Все без ума от котиков

      Это был ужасный день. Отвратительный по всем фронтам. Один из тех дней, который в череде и без того не лучших — и это ещё мягко сказано — будней окончательно добивает тебя, заставляя увязнуть в упаднических настроениях. Словно весь мир ополчился против, и кто-то там наверху забавляется подсчётом, сколько ещё дерьмовых дней тебе подкинуть, из желания узнать границы твоих пределов.       Если брать за точку отсчёта предыдущее воскресенье, когда злой рок ХЕР завладел Драко, лишив его горячего вечера с Грейнджер, то сегодня шёл седьмой день этого адского испытания на прочность. И, честно говоря, Малфой сомневался, что справляется.       Для начала стоит упомянуть, что начиная со среды они с Гермионой не виделись по причине отбытия их аврорского подразделения на трёхдневную — растянувшуюся до четырёхдневной — миссию. Первую миссию Драко после его кошачьего преображения. Возможно, последнюю. Он ещё не слишком хорошо всё обдумал, чтобы зарекаться. Но обо всём по порядку.       В общем, надлежало признать, что даже короткое расставание далось ему нелегко. В последний раз они не виделись друг с другом так долго в свою первую неделю отношений. Как раз перед тем, как Грейнджер, внезапно материализовавшаяся в его кабинете, набросилась на него с поцелуем. И если тогда он хандрил оттого, что просто не может быть с ней рядом столько, сколько ему на самом деле хочется, то теперь ситуацию обострила их неудачная попытка сблизиться.       Малфой чувствовал себя угнетённым из-за того, что нелепость в виде хвоста стала помехой в прошлое воскресенье. Он всерьёз начинал опасаться, не висит ли над ним ещё какое-нибудь проклятие, любезно дарованное ему грехами предков. Поскольку за двадцать восемь лет своей жизни Драко ни разу не попадал в такую патовую ситуацию, когда что-либо мешало ему заняться сексом с девушкой. Любимой девушкой. Девушкой, которая его безудержно хотела.       Честное слово, это было фиаско.       Ни один из них не затрагивал тему несостоявшейся близости, но Драко ощущал тяжесть невысказанных тревог, зависшую между ними. Как будто кто-то удерживал этот обременяющий груз левитирующим заклинанием. И каждый раз в такие моменты, то есть практически беспрестанно после злополучного вечера, сердце Малфоя съёживалось в груди, подобно тому, как скукоживается кусочек бумаги, подожжённый Инсендио.       Помимо всего прочего, он с завидным мастерством накрутил себя до того, что ему даже мерещились сочувствующие взгляды в Министерстве. В лифте. Кафетерии. Атриуме. Так, словно каждый из встречающихся ему на пути людей знал, как сильно облажался Драко в воскресенье, и жалел его.       Конечно, то были проделки небезызвестного самовнушения, и Малфой прекрасно осознавал абсурдность подобных треволнений, однако это не снимало камень с души.       Таким образом, тоска по Гермионе во время рабочей поездки усугубилась ещё и переживаниями другого рода. Смятением, досадой и глубоким унынием. Но, слава Мерлину, он был достаточно профессионален, чтобы эмоциональное состояние не отразилось на работе. В конце концов, он всё ещё мог ограничить поток удручающих мыслей при помощи окклюменционных стен. Правда, только на время. Поскольку окклюменция не решала проблем, а лишь отодвигала их в дальний угол сознания, чтобы позднее они нахлынули на тебя снова. Чаще всего с новой силой.       Мало того, что Драко находил неудавшуюся попытку заняться сексом с девушкой пагубной для самооценки и мужского достоинства, так ещё и сегодняшнее утро, когда им удалось изъять тёмный артефакт у группы дилеров, пытавшихся перенаправить его в Австрию для дальнейших экспериментов с тёмной магией, выдалось для Малфоя оскорбительнее некуда.       Будучи командиром третьего аврорского подразделения, он отвечал за успешный исход текущей миссии и взял на себя главаря банды, именующей себя «Дети Авады Кедавры». Пока пятеро авроров из его подчинения сражались на палочках с остальными приспешниками, Драко обезоружил их предводителя. Оказавшись загнанным в угол и понимая, что ему нечего больше терять, некий Бальво Моро не придумал ничего лучше, чем высмеять кошачью натуру Малфоя. Из-за чего, конечно, нарвался на Силенцио и Инкарцеро, но даже это не стёрло с его губ мерзкую ухмылку.       К счастью, Драко сумел удержать окклюменционные щиты и не показать свою уязвимую сторону. Тем более, что никто из его подразделения не слышал брошенных ему в лицо унижений, занимаясь атакой и отражением ударов противников. Однако это не означало, что Малфой пропустил насмешку мимо ушей. Теперь, когда он — униженный и оскорблённый — вернулся в Мэнор и вот уже почти полчаса стоял под струями воды, пытаясь смыть с себя этот ужасный день, подавляющие мысли захлестнули сознание в полной мере.       Не впервой, чтобы люди тыкали в него пальцем — в послевоенные годы он был удостоен сотен нелицеприятных комментариев и презрительных взглядов в свой адрес, — но никогда прежде это не касалось его наружности. Сомнительных жизненных установок, неверных решений — да. Он проходил через вышеупомянутые тернии порицаний и двигался дальше, признавая свои ошибки. Но, чёрт побери, внешний облик? Это была определённо неизведанная территория.       Любому, кто обладал мало-мальски приличным зрением, сложно было отрицать очевидную привлекательность Драко. Да, его красоту можно было назвать «холодной» и, возможно, где-то даже резкой, однако никто не осмелился бы сказать, что природа на нём отдыхала. Поскольку это стало бы наглой ложью, так как она явно занималась тем, что с особой искусностью вытачивала его черты. Малфою только и оставалось, что поддерживать и совершенствовать дарованную ему от рождения безупречность.       Выключив воду, с тяжёлым вздохом он перешагнул бортик душевой и, не потрудившись вытереться, встал на тёплый кафельный пол перед незапотевающим благодаря чарам зеркалом.       После последней миссии у него появился новый шрам над тазовой костью от пропущенного режущего заклинания. Впрочем, жжение от не до конца исцелённого и продолжающего кровоточить пореза сейчас мало его волновало. Потому что он снова таращился на себя так, словно впервые увидел.       Белоснежные уши. Хвост. Да ради всего святого, Драко снова чувствовал себя белой вороной. А если учесть иронию его жизни — белым котом.       Насколько угрожающим аврором он был со всей этой чертовщиной? Может, пришла пора задуматься о смене профессии?       Грудь сдавило с такой силой, как если бы на неё наступил взрывопотам, и Малфой сделал глубокий вдох, стараясь отогнать гнетущие мысли прочь.       Он не мог представить, что откажется от любимой профессии из-за слов какого-то кретина, от безысходности попытавшегося нанести удар по его самооценке. Хочет Драко или нет, ему придётся идти с новой версией собственной внешности по жизни. Ведь спрятаться от общественности где-нибудь в лесах, делаясь отшельником, совсем не тот план, который вписывался в его ближайшее — и вообще какое-либо — будущее.       С волос и тела беспрестанно на пол капала вода, пока Малфой скользил взглядом по отражению в зеркале. Он больше не испытывал удивления, глядя на нового себя. И в глубине души признавал, что не находит эти изменения отталкивающими. Как он мог продолжать считать их чем-то неестественным, когда теперь они стали неотъемлемой его частью? И когда они являлись особенностью его любимой девушки?       Сделав глубокий вдох, Малфой потянулся за волшебной палочкой, наложил заживляющее заклинание на свежий порез и высушил себя чарами.       Грейнджер ещё не знала о его возвращении, поэтому Драко собирался отправиться прямо к ней. Сейчас ему, как воздух, требовались её прикосновения.

***

      — Драко! Ты вернулся!       Гермиона метнулась к нему маленьким кудрявым вихрем, едва он перешагнул через каминную решётку в её гостиной.        По сравнению с Мэнором, дом Грейнджер не выказывал даже намёка на монументальность, но именно отсутствие помпезности и делало его во сто крат уютней. А ещё тот несомненный факт, что этот коттедж на юго-востоке Лондона был маленьким миром Гермионы, куда она впустила его так же легко, как в своё сердце.       Грейнджер рассказала, что обзавелась собственным домом в преддверии двадцать седьмого дня рождения, вложив в него почти всё состояние, которое ей удалось накопить благодаря бессчётному количеству научных грантов и руководящей должности в Министерстве.       — Я так скучала по тебе, — прошептала она, прижимаясь к его груди и крепко обнимая. Рука Малфоя обвилась вокруг тонкой талии, и он уткнулся носом в распущенные локоны, вдыхая знакомый аромат. Аромат дома и спокойствия. Личный Умиротворяющий бальзам Драко Малфоя. — До последнего вчера ждала твоего возвращения, но Гарри сообщил, что миссия затягивается и… Боже, я так волновалась, — она задрала голову, и по телу Драко пробежал ток от смешения беспокойства и облегчения в карем взгляде.       Он никогда не хотел становиться поводом для её тревог, но всегда втайне желал стать человеком, чьего возвращения она ждёт.       За время его командировки Гермиона искусала губы до кровоточащих ранок, и он коснулся уголка припухшего рта подушечкой большого пальца. Она ответила судорожным вздохом.       — Прости. Я всегда кусаю их, когда нервничаю.       Улыбка стала проявляться у него на губах с такой же нерешительностью, с какой пробивается солнце из-за туч после затяжного дождя:       — Я тоже по тебе чертовски скучал, Грейнджер.       Она потянулась за поцелуем, и Малфой не заставил себя долго ждать. Стаи бабочек запорхали в животе от соединения с родными губами, коих он так долго не ощущал на своих собственных. Поцелуи с ней ощущались, как исцеление, и в надежде излечиться в полной мере, Драко прижал её к себе лишь сильнее.       Гермиона обняла его за шею, задевая кончиками пальцев волосы на затылке. Рождая у него в душе необыкновенное спокойствие, о котором он тосковал все дни без неё. Однако стоило девичьей ладони двинуться к макушке, Драко осторожно отпрянул, прежде чем той удалось бы достичь кошачьих ушей.       Грейнджер почувствовала неладное и, открыв глаза вслед за ним, прошептала:       — Ты в порядке?       Физически? Так, небольшой порез. Морально? Я раздавлен почти так же сильно, как если бы стадо фестралов прошлось по мне и моему самоуважению.       — Не знаю, — не стал врать он. — Не самый лучший мой день, — кривая улыбка приподняла уголок его губ.       Гермиона в течение нескольких секунд не отрывала от него созерцательного взгляда, а потом, соскользнув руками с шеи, отвела одну из его ладоней от своей талии, чтобы переплести с ним пальцы.       Малфой крепче сжал хрупкую кисть, отмечая, как идеально она лежит в его большой ладони. Словно созданная для него.       — Устраивайся на диване, а я приготовлю нам глинтвейн, — оставив горячий поцелуй у него на щеке, она выпустила его пальцы и отправилась на кухню.       Через пару минут, когда Драко изучал содержание первой попавшейся под руку брошюры, Грейнджер вернулась с двумя порциями дымящегося и источающего невероятный аромат пряного напитка. Без лишних слов она протянула ему одну из кружек и приютилась у него под боком.       Они сделали несколько глотков в тишине, прежде чем Гермиона, прощупывая почву, поинтересовалась:       — Как прошла миссия?       — Успешно. Дилер и компания взяты под стражу. Ожидают заседания Визенгамота.       — Хорошо, — кивнула Грейнджер, постукивая пальчиками по керамической кружке. — Я рада, что поимка удалась.       — Ага.       В камине трещал огонь, как бы выступая в роли третьего собеседника, готового заполнять паузы в разговоре. Что было весьма великодушно с его стороны, поскольку нынешняя тишина не казалась благосклонной.       Сделав пару глотков под оживлённую трескотню дров, Малфой уткнулся в кудрявую макушку и оставил невесомый поцелуй на задней стороне коричневого уха. Гермиона вздрогнула и прижалась к нему крепче, шёпотом спрашивая:       — Расскажешь мне о том, что стряслось?       Драко поймал себя на почти болезненной вибрации в ноющих мышцах и не менее сильном гудении в голове. Второе — наверняка последствие переизбытка дум. Немного помедлив, он решил начать с малого.       — Я ужасно тосковал по тебе. Не знаешь, это как-то связано с нашей кошачьей природой?       Малфою требовалось некоторое время, чтобы поделиться с ней информацией о том, что нарушающие магические законы ублюдки в приступе отчаяния глумятся над его нынешним обликом, видя в нём грёбаный повод для насмешек.       Она подняла на него настороженный взгляд с долей пытливости.       — Каждый человек тоскует в разлуке.       — Да, просто… — он вздохнул, на мгновение прикрыв глаза. — Ещё в первые дни наших отношений я заметил, что если не вижу тебя достаточно долго, то чувствую себя подавленным. На душе становится неспокойно, и все мои мысли тревожной вереницей тянутся к тебе. Это не передать словами… И я решил, что ты можешь испытывать то же самое.       Гермиона опустила взгляд и, накрыв своей рукой его пальцы, лежащие у неё на бедре, стала водить по ним туда-обратно.       — Да, я… я тебя понимаю. Ведь все прошедшие дни тоже тосковала по тебе. Безумно, если быть честной, — тихо призналась она. — И в тот первый раз, когда набросилась на тебя с поцелуем в твоём кабинете. Просто не смогла больше выносить разлуки.       Она соединила их ладони, вплетая свои пальцы в его руку.       — Как ты понимаешь, исследований, объясняющих наше состояние, не существует, но я допускаю, что это особого рода привязанность. Скорее всего, человеческие и животные гены просто смешались и дали такой эффект, отчего нам тяжелее переносить расставание друг с другом.       Грейнджер смолкла и отвлеклась на неторопливый глоток глинтвейна.       — Мысль о такой связи пугает тебя? — она избегала смотреть на Драко, предпочитая наблюдать за завитками пара над кружкой.       Гермиона выглядела так, словно чувствовала вину за случившееся. За сформировавшуюся между ними связь.       Губы Малфоя в успокаивающем поцелуе прижались к её виску.       — Ничуть. Просто хочу понять, можем ли мы с этим что-то сделать. Моя работа, как и твоя научная деятельность, предполагает частые отлучки из Лондона, и я бы не хотел думать, что в каждый свой отъезд заставляю тебя страдать.       Гермиона отставила недопитую кружку на край журнального столика, заваленного самой разнообразной литературой, и, поджав под себя ноги, положила голову к нему на плечо.       — Всё это можно пережить. Такое проявление привязанности не смертельно, хоть и порядком удручающе.       Она стала водить пальцем по узорам на его сером, удивительно точно перекликающимся с унылым настроением, свитере. Несмотря на то что озвученная ею мысль была завершена, Драко уловил недосказанность, повисшую в воздухе.       — Грейнджер, если у тебя есть идеи, как нам побороть эти минорные настроения, а я уверен, что это так, — усмехнулся он, — то говори. События последних двух месяцев разучили меня чему-либо удивляться.       Гермиона издала тихий вздох, с промедлением промолвив:       — Вообще-то у меня действительно есть кое-какие соображения.       И снова эта мучительная пауза.       — Если ты сейчас же не выложишь всё как на духу, я умру от неведения, в одночасье решая проблему с нашими подавляющими расставаниями.       — Звучит как шантаж, — улыбнулась она, вскидывая голову.       Кудри щекотали ему щёку, а в тёмных глазах, с тихой нежностью устремлённых на него, мерцали чарующие блики танцующих в камине огоньков. Невозможно было подобрать слов, насколько он истосковался по любому, даже малейшему тактильному взаимодействию с ней. Разлука, пусть она и была краткосрочной, высосала из него всё душевное спокойствие, подобно чёртовому поцелую дементора.       — Это он и есть. В чистом виде.       Малфой отлевитировал кружку в сторону и, коснувшись освободившейся рукой девичьей щеки, поцеловал Гермиону. Губы двигались неторопливо, почти лениво, но с каждым новым отзывчивым прикосновением Драко словно исцелялся. Раны на душе затягивались, а сердцебиение замедлялось, приходя в норму.       Каждый раз оставаясь с Грейнджер наедине, Малфой снова и снова убеждался в том, что схлопотал бы хвостато-ушастое проклятие ещё раз, если бы оно привело его сюда, к ней. К нынешнему моменту. В эту маленькую гостиную Гермионы, больше напоминающую слишком одомашненную библиотеку из-за расставленных по всевозможным уголкам книг. На узкий фисташковый диван, явно предназначенный либо для тесного контакта друг с другом двоих людей, либо для одной-единственной девушки с книгой в руках и котом, свернувшимся калачиком у неё на коленях.       Кстати, о рыжем недоразумении. Недокниззл явно куда-то запропастился. Обычно он не отступал от хозяйки ни на шаг и всё ещё настороженно поглядывал в сторону Драко своими янтарными глазами. Словно обдумывал, заслуживает ли Малфой его величайшего кошачьего благословения на отношения с Грейнджер.       — Так что там насчёт твоих соображений? — он оставил очередной поцелуй в уголке её рта.       — Ну… — она облизала потрескавшиеся губы. — Ты когда-нибудь слышал про гиджил?       — Гиджил?       Он прокрутил незнакомый термин на языке и пришёл к выводу, что никогда прежде ему не доводилось встречать это слово в английском.       — Да. — Заметив его озадаченность, Гермиона поспешила пояснить: — Тагальское понятие. Подразумевает непреодолимое желание укусить кого-то очень близкого. Кого-то, кто тебе до ужаса симпатичен.       Макового цвета румянец расцвёл на девичьих щеках, на некоторое время лишая Драко дара речи. Заворожённый её смущением, он провёл по одной из алеющих скул подушечкой большого пальца, отчего Грейнджер взглянула на него, судорожно вздохнув.       Он решил, что сейчас самое время признаться ей в ощущении, которое регулярно преследовало его:       — Почти всегда, когда ты в пределах моей досягаемости, я хочу тебя укусить. А иногда даже… съесть? Ну, не в буквальном смысле слова, конечно.       Гермиона ответила улыбкой на чистосердечное признание и перебралась к Малфою на колени, устраиваясь поудобнее в его руках. Грейнджер излучала уют, и Драко хотелось укрыть её от всего мира в своих крепких объятиях. Как самое главное сокровище в жизни.       — Это и есть гиджил. Каждый человек в той или иной степени подвластен ему, просто в нашем с тобой случае он ощущается особенно остро. Всё дело в огромном количестве адреналина и эндорфинов, которые выбрасываются в кровь во время таких вот порывов. Однако для нас занимательнее всего то, что гиджил имеет накопительный эффект.       — О да, будет весьма занимательно, если в один прекрасный день его накал достигнет своего пика, и я закусаю тебя до смерти. Совершенно нелепая, хоть и в извращённом понятии «милая» смерть.       — Влияние гиджила не настолько губительно, — она приподняла уголок губ в мягкой усмешке. — Но он может стать ключом к разгадке, если говорить о нашей тоске в разлуке. Из-за примеси животных генов нам действительно хочется укусить друг друга. По-настоящему, понимаешь?       Он, без сомнений, понимал, поскольку имел счастье прочувствовать на себе все те наваждения, о которых рассуждала Грейнджер.       — Когда потребность в укусах не удовлетворена, и в дополнении к этому мы подогреваем её разлукой, возникает побочный эффект в виде подавленности и упадка духа. Конечно, всё это лишь мои предположения, не подкреплённые фактами, однако есть несколько статей, которые подталкивают меня к таким мыслям.       — Великолепно. Хочешь сказать, что я в самом деле должен укусить тебя?       — Если только захочешь проверить мою теорию, которая — возможно, только возможно — свяжет нас как пару и угомонит причудливые животные инстинкты. Очередной эксперимент в своём роде…       Как пару.       Эксперимент.       Зов соблазнительных перспектив был подобен манящим чарам, применённым к сознанию Малфоя. Признать в любимой ведьме пару, в то время как она в ответ официально отметит его своей второй — пусть и только на уровне кошачьих прихотей — половинкой? Эта мысль околдовала разум.       Их последние эксперименты до сих пор всплывали у него в памяти яркими вспышками прекрасного. Если нынешние будут в том же духе, то непростительно отказываться от них.       Драко не заметил, как в раздумьях стал поглаживать одно из шелковистых ушей Гермионы. Лучшая разновидность релаксации, к которой он с некоторых пор пристрастился.       — Но если я и впрямь укушу тебя, не в шутку, это будет болезненно.       — Разумеется, — кивнула она, — но я переживу. Как и ты, впрочем. Ты ведь не думал, что будешь единственным, кому посчастливится оставить метку?       Грейнджер хитро прищурилась, на что Малфой закатил глаза, а после запечатлел свою улыбку у неё на губах. Этой ведьме он мог бы выдать карт-бланш на сотни меток.       — Мечтать не вредно.       Гермиона прильнула к его рту для ещё одного короткого поцелуя, позволяя ему уловить необыкновенную нежность, которой сегодня она, кажется, была переполнена.       — Разве что… я не знаю, можно ли залечивать укусы, подобные этому, магией. Скорее всего, нам придётся подождать, пока они заживут естественным путём.       И всё же он глубоко заблуждался, когда предполагал, что ничто не сможет удивить его сильнее перемен в собственной внешности и всяких семейных проклятий. Идея обмена укусами во благо спокойствия всерьёз пошатнула иллюзию насчёт обретённой им невосприимчивости к превратностям судьбы.       — Звучит дико, не находишь?       Сколь бы заманчивой ни была перспектива отдаться в волю гиджила, на пути стояло одно «но». Одно дело — кусать её играючи, в романтическом контексте, и совсем другое — сознательно сделать ей больно.       — Знаешь, после шестнадцати лет в обличье женщины-кошки ничего не кажется таким уж удивительным и тем более диким. Хотя сама затея, конечно, отдаёт первобытностью, — она усмехнулась.       — Слава Мерлину и Моргане, что нам хотя бы не нужно приносить никого в жертву. Лишь пролить некоторое количество собственной крови во имя душевной гармонии.       Негромкий смех вырвался из её уст, после чего их взгляды задержались друг на друге.       Драко изогнул губы в замышляющей улыбке, перед тем как подался вперёд и укусил Грейнджер за кончик кошачьего уха. Задержав на нём зубы, он имел счастье заметить, как девушка у него в руках затаила дыхание.       — Что ты чувствуешь, когда я тебя кусаю?       — Мм. Тихий восторг. До безумия приятное покалывание в местах укусов. Разливающуюся по телу негу.       Его задумчивое «хм» побудило её кошачье ухо трогательно дёрнуться, и Малфой снова прикусил его, но уже чуть ниже. Гермиона мёртвой хваткой вцепилась в его свитер.       — Пожалуйста, продолжай, — её голос немного дрогнул, и Драко увидел в этой просьбе отражение самого себя на одном из сеансов, когда он точно так же умолял Грейнджер не останавливаться.       Тогда он ещё не ведал ни о её кошачьей сущности, ни о взаимности влечения. А теперь ему выпал шанс даже кусать эту женщину. Обыкновенному человеку никогда не прочувствовать всей прелести сего действа.       Лизнув край ушной раковины и воздовольствовавшись шелестящим выдохом, Малфой взял Гермиону за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. И без того большие зрачки расширились, а карие радужки на толику потемнели, завораживая Драко более насыщенным цветом. В этой глубине можно было запросто утонуть.       — Я не знаю, когда состоится следующая миссия, — он опустил глаза на алые губы, выпускающие учащённые вдохи-выдохи, — но полагаю, что нам стоит всерьёз задуматься над магическим обрядом обмена укусами. Обещаю держать свои гиджил-порывы в узде, пока ты точно не решишь, что желаешь подобной связи.       Пусть они основывались лишь на исследовательских предположениях Гермионы, и не было никаких гарантий успеха, такой шаг всё же требовал осмысления. Поскольку, если должный эффект будет достигнут, им удастся совершить маленький прорыв в волшебной науке. Новое достижение в научную копилку золотого ума всей Британии Гермионы Джин Грейнджер. При скромном участии Драко Люциуса Малфоя. Чем не повод для первой полосы «Ежедневного пророка»?       Грейнджер кивнула, и Драко поцеловал её в лоб, скрепляя их устный договор. Спустя несколько мгновений дымка опьянения у неё во взгляде развеялась, и она сделалась самой серьёзностью.       Гермиона подняла руку, намереваясь коснуться его кошачьих ушей, но пальцы так и зависли в воздухе, когда пушистые предатели прижались к голове вопреки воле Малфоя. Просто великолепно. Выдающийся индикатор его душевного состояния.       — Я думала, мне показалось, — еле слышно проговорила она.       — Нет, — он так сильно сжал челюсть, что дёрнулись желваки, — не показалось.       Грейнджер осторожно зачесала в сторону его чёлку, предусмотрительно не приближаясь к спрятавшимся в волосах кошачьим ушам, и опустила руку.       — Что стряслось? Я не видела тебя таким уязвлённым с первых дней наших сеансов.       В глазах с янтарными прожилками плескалась явная озабоченность его душевным состоянием, и он поспешил отмахнуться:       — Так, сущая ерунда.       Ага, как же.       Это могло быть чем угодно, только не ерундой. Только не для Драко. Не тогда, когда ему было и без того тошно по множеству причин.       Он с трудом выдавил из себя улыбку. Совершенно неубедительную, если верить ещё больше нахмурившимся бровям Гермионы.       После глубокого вдоха из его уст вылетел самый неразумный — и приправленный фунтами отчаяния — вопрос на свете:       — Я жалок, да?       Чёрт возьми, ему стоило наложить на себя Силенцио, чтобы предотвратить высказанную вслух глупость космического масштаба. Вероятно, тогда бы карие глаза так не округлились от кристально чистого изумления.       В самом деле, он ведь не ждал, будто Грейнджер с энтузиазмом откликнется: «О да, ты жалок! Именно поэтому я с тобой и встречаюсь».       — В смысле… нелепо быть аврором, грозой преступников, с этими пушистыми ушками. Я не выгляжу устрашающе. Я выгляжу… смехотворно.       Малфой поник и уставился вглубь декорированного лепниной камина, где слишком радостно для одолевшей его вселенской печали потрескивал огонь.       Ладонь Грейнджер легла к нему на щеку, и он посмотрел женщине перед ним в глаза. К его счастью, Гермиона взирала на него без какого-либо намёка на безмолвное суждение «мой парень — полный идиот». Титул, который в данных обстоятельствах был бы более чем заслуженным.       — Знаешь, к какому элементарному выводу я пришла за столько лет в своём кошачьем облике?       Драко не сводил с неё глаз, как если бы боялся проморгать намечающееся откровение.       — Всё решает только наше самоощущение. Если тебе комфортно в своём теле, никто не сумеет убедить тебя в обратном, — она провела подушечкой пальца по его скуле. — Первостепенны лишь твои чувства. Задеть их может каждый, ведь сделать это довольно-таки нетрудно, но только ты выбираешь, как на это реагировать.       Если тебе комфортно в своём теле, никто не сумеет убедить тебя в обратном.       Забавно, потому как именно сегодня, изучая своё отражение в зеркале после душа, Малфой как раз размышлял о том, что не испытывает отторжения. Тем более что эти непривычные для человеческого глаза особенности позволяли проживать эмоции куда ярче и острее, нежели прежде. Более того, в те дни, когда у Драко было отменное настроение и зашкаливающий уровень уверенности в себе, ему даже нравилось ловить на себе взгляды, обращённые к его самобытности. А возможность прибегать к волшебной силе тактильного контакта в минуты душевного упадка и вовсе была впечатляющей. Ведь обычным людям порой очень не хватает этой магии, заключённой в почёсывании за ушком.       — Конечно, принять какие-то изменения в себе порядком непросто, однако… возможно. На это уйдёт какое-то время, может быть, много времени, но в конечном итоге ты придёшь к тому, что любить себя намного проще, чем кажется. И эта простая истина усваивается скорее, если ты окружаешь себя людьми, которые любят тебя любым, — в голосе Гермионы промелькнула тень напряжения, и, кажется, Малфой знал, как звали причину этого призрака прошлого. — Никто из моих близких не стал любить меня меньше или воспринимать не всерьёз, когда мой облик преобразился. Разве что некоторые не смогли до конца смириться. — Она с грустью усмехнулась, однако уже в следующий миг самообладание вернулось к ней: — Но, как бы то ни было, для них я всё та же Гермиона Грейнджер.       Драко очень сильно надеялся, что однажды ему представится возможность высказать её бывшему всё, что он о нём думает. Ну и, возможно, по счастливой случайности в тот момент его волшебная палочка окажется под рукой и совершенно нечаянно попадёт в Уизли каким-нибудь не слишком приятным заклинанием.       Впрочем, взрастить в себе маленький план расправы Малфою не удалось, потому что женская ладонь запуталась у него в волосах и предусмотрительно замерла у основания одного из кошачьих ушей. Те больше не жались к макушке, но Гермиона не позволяла себе преодолеть оставшийся дюйм, явно ожидая какого-нибудь сигнала с его стороны.       Драко наклонился к её пальцам, подставляя под них правое ухо. Губы Грейнджер дрогнули от рвущейся наружу улыбки, а малейшие признаки тревоги улетучились, когда она мягко стала поцарапывать их сзади:       — Как и ты для окружающих всё тот же Драко Малфой. Кто бы там что ни говорил.       Он взял её свободную руку и поднёс к губам, оставляя благодарность в виде поцелуя у неё на костяшках. Драко понятия не имел, как этой женщине удавалось находить такие нужные слова, которые требовались ему не меньше чем кислород. Если он и хотел провести с кем-то оставшуюся часть своей жизни, то с ней.       — Кроме того, — после некоторого раздумья продолжила она, — если говорить о твоей работе, то новая внешность на самом деле может стать прекрасным обманным манёвром. Если, как ты говоришь, кто-то не воспринимает тебя всерьёз, для них может оказаться «приятным» сюрпризом, что у милого с виду котика есть коготки. То бишь высшая квалификация в мастерстве дуэлей, — она ухмыльнулась. По-слизерински. Тем неподобающе соблазнительным образом, от которого его пульс подскакивал почти вдвое. — Так что ты в выигрыше, как ни крути.       Каким образом эта женщина оказалась на Гриффиндоре с таким запредельным количеством слизеринского умения выворачивать ситуацию в свою пользу? Распределяющая шляпа определённо облажалась.       Драко усмехнулся и соприкоснулся кончиком своего носа с Гермионой. Ничего не казалось большей роскошью, чем чувствовать эту потрясающую ведьму рядом после показавшейся вечностью разлуки. Словно все четыре дня в его организме копилась жизненно важная потребность, которую теперь, наконец, удалось удовлетворить.       — Я обожаю тебя, Грейнджер. Если бы мы уже не встречались, я бы непременно задался целью добиться тебя. Любыми способами.       — Как хорошо, что в этом нет необходимости, — прошептала она, задевая его губы своими. — Ведь я уже бесповоротно твоя.       — Моя, — от короткого слова по спине побежали мурашки. — Бесповоротно.       Если у нежности и было определение, то его отлично олицетворяло происходящее между ними сейчас. Они просто соприкасались лицами. Легонько тёрлись друг о друга щеками, носами, задевали друг друга ртом, но не целовали. И в какой-то степени сложившийся контакт был интимнее любой другой близости.       Близости.       Вот оно.       Та тема, к которой они так и не сумели подступиться, несмотря на обещание делиться друг с другом душевными терзаниями. Тот самый слон в комнате, которого невозможно было игнорировать. Движущийся в космических пространствах астероид, способный запросто нанести серьёзный урон планете под названием «их с Гермионой отношения», если только сойдёт с орбиты.        Да, последнее звучало чересчур пафосно, но Драко стало не до переиначивания красноречивых сравнений, когда Грейнджер поцеловала его. Он привлёк её к своим бёдрам и нырнул пальцами под пижамный джемпер, едва их языки нашли друг друга. Нежность разгорячённой кожи и обнажённых позвонков под его руками, казалось, вдыхала в Малфоя жизнь и должное умиротворение после осточертевшей разлуки.       Жидкий жар вспыхнул и помчался по венам, разгоняя кровь и вызывая чувство эйфории.       Грейнджер отстранилась лишь на мгновение, дабы оседлать его бёдра и возобновить поцелуй с той неторопливостью, от которой у Драко сложилось впечатление, будто в области таза драконы устроили огненное шоу. Пожар такой непреодолимой силы разыгрался у него в паху. Если бы Малфой решил разложить по полочкам все оттенки их поцелуя, то сказал бы, что ярче всего ощущался тот, в коем крылось исцеление, такое необходимое после вынужденной разлуки.       — Я безумно скучала по тебе.       — Как и я по тебе, — прохрипел он, снова и снова прижимаясь к её рту с поцелуями. Поддаваясь желанию если не зацеловать её до смерти, то хотя бы до умопомрачения. Потому что сейчас Драко испытывал в этом чёртову физиологическую потребность. Как в еде или сне.       Гермиона вплотную прильнула к нему, невольно оказав давление на пострадавшую от миссии тазовую кость, и Малфой зашипел от пульсирующей боли с левой стороны. Судя по всему, рана вновь начала кровоточить. Что, в общем-то, было неудивительно, поскольку исцелять самого себя в настроении упадка ему не слишком хорошо удавалось.       Ладно-ладно. На самом деле он был просто ужасен в целительских чарах в минуты плохого расположения духа. Да и при хорошем, если честно, довольно посредственен.       Грейнджер отстранилась, заглядывая ему в лицо, но Драко сделал самый беспечный вид. Словно это не он только что практиковался в воспроизведении звука рассерженной гусыни. Не было нужды тревожить Гермиону по мелочам, поэтому Малфой постарался снова её поцеловать. Однако упрямая женщина остановила его. Её испытующий взгляд прошёлся от его макушки до места соединения их тел, и Драко последовал за ней, чтобы увидеть у переднего кармана брюк алые разводы. Твою ж ма…       — Господи, Драко! Ты ранен?       Боги свидетели: девушки ещё никогда — никогда — так быстро не соскакивали с его колен. И Малфой надеялся, что этот скандальный факт останется единственным в его биографии. И желательно неразглашённым.       — Я должна тебя осмотреть. Немедленно.       — Пустяки, Грейнджер, — он очистил брюки Тергео. — Проскочившее режущее заклинание. Это не смертельно.       Гермиона с волшебной палочкой наготове продолжала выжидающе на него взирать.       — Я уже наложил парочку исцеляющих чар.       Она не выглядела убеждённой. Выглядела совсем не убеждённой. Зато источала невероятную сексуальность в своей решимости.       — Драко Малфой, ты сам спустишь брюки, или это сделаю я?       Гермиона Грейнджер, желающая снять с него штаны, вообще-то всегда была его не-такой-уж-тайной мечтой, однако он надеялся, что она попросит об этом при иных обстоятельствах и совершенно другим тоном. Хотя сложно было не признать, что доминирующие нотки в её голосе завораживали Драко не хуже отражения в Зеркале Еиналеж.       — Зависит от того, какую цель ты преследуешь.       — Чёрт возьми, ты серьёзно собираешься флиртовать со мной, пока твоё тело кровоточит?       — Я бы флиртовал с тобой, даже если бы моя жизнь висела на волоске.       Она вздохнула и села на колени между его расставленных ног. Он убедился, что Гермиона не шутила насчёт брюк, когда её пальцы с неумолимой решимостью взялись за ремень. Чем не безупречная провокация для мужского рассудка?       — Блядь, Грейнджер. Ты хочешь моей смерти.       — Как вам прекрасно известно, аврор Малфой, — поучительным тоном начала она и дёрнула брюки вниз, вынуждая его приподнять таз, — целью любого исцеления является восстановление здоровья, а значит, и сохранение жизни.       Кажется, ему давно стоило смириться с мыслью, что он неравнодушен к женщинам, любящим читать лекции. Вернее, к женщине. Одной и очень конкретной.       — Ты поняла, о чём я, — он заметил ухмылку на её губах, прежде чем откинул голову на спинку дивана. Однако, к его несчастью, на потолке не нашлось ничего интересного, за что мог бы зацепиться взгляд.       Чего нельзя было сказать о картине перед ним. Том изумительном полотне, где Гермиона с совершенно невозмутимым видом приспустила резинку его трусов, вызвала в воздух проекцию диаграммы с физическими показателями и теперь осматривала порез с видом заправской целительницы. Всё вышеперечисленное натолкнуло Драко на мысли о Грейнджер в белом халате, в то время как он стал бы её пациентом, страдающим от неизлечимой любви.       — Поверхностный, — пальцы прошлись в полудюйме от раны, отчего пресс Малфоя напрягся. Он посчитал нужным отложить идею о ролевых играх с одной кудрявой богиней колдомедицины до лучших времён. — Просто халатно исцелён. Дай мне минуту.       С помощью двух незнакомых Драко магических формул Грейнджер за считанные секунды остановила кровь и запечатала порез. Затем призвала из аптечки мазь с экстрактом бадьяна.       — Не знал, что ты обладаешь ещё и целительскими навыками, — сказал он, стараясь отвлечься от бережного втирания прохладной субстанции в свою кожу.       Несмотря на то что в вышеупомянутых действиях не было никакого сексуального подтекста, Малфой чувствовал колонии мурашек по телу от женских пальцев, блуждающих в районе его таза. До измученного неудовлетворённостью организма невозможно было донести мысль о том, что заботливая ведьма преследует исключительно благородные, не пошлые, цели.       — Базового и среднего уровня, — она улыбнулась, и дыхание опалило его кожу. Стоило ли говорить о том, что выдержка Драко трещала по швам? — Я решила, что никогда не помешает уметь оказывать первую помощь.       Малфой с недоверием покосился на неё.       — Ладно, чуть больше, чем первую помощь. Но в этом определённо есть смысл. Обычно не проходит и недели, как мои целительские умения кому-то пригождаются. Дети Поттеров, например, умудряются травмироваться даже тогда, когда это противоречит всем законам физики.       — Готов поспорить, что суперспособность притягивать к себе неприятности досталась им от отца.       Гермиона чуть сильнее надавила ему на кожу, и он решил, что иронизировать насчёт Мальчика-Магнита-Для-Проблем в данных обстоятельствах не слишком благоразумная идея. В конце концов, Грейнджер могла использовать свои медицинские познания в совершенно противоположном от клятвы Гиппократа русле.       Драко самым красноречивым образом смолк и постарался, действительно постарался, сосредоточиться на виде огня в камине, а не на прекрасной ведьме, сидящей между его ног. Но вот незадача: Грейнджер обладала удивительной способностью одним присутствием перетягивать всё внимание на себя.       — Ну вот. Через несколько минут от шрама не останется и следа.       Когда тюбик с живительной мазью был закручен, Гермиона ещё раз оглядела результат своего целительского мастерства. Пристально.       — Вау, — таков был вынесенный ею вердикт.       Даже по небезызвестной малфоевской шкале самодовольства такая реакция была нескромной. Всё-таки его ранение не было смертельным. Впрочем, кто Драко такой, чтобы осуждать талантливую женщину за умение ценить себя и собственные достижения, верно?       Вдруг Грейнджер прикусила губу, сдерживая улыбку, и подтянула вверх резинку приспущенных трусов. Малфой не успел задуматься о причине, которая нашла отражение в весёлом выражении её лица, как вопрос Гермионы обрушился на него подобно Ступефаю:       — Что это? Созвездие Дракона?       Созве… что?       Драко опустил голову так резко, что перед глазами замелькали чёрные точки. А стоило зрению проясниться, взгляду во всей красе предстали тёмно-синие боксёры. Их цвет волей-неволей наталкивал на мысли об океане, в глубинах которого Малфой с энтузиазмом бы сейчас утопился. Но имея в своём распоряжении из всех жидкостей лишь кружку с недопитым глинтвейном, который вряд ли бы сумел нанести его жизни непоправимый урон, Драко ничего не оставалось, кроме как обречённо простонать.       Судя по всему, будучи погружённым в отягощающие думы, он машинально залез в ящик с удачливым бельём и нацепил первую попавшуюся пару. С серебристым созвездием Дракона.       Кто-нибудь наложите на него Обливиэйт. А заодно и на Грейнджер, потому что это были трусы из разряда «Держать подальше от глаз Гермионы и не светить ими как минимум до свадьбы с ней».       Драко поторопился задёрнуть молнию, но от суетливых движений туда попал кусочек ткани, и ту, как назло, заклинило. В итоге Малфою пришлось пережить несколько бесконечно неловких секунд с горящими скулами и тщетным передёргиванием в районе паха.       — Да ради Мерлина!       Гермиона захихикала, пряча лицо у его бедра.       — Кажется, звёздный Дракон хочет ещё немного покрасоваться на небосклоне.       Если верить ощущениям, шея Малфоя присоединилась к параду оттенков алого. Самый настоящий зенит смущения, которого его бледная кожа могла достичь.       — Этот Дракон, в принципе, не должен был попадаться тебе на глаза, — проворчал он и наконец-то задёрнул молнию. Слава Салазару и всем небесным силам.       — Почему нет?       Драко вздохнул, бросая на неё мученический взгляд. Грейнджер повела бровью в ожидании ответа.       — Потому что трусы с рисунком убивают любую возможную эротику.       Она замышляюще изогнула уголок губ и, положив руку к нему на колено, скользнула вверх по внутреннему шву брюк.       — По-моему, созвездие Дракона — это очень даже эротично.       Драко ощутил, как что-то в центре созвездия ожило и дёрнулось. И это точно была не падающая звезда. Скорее… восходящая. Очень настойчиво восходящая.        — Чёрт возьми, Грейнджер. Давай просто забудем о том, что ты увидела, хорошо? — он поёрзал на диване.       — Но если ты надел их, значит, они тебе нравятся? — допытывалась она, глядя ему в глаза и продолжая дразнить своей ползущей всё выше и выше рукой. Эта женщина ни капельки его не щадила.       Малфой громко вздохнул и закрыл глаза, решаясь на чистосердечное признание:       — Да, это моя счастливая пара, потому что… я был в них, когда впервые поцеловал тебя.       Вот и всё. Не так уж и сложно, верно? Добровольно рассказать девушке о том, что время от времени ты носишь трусы с рисунком и наделяешь их фартовыми качествами.       Рука Гермионы замерла, и Драко с опаской разомкнул веки, надеясь, что не увидит слишком явного отражения слов «ты самый странный мужчина в мире, которого я встречала» в её глазах. Однако в лице Грейнджер было что-то совсем другое. Какой-то внимательный интерес, подтолкнувший Малфоя к дальнейшим откровениям:       — Они были на мне в наш августовский вечер в «Ступефай-баре». Поэтому, когда я узнал, что мы той ночью поцеловались, решил, что они… приносят удачу.       Гермиона поднялась с пола и примостилась рядом с ним на диване, пока Драко мысленно взвешивал, насколько зрелым решением будет прямо сейчас спастись с места аппарацией. Податься всё-таки куда-нибудь в тайгу и на веки вечные сделаться затворником. В конце концов, ему уже двадцать восемь, и лучшие годы наверняка позади…       — Умоляю, скажи, что не считаешь меня сумасшедшим, — он надеялся, что звучит достаточно несчастно, чтобы даже если она пришла именно к такому выводу, то соврала бы ему. Из лучших побуждений.       Грейнджер, покачав головой, улыбнулась. Не так, как если бы пыталась сохранить его достоинство и рассудок, а очень даже искренне.       Что ж, пожалуй, путешествие в глухие леса откладывается на неопределённый срок.       — Нет. Я верю в магию вещей, приносящих удачу. Уверена, если бы ты увидел моё счастливое бельё, ты бы испытал минимум влечения.       Драко не припоминал, чтобы хоть раз в жизни испытывал такое сильное желание ознакомиться с несексуальной коллекцией женского белья. Обычно всё было с точностью до наоборот.       — Покажи мне, — чем не честный обмен?       — О нет, — протянула она с усмешкой. — Даже не мечтай.       — Но мою-то везучую пару ты увидела!       — Тебе не удастся уломать меня, — в звонком голосе присутствовало слишком много дразнящей категоричности, которую хотелось свести на нет.       — Ах, вот так значит, да?       Малфой притянул Гермиону к себе и обрушился всей своей настойчивостью на её губы. Одним уверенным движением языка приоткрывая её рот и сталкивая их языки в немом противоборстве. Отголоски красного вина и пряных специй были лучшим аккомпанементом их сегодняшней встречи.       Хвост Грейнджер закрутился вокруг его запястья, зафиксировав ладонь Драко у неё на спине.       Салазар, он отдал бы всё на свете за умение так легко справляться с собственным хвостом.       Их поцелуй был игрой с лёгким оттенком противостояния, пока не перерос во что-то более медленное и чувственное. То, что неумолимо склоняло двух влюблённых людей к горизонтальной поверхности. И только отголосок последнего горького опыта заставил Драко заколебаться.       — Гермиона… — выдохнул он ей в губы, прерывая поцелуй.       Тяжёлое дыхание ошпарило так же сильно, как и воспоминания о неудавшемся вечере недельной давности.       Грейнджер, казалось, поняла всё без лишних слов. Подушечками пальцев она автоматически продолжала гладить линии его скул.       Пусть они так и не обсудили вечер страсти, отправившийся в прямом смысле коту под хвост, это не означало, что им удалось о нём благополучно позабыть. Напротив. Молчание делало проблему осязаемой и как никогда реальной.       — Нам стоит остановиться?       — Я… я не знаю, — честность — лучшее, что они могли дать друг другу сейчас.       Пушистый хвост освободил его руку от импровизированных оков, и Малфой испытал досаду от потерянного контакта. Хотя распирающие изнутри противоречия и так рвали душу на мелкие кусочки. Он так сильно был влюблён в Грейнджер, так восхищался её самобытностью, так непреодолимо хотел быть с ней во всех смыслах этого слова. И так… загонялся по поводу того, что в очередной раз всё пойдёт наперекосяк.       Да, он потратил каждую минуту свободного времени на этой неделе, пытаясь научиться повелевать хвостом, и кое-что — тьфу-тьфу-тьфу — у него даже получалось, но… не было никаких гарантий, что новые навыки не скажут ему адьос, когда Драко вновь окажется в крайне возбуждённом состоянии.       — Всё нормально, — кивнула Гермиона, проговаривая это как аффирмацию, не слишком действенную в случае их общего разочарования. — У тебя был сложный день и первая за долгое время миссия, я вообще не должна склонять тебя ни к чему такому…       Салазар, как же он хотел, чтобы она склонила его. Тем более после этой злосчастной миссии. Ему требовался хотя бы какой-то луч света в тёмном царстве последних дней.       — Грейнджер…       — …у нас ещё будет много времени…       — Гермиона, — он провёл костяшками пальцев по её щеке. Она посмотрела на него, и их взгляды встретились. — Я больше всего на свете хочу тебя. Во всех смыслах. Просто я… не вынесу, если опять облажаюсь. Я хочу, чтобы ты запомнила наш первый раз, а не мою неловкость. Даже если учесть, что некоторые особенности моего тела для меня в новинку.       То, что копилось у него внутри на протяжении всей недели, наконец, вырвалось наружу. К счастью, волшебство разговоров заключалось в том, что просто проговорив свои тревоги вслух, Малфой ощутил, как ослабли путы натянутой между ними недосказанности.       Грейнджер сомкнула пальцы вокруг его запястья, где загнанной в клетку сомнений птицей бился пульс.       — Я его запомню в любом случае, Драко. Даже если всё пройдёт не так идеально, как тебе хочется, нам представятся сотни возможностей сделать всё иначе.       Он шумно сглотнул. Было совершенно очевидно, что Гермиона не ждала идеального момента. Она просто хотела ещё одного вечера. С ним.       — Но я пойму, если тебе требуется время, чтобы свыкнуться с определёнными нюансами новой натуры. В конце концов, в моём распоряжении было почти шестнадцать лет, а с момента твоего преображения прошло всего несколько месяцев, — она улыбнулась ему и, запустив пальцы в его чёлку, зачесала её на одну сторону. — Если хочешь знать, моё знакомство с елозийным расстройством привело к тому, что я несколько дней подряд не выходила из дома.       Мерлин, у этой женщины были потрясающие руки. Руки, буквально созданные для того, чтобы она трогала ими его. Желательно только его.       Малфой запоздало сообразил, что неплохо было бы ей ответить.       — Как тебя настиг этот синдром? Если, конечно, ты не хочешь сохранить эту историю в секрете.       Гермиона зарделась — то ли от тепла камина и близости их тел, то ли от перспективы делиться чем-то подобным. Прикусив на мгновение губу, она застенчиво опустила ресницы.       — Я решала задачки по нумерологии, — румянец пополз к её шее. — Перенервничала по поводу одного примера и всё такое. Ты же знаешь, я люблю докапываться до истины, и нумерология всегда была горячо мною любима, но здесь… Я билась над решением больше получаса и… ну, мой хвост решил, что это самое подходящее время для безумств, — усмехнулась она.       Малфой улыбнулся в ответ и прижался губами к её виску.       — То есть, грубо говоря, ты перевозбудилась от нумерологической задачки?       Что ж… это доподлинно было в стиле грейнджеровской натуры. Кто-то воспламеняется при виде груды мышц, эротичного белья, выдающихся размеров и форм, а Гермиона… неравнодушна к сложным задачкам.       — Вроде того, — очередной смешок из её уст. — Самое забавное, что я изначально перенесла на пергамент неверные цифры и пыталась решить то, чему найти ответ априори невозможно. Согласись, это намного глупее, чем перенервничать из-за близости с кем-то.       Драко засмотрелся на дымчатую тень от ресниц под нижними веками, когда Грейнджер опустила взгляд.       — Знаю, я сказала, что у меня было много лет для принятия себя, но в воскресенье… я всё равно волновалась. По множеству причин. Просто мне удалось убедить себя, что как бы ни прошёл наш вечер, я буду счастлива разделить его с тобой.       Ну разумеется. У неё тоже хватало поводов для волнений. Как минимум, ей ещё не доводилось спать с кем-то, у кого бы тоже имелась непреодолимая тяга к укусам и уши с хвостом в качестве приятного бонуса. Если бы Малфой так сильно не зациклился на себе и своих пунктиках, то понял бы, что это новый опыт для них обоих, а не для него одного.       В невесомом поцелуе Драко прижался к уголку девичьих губ. В голове беспрестанно крутились её слова о том, что у них будет время и возможность сделать всё иначе, если вечер вновь не пройдёт гладко. Эта мысль вкупе с открытием о собственной невнимательности казалась спасительным маяком в океане беспочвенных опасений.       Малфой решился на небольшой эксперимент, мысленно загадывая, что если запланированная шалость удастся, то это будет хорошим знаком, пророчащим ему благосклонное окончание этой субботы. Он всегда прибегал к этому, как ни странно, действенному способу, когда хотел убедиться, что Вселенная на его стороне.       После секундной концентрации Драко обхватил Грейнджер хвостом за бедро, едва не умерев от ощущения маленькой победы. От чувства контроля над собственным телом на губах зацвела улыбка, кровь вдвое быстрее побежала по венам, а при виде удивлённо распахнувшихся карих глаз сердцебиение могло сравниться частотой ударов разве что с колибри. Прежде такое состояние триумфа ему дарил только квиддич.       — Ты?..       — Кое-чему научился за эти дни, — прошептал он, прижимаясь к её лбу. Интуитивные проблески, когда его хвост неведомым образом проделывал нечто подобное, не шли ни в какое сравнение с тем ощущением, когда это происходило целенаправленно. — Не знаю, насколько мои навыки не подведут меня в постели, но я… я уверен, что сегодня подходящий вечер, чтобы дать нам ещё один шанс.       Гермиона обвела пальчиками кончик его хвоста, и сотни положительных импульсов понеслись по телу. Судорожный вздох коснулся его лица. Она беспокойно облизала губы.       — В таком случае… должна ли я переодеться во что-то более подходящее для свидания или, возможно, приготовить нам романтический ужин?       Места, где её руки прикасались к нему, казалось, напитывались электричеством. Или то было неразрешённое сексуальное напряжение?..       Драко со смешком выдохнул.       — Я собираюсь раздеть тебя, Грейнджер. Мне наплевать на одежду, которая не задержится на тебе надолго, — пробормотал он ей в губы. — А мой единственный голод никак не связан с едой…       Запустив пальцы в его волосы, Гермиона прошлась по восхитительным точкам возле кошачьих ушей, отчего у него едва не закатились глаза. Самый невероятный тактильный экстаз в жизни Малфоя.       Готовый растаять под прикосновениями Грейнджер, он уловил остатками сознания, как она устраивается поудобнее у него на коленях, по всей видимости, намереваясь прямо здесь и сейчас начать претворять их порочные планы в действительность. И в этот миг его вдруг перемкнуло на идее возвращения в Мэнор. Во-первых, родителей не должно было быть ещё целый день. Во-вторых, это должно было стать его вызовом самому себе, чтобы он вдруг не решил, что над их поместьем висит какое-нибудь проклятье целомудренности, мешающее ему переспать с Гермионой. И в третьих, совершенно не вовремя в голове всплыло некогда небрежно брошенное заявление Блейза: «…кровать Драко наверняка уже и не надеется встретить горячий секс». Да будет проклят Забини, о чьих словах ему приходится думать даже в преддверии секса с любимой девушкой.       — Вообще-то, — он перехватил её кисть, устремившуюся к краю его свитера, — если ты не возражаешь, я хотел бы украсть тебя в поместье. — Драко выбрал самое не вызывающее подозрений оправдание тяги к родным пенатам: — Дом в моей полной власти ещё целые сутки, так что…       — Господи, Малфой! Просто затащи меня в камин и забирай хоть на край света, — явила чудеса сговорчивости она, а потом уже более умоляюще добавила: — Пожалуйста.       Они едва не свалились кубарем на ковёр в попытке поспешить к камину, и уже через несколько секунд изумрудное пламя окутало их, переплетённых в поцелуе, когда Драко произнёс пункт назначения: «Малфой Мэнор».