Все без ума от котиков

      Несколько последующих недель ушли на осознание собственной «удачливости» — стать редкостным везунчиком, на которого пало кошачье проклятие за грехи предка, это воистину надо родиться под счастливой звездой — и романтические ухаживания за Гермионой. И то и другое пробуждало в душе целый ворох эмоций. Но если в первом случае Малфоя одолевали противоречия, оттенённые своеобразной иронией жизни, то времяпрепровождение в компании Грейнджер несло в себе исключительно положительные вибрации. И это помогало Драко не зацикливаться на мысли, что он, по сути, пожинает плоды архаичных идеологий предков, цеплявшихся за любую возможность лишний раз указать кому-нибудь на их нечистокровное происхождение.       По правде говоря, в глубине души Драко не мог не найти произошедшее справедливым возмездием, уготованным их себялюбивому роду. Столетиями они лелеяли свою приверженность к чистокровной расе волшебников и так кичились собственными корнями, чтобы в один прекрасный момент их тщеславие навсегда изменило ход истории Малфоев. И коли Драко суждено было стать человеком, который ступит на путь искупления их семьи, то так тому и быть. Он всегда был немного фаталистом. Тем более теперь, когда у него появилась Гермиона — самая очаровательная девушка-кошка, Малфой был уверен, что это не что иное, как судьба.       Да, они были вместе всего ничего, и Драко не надеялся, что их путь будет лёгок, учитывая все обстоятельства, но он не мыслил и дня без общества этой женщины. Её очарование, нежность, исключительный острый ум и чувство юмора всё глубже врастали корнями в его сердце, крепко-накрепко обосновываясь в этой безустанно пульсирующей мышце.       Как и все новоиспечённые парочки, сейчас они проходили через самый трогательно-волнительный период в отношениях, когда вы живёте от свидания до свидания, окрылённые трепетом новых чувств и эмоций.       Единственной сложностью являлся данный Гермионе в порыве неоправданного целомудрия «джентльменский» обет. Самый мучительный и опрометчивый обет в жизни Малфоя, если угодно знать. Однако Драко ни под каким предлогом не посмел бы пренебречь собственным словом и потому продолжал придерживаться самой что ни на есть прискорбной позиции: «назвался джентльменом, так и веди себя соответствующе». Вот он и соответствовал. Цветы, вечерние прогулки под луной — Министерство по-прежнему загружало их работой — и много тактильного контакта. Очень много.       Это было и раем, и адом одновременно. Адом в том смысле, что он не переставал вожделеть Гермиону ни на секунду с тех пор, как они начали встречаться. Да, его влечение родилось задолго до этого, но теперь достигло апогея. К концу четвёртой недели их благопристойных (чудовищное слово для непомнящего дату своего последнего секса мужчины) отношений Драко чувствовал себя так, будто находился в эпицентре гормонального взрыва. Желание наброситься на Грейнджер было почти таким же осязаемым, как интенсивное покалывание магии на кончиках пальцев при взаимодействии с волшебной палочкой. И нет, речь не о палочке у него в брюках. Даже если ей тоже было подвластно некоего рода волшебство.       Хотя Драко изо всех сил старался не обострять ситуацию какими-нибудь подначивающими шутками, они то и дело срывались с его языка против воли. В результате чего на щеках Гермионы вспыхивал самый прелестный оттенок румянца, она соблазнительно закусывала от волнения нижнюю губу, а тёмные пушистые ресницы начинали трепетать.       Как правило, в такие мгновения Малфой боролся с неистовой лавиной желания внутри себя и спешил перевести разговор в более безопасное русло. Сегодня же, в очередную непорочную субботу, когда они бродили посреди секций во «Флориш и Блоттс» в Косом переулке, Грейнджер хоть и сделалась художественным олицетворением смущённой девы, но не отвела взгляда на его игривое поддразнивание. Шутки о библиотеках и запретных секциях всегда имели колоссальный успех.       Прижимая к груди исполинский труд «Нумерология новой эры» так нежно, словно книга была живым существом, Гермиона подняла невинно-сокрушающий взгляд на Драко, когда его рука преградила ей путь, запирая в ловушке между ним и стеллажом. Горячее дыхание из разомкнувшихся девичьих губ защекотало подбородок, вызывая на коже Малфоя мириады мурашек.       Интимность атмосферы мгновенно взлетела до небес. Пусть они по-прежнему оставались в оживлённом книжном, весь мир сузился лишь до них двоих. И им было только на руку то, что этот купол желания, сгустившийся над ними со скоростью набежавшей на ясное майское небо грозы, застал их в дальней части магазина.       — Библиотеки — моя слабость, — наконец тихо изрекла она, как если бы это не было прописной истиной.       — Я знаю, — усмехнулся он. — А моя слабость — это ты.       Драко коснулся большим пальцем её щеки, вынуждая лицо Гермионы ещё больше запылать. Ресницы, густо обрамляющие выразительные карие глаза, дрогнули, однако Грейнджер удалось удержать взгляд на нём.       Спустя несколько секунд вязкой, как густая карамель, тишины, когда Малфой уже было подумал, что перегнул палку с романтическими словесными оборотами, она прошептала:       — Мы могли бы… если ты хочешь… В смысле… я готова, и если ты тоже…       Гермиона продолжила несвойственный ей бессвязный лепет, абсолютно не подозревая, что изрядно поколебала земную ось Драко. Его вселенная стремительно закружилась, а в лёгких обнаружилась катастрофическая нехватка кислорода.       Пальцы крепче сомкнулись на стеллаже, пока он пытался вспомнить технологию подачи воздуха в организм.       Они могли бы… что?       Гул голосов растворился в бешеном сердцебиении Драко.       Если на белом свете и существовал идеальный мир, то этот тесный островок между битком набитыми книжными полками и полуметр пола, уходящий сейчас из-под ног Малфоя, вполне мог бы сойти за него.       Кончики нежных горячих пальцев Грейнджер, скользнувших по его шее к затылку, заставили гормоны в теле разыграться не на шутку.       — Прости. Я просто подумала… Мне показалось… Если ты ещё не готов, мы подождём до тех пор, пока оба этого захотим… возможно, позже…       Она судорожно подбирала слова и смутилась. Так чертовски смутилась из-за того, что он молчал слишком долго. Он официально был идиотом. Если бы какая-нибудь организация занималась выдачей удостоверений, подтверждающих чрезвычайную степень заторможенности, Драко был бы в списке лидеров вышеупомянутого недуга.       С промедлением Малфой пустил в ход самый действенный и приятный способ, заставляющий Гермиону стремительно замолчать. То есть — оборвал на полуслове поцелуем. Нежно обхватив и притянув её к себе за подбородок, Драко в отчаянии припал губами к её рту, надеясь, что правильно всё понял. Нет, он молился, чтобы его догадки оказались верны.       Сладкое дыхание скользнуло по его лицу, стоило ему отстраниться и пробормотать:       — Ты правда хочешь этого?       — Очень хочу, — от убийственно честного ответа Малфоя бросило в жар.       Он ощутил себя вулканом. Самым настоящим Везувием на грани извержения. Однако в случае с Драко Помпеи бы сгубила лавина резко подскочившего уровня тестостерона в атмосфере.       — И мы действительно говорим об одном и том же?       — Я полагаю.       Блядь. Он привёл бы Гермиону в книжный раньше, если бы знал, какое благоприятное воздействие на неё окажет здешняя атмосфера.       Они не обсуждали это, но наверняка у девушки, которая проводила всё своё свободное время в библиотеках, должна была иметься фантазия о сексе посреди гор литературы. Малфой готов был поставить на эту теорию всё своё хранилище в Гринготтсе. Пусть он никогда не был одержимой книгами ведьмой, зато был мужчиной, который, сколько себя помнил, находил отдушину в чтении, и даже у него, да будут снисходительны к его маленьким порочным слабостям боги, имелась такая фантазия.       Конечно, Драко предполагал, что в первый раз сделает всё красиво — при свечах и, возможно, лепестках роз в своей спальне после дивного романтического вечера, но послеобеденное время субботы тоже показалось ему подходящим вариантом. Вместо свечей — полумрак какой-нибудь самой загромождённой литературной секции, вместо лепестков роз — бескрайние возвышения научных трудов и прочих умных книг, а вместо спального ложа с шёлковыми простынями — фамильная святая святых, именуемая библиотекой.       Мерлин свидетель, Грейнджер была необычной девушкой. За ней всегда наблюдалась склонность к авантюрам, так что секс в обители мудрости стал бы прекрасной идеей для перехода на новый уровень близости. В конце концов, им ещё даже не было тридцати, чтобы отвергать любые варианты, годящиеся для предания греху похоти, кроме отличающейся удобством и практичностью кровати.       Малфою потребовалось всего несколько секунд, дабы проложить у себя в голове наиболее короткий маршрут из пункта «А» (Атмосферный книжный) в пункт «Б» (Библиотека). Аппарировать в место назначения напрямую было невозможно. Для начала надлежало пересечь защитные чары поместья.       Что ж, кажется, у него намечались две новости для Гермионы. Первая — у них будет секс, вторая — им предстояло переместиться дважды, если они не хотели терять время даром и обойти стороной «приятный» отвлекающий бонус в виде пересечения с его родителями.       — Знаю, ты не слишком жалуешь аппарации, но… как насчёт двух?       Она с удивительным энтузиазмом — воистину удивительным, учитывая её «любовь» к данному виду магического передвижения — кивнула, обнимая Драко за шею. Его руки стремительно обвились вокруг её талии, и он уткнулся носом в самые потрясающие на свете кудри самой потрясающей на свете ведьмы. Не такой уж и непорочной обещала быть эта суббота.       Краем слуха Малфой уловил отдалённый стук книги, так и не донесённой до кассы и в последний момент вырванной из рук Грейнджер Проклятием воришки, когда их поглотило пространство, унося в направлении Малфой Мэнора.

***

      Спустя два аппарационных прыжка Драко уже прижимал Гермиону к стеллажам одной из глубинных секций библиотеки. К слову говоря, эту коллекцию редких ботанических книг формировал его прадед, тот самый Септимус Малфой, чья высокомерная, но очень уважаемая в своё время в Министерстве магии личность навлекла на их род кошачью порчу.       Ну и отлично. Если дух этого человека всё ещё блуждает где-то здесь, в обители знаний, пусть прадед порадуется тому, что, даже несмотря на все метаморфозы с внешностью, у Драко будет секс. Да ещё какой! В библиотеке. С самой бесподобной ведьмой столетия. Которая, стоило заметить, официально была его девушкой и по стечению самых невероятных обстоятельств обладала не менее прекрасными кошачьими ушами и хвостом. Иронично, не правда ли?       — Мы в библиотеке? — удивлённый шёпот всколыхнул волосы у него на макушке, в то время как Малфой с увлечением, при активном задействовании губ, изучал расположение родинок на коже Грейнджер. Он промычал в ответ. — В твоей семейной библиотеке?       Драко с трудом прервал свой исследовательский маршрут, пролегающий по тонкой белоснежной шее, и поднял голову.       Ноздри дразнил аромат античных книг и древних фолиантов. Гермиона, чьи кудри буйно разметались по сторонам, выглядела возбуждённой и сбитой с толку одновременно. И, надо признать, являла собой необычайно соблазнительное зрелище для обуреваемого страстью мужчины.       — У тебя разве никогда не было фантазий о библиотеках? — он решил спросить напрямую, дабы не терять времени попусту и переместиться в любое другое место, которое придётся ей по вкусу, если его предположение насчёт предпочтений Грейнджер оказалось ошибочным.       Розовая краска расцвела на девичьих скулах подобно первым весенним цветам. Гермиона заелозила у стеллажа, потупив взгляд в смущении. Пальцы беспрестанно теребили застёжку на его мантии из благородного бархата, которую, казалось, ей не терпелось расстегнуть. Святой Салазар, как же ему хотелось, чтобы она её расстегнула.       — Я… Вообще-то библиотеки всегда были в списке тех мест, о которых я воображала, — призналась она так тихо, словно всерьёз опасалась осуждения почтенных книг, покоящихся на искусно изготовленных полках из макассарского эбена. — Просто никогда не думала, что мы сможем осуществить это здесь в наш первый раз, — её зубы впились в нижнюю губу в совершенно греховной манере.       Малфой скользнул кончиком языка по губам. От зова первобытного желания сделалось нестерпимо душно, и всё же ему нужно было знать точно:       — Так ты хочешь остаться или пожелаешь переместиться ко мне в спальню?       Драко уже почти сроднился с мыслью, что они займутся сексом здесь, в библиотеке, однако сумел бы, хоть и с величайшим трудом, отложить сию локацию на потом, если Грейнджер хотела чего-то более приземлённого.       Решение отпечаталось в глубине потемневших зрачков, вспыхнувших знакомой ноткой авантюризма, но у неё по-прежнему оставались сомнения:       — Твои родители… Они в поместье?       Чёрт. Стоило догадаться, что перспектива быть застуканными родителями пугает её. Это было так по-подростковому, однако вызвало необъяснимый трепет в груди Малфоя и дополнительный выброс адреналина в кровь.       — Думаю, да. Они не говорили, что планируют куда-то отлучаться. — Он провёл подушечками пальцев от её виска к подбородку, попутно отводя от лица один из завитков. — Не беспокойся об этом. Нарцисса обычно бывает здесь до полудня, а Люциус наведывается в библиотеку лишь по исключительным случаям, когда остальные светские развлечения ему надоедают. Вряд ли сегодня тот самый день.       — Боже, это сумасшествие… — прошептала она с улыбкой. — Мы действительно собираемся сделать это здесь?       — Мы действительно собираемся сделать это. Здесь, — ухмылка озарила его губы, и Драко наклонился к ней, вовлекая в распаляющий поцелуй.       Через несколько мгновений их мантии оказались на полу, и Малфой отпрянул, задерживаясь взглядом на её сегодняшней одежде — белой блузке, чёрной кожаной юбке выше колен и ботфортах.       Если Гермиона искала золотую середину между прилежной ученицей и очаровательной распутницей, то ей это удалось. Любой мужчина бы потерял самообладание при виде ведьмы, чьи стройные ноги были облачены в обувь, созданную богами мира моды для соблазнения. Что уж было говорить о мужчине, у которого намечался чертовски долгожданный секс.       Драко снова подтолкнул Грейнджер, ещё сильнее зардевшуюся от его пристального внимания, к полкам и нетерпеливо поцеловал. Внутри него в равной степени разлились бескрайняя нежность и необузданная страсть, благодаря чему поцелуй стал контрастным и вдвойне возбуждающим. Его губы то яростно впивались в её рот, то едва касались, выражая всё то, что он чувствовал. Всё то, что хотел передать ей без помощи слов.       — Можно я сниму с тебя чары? — как ребёнок, горящий желанием сделать что-то больше всего на свете, стал упрашивать он.       Когда они оставались наедине у него дома или у неё, она не использовала заклинания. Однако, стоило им выйти за пределы укромных мест, на ней всегда присутствовала куча маскирующих чар. В такие моменты Малфой откровенно тосковал по её кошачьей самобытности. Это было парадоксально, но он всё сильнее привязывался к её необычному облику. Поэтому цеплялся за любую возможность уничтожить чары.       Когда он впервые предложил Гермионе расколдовать её, она порядком изумилась, однако не возразила, доверив ему ответственную миссию по снятию заклинаний. Теперь это становилось привычкой, близкой к священному ритуалу. И Драко радовался как дитя, когда ему снова и снова позволяли развеять чары.       Отмену заклинаний можно было сравнить разве что со снятием одежды с любимого человека. Процесс интимный и доверительный. Наверное, именно поэтому у Малфоя всегда перехватывало дыхание как в первый раз.       — Пожалуйста, я хочу снять с тебя чары, — заканючил он. — Прошу. Позволь мне это сделать.       — Хорошо, — выдохнула она, когда он прикусил изгиб её челюсти. — Ладно. Ты можешь снять чары.       Пусть она всегда звучала так, будто шла на уступку капризному малышу, Драко знал, что Гермиона тоже находит это сакральным действом и получает немыслимое удовольствие от их маленькой традиции.       Во взгляде Малфоя вспыхнуло предвкушение, а грудь в буквальном смысле раздулась от воодушевления, когда он заметил, как Грейнджер подавляет улыбку. Просто поразительно, насколько эта женщина завладела его эмоциями и сердцем.       Драко достал волшебную палочку и сконцентрировался. Он бормотал контрзаклинания, по обыкновению начиная с ушей, поскольку ещё требовалось вынуть заколки, и заканчивая хвостом, ибо чары неосязаемости мог снять только тот, кто их накладывал. Это оставалось единственной зоной ответственности Грейнджер, потому что Малфой не обладал возможностью обойти магический закон.       — Твой черёд, — прошептал он, когда обратил вспять все заклинания, находящиеся в его компетенции.       Гермиона воспользовалась своей волшебной палочкой, избавляя хвост от чар неосязаемости, пока Малфой нетерпеливо перебирал пальцами в кармане брюк две заколки.       Заклинание развеялось, и Драко не заметил, как вздохнул полной грудью при виде подлинного облика Грейнджер. Серьёзно. За несколько недель она стала ему почти привычной без всех этих маскирующих чар.       И, честное слизеринское, как бы сомнительно это ни звучало, учитывая, что его факультет и честность — это скорее антонимы, Малфой находил внешнюю уникальность Гермионы фантастической. Первые секунды, когда волшебство спадало, а хвост и уши возвращались к желанному состоянию свободы, она выглядела такой беззащитной, прекрасной и хрупкой, что он боялся прикоснуться к ней.       — Я говорил тебе, какая ты удивительная без чар?       Оттенок шеи Грейнджер выдал её смущение, а кошачьи уши слегка отклонились в стороны и пригнулись.       — Ты повторяешь об этом каждый раз, когда пелена заклинаний рассеивается.       — Потому что с каждым разом убеждаюсь в этом всё больше и больше, — он наконец оставил заколки в покое и вынул руку из кармана, делая шаг к ней от противоположного стеллажа. — Надеюсь, что однажды смогу наблюдать тебя такой постоянно. Утром и вечером. Ночью и днём.       Драко накрутил на палец одну из задорных шоколадных кудряшек, а затем, нежно заправив прядь за ухо, скользнул по изящной девичьей шее. Бегло проследил линию правой ключицы, маняще выглядывающей из-под расстёгнутых верхних пуговиц блузки, двинулся по склону плеча к рёбрам и, наконец, добрался до талии. Стоило горячей ладони обосноваться на пояснице, как Гермиона подалась к нему навстречу.       — Пока этот вариант возможен только в том случае, если ты вынудишь меня уйти из Министерства и запрёшь в Мэноре навечно, — из неё вырвалась горькая усмешка.       Она просунула руки возле его боков и обняла под лопатками. Подбородок Малфоя лёг на её макушку. Аромат шампуня Гермионы странным образом пробуждал в Драко уверенность в сегодняшнем, завтрашнем и всех других днях, которые они проведут вместе.       — Мы что-нибудь придумаем, Грейнджер. Обязательно, — не в первый и не в последний раз пообещал он, точно зная, что, если она захочет снять с себя бремя в виде кошачьей тайны, они найдут способ. — Твой вариант останется крайней мерой.       Малфой наклонился к ней и заскользил носом по её переносице. Свободной рукой он нащупал основание шелковистого уха Гермионы и принялся ненавязчиво поглаживать его.       Если они всё ещё собирались заняться сексом, то им нужно было уйти от меланхоличных настроений к чему-то более яркому. Интенсивному. К той искушающей ноте, которая звучала между ними во «Флориш и Блоттс».       — Надеюсь, что на крайние меры нам идти не придётся, — со смешком прошептала она и вскинула голову, потянувшись к нему за очередной порцией поцелуев.       Драко беспрекословно захватил её губы своим ртом, покусывая и посасывая их, смакуя, как самый восхитительный в мире десерт. Что было почти правдой, так как слабый привкус пряного кофе и тыквенного пирожного из новой кофейни в Косом переулке всё ещё можно было различить у неё на губах. Отчего Гермиона казалась вдвойне «съедобной».       Его пальцы порхали вокруг её кошачьих ушей до тех пор, пока она заметно не расслабилась в его объятиях, а издаваемые ею тихие звуки удовольствия не стали ощущаться как лёгкая вибрация, возникающая между их губами и уходящая оттуда в самую глубину тела. Именно туда, где рождались бабочки, а вслед за ними пробуждалось и расцветало возбуждение — явный признак надвигающегося грехопадения. И хотя Малфою нелегко было оторваться от невообразимо мягких и манящих кошачьих ушей Гермионы, он считал священным долгом уделить внимание и другим прелестям женского тела, оказавшимся в полной его власти.       Приглушённый разочарованный вздох вырвался из неё, стоило ему (не без усилий!) отстраниться от её пушистых ушей. Драко, как никто другой, знал об их чувствительности и непостижимой потребности в прикосновениях, поэтому намеревался возместить разорванный контакт множеством других взаимодействий. Не менее, а возможно, даже более приятных.       Плечи, затылок, шея, спина, живот. Подушечками покалывающих от желания пальцев он с особой тщательностью исследовал все женственные изгибы и округлости, до которых мог дотянуться, пока его чуткий слух ласкали мурчащие прерывистые звуки из уст Грейнджер.       Скользнув от девичьих рёбер к тазовой косточке, Малфой заслужил очередной дрожащий вздох Гермионы, подавшейся к нему бёдрами. Он крепко привлёк её к себе за поясницу, наслаждаясь похожей горячностью их тел, и несдержанно застонал. Член в брюках напрягся и дёрнулся, и Гермиона это почувствовала, отчаяннее цепляясь за воротник его чёрной рубашки. Ей приходилось балансировать на носочках из-за разницы в росте.       Блядь. Грейнджер ощущалась так идеально в его руках. Давление тел друг на друга было таким изумительным. После всех этих недель — месяцев! — что Драко сдерживался, ничего не казалось ему сейчас таким чудесным и феноменальным, как сила притяжения. Закон всемирного тяготения настолько увлёк Малфоя, что он не придавал значения чрезвычайно энергичному поведению собственного хвоста, явно желавшему найти точку соприкосновения, обхвата или переплетения с чем-нибудь.       С заходящимся в груди сердцем и тяжёлым дыханием Драко стал целовать её лицо и шею, чередуя поцелуи с мягкими покусываниями и успокаивающим скольжением языка по разгорячённой коже. Находя эту комбинацию ласк безупречной для удовлетворения потребностей каждой из задействованных сторон.       Гермиона запрокинула голову, открывая ему как можно больше «рабочего» пространства, и, кажется, загорелась идеей того, чтобы навести на его голове такой творческий беспорядок, который стал олицетворением хаоса вместо его обыкновенной привлекательной небрежности. Однако Малфой не сумел бы воспротивиться этому, даже если бы захотел, а он не хотел, потому что рядом с кошачьими ушами находились какие-то особенно чувствительные точки, прикосновение к которым, как по щелчку, отключало его мозг. Необыкновенная пустота в голове позволяла сконцентрироваться на ощущениях и полностью раствориться в моменте.       Нащупав пояс юбки, Драко подцепил край заправленной за него блузки и настойчиво потянул белоснежный шёлк наверх.       Первое прикосновение к обнажённой коже, изумительно нежной и бархатистой под подушечками его истосковавшихся по близости — настоящей необузданной близости — с женщиной пальцев, вырвало из глубины его груди первобытный стон.       Взяв тайм-аут в поцелуях, Малфой уткнулся лбом в одну из книжных полок, вбирая в память тела эти мгновения разрушенной целомудренности между ними.       Чёрт. Тысяча очков Гриффиндору за то, что его выпускницы — такое же воплощение страсти, как и алый цвет, олицетворяющий самый благородный хогвартский факультет.       Грейнджер буквально пылала под одеждой; её тело было безупречно приятным на ощупь. Драко испытывал что-то вроде тактильного экстаза, кончиками пальцев следуя по изгибам и углублениям с ненасытностью изголодавшегося человека.       Гермиона положила руки на его вздымающуюся грудь и, в очередной раз привстав на носочки, губами коснулась местечка возле уха. В ответ на трепетный поцелуй вся кровь в организме Малфоя ударила в пах. Да так сокрушительно, что он ощутил слабость в коленях, появляющуюся у него только от изнурительных аврорских тренировок.       — Блядь, — видит всевышний, это было вынужденное ругательство. — Сделай так ещё, — да, он был мазохистом. И с завидным успехом подтверждал это из раза в раз.       — Вот так? — она снова поцеловала, а затем лизнула восприимчивое место и слегка прикусила.       Драко испустил громкий полувздох, поддаваясь судороге удовольствия, прокатившейся по телу. То, что творила эта женщина губами, зубами и языком, было необъяснимо. Греховно. Искушение в чистом виде.       Ловкие девичьи пальцы взялись за пуговицы у него на рубашке. Драко заволочёнными страстью глазами наблюдал за её действиями. Справившись с последней петлёй, Гермиона выдернула полы ткани из брюк и провела влажным горячим языком вдоль его шеи. Эффект был головокружительным. В прямом смысле слова. Малфою показалось, что тысяча пузырьков шампанского ударили ему в голову.       Он упустил момент, когда очутился у противоположного стеллажа, а губы Грейнджер стали следовать по паутине выцветших шрамов, рассекающих бледную грудь. Поцелуи становились всё ниже и ниже, отчего его пресс невольно напрягся, стоило ей приблизиться к дорожке из светлых волос под пупком.       Драко потянул Гермиону наверх, обратно к себе, опасаясь преждевременной — и о, какой позор! — односторонней кульминации. Как ни крути, а длительное воздержание могло как закалить, так и изрядно подорвать его выдержку. Он не хотел испытывать судьбу. Ему и так уже полагался орден Мерлина за ту череду страданий, через которую день за днём проходил его член.       — И как я сумел столько времени продержаться рядом с такой обольстительницей? — прошептал Драко ей на ухо, скользя губами по раскалённой обоюдным сумасшествием коже. Рукой он снова пробрался под блузку и провёл большим пальцем по поясу кружевного бюстгальтера.       Святой Мерлин. Кружево. Носила ли Грейнджер его всегда или только по особым случаям? Он обязательно выяснит это и купит ей все самые сногсшибательные кружевные комплекты, которые только можно найти в этом мире. Не лишь для неё, но и для своего удовольствия в частности.       О да. Боди, корсеты и пеньюары. Некоторые из них были бы сшиты из такого малого количества ткани или она была бы такой непозволительно тонкой, что не оставляла бы простора воображению.       — Ты хотел подождать, — голос Гермионы вернул его из кружевных грёз в не менее головокружительную реальность.       — О, я не хотел, — ворча, он потёрся носом об её висок. — Скорее считал это приемлемым.       Его пальцы продолжали раззадоривать Грейнджер. Драко едва задел костяшками одну её грудь, но всё ещё не прикасался к ней в полной мере, мучая их обоих этими опьяняющими поддразниваниями.       — Совершенно неприемлемо мучить девушку, будучи таким…       Малфой сбил её с мысли, накрывая идеальное для его большой ладони полушарие груди и сжимая некогда казавшуюся недосягаемой округлость. Пульс Гермионы подскочил до неприличной частоты, выстукивая танго страсти прямо ему в руку, что вызвало новый приступ лихорадки в венах.       У Грейнджер была не слишком большая и не слишком маленькая грудь. В меру мягкая и упругая. Точно такая, с какой мужчине приятнее всего иметь дело. Особенно если из всех преград на ней — один лишь тонкий ажур.       — Таким… — к его восторгу, способность к красноречию покидала Гермиону, — …богоподобным.       Он прикусил кончик её кошачьего уха, и она почти обмякла в его руках.       Ещё никто не называл Драко «богоподобным». Максимум Аполлоном. Но именно слово с четырьмя соблазнительными «о», так похожими на умопомрачительные и безрассудные стоны, подняло его возбуждение на невиданную высоту. Вовсе не фигурально. Именно вышеупомянутой высоте было сейчас очень тесно в брюках, и это болезненное давление требовало незамедлительного вмешательства. Высвобождения. Разрешения.       Малфой хотел взять по полной от всех существующих законов физики и биологии, позволяющих двум желающим этого людям соединяться друг с другом в одно целое.       — Я был уверен, что ты захочешь повременить с этим делом.       Сосок под действием ласк молниеносно затвердел, и Драко наслаждался, перекатывая его между пальцев, тогда как другая рука скользнула к округлому женскому бедру, а оттуда под юбку, встречаясь с той великолепной границей, где заканчивался ажурный верх чулок и начинались подвязки. Подвязки, ведущие прямиком к кружевным трусикам. Эта развратная женщина явно намеревалась его погубить.       — Я не хотела временить. Я хотела тебя. Давно и… — она задыхалась, но с грейнджеровским упрямством сохраняла способность к речи, — …безудержно.       Признание электрическим током пробежало по его позвоночнику.       Безудержно. Насколько прекрасно звучит это слово в сексуальном контексте?       Малфой вынудил Гермиону попятиться, надвигаясь своими шагами на неё.       Пространство между стеллажами было невелико, однако он видел большой потенциал в каждой полке, к которой мог бы её прислонить, в эбеновых шкафах, идеально подходящих для того, чтобы её возле них зажать, и в ланцетовидном окне, напротив которого он предпочёл бы наклонить Грейнджер, побуждая её прогнуться в целях обнаружения какой-нибудь чертовски подходящей точки для слияния их тел, обеспечивающей наиболее глубокое проникновение.       Проникновение.       Порочная влажность кружевных трусиков под его пальцами и прикрывшиеся веки Грейнджер лучше слов свидетельствовали о полной готовности к вышеупомянутому проникновению. Трепещущие ресницы, губы, застывшие в немом «о»: Драко не сумел бы отказаться от этого вида даже под страхом убивающего проклятия.       — Хочешь сказать, — опустившимся почти на октаву голосом начал он, — всё это время, что я, как самый настоящий благородный рыцарь, провёл в режиме ожидания, мы могли бы трахаться?       Она не ответила, но самая настоящая ухмылка — чёрт возьми, не у него ли Грейнджер ей научилась? — заиграла у неё губах.       Занявшись его ремнём на брюках, она оперативно расправилась с застёжкой и провела костяшками пальцев по напряжённому под тканью члену, заставляя Малфоя зашипеть. Сколько прошло времени с тех пор, когда кто-то прикасался к нему, кроме самого Драко?       Несмотря на дубовый стояк, молящий о разрядке, Малфой вытащил руку из-под её юбки и коснулся девичьего лица, побуждая Гермиону посмотреть на него. В тени окутанных флёром желания янтарных глаз притаилась такая нежность и теплота, что у Драко перехватило дух. Эмоциональное обнажение этой женщины всегда заставало его врасплох.       — Я никогда никого не хотел так, как тебя сейчас, — прошептал он, заправляя непокорный локон ей за ухо.       Это был последний момент замедления, перед тем как броситься в омут с головой. И он стоил того, хотя бы ради ответного откровения Грейнджер:       — А я никогда не думала, что рядом с тобой смогу оставаться собой в такие моменты.       В доверительной манере она прижалась к его ладони, отзывчиво наклоняя голову.       Медленная счастливая улыбка расцвела на лице Малфоя. Проведя по уголку её губ, он признался:       — Ты уникальна. В самом прекрасном смысле. Если бы ты увидела себя моими глазами, ты бы никогда больше не сомневалась в этом.       Гермиона разомкнула рот на выдохе, когда он коснулся центра её нижней губы. Воздух между ними в одночасье накалился, и они в один момент впились друг в друга неистовым поцелуем.       Драко всем своим весом пригвоздил Грейнджер к стеллажу, и она вскрикнула: то ли от вонзившихся в лопатки полок, то ли от того, что несколько книг под действием сокрушительного напора чуть не рухнули им на головы. Как бы то ни было, в следующий миг он уже поглощал её головокружительные стоны, переплетаясь с нею телами, языками и хвостами.       Не будь Малфой так уверен в чарах, намертво удерживающих шкафы на местах, он бы, наверное, стал опасаться за сохранность их с Гермионой здоровья. Если бы, конечно, сумел сосредоточиться на чём-то кроме того, что Грейнджер, наконец, расправилась с предпоследней преградой в виде брючной пуговицы и взялась за язычок молнии. Пальцы то и дело задевали внушительную выпуклость, из-за чего Драко готов был умереть в руках — или скорее от рук — этой благословенной женщины.       Блядь. Они были так близки, чтобы заняться сексом и никто, никто не мог их остановить. Даже всадники Апокалипсиса, внезапно появившиеся на горизонте, не сумели бы повлиять на безумное влечение двух очарованных друг другом людей, собиравшихся воплотить в жизнь свою маленькую библиотечную шалость.       — Как знал, что сегодня найду что-нибудь весьма занимательное в библиотеке, — саркастичный голос донёсся из-за ближайшего стеллажа, а в следующую секунду неистовая страсть Драко и Гермионы была бесцеремонно нарушена пятым — внештатным — всадником Апокалипсиса. Люциусом.       Воплощая собой идеальную иллюстрацию двух любовников на грани секса, Драко, глядящий в широко распахнувшиеся от ужаса глаза Грейнджер, очнулся от оцепенения первым и, словно в замедленной съёмке, повернул голову в сторону Злостного Похитителя Уединения. В тот момент его сердце бешено колотилось, член, только-только освободившийся от болезненного натиска итальянской ткани брюк, упирался Гермионе в живот, а перед глазами всё ещё летали искры, родившиеся от накала пережитого сумасшествия.       Судя по играющей на губах ухмылке, Чёртов Похититель, в лучшие времена именующий себя отцом Малфоя, даже не думал скрывать своё ехидство. Он светился от счастья и, казалось, искренне забавлялся тем, что стал свидетелем такой воодушевляющей сцены.       Рука Драко, прислонённая к полке над головой девушки, сжалась в кулак. В сознании отчётливо формировался приступ праведного гнева.       Видит Мерлин, Малфой любил родителей. Они были свидетелями всего: его первых шагов, самого первого в жизни слова, первого полёта на метле и первой поездки в Хогвартс. Они единственные переживали вместе с ним все его взлёты и падения. Но как бы сильно Драко ни ценил их участливость, никто из них, чёрт возьми, не должен был стать очевидцем его долгожданной близости с ведьмой его мечты.       — Никогда бы не подумал, что ботаническая коллекция книг Септимуса Малфоя привлечёт ваши пытливые умы. Я всегда считал эту секцию довольно заурядной, но теперь вижу, как сильно ошибался. Здесь определённо есть на что посмотреть.       Люциус сиял, как только что сошедший с конвейера Гринготтса новенький галлеон, или как человек, только что разрешивший какую-то глобальную проблему. Или создавший её. Пусть не вселенского масштаба, но исполинского лично для неудовлетворённой натуры Драко.       По-прежнему запутанный телами с Грейнджер, чьё сбивчивое дыхание щекотало его обнажённые ключицы и шею, он прочистил горло.       — Отец.       Малфой демонстрировал настоящие чудеса самообладания. Так, словно опрокинул в себя изрядное количество Умиротворяющего бальзама. Если кошачьи уши и дёрнулись, то выдали лишь малую долю его внутреннего негодования. Хвост плотнее опутал женское тело, не оставляя между ними ни одного свободного дюйма, способного акцентировать внимание на очевидном возбуждении Драко.       — Не будешь ли ты любезен отвернуться? На минутку.       Даже при слабом освещении здешней секции можно было разглядеть торжествующих пикси в глазах мужчины. Окинув цепким серебристым взглядом напоследок их красноречивую позу, он, как ни в чём не бывало, будто не его внезапная литературная жажда прервала порыв их чувств, ответил:       — О, конечно-конечно.       Опираясь на трость, Люциус учтиво развернулся, однако Драко в последний момент успел заметить ухмылку, расцвётшую у него на губах.       Смачно выругавшись про себя, Малфой отступил на шаг от Гермионы, касаясь её растрёпанных волос, и одними губами прошептал: «Только не паникуй». Хотя обычно такие призывы приводили к более сильной тревоге, Грейнджер, выглядя ужасно пристыженной, оробело кивнула.       Убедившись, что отец остаётся к ним спиной, Драко поцеловал Гермиону в лоб и приманил в свои руки мантии, варварски брошенные на полу. В одну из них он наглухо укутал Грейнджер, максимально скрывая её полнящийся возбуждением вид от отцовского взгляда, а вторую набросил на себя. Запахнув полы собственного одеяния и наспех его застегнув, он заслонил Гермиону, тщетно приглаживающую вздымающиеся кудри, собой и только тогда с арктическим холодом в голосе позвал:       — Отец, — от убийственной остроты его голоса мог бы расколоться айсберг, но не Люциус. — Разыскиваешь что-то конкретное?       Малфой-старший с любопытством окинул взъерошенные волосы сына и бросил короткий взгляд поверх его плеча на Грейнджер. Притихшую и сгорающую от стыда в глубине стеллажей.       Драко демонстративно кашлянул, возвращая к себе внимание отца. Как смел он ставить их в ещё более неловкое положение, когда одно его появление здесь перечёркивало все священные заветы аристократических манер?       — Думаю, я уже отыскал то, что скрасит мой день, — многозначительно протянул Люциус, постукивая пальцами по трости. — Вот этот экземпляр, — он щёлкнул пальцами, и к нему подплыла одна из книг, сброшенных на пол в агонии страсти, — «Чудеса ботаники или необычайные способы размножения любистока в волшебной среде» отлично подойдёт. Думаю, старина Септимус был бы на седьмом небе от счастья, узнав, что его внук и правнук так сильно заинтересовались этим вопросом… — с загадочным блеском в глазах промолвил он.       — Вопросом чего?.. — из последних сил оставаясь в диапазоне учтивости, с расстановкой спросил Малфой.       — Вопросом размножения, очевидно, — ухмылка на губах отца заставила лицо Драко вспыхнуть и уничтожить те оставшиеся крохи воспитания, за которые он, как и подобает хорошему сыну, отчаянно цеплялся.       Всё имело свой предел. Однако стоило Малфою раскрыть рот, Люциус пожелал им плодотворного дня и аппарировал.       Насколько хорошо Драко знал своего отца, эта чудесная привычка доводить кого-то до белого каления, а потом исчезать, была чем-то вроде извращённого родительского хобби.       — Блядство! — сей термин мог бы быть идеальным описанием того, чем они тут помышляли заняться с Грейнджер, но стал лишь безутешным итогом сложившейся ситуации.       Теперь, когда они снова остались с Гермионой наедине, Малфой попытался разобраться, какое чувство захлёстывает его сильнее всего: злость и раздражение на отца, внезапно решившего приобщиться к высокому, или фрустрация по поводу так нелепо канувшего в небытие момента. А момент определённо был таков.       Драко пнул резную ножку шкафа в запале чувств и запустил руки в волосы.       Чёрт возьми, ему надлежало позаботиться об их уединении. Как минимум, наложить на секцию заглушающие чары. А лучше с помощью Гоменум ревелио убедиться, что они действительно здесь одни. Это был его промах и только. Уповая на случай, он подверг их обоих непредвиденному вторжению. Снова.       — Драко, — Грейнджер приблизилась к нему сзади, и он резко развернулся к ней. Притянул её в свои объятия и властно прошептал:       — Мы идём в мою комнату. Немедленно.       Она кивнула, послушно прильнув к нему, и он аппарировал их в спальню, не соизволив вернуть валяющиеся на полу редкие экземпляры книг на места.       Надетая наспех мантия ужасно раздражала, поэтому Малфой на ходу сбросил её на ковёр.       — Потрогай мои уши. Умоляю. Иначе я разнесу здесь что-нибудь к драккловой матери, — он плюхнулся задницей на край кровати, упираясь локтями в разведённые колени и закрывая лицо руками.       Гермиона подошла к нему и запустила пальцы в его волосы. Вместе с этим ласковым проникновением — чёрт возьми, ему действительно не стоит думать об этом, как о проникновении — по телу прокатилась первая умиротворяющая дрожь.       Он глубоко вздохнул, полностью отдаваясь во власть умелых рук Грейнджер. Ей единственной удавалось так виртуозно перекраивать его чувства и приводить их в порядок. С особой нежностью она массировала кончики кошачьих ушей. Потирала их основание. Знала, на каких точках ей стоит задержаться, уделяя им больше внимания. Все эти искусные приёмы вкупе с успокаивающей близостью Гермионы в кратчайшие сроки помогали Драко расслабиться.       Бьющийся в конвульсиях хвост успокоился первым. Вслед за ним стихло и бурлящее в крови желание выплеснуть эмоции каким-нибудь разрушительным способом. Тем не менее Малфой предавался этой волшебной тактильной терапии до тех пор, пока не убедился, что снова может дышать свободно. Всё-таки возможность избавляться от негативных состояний при помощи прикосновений была чрезвычайно полезным приобретением.       — Спасибо, — он наконец отвёл руки от лица и, вздохнув полной грудью, привлёк Грейнджер к себе. Она оказалась меж его разведённых ног, и он уткнулся лицом ей в живот, бормоча: — Прости. Я чертовски облажался. Ты доверилась мне, а в итоге…       Гложущее чувство вины не позволило Драко договорить. Гермиона, перебирающая его волосы, была идеалом чуткой и заботливой женщины. Женщины, которую он так нелепо подвёл.       Теперь-то Малфой ясно видел, что в тот момент, когда он с необычайной ветреностью подошёл к воплощению их общей фантазии о библиотеке, ему в голову ударила гремучая смесь адреналина и возбуждения.       Нет, он мог поклясться, что Люциус — редкий гость в книжной обители Мэнора, но это не оправдывало легкомысленного подхода Драко к такому важному событию, как первая близость с Грейнджер. Поэтому единственным логичным объяснением служил околдованный влечением разум.       — Прости, — повторил он, прекрасно зная, что какой бы вес не имело раскаивающееся слово, оно не могло загладить его непредусмотрительности. — Никакие звёзды и гадания на кофейной гуще не сумели бы предсказать пробудившейся в моём отце тяге к книгам.       Она усмехнулась.       — Даже если бы и сумели, я всегда была плоха в Прорицаниях.       — Как и я.       Малфой предположил, что сумел бы достигнуть нирваны, если бы Гермиона продолжила трогать его в том же духе ещё несколько минут. Однако проверить подлинность суждений не удалось, поскольку уже в следующее мгновение её пальцы замерли у него в волосах.       Драко поднял голову, пытаясь придать своему подёрнутому пьянящей терапией взгляду на толику больше осознанности. Грейнджер закусила губу, выглядя взволнованной.       — Твой отец… — нерешительно начала она. — Он ведь понял, что мы собирались заняться совсем не чтением?       Малфой самодовольно хмыкнул и привлёк Гермиону к себе на колени.       — Разумеется, он понял.       Она обняла его за шею, и внимание Драко замкнулось на её перекошенной мантии. Он с предвкушением потянул за завязки, чтобы вновь обнаружить Гермиону в том великолепном разнузданном виде, в коем она представала его взору в библиотеке до вторжения Люциуса.       Чёрт. Как же ему хотелось обзавестись Маховиком времени и предотвратить отцовское посягательство на их скромную обитель разврата. Тогда бы он мог вечно лелеять в голове этот яркий образ, проигрывая его в памяти, как повторяющуюся колдографию.       — Скорее всего, он заподозрил нас с тобой в отнюдь не целомудренных стремлениях ещё тогда, когда узнал, что мы встречаемся. Поскольку все люди в отношениях занимаются этим. И мой отец прекрасно понимает, что я занимаюсь этим. И ты занимаешься этим. И с вероятностью девяносто девять целых девять десятых процента мы, ты и я, занимаемся этим вместе.       Грейнджер простонала, пряча лицо в районе его шеи. Пушистые ресницы защекотали кожу.       — Господи, мне так стыдно.       — За то, что тебя застукали со мной? — подтрунил он, дотягиваясь до ушей, подрагивающих на макушке Гермионы. Теперь настал его черёд укрощать эмоции Грейнджер.       — Дурак, — на выдохе произнесла она, слегка наклоняя голову, чтобы заполучить больше исцеляющих прикосновений. — За то, за каким делом нас застали.       Тишина нарушалась лишь прерывистым дыханием Гермионы, доверительно ластящейся к нему, как самый настоящий котёнок. Пусть Малфой был ещё не слишком хорош в безукоризненном прощупывании нужных точек, Грейнджер ненавязчиво направляла его, самостоятельно подставляя чувствительные места под кончики пальцев. И результат, который Драко наблюдал, слушая постепенно выравнивающееся дыхание, был сравним разве что с самим волшебством. Для воплощения которого даже не требовалась волшебная палочка или беспалочковая магия. Исключительно ловкость рук.       — Тебе лучше? — тихо спросил он, ощутив ушедшее из её мышц напряжение и расслабленный выдох в свою ключицу.       — Гораздо. Правда, я более чем уверена, что прямо сейчас твои родители рассуждают, под натиск какого ужасного влияния ты попал. Раз искусился осквернить семейную библиотеку столь непристойным поведением, — с мрачным оттенком в голосе заявила Гермиона.       — Эй, — Драко заглянул ей в лицо и, встретившись с неимоверно печальными глазами, прижался губами к виску Грейнджер. — Если из нас двоих кто-то и вёл себя неподобающе, то это я. Именно я привёл тебя в библиотеку. И моя самонадеянность привела нас к чёртовому библиотечному коллапсу, — он невесело усмехнулся.       Гермиона приникла к нему сильнее и провела носом там, где шея переходила в плечо. Отголоски утешения затеплились у него под кожей.       — Я чертовски виноват перед тобой и пойму, если ты захочешь бросить в меня какое-нибудь малоприятное проклятие.       — А в мире существуют и приятные проклятия? — поддела она и посмотрела на него с лёгким прищуром. При виде его демонстративно закатанных глаз её черты мгновенно озарились улыбкой. — Я не стану заколдовывать тебя. Ведь и сама мыслила не слишком рационально.       — Интересно узнать, почему? — сузил глаза Малфой, играясь с кончиками её волос.       — Потому что ты, — она ткнула указательным пальцем ему в грудь, — жестокий мужчина изводил меня своей целомудренностью и джентльменством на протяжении целой вечности.       Драко рассмеялся.       — О, прости мне мои благородные старомодные замашки! — подхватив игривое настроение Грейнджер, отпарировал он. — По всей видимости, я пропустил короткую заметку в «Ежедневном пророке», где сообщалось, что отныне хорошим тоном считается набрасываться на женщину на первом свидании.       Гермиона издала трагический вздох сожаления, явно предназначающийся дюжине их свиданий, закончившихся непростительно пристойно, и, к величайшему прискорбию Малфоя — наверняка в качестве жестокого возмездия — слезла с его колен. Усевшись рядом с ним на кровати, она в заинтересованности склонила голову:       — И как долго ты планировал претворять в жизнь это рыцарское соглашение, заключённое со своей совестью?       — Мм, ещё пару недель? По правде говоря, я уже тысячу раз пожалел, что зарёкся об этом, — кончиками пальцев он коснулся её колена. Грейнджер затаила дыхание и приковала взгляд к его медленно ползущей вверх руке. — Ты не представляешь, сколько раз я умирал от желания наброситься на тебя, — голос опустился до интимного баритона. — Просто… просто хотел сделать всё правильно. А ещё… ну, я полагал, что ты сможешь за это время понять, действительно ли я тот, кто тебе нужен, — он сглотнул, добравшись до верха чулок.       Насыщенный чёрный цвет кружева сногсшибательно контрастировал с нежной молочной кожей. Тонкая подвязка исчезала под задранной частью юбки, и Драко мог только сожалеть о неизученной вдоль и поперёк конечной точке её маршрута.       Гермиона накрыла рукой его пальцы, удерживая их на своём бедре. Жидкое тепло заполнило его солнечное сплетение и осело в пах.       — Я всегда знаю наперёд, чего хочу, — с очаровательной решимостью заявила она. — И ты тот, кто мне нужен, Драко.       Он с мгновение изучал переполненную серьёзностью Грейнджер и прильнул губами к великолепному рту, подарившему ему столь значимое обещание. Свободной рукой Малфой дотронулся до шеи Гермионы, осязая подушечками пальцев участившийся пульс в сонной артерии.       — Знаешь, — с лёгким придыханием, вызывающим внутри него тайфуны чувств, начала она, — мы могли бы чаще разговаривать друг с другом. Обсуждать какие-то волнующие моменты. Я была не слишком хороша в этом в своих предыдущих отношениях, но я хочу… чтобы сейчас всё было иначе.       Грейнджер прикрыла глаза, стоило ему коснуться чувствительного места под её подбородком, как он выдохнул:       — Прекрасная мысль.       Если они научатся разговаривать друг с другом, то, возможно, сумеют избежать десятков недопониманий и сомнений. Для Драко, чьим непревзойдённым талантом является умение делать из мухи слона, польза устной практики очевидна.       — Пусть порой это будет не слишком легко, но я согласен, что в умении общаться есть смысл.       Грейнджер улыбнулась, ободрённая его согласием.       — Отлично.       Возвращая ей улыбку, он отвёл завиток от её лица и прижался к ней лбом.       — Хочешь ещё немного побеседовать о наших нереализованных библиотечных фантазиях?       — Скорее я хочу понять, когда мы завершим начатое, — усмехнулась она, с нежностью касаясь его щёк. — Предпочтительнее в менее экстремальной обстановке. Второго нашествия мистера Малфоя я могу попросту не пережить.       Мистера Малфоя. В аморальной голове Драко вспыхнула новая эротическая фантазия, включающая в себя полностью обнажённую Гермиону, обращающуюся к нему мистер Малфой. И он старался не думать, что эта мысль была вдохновлена почтительным упоминанием в разговоре его отца.       — Полагаю, сегодняшний день по понятным причинам отпадает?       Не то чтобы ему не было заведомо известно, что вряд ли они сумеют так быстро абстрагироваться от пережитого стресса и возобновить свой порыв страсти с желанной интенсивностью, однако капелька надежды всё-таки теплилась в нём.       — Думаю, да. Не уверена, что в ближайшие пару часов смогу отделаться от мысли, будто твои родители подкарауливают нас под дверью спальни и только выжидают подходящего момента, чтобы ворваться сюда и уличить нас в разврате.       — О, они не посмеют. Я уже упоминал, что моя спальня — запретная территория? Библиотека была спонтанным решением. Я просто проникся атмосферой книжного и всё такое, — с самым ангельским видом оправдался он, чем вызвал на губах Гермионы улыбку. Кажется, в этот миг они оба пришли к безмолвному выводу, что никогда более не смогут ровно дышать по отношению к помещениям с книгами. Множеством книг. — Здесь нас бы никто не потревожил.       Грейнджер кивнула и была в секунде от того, чтобы поцеловать его, как в дверь трижды постучали, и Малфой жалобно простонал.       Вселенная сегодня явно не благоволила их желанию остаться наедине.       — Я больше не буду зарекаться о чём-либо.       Они с досадой отпрянули друг от друга и привели себя в порядок, не слишком охотно возвращаясь к внешней благопристойности. Ну, почти. Кудри Гермионы даже после нескольких заклинаний всё ещё вызывали некоторые вопросы.       Драко открыл дверь Нарциссе, выглядящей более лучезарно, чем обычно. Кажется, слухи о библиотечном инциденте уже достигли её ушей, украшенных серьгами из великолепнейших чёрных сапфиров.       — Люциус упомянул, что вы в поместье, и я решила заглянуть, — улыбнулась она, украдкой бросая взгляд на Грейнджер, устроившуюся на кушетке в изножье кровати со скромно сложенными на коленях руками. Для полноты картины, изображающей ангела во плоти и идеал примерной женщины, ей не хватало лишь набора для вышивания. — Я ведь не помешала?       — Что ты, матушка.  Мы всего лишь беседовали, — быть убедительным не составило труда, потому что именно это они и делали. К глубочайшему сожалению.       — Здравствуйте, Нарцисса.       — Добрый день, Гермиона, — с теплотой поприветствовала она.       Малфой понятия не имел, когда эти две женщины успели отойти от официальных обращений, но это, безусловно, являлось хорошим знаком. С тех пор как все они пережили катастрофический завтрак, Грейнджер несколько раз проводила время с его родителями. У них состоялось два совместных чаепития, один дневной променад с матерью по окрестностям поместья и частная экскурсия Нарциссы Малфой в оранжерею. И хотя мать намекала на тет-а-тет с Гермионой, Драко навязался с ними, будучи всё ещё не готовым оставить их наедине.       Однако, как хороший сын и благовоспитанный человек, он дал дамам необходимое пространство, отстав на несколько метров и изобразив ужасно заинтересованный содержанием матушкиной оранжереи вид. Словно стрелиция и фуксия впервые попались ему на глаза, а не цвели здесь практически круглый год, поддерживаемые специальными удобрениями и чарами.       И если посещение райского сада Нарциссы Малфой он ещё готов был пережить, то предложения отца о посещении приусадебной зоны, где разгуливали белые павлины, категорически отвергались. Грейнджер всё ещё слегка — значительно — бледнела или краснела, в зависимости от ситуации, в присутствии Люциуса. Поэтому Драко попросил отца отложить эту идею до лучших времён.       — Рада снова видеть вас в поместье, — улыбнулась она и самым естественным образом поинтересовалась: — Как вам спальня Драко? Немного мрачная, не находите? Я думаю, ей пришлось бы очень кстати чуть больше светлых тонов.       — Э-э-эм… да, возможно? — выдавила из себя застигнутая врасплох Гермиона.       Малфой, стоящий чуть позади Нарциссы, демонстративно изогнул бровь. Грейнджер едва заметно пожала плечами.       — Как насчёт того, чтобы пригласить сюда чудесного портного из Франции? Месье Ришар помог бы вам в кратчайшие сроки определиться с оттенком и текстурой тканей. Пожалуй, светлые подушки, покрывало и несколько комплектов постельного белья из шёлка акромантула разбавили бы серые тона этой холостяцкой берлоги.       Драко в немом изумлении наблюдал, как мать со свойственной ей статностью оценивает его владения и слегка поджимает губы на самых мрачных местах. По её мнению.       — Вам по душе бежевый, Гермиона? — Нарцисса обернулась к ней, отворачиваясь от массивного шкафа из чёрной древесины, располагающегося неподалёку от панорамного окна.       Грейнджер, доселе находящая реакцию Малфоя забавной и беззвучно хихикающая над ним, вмиг поперхнулась смехом. И тогда настала очередь Драко ухмыляться. Она бросила на него панический взгляд, но он едва повёл плечами, говоря, мол, выкручивайся сама.       — Я не… — она раскраснелась, словно роза на пике цветения, и выглядела в равной степени достаточно отчаявшейся и милой, чтобы он сжалился над потерявшей дар речи женщиной:       — Если только он будет ближе к золотому. Гриффиндорские корни Гермионы обязуют её почитать золотой и алый.       — О, алый… Воплощение страсти, которой так недостаёт этой комнате, — задумчиво протянула Нарцисса, бросая долгий красноречивый взгляд на сына.       Щёки Малфоя запылали, и он стал усиленно поправлять чёлку, избегая пересекаться глазами с матерью.       Если бы кое-кто не вторгся в другое — библиотечное — пространство сегодня днём, стены этого дома увидели бы куда больше страсти.       — Я говорю о цвете, разумеется. Поскольку сама природа страсти настолько непредсказуема, что может настигнуть в любом месте и в любое время, не правда ли? — с легкомыслием спросила она, посылая поочерёдный лукавый взгляд им обоим.       Кошачьи уши Драко дёрнулись, а у Гермионы от смущения прижались к голове. Она затеребила юбку, опуская взгляд в колени, и Малфой заметил длинную стрелку у неё на чулках, идущую вдоль внешней стороны бедра, — наглядное свидетельство недавней вспышки их неистовой тяги друг к другу.       Безусловно, эта маленькая деталь могла ускользнуть от их собственных глаз, но только не от приметливых очей матушки. Посему Драко не видел смысла продолжать строить из себя платонического любовника Грейнджер и самым обыкновенным образом согласился:       — Совершенно верно. Однако, как выяснилось, даже дом со множеством десятков комнат порой не гарантирует должного уединения.       Нарцисса одарила его заинтересованным взглядом, довольная тем, что он принял правила её игры, а затем улыбнулась ему той самой благосклонной улыбкой, которую дарят все матери своим детям в преддверии какой-нибудь незатейливой житейской мудрости.       — Однако уединение обеспечивается по умолчанию, когда вы остаётесь только вдвоём, верно?       Драко предпочёл бы не видеть и не понимать хитрого блеска в глазах этой всеведущей женщины. Он прищурился, стремясь разгадать, к чему она клонит.       — Завтра после обеда мы с твоим отцом отбываем в гости к Андромеде, — она бросила короткий взгляд в окно, оглядывая аккуратно подстриженную лужайку с фонтаном и скамейками. Малфой любил коротать здесь время за чтением книг в тёплое время года. Но начало дождливого и отличающегося беспросветной облачностью ноября совсем не располагало к отдыху на природе.       Свинцовые облака казались настолько низкими и тяжёлыми, словно могли с лёгкостью проткнуться о шпили, венчающие башни особняка. А лёгкий туман гулял по прилегающей территории призрачной дымкой, как заплутавший странник.       Пока мать отвлеклась на созерцание осеннего пейзажа, Драко успел переглянуться с Грейнджер, только сейчас заметившей порванные чулки и оттого побледневшей.       — Погостим у неё до воскресенья, — Нарцисса вновь обернулась к ним, в мгновение ока возвращаясь от задумчивого состояния к прежней беспечности. — Чем не прекрасный шанс для вас двоих насладиться обществом друг друга в укромных уголках Мэнора?       Великолепно. Была ли это спланированная акция или очень удачное стечение обстоятельств?       От всех этих «укромных уголков» Гермиона сделалась необыкновенным видом леопарда с розовыми пятнами смущения на коже. Или, возможно, редкой бенгальской кошкой, что было ближе к её природе.       Едва подавляя смех от нелепости ситуации, Драко постарался напустить на себя суровый вид, всплёскивая руками для пущего эффекта:       — Ради Мерлина, мама!       — Весь дом только в вашем распоряжении, — продолжила упорствовать Нарцисса, — и гостиные, и библиотека, и даже…       Что попадало под пугающую категорию «даже», Малфой не хотел знать.       — Мама! Прошу, — он послал ей умоляющий взгляд. Сколько ещё неловких разговоров ему уготовили боги на сегодняшний день? — Тебе необязательно проходиться по всему списку. Я прекрасно знаком с собственным домом.       — Уверена, ты никогда не подозревал, что в восточном крыле есть весьма удивительная ниша… — Нарцисса звучала с восхитительной непринуждённостью, успевая при этом с некоторым скептицизмом изучать тяжёлые гардины на окнах.       Драко громко вздохнул и, сжав пальцами переносицу, на секунду закрыл глаза.       Это было абсурдно. Сначала его отец вторгся в библиотеку — эпицентр их страсти, а теперь мать инструктировала их с Грейнджер об укромных местах поместья. Его родителям стоило определиться, стремятся ли они помешать ему заняться сексом с любимой девушкой или подталкивают к этому.       — Отлично. Ниша, — спустя несколько секунд пробормотал Малфой. Взяв себя в руки, он напустил на себя самый любезный вид и пересёк комнату, подходя к матушке и галантно подставляя ей локоть, который она с удовольствием приняла. — Уверяю тебя, если этот крайне неловкий разговор сейчас же прекратится, мы с Гермионой обязательно найдём и исследуем эту чёртову нишу.       Нарцисса бросила на Драко долгий испытующий взгляд, которым одаривала его всегда, когда хотела убедиться в честности данных ей обещаний. По всей видимости, результат удовлетворил матушку. Она с нескрываемым довольством улыбнулась и позволила Малфою увести себя в сторону двери.       — И обязательно обсудите смену этих угнетающих гардин.       — Да-да, мы непременно поработаем над вопросом парочки светлых пятен, которые смогли бы оживить пространство моего холостяцкого пристанища, — возмутительное заявление вырвалось из его уст раньше, чем он сумел найти в нём грязный подтекст.       Чёрт возьми.       Драко открыл дверь. Если Нарцисса и обнаружила непристойные трактовки его слов, то не показала этого:       — Славно. Потому что навряд ли ему долго осталось пребывать в статусе «холостяцкого», — она подмигнула Грейнджер, безуспешно старавшейся натянуть юбку пониже и прикрыться пушистым хвостом в надежде скрыть порванные чулки.       Гермиона вернула ей неловкую улыбку и опустила взгляд.       Драко наклонился, оставляя прощальный поцелуй на щеке матери, когда она прошептала:       — Если хочешь знать, твой отец уже получил по заслугам. Впредь такого больше не повторится.       Малфой кивнул, желая поскорее скинуть с себя бремя этого обескураживающего разговора, в течение которого его обычные уши, считай, беспрестанно горели.       — Хорошего дня, матушка.       Нарцисса удалилась из комнаты с ещё более сияющим видом, чем когда сюда входила. Создалось впечатление, будто даже её платье чёрного ониксового цвета с жемчужной вышивкой стало излучать больше мерцания.       С облегчением прикрыв дверь, Драко прислонился к ней и с долей вины взглянул на Грейнджер. Она выглядела смущённой, но не рассерженной. У неё на губах даже появилась робкая улыбка, стоило их взглядам встретиться.       Малфой усмехнулся в ответ, подошёл к ней и сел рядом на кушетку. Обняв Гермиону за талию, он поцеловал её в висок и прошептал:       — Как скоро ты от меня сбежишь, если мои родители продолжат докучать нам недвусмысленными намёками?       — Не дождёшься, — с неповторимой нежной дерзостью заявила она. — Но было бы здорово, если бы твои родители договорились о своих желаниях. Потому что сейчас они, вероятно, кардинально противоположны.       Драко убрал её волосы с плеча за спину.       — На самом деле они очень даже заодно. Мать мечтает о внуках, отец хочет наследника. Я полагаю, они просто не подозревают, что наш целомудренный период несколько затянулся. В противном случае Люциусу не пришло бы в голову забавляться чем-то подобным.       Гермиона поудобнее устроилась в его объятиях и спросила:       — Что, если всё-таки твои родители не считают меня достойной для тебя партией?       — Грейнджер, — он понимал все её сомнения, но хотел развеять их, — всё в прошлом. Моя мать только что подталкивала нас к уединению в какой-то нише. Ты правда думаешь, что, если бы ты ей не нравилась, она стала бы заниматься чистой воды сводничеством?       Она пожала плечами.       — Я не слишком хорошо знаю твоих родителей. Тем более тех людей, которыми они стали сейчас. Возможно, они просто стараются быть вежливыми.       — Да, моя мать сейчас очень вежливо намекнула, что нас ожидает целая неделя наедине. И, чтобы ты знала, я собираюсь воспользоваться этим аукционом неслыханной щедрости, — он провёл кончиками пальцев по стрелке на женских чулках.       Гермиона задержала дыхание, а затем взмахнула хвостом и с необычайным рвением обняла его им за поясницу. Малфою удалось проделать с собственным тот же манёвр, устраиваясь на девичьей талии. Из-за того, что хвост Драко был на добрых восемь дюймов длиннее, а Гермиона была стройной и изящной, ему удавалось опутывать больше пространства её прекрасного тела.       — Хочешь сказать, что завтра нам никто не помешает? — прошептала она, боясь спугнуть удачу.       — Никто, — его пальцы замерли на островке её обнажённой кожи под юбкой. — Во избежание форс-мажоров предлагаю начать со спальни. А уже потом пойти поискать всякие потворствующие разврату ниши, раз уж я пообещал матери, — ухмыльнулся он, передвигая руку на внутреннюю сторону бедра и срывая судорожный вздох с губ Гермионы.       Она зажала кончики его пальцев между бёдер, и мысли Малфоя улетели в мир похоти и порока. Всего день, и эта женщина будет целиком и полностью принадлежать ему.       Он осыпет это соблазнительное тело бессчётным количеством поцелуев, подарит ему не меньше тысячи прикосновений и оставит на белоснежной коже Грейнджер, украшенной золотой пыльцой из веснушек, столько красноречивых меток, сколько ему заблагорассудится. Ведь если однажды она позволила Драко укусить себя ради эксперимента, после чего даже не замаскировала след, оставленный его зубами, то сейчас совершенно точно не станет возражать.       — Так что… ты согласна завершить начатое завтра, скажем, в шесть вечера? — пониженным до греховного тембра голосом поинтересовался он. — Обещаю быть очень непослушным котиком. Хотя, если ты захочешь, я позволю тебе себя укротить, а может быть, даже полностью покорюсь тебе. В какой-то момент, — промурлыкал и лизнул ямку у неё за ухом.       — О боже, Драко…       От протяжной манеры прозвучавших в его ухо слов по телу разлился жар, и Малфой с уверенностью мог заявить, что ради таких вот ответных реакций и стонообразных речитативов, вырванных из уст Грейнджер, он жил на этой земле.       — Запомни эту фразу. Завтра она тебе как никогда пригодится, — с плотоядной ухмылкой взглянул на неё он, смакуя её взбудораженное состояние. Умопомрачительная картина для глаз по уши влюблённого мужчины. — В шесть. Идёт?       Гермиона активно закивала, закусив губу, и Драко испытал почти болезненное предвкушение. Значит, завтра в шесть вечера они с ней хорошенечко согрешат. Наконец-то.       — Прекрасно, — прошептал он. — Тогда на повестке дня у нас один-единственный вопрос, — Драко выдержал паузу в лучших театральных традициях. — Как, чёрт возьми, нам продержаться в этой мучительной атмосфере ожидания до воскресенья?