулся, возвращаясь в действительность. Он услышал фразу матери, но смысл ускользал от него. — А? — Дело не в твоей неудачливости, Драко, — повторила Нарцисса. — Скорее в жестокосердии твоего прадедушки по отцовской линии. Люциус, сидящий рядом с нею, получил в свою сторону укоризненный взгляд. И закатил глаза в совершенно неподобающей манере, которую Драко абсолютно точно перенял от него. — Прадедушки Септимуса? — уточнил он, окончательно сбитый с толку последним замечанием матери. Нарцисса кивнула и занялась яблочным пирогом на своей тарелке, передавая этим самым эстафету в разговоре главе семейства. — Как он может быть причастен ко всему этому? — недоумевал Малфой. Его брови сошлись к переносице. Он переводил взгляд с одного родителя на другого, однако мать ясно дала понять, что сдала свои полномочия. Гермиону одолела нервозность, и она принялась ёрзать на стуле, когда Люциус вздохнул и наконец заговорил: — Как ты знаешь, твой прадедушка был очень влиятельным человеком в Министерстве магии в конце восемнадцатого века. Он занимал должность советника Министра и обладал довольно большим влиянием. Малфой-старший выглядел порядком несчастным из-за завязавшегося разговора и отвлёкся на глоток чая, словно тот обладал волшебными свойствами, которые помогли бы ему пережить предстоящие откровения. — Однажды к нему обратилась волшебница, одна из немногих женщин-зельеваров в то время. Оказалось, что кто-то из недоброжелателей подмешал неизвестный ингредиент в её экспериментальное зелье. Вследствие чего произошла необратимая реакция, пар из котла заволок всё помещение, и женщина потеряла сознание. Очнулась уже с кошачьими ушами и хвостом. В Мунго ничем не смогли помочь, поэтому она попросила у Септимуса разрешение на использование чар неосязаемости. Но по некоторым причинам он ей отказал, — уклончиво пояснил Люциус. Нарцисса отправила мужу суровый взгляд. — Хорошо. Ладно. Он отказал ей по одной-единственной причине. — Да во имя Мерлина, Люциус! Маглорождённой. Та волшебница была маглорождённой. Вот и всё. Малфой-старший поджал губы и продолжил: — Так и есть. Он отказался помочь ей, ссылаясь на её происхождение и слишком большое самомнение по поводу того, что кто-то разрешит ей использовать такую специфичную магию, как чары неосязаемости. То бишь магию для избранных. — Говоря на языке Септимуса — магию, достойную только чистокровных, — добавила Нарцисса. У Грейнджер выскользнула чайная ложечка из рук, неподобающе громко звякнув о блюдце. Все взгляды устремились к ней, и Драко почти забыл, о чём шла речь, ибо Гермиона выглядела так, будто хотела провалиться под землю прямо вместе с этим стулом. — П-простите. Салазар. Кажется, ещё никогда Малфою не доводилось видеть Гермиону в таком неестественном состоянии напряжения. Сейчас бы ему как никогда кстати пригодилось умение передавать ей свои прикосновения или поддержку на расстоянии. Но, к несчастью, даже магия не обладала такими обширными возможностями. Поэтому он одними губами прошептал: «Ты в порядке?», на что получил в ответ неуверенный кивок, прежде чем она опять опустила глаза. — Я пока не вижу связи, — Драко поспешил вернуть внимание родителей к себе. — К сожалению, она есть, — мрачно ответила его мать. — И самая прямая. — Мало того, что Септимус отказал ей, — возобновил свой рассказ отец, хотя и выглядел так, будто желал очутиться где-нибудь вдали от этого разговора, — он нарочно осветил случай этой женщины в «Ежедневном пророке». Как впоследствии выяснилось, на свою беду и на нашу голову. Волшебница оказалась колдуньей с довольно сильным магическим потенциалом и в отместку наслала порчу на наш «заносчивый чистокровный род», о чём любезно сообщила ему на закате своей яркой и безбедной жизни в письме. Люциус сделал глоток чая. Ему явно не терпелось поскорее покончить с этим рассказом, но столь длинный монолог отнимал у него все силы, вынуждая делать паузы. — В послании сообщалось, что однажды на одного из мужчин, в чьих венах течёт кровь Малфоев, падёт похожее проклятие. Твой прадедушка отнёсся к этому заявлению скептически. Ему казалось неразумным подвергать наказанию потомков, а не его самого, как единственного человека, чьего возмездия она желала. Однако даже он не мог не согласиться, что жизнь в вечном страхе будет большим наказанием для всего рода, нежели мгновенная месть. Чем дальше Драко слушал и складывал пазлы в своей голове, тем сильнее убеждался, что у него какая-то карма — отвечать за грехи предков. Он думал, что покончил с этим после окончания войны и долгих лет скрупулёзного восстановления собственной репутации, но, по всей видимости, как всегда, глубоко заблуждался. — Как бы то ни было, время шло, а угроза не претворялась в действительность. Я уже был почти убеждён, что всё это пустая болтовня и просто один из способов, который придумала оскорблённая ведьма, чтобы пощекотать нервишки моему деду, пока мы с твоей матерью не получили сову из Мунго. Тогда стало понятно, что обещание не было голословным. Просто именно в тот момент, когда мы стали меньше всего ожидать, что проклятие сбудется, оно воплотилось в жизнь. Малфой сидел, придавленный тоннами свалившейся ему на голову информации, и не понимал, выберется ли в ближайшее время из-под этих впечатляющих баррикад. Его жизнь всё больше походила на какой-то абсурдный спектакль с одной бесконечной сценой без антракта. Его прадед был очередной самодовольной и напыщенной — как по-малфоевски, согласитесь — задницей. Он не только не протянул руку помощи женщине, которая всего лишь, как и его Гермиона, хотела остаться незамеченной, но и осветил её ситуацию на весь волшебный мир. Просто из-за того, что она была маглорождённой. Как и его Гермиона, опять-таки. И теперь Драко тот, кто пожинает плоды заносчивости старины Септимуса. Что это, если не сюжет для центрального разворота журнала сплетен с колонкой Тётушки Забини́? Пожалуй, Блейз мог бы озолотиться на этой истории из жизни лучшего друга и, возможно, никогда больше не работать до конца своих дней. Хотя он и делал это скорее ради развлечения, нежели галлеонов. Поскольку его семь раз вдовствующая матушка и без того сколотила такое состояние, что ещё с несколько поколений Забини могли припеваючи существовать на имеющееся наследие. Только с третьей попытки заговорить Малфой сумел сформулировать нечто осмысленное: — То есть вы были готовы к этому? К тому, что проклятие может настигнуть нашу семью в лице… меня? — Вряд ли к подобному можно подготовиться, — ответила Нарцисса. — Но, когда заранее знаешь причину, у тебя не остаётся другого выбора, кроме как принять исход. Та женщина, с которой так возмутительно обошёлся твой прадедушка… Мэйзи, Лейзи… — она прижала пальцы к вискам, силясь вспомнить имя. С неуловимостью снитча у Драко пронеслась какая-то мысль в голове, но тут же упорхнула. Откуда, спрашивается, ему было знать ответ на этот вопрос? — Возможно, Дейзи? — неожиданно подала голос Гермиона. Когда все взгляды устремились к ней, она сделалась донельзя смущённой. И хотя в школе Малфой не замечал за ней склонности к самобичеванию после какого-нибудь высказанного вслух ответа, сейчас она выглядела в точности как человек, корящий себя за внутреннюю импульсивность. — Верно, мисс Грейнджер, — с улыбкой подтвердила Нарцисса. — Дейзи Мур. Я полагаю, вы с Драко уже изучили кое-какие книги в нашей библиотеке. Мур прислала своё издание «Мифов и реалий» вместе с судьбоносной запиской, гласящей о проклятии. Что-то вроде ироничного сувенира. Дейзи, Дейзи Мур была той самой женщиной, что навела порчу на род Малфоев? Что там Драко упоминал про разворот? Эта история заслуживает целого выпуска «Сплетен»! Этот чёртов журнал буквально был создан для того, чтобы явить миру историю преображения Драко во всей красе. Спрос на столь сенсационный номер, собственно, как и его тираж, взлетит до небес. Ведь будет читаться с таким упоением, какое многим приключенческим романам, пылящимся на полках во «Флориш и Блоттс», даже не снилось. — И вы… вы читали эту книгу? У Малфоя вспыхнули кончики ушей, когда он предположил, что родители в курсе его своеобразных наклонностей. В мгновение ока он почувствовал себя подростком, которого застали в процессе чего-то неподобающего. — Помилуй, дорогой, мы и подумать не могли, что она действительно станет кому-то полезной, — сказала Нарцисса после глотка чая, и у Драко отлегло от сердца. Хотелось верить, что родители и дальше предпочтут оставаться в неведении, избегая подробностей, касающихся его новой сущности. Ну или, по крайней мере, не станут обращаться к кладезю познаний Мур, ограничиваясь более поверхностными сведениями. — Однако если ты считаешь, что она поможет нам с твоим отцом лучше понять тебя, мы обязательно ознакомимся с ней. Малфой с такой силой вцепился в фарфоровую ручку, что искренне поразился, каким чудом той удалось не треснуть под его натиском. Если не из-за непозволительного давления пальцев, то хотя бы из-за взыгравшей на нервной почве магии у него в крови. Последнее, чего бы Драко захотел в своей жизни, так это чтобы его родители знали, с каким удовольствием он готов «вонзать свои клычки» в чью-нибудь мягкую плоть. Или о сезонных повышениях его либидо. — Уверяю вас, не стоит, — он постарался звучать как можно более беспечно и убедительно. — В ней нет ничего такого, что было бы полезно для нашего с вами взаимопонимания. «Кроме того восхитительного открытия, что ваш сын стал ещё чуточку развратней, чем прежде», — мысленно добавил он. — Главное, чтобы благодаря ей вы достигли взаимопонимания с мисс Грейнджер, — многозначительно улыбнулась мать. Его сердце пропустило удар, а в животе завязался узел. — Ч…что? Чёрт возьми, Малфой совсем позабыл, что Нарцисса застала Гермиону без чар. И с этим завтраком, свалившимся как снег на голову, у них совсем не было времени, чтобы придумать этому логичное объяснение. — У мисс Грейнджер похожая ситуация, не так ли? — блеск её глаз стал выразительнее, и она посмотрела на Гермиону, мигом опустившую взгляд в чайную чашку, к содержимому которой едва ли притронулась. Драко судорожно стал перебирать в голове варианты, способные переубедить его мать в том, что то, что она видела — взаправду. — Салазар, нет! — слишком импульсивно воскликнул он и издал скорее нервный, чем легкомысленный смешок. — Гермиона просто… просто… Малфой взглянул на неё и взял за руку, так как не сумел больше выносить того беспомощного вида, который преследовал её на протяжении всей трапезы. Он вздохнул, переплетая с ней пальцы, и на одном дыхании проговорил: — Я склонил её к ролевым играм. Грейнджер издала тревожный сдавленный звук, подняв на него округлившиеся до удивительных размеров глаза. — Да, — он красноречиво взглянул на неё, подтверждая, — я предложил Гермионе эту авантюру, и она пошла на поводу у моих своеобразных желаний. Весь её утренний образ — всего лишь маскарад. Притворство, — его наигранная улыбка дрогнула, но он героически сумел удержать её на губах, когда повернулся к родителям. — Как интересно, — с насмешкой в глазах и голосе протянул Люциус. — Я полагаю, любимая, — обратился он к жене, — мы приехали слишком рано. Курс реабилитации нашего сына, кажется, в самом разгаре. Улыбка сошла с лица Драко, и он предупредительно сжал челюсти. — Это не в рамках терапии, отец. — Нет? — притворно удивился Люциус, напрочь игнорируя напряжённый голос сына и его смурной вид. — Жаль. Очень хотелось отметить ваш с мисс Грейнджер творческий подход к делу. Малфой крепче сжал ладонь Гермионы и постарался сосредоточиться на тепле её пальцев, а не на том, что его подмывает съязвить отцу в ответ. Обмен колкостями вряд ли бы пошёл на пользу их взрывоопасному разговору. Вместо едких слов, крутящихся на языке, он признался: — Мы с мисс Грейнджер встречаемся. Пусть для вас это весьма неожиданная новость, но… — Навряд ли, дорогой, — с улыбкой возразила Нарцисса. Драко, поглаживающий тыльную сторону ладони Гермионы, застыл и, пристально взглянув на мать, поднял брови в немом вопросе. — Мы знали о твоём увлечении мисс Грейнджер, — пояснила Нарцисса. — Как и о некоем большом секрете, который она хранит. Нынешнее утро делало всё возможное, чтобы свести Малфоя с ума. Он никогда не говорил родителям, что неравнодушен к Гермионе. Абсолютно точно, безусловно, совершенно гарантированно не говорил. По крайней мере, в здравом уме и твёрдой памяти. — Однажды тебя доставил домой мистер Поттер, и ты, явно переусердствовав с алкоголем, неустанно бормотал про то, какую чудесную ведьму поцеловал, и про померещившиеся тебе пушистые кошачьи уши. У Драко запульсировало в затылке с такой силой, словно в него на всех скоростях впечатался бладжер, а ладони сделались влажными от новостей об его пьяной исповеди. Что, во имя Мерлина, он ещё мог растрепать родителям на нетрезвую голову? — Я мог говорить про кого угодно, — не слишком убедительно заявил он, чувствуя, как хвост поджимается от собственного неуверенного лепета. Люциус хмыкнул. — Ты повторил имя мисс Грейнджер не менее трёх десятков раз. Я считал, — ухмыльнулся отец. Малфой ощутил, как румянец поднимается от его шеи к щекам. Он ни черта не помнил о той ночи. Но в самом деле не удивился тому, что разоткровенничался с родителями под воздействием алкоголя. Наверняка он был так впечатлён своим хоть и кратковременным, однако сближением с Гермионой, что готов был трезвонить об этом направо и налево. — Ладно, допустим, — Драко занервничал, и его хвост совсем сник, что, честно говоря, служило не слишком воодушевляющим сигналом. — Я и впрямь давно очарован Гермионой. Но вы же не могли всерьёз решить, будто у неё есть что-то… вроде этого? — он махнул рукой в направлении своих кошачьих ушей. Малфой стиснул руку Грейнджер практически до боли, когда лица родителей остались невозмутимы и даже спокойны. — Почему же? — поинтересовалась Нарцисса. — Как раз это и зацепило наше внимание. Мы предположили, что это может быть видоизменённой интерпретацией проклятия Мур. Что, возможно, никто из рода Малфоев не подвергнется ему лично, а захочет связать свою жизнь с женщиной, столкнувшейся с чем-то подобным. Драко чувствовал, что сдаёт позиции. У его родителей на всё имелась своя теория. Пусть и порядком невероятная, но теория. — Звучит как гипотеза, притянутая за уши, — тем не менее возразил он. Грейнджер, с которой их руки по-прежнему оставались соединены, шумно вздохнула и заговорила: — Брось, Драко. Мне кажется, уже всё довольно… очевидно, — поджала губы она и выдала натянутую улыбку. — У нас с Драко действительно… похожая ситуация. Он крепче стиснул хрупкую ладонь, не веря тому, что она прямо сейчас добровольно открыла свой секрет его родителям. — Гермиона… Она покачала головой, не позволив ему продолжить. Впервые за всё время пребывания за столом от неё исходила непостижимая решимость. Грейнджер подняла взгляд на Люциуса с Нарциссой. Тепло её маленькой ладони исчезло из его руки, когда он позволил их переплетённым пальцам расцепиться. — Несчастный случай с Оборотным зельем шестнадцать лет назад. Она потянулась за палочкой, и Малфой заподозрил, что она собирается снять чары. Дезиллюминационное заклинание было обращено вспять, прежде чем он попытался бы её остановить. Гермиона вытащила из волос ленту, освобождая кончики кошачьих ушей из-под её гнёта. — Вот, — проговорила она, пока Драко продолжал недоумевать, какие мотивы движут Грейнджер. Мгновение спустя всё прояснилось: — Совсем не та партия, о которой вы мечтали для Драко, верно? Болезненно заострённые нотки в её голосе отправили рябь холодка по спине Малфоя. — Гермиона… — вновь начал он, попытавшись снова коснуться её руки. — Подожди, пожалуйста, — прошептала она, мужественно сохраняя невозмутимость в лице и даже одаривая его слабой улыбкой. Однако Драко прекрасно видел лихорадочный блеск глубоких карих глаз и уголки губ, вот-вот грозящиеся дрогнуть. Грейнджер усилием воли вернула взор к его родителям. — Итак, что вы на это скажете? Прикажете отойти в сторону? Сердце в груди Малфоя забилось как птица, загнанная в клетку. Этот проклятый завтрак принимал катастрофический оборот. У них с Гермионой было слишком мало времени, чтобы оговорить возможные сценарии знакомства с родителями, но происходящая здесь и сейчас версия определённо претендовала на звание худшего из них. Он всё-таки накрыл её руку. Пусть Грейнджер осталась безучастной, ему было достаточно того, что она приняла его тактильную поддержку. — Гермиона… — Разве не для этого вы меня пригласили на завтрак, миссис Малфой? Она звучала так же внушительно, как выглядела. Словно маленький, неуверенный в себе львёнок внезапно стал самой настоящей львицей. В чертах её лица, как и в голосе, появилось нечто непреклонное. Нечто такое, чего Драко никогда прежде у Грейнджер не наблюдал. Подобной силой совершенно точно обладала его мать, но он даже не подозревал, что отыщет похожие качества у Гермионы. Это открытие временно его обескуражило. Настолько, что он не сумел вмешаться в разговор двух женщин, коих — каждую по-своему, но одинаково сильно — боготворил. — Помилуйте, мисс Грейнджер, — Нарцисса, казалось, тоже заинтересовалась этой переменой, произошедшей с Гермионой. — Разбить сердце вам и своему единственному сыну — последнее, для чего я пожелала бы видеть вас на семейном завтраке. Если бы мы с Люциусом хотели, то придумали бы более изощрённые способы предотвратить ваш союз. И, уверяю вас, начали бы действовать сразу же, как только узнали, что Драко к вам неровно дышит. — Мама… — Позволь мне договорить, дорогой, — произнесла Нарцисса и вновь переключила внимание на Гермиону. — Я понимаю, мисс Грейнджер, отчего вы с такой предубеждённостью относитесь ко мне и моему мужу, и считаю это вполне справедливым, но наши консервативные взгляды несколько изменились. — Несколько? Имела ли ты в виду слово «кардинально», любимая? — сыронизировал Люциус. Нарцисса прижала кончики пальцев к вискам и помассировала их. — Вы двое, — она перевела строгий взгляд с мужа на сына, — просто невыносимы. По силам ли вам провести хоть минуту без каких бы то ни было язвительных замечаний или попытки вмешаться в разговор? Драко покосился на Гермиону как раз тогда, когда уголки девичьих губ дёрнулись в сдержанной улыбке. Солидарной улыбке. Это породило в Малфое значительное облегчение — поскольку то была её первая положительная эмоция, хоть и подавленная за всё время пребывания за столом — и маленький внутренний бунт. Ведь он не был занозой в заднице. И совсем не стремился занять активную позицию в любом обсуждении. Ну если только иногда, возможно. Самую малость. — Мисс Грейнджер, судьбы нас всех затронула война. Наша семья давно признала крах тех идеалов, на стороне которых сражалась. Мать сделала раскаивающуюся паузу. — Покалеченные судьбы, разрозненные семьи — это не то, что способствует становлению здорового и процветающего общества, — продолжила она. — История рода Блэк и Малфоев исчисляется тысячелетием, но если мы что-то и можем сделать для того, чтобы она продолжила развиваться в правильном русле, так это отступить от прежних убеждений. Пускай нашему поколению не под силу вытравить устои, складывающиеся столетиями, но, возможно, это удастся сделать вам. У вас есть все шансы стать глотком свежего воздуха в летописи нового мира и наших семей в частности. Нарцисса отпила чай. — Я не смею надеяться, что вы прямо сейчас убедитесь в подлинности наших суждений, но, может быть, дадите нам шанс. Если вы нашли в нашем сыне те качества, которые вызвали у вас к нему глубокую симпатию, то вполне вероятно, что мы, как его родители, тоже не так уж плохи, — она улыбнулась, подводя тем самым черту под своей продолжительной речью. Драко на автомате поглаживал внешнюю сторону ладони Гермионы. Она повела кистью и сжала его руку. — То есть вы не возражаете, что мы… что мы с Драко вместе? И действительно не собираетесь этому препятствовать? — Кажется, именно эту мысль моя жена только что пыталась донести до вас, юная леди, — изогнул уголок губ Малфой-старший. Грейнджер смутилась от прямого обращения Люциуса к ней. Или, возможно, от его испытующего взгляда, зацепившего её кошачьи уши. — Отец, — Драко выразительно посмотрел на родителя, стараясь силой мысли донести до него просьбу о том, чтобы он не вгонял Гермиону в краску. Ни словом, ни взглядом. Малфой-старший демонстративно вздохнул и занялся тостами. За что Драко был по-настоящему ему благодарен, считая это большой уступкой с его стороны. — Мы не хотели ввести вас в заблуждение нашим приглашением на завтрак, мисс Грейнджер. Рано или поздно вам бы всё равно пришлось пройти через это. А зная своего сына, могу предположить, что он оттягивал бы этот момент целую вечность, оберегая вас подобно дракону. У Драко вспыхнуло лицо. Как и всегда, когда кто-то намекал на его собственнические замашки. Чем дольше Малфой жил на белом свете, тем глубже убеждался, что и впрямь слишком ревностно относится к сокровищам, которые оказываются в его власти. И так как Гермиона была самой главной драгоценностью, занимающей все его мысли в течение двух последних лет, Драко в самом деле намеревался охранять её покой. И, конечно же, не собирался знакомить — не совсем подходящее слово, так как технически они уже были знакомы задолго до этого — её с родителями до тех пор, пока не убедился бы, что тщательно подготовлен к любым поворотам предстоящей встречи. — Раз уж мы затронули эту тему, то дракон во мне очень хотел бы поскорее покончить с этим завтраком. Пока случайно не выяснилось, что над нашим родом висит ещё несколько проклятий, которые видят во мне подходящую кандидатуру для своего воплощения, — отпарировал Малфой и, разомкнув руку с Грейнджер, убрал салфетку с колен. — Вы не возражаете, если мы с Гермионой удалимся? Полагаю, каждому из нас есть что осмыслить. — Конечно, дорогой, — кивнула Нарцисса. — Спасибо, что составили нам компанию. Драко встал из-за стола и очутился позади спинки стула Грейнджер, чтобы помочь ей подняться. — Спасибо за приглашение, — застенчиво поблагодарила Гермиона. Малфой невольно улыбнулся, размышляя о том, как молниеносно могло меняться настроение этой женщины. То она краснела, то бледнела. В один миг львиная храбрость переполняла её, а уже через мгновение она становилась самим воплощением кротости и невинности. Поистине многогранная женщина. — Надеюсь, это наша не последняя встреча, мисс Грейнджер, — улыбнулась Нарцисса. Гермиона несмело кивнула и поднялась на ноги. Драко отодвинул для неё стул, а как только она вышла, задвинул его обратно. Он задержался и взглянул на родителей, когда понял, что так и не извинился перед ними за то, что не отправил им письма. — Я полагаю, что мы поговорим ещё обо всём этом. Позже, — Малфой переступил с ноги на ногу и провёл рукой по волосам. — Я сожалею, что не поставил вас в известность. Отец хмыкнул, а Нарцисса понимающе изогнула уголок губ. — Теперь это не так уж важно, милый. Присоединяйся к нам за ужином, если захочешь. У них с Гермионой ещё не было планов на день, однако Драко посчитал, что отужинать с родителями — то немногое, что он может сделать, чтобы искупить свою вину. — Конечно, — пообещал он. Обменявшись ещё одной улыбкой с матерью и вежливо кивнув отцу, Малфой поравнялся с Грейнджер, и они вместе отправились к выходу из гостиной. Стоило двери в его комнату закрыться, Драко тут же притянул Гермиону к себе и уткнулся лицом ей в волосы. Он оставил короткий поцелуй возле её левого кошачьего уха, а потом ещё один. И ещё. — Ты пережила знакомство с родителями, Грейнджер, — пробормотал он. Руки Гермионы сильнее обвили его поясницу. — Похоже на то, — с недоверчивым нервным смешком согласилась она. — И у меня всё ещё дрожат колени. Малфой поймал себя на том, что продвигается маленькими поцелуями по краю кошачьего уха Грейнджер — от основания к кончику. Ладони скользили по её спине, и Драко плавно стал направлять её наступлением своих шагов к кровати. — А я всё ещё никак не пойму, что нахожу более сюрреалистичным: всю эту историю с прадедом или то, что ты добровольно открылась моим родителям. Ты была крайне решительна, когда сняла чары, — они оба опустились на кровать, и Малфой взял в свои руки её лицо. Девичьи пальцы мягко сомкнулись у него на запястьях. — И на порядок отчаянна, — усмехнулась она. — Уверена, твои родители сочли это за дерзость. — Скорее за внутреннюю силу. И, знаешь, подобные черты им по нраву, — он прижался к ней лбом, а затем наклонился, чтобы поцеловать. Гермиона ответила на поцелуй, однако вскоре отпрянула. Обняла его за шею и заглянула в глаза. — Эта история с Септимусом… — начала она и замялась. — Мне очень жаль. Если ты злишься или огорчён, или хочешь хорошенько выругаться, я не возражаю. Или если тебе вдруг хочется остаться наедине, тогда я… — Ну нет, Грейнджер. Всё что угодно, но не смей оставлять меня одного. Я мечтал об этих чёртовых выходных в твоей компании больше, чем ты можешь себе вообразить, — он провёл подушечкой большого пальца по линии её ключицы к плечу. — По правде говоря, я ещё не переварил всё это. С одной стороны, с такой историей я мог бы запросто взять все трофеи в номинации «Самый фантастический сюжетный поворот из моей автобиографии», а с другой — мне не составляет труда поверить в её правдивость. Малфои всегда были высокомерными засранцами, и мой прадед вряд ли являлся исключением. На самом деле поразительно, что за вековой отрезок времени мы навлекли на себя только одну порчу. С нашей-то великолепной способностью впутываться в неприятности. Он усмехнулся. Пальцы Гермионы запутались в его волосах, и она принялась медленно перебирать их. Тепло стало разрастаться в районе верхних позвонков Драко. Грейнджер бросила на него долгий задумчивый взгляд, прежде чем негромко промолвила: — Я не считаю, что ты придерживаешься этой традиции. Как ты выразился… быть засранцем? Улыбка заиграла на губах Малфоя. — У меня было достаточно времени, чтобы понять, что эта традиция мне не по нраву. Если кому-то из нашей семьи придётся поступиться неудачными устоями, пусть это буду я. Гермиона вернула ему улыбку и, потянув его за рубашку, уложила их обоих на кровать. Расположившись на боку, Драко смахнул кудряшку у неё со щеки, а затем зарылся пальцами в локоны у затылка. Они смотрели друг на друга, пока он рассеянно массировал кожу у корней вьющихся волос. — Ты не возражаешь, если вечером я присоединюсь к родителям за ужином? Она мотнула головой. — Нисколько. Я даже настаиваю на этом, — передразнила его Грейнджер, припоминая ему утренний разговор. Он цокнул языком и закатил глаза, но ничего не успел ответить, как она вмиг сделалась задумчивей и серьёзней. — Было бы слишком нескромно с моей стороны завладеть всем твоим свободным временем. — О, поверь, я бы не стал противиться такой перспективе. Да и какой бы мужчина отказался отдать все свои временные ресурсы во власть прекрасной женщины? На её скулах зажёгся румянец. — Ты ужасный льстец. — Просто говорю то, что вижу, — отозвался он и, подавшись к ней, нежно поцеловал. — Чем займёшься вечером? — Мм, возможно, напрошусь на ужин к Гарри с Джин. Раз уж я пропускаю наш традиционный субботний обед, думаю, будет уместно предложить им компенсацию в виде совместного вечера. Гермиона выводила у него на спине незримые узоры, из-за чего оксфордская рубашка показалась Малфою излишним предметом одежды. — А после? Я имею в виду… хочешь ли ты снова переночевать у меня или… — Нет, — безапелляционно заявила она. — Нет? — Драко поднялся на локте, бросая на неё удивлённый взгляд. Его мнительная и никогда не дремлющая натура принялась посылать первые тревожные звоночки в сознание: он сделал что-то не так? Был слишком навязчив или, наоборот, проявил недостаточно внимания к ней? — Сегодня я бы хотела пригласить тебя к себе, — улыбнулась Грейнджер, предотвращая все последующие параноидальные варианты. — Если, конечно, тебя устроит менее величественная кровать в менее монументальном доме. Панический узел в животе Драко ослаб. Если рядом будет эта девушка, ему совершенно безразлично, на какой плоскости они найдут приют этой ночью. «Этой целомудренной ночью», — напомнил он себе, когда воображение услужливо подбросило ему различные варианты, скорее подходящие для греховных утех, нежели для сна. — Какая разница, где мне придётся расположиться, если рядом будешь ты? Она закатила глаза на его обольстительный тон, но всё равно не сдержала улыбки. Её пальцы игрались с кончиком его хвоста, и это посылало маленькие импульсы жара к пояснице. То ощущение, к которому он потихоньку начинал привыкать. И благодаря которому его кошачьи особенности переставали казаться такими уж противоестественными. Малфой притянул Грейнджер к себе за талию и вплотную приблизился к её лицу, так что их губы теперь соприкасались. — Отправь мне Патронус сразу, как только освободишься. — Хорошо. — А вместе с ним и координаты своего-не-столь-монументального-дома. — Всенепременно, — с насмешкой выдохнула она. — А ещё я хочу знать… — Боже, ты такой болтун. Просто заткнись и поцелуй меня уже наконец. Он ухмыльнулся ей в губы. — Какая нетерпеливая. Гермиона захватила его нижнюю губу зубами и укусила. Достаточно сильно, чтобы ему внезапно расхотелось и дальше демонстрировать свои ораторские навыки. Вместо этого Драко нашёл, чем ещё занять свой рот и поцеловал Грейнджер. Нарочито нежно стал посасывать её верхнюю губу в ответ на неделикатный укус, и она в момент поддалась. Не прерывая поцелуя, сбросила с себя туфли и закинула одно колено к нему на бедро, а руку снова запустила в его волосы. — Ты должен мне завтрак. Он подхватил её ногу под коленом и подтянул выше. Пальцы, вопреки воле, заскользили к ней под подол платья, лаская внешнюю сторону бедра. Гермиона шумно вздохнула. — А ты должна мне десятки поцелуев и прикосновений, которые украло у нас это утреннее сумасшествие. Я чувствую, что после такого новостного пресса мне срочно нужно переключиться на какое-нибудь занятие, способное разгрузить голову. — Как насчёт этого? — она стала поцарапывать его между кошачьих ушей. Он прикрыл глаза от удовольствия, сосредотачиваясь на ощущениях, и у него из горла вырвался тихий мурчащий звук одобрения. — Чуть правее. Грейнджер послушно переместила пальцы, следуя его указаниям. — Ещё немного. Она подобралась к задней стороне уха, с идеальным давлением потирая его. Ворох мурашек бросился вниз по позвоночнику. — О да-а, вот так. А теперь поцелуй меня и завтра получишь свой идеальный завтрак. — Наедине? — уточнила она. — Только друг с другом? Малфой лениво приоткрыл сначала один глаз, затем другой. — Полагаю, всё зависит от того, какую конфиденциальность обеспечит нам твой не-столь-монументальный-дом. Раз уж я сегодня ночую у тебя, то и на завтрак планирую остаться в твоей скромной обители. Каковы шансы, что кто-то из твоих друзей вторгнется в нашу утреннюю идиллию? — Будь уверен, я позабочусь о том, чтобы свести шансы любых подобных посягательств на нет. Он восхитился императивности в её голосе и провёл носом по щеке Гермионы. — Меня всегда привлекала твоя целеустремлённость. — Ну, кому-то же из нас всё-таки нужно обеспечить нам уединение. — О, Мерлин, что это — камень в мой огород? — демонстративно надулся он, сильнее сжимая её бедро. — Ты сейчас до глубины души ранила меня своим безжалостным намёком. — Прости. Я знаю хороший способ для исцеления любых ран, нанесённых твоей чувствительной натуре. — Какой же? — с нескрываемым интересом осведомился он. — Вот этот, — она притянула его к себе и наконец поцеловала. Драко не мог не согласиться с чудодейственным эффектом поцелуев. В свете последних событий ему требовалось как можно больше этого животворящего «лекарства».