Все без ума от котиков

      Бальный зал Мэнора в новогодний вечер был самим воплощением праздника. Всё во льду, плавающих под потолком свечах и серебре. Хвойный аромат переплетался со вкусом шампанского, и это сочетание било в голову ничуть не хуже игристого напитка. Центр зала украшала огромная тёмно-изумрудная ель, утопающая в огнях, антикварных украшениях и позолоте. Паркетный пол был искусно зачарован в лёд, чья прозрачность заставляла кружиться голову похлеще финта Вронского. Благо антискользящие чары ставили крест на любых непредвиденных падениях.       Мерцающие хлопья заколдованного снега мерно падали с зачарованного потолка, исчезая в дюйме от пола. Зеркала, на которых расстилались морозные узоры, сверкающие белизной и столовым серебром столы, ледовые фонтаны с пуншем и дымящиеся пирамиды с шампанским — всё создавало атмосферу сказки. Драко не помнил, чтобы прежде стены этого зала были такими чарующими. Помпезными — да, чопорными — естественно, но не настолько завораживающими и волшебными.       Шаги Малфоя по замершему в ожидании праздника залу отдавались многоголосым эхом. Он остановился у парадного камина, из которого через полчаса должны были начать прибывать гости. Однако самая главная гостья и в некотором роде виновница торжества обещала появиться уже с минуты на минуту.       Драко не видел её с сегодняшнего утра, когда она покинула поместье, а точнее стены его спальной обители, чтобы подготовиться к грядущему вечеру. Целый день он нестерпимо по ней скучал, и единственное, что отвлекало его, — это последние подготовительные штрихи к предстоящему балу. Нарцисса сделала всё возможное, чтобы каждый — особенно они с Гермионой — чувствовал себя комфортно. И он был невероятно благодарен матери за то, что она затеяла этот праздник, организовав его буквально от и до, продумав до самых мелочей. Начиная от цвета сургучной печати на приглашениях и заканчивая подбором симфонического оркестра.       Само собой, Малфой был на подхвате и брал на себя всевозможные поручения, но роль главного организатора осталась за Нарциссой. Кое-какие вопросы мать обсуждала с Грейнджер наедине, какие-то они обговаривали втроём, а порой к ним присоединялся даже Люциус. Но что до отца, то, как правило, в ходе переговоров неизменно участвовала лишь его скептически изогнутая бровь.       В любом случае нельзя было проигнорировать тот факт, что общая вовлечённость в процесс позволила им четверым — только не говорите Люциусу, иначе он опять многозначительно вздёрнет эту-свою-бровь — сплотиться. И, вероятно, это вторая причина, по которой зимний бал в этом году являлся гораздо большим, чем обычным рядовым мероприятием.       Изумрудная вспышка в камине оповестила о прибытии в поместье Гермионы. Самой что ни на есть самоуверенной женщины, которая ошибочно предположила, что его рассудок не пострадает, а он сам, в свою очередь, не лишится дара речи, когда увидит её в этом золотисто-дымчатом великолепии. Мерцающий кружевной корсет, декорированный бисером, облегал каждый изгиб и каждую округлость. Делал акцент на талии, от которой плавно, словно водопадом, расширяясь книзу, ниспадала многослойная пышная юбка.       Золотая девочка в золотом одеянии.       В её руках был элегантный шёлковый клатч, среди ярко очерченных ключиц поблёскивал изысканный кулон, но самым впечатляющим, финальным аккордом её образа стала тиара. Миниатюрная, с играющими на свету камнями, тиара.       — Драко, — её стоящие торчком уши на макушке едва заметно дёрнулись. В той самой манере, которую Малфой считал незаконно очаровательной.       — Грейнджер, — он подал ей руку и, едва она переступила каминную решётку, заключил в объятия.       Его губы нашли её, и Драко запоздало подумал, не испортит ли ей макияж, но тот, судя по всему, был предусмотрительно закреплён заклинанием. Потому что, когда он отстранился, Гермиона продолжала выглядеть безупречно. Издав еле слышный вздох, она подняла на него подчёркнутые тушью и оттого вдвое более выразительные глаза.       Малфой невольно задержал дыхание, всматриваясь в кофейные радужки. Пребывая в немом восторге от того, что его девушка была самой красивой на этой чёртовой планете.       — Ты великолепна, — он коснулся её лица, большие пальцы скользнули по скулам и щекам, на которых играл малиновый румянец. Прижался лбом к её лбу. Их носы потёрлись друг о друга, и от этого маленького тактильного контакта по спине побежало электричество.       — Спасибо.       В её дыхании Драко уловил нотки яблочной зубной пасты. С некоторых пор Грейнджер пользовалась только ею, будь то заклинание или магловская версия в тюбике.       — И, как всегда, пахнешь до ужаса съедобно, — он наклонился, чтобы прихватить и немного оттянуть зубами мочку её уха, украшенную сверкающей серёжкой.       Она тихонько рассмеялась, обнимая его за шею. Прохладные пальцы с нежностью прошлись по затылку.       — Кто бы говорил. Что это за аромат на тебе сегодня? Пахнешь, как мой любимый мужчина.       Любимый мужчина.       Малфой взглянул на неё, наблюдая, как румянец на женских щеках становится обжигающе горячим.       — А твой аромат напоминает мне что-то, без чего я не могу жить.       — В самом деле не можешь?       — Не хочу, — он приблизился к её губам, медленно целуя. Руки скользнули вниз по безупречной фигуре. Низ живота прожёг острый импульс, и Драко, с силой сжав округлые бёдра, привлёк Гермиону к себе. Правда, только на мгновение, ведь ему предстояло выдержать многочасовой бал, прежде чем он сумеет снять с неё это ошеломительное платье.       — Как ты себя чувствуешь? — прошептал Малфой, снимая её руки со своих плеч и переплетая с ней пальцы. Пока те не были затянуты в перчатки, он мог ощутить их влажность, вызванную лёгкой нервозностью вперемешку с предвкушением.       — Странно, — усмехнулась она. — Мне ещё никогда не приходилось появляться на публике перед сотней людей в своём настоящем облике. Знаю, что всё внимание будет приковано к тебе, и всё же… это волнительно, — она закусила губу в раздумьях. — Если честно, я почти не верила, что этот день однажды настанет.       Он сжал её ладони в качестве поддержки.       — Но ты же этого хочешь? Всегда хотела, верно?       Солнечная улыбка Грейнджер вмиг растопила его сердце, покрывшееся на несколько мучительных секунд обледенелой корочкой сомнений.       — Всегда. Поэтому я никогда не устану благодарить вас с Нарциссой за то, что вы устроили этот вечер. Знаю, что ты бы точно не согласился быть в центре внимания при любых других обстоятельствах, — карие глаза посмотрели серьёзно, перед тем как она потянулась к нему и прикрыла веки, чтобы с нежностью поцеловать в уголок губ. — Я очень ценю твою поддержку, Драко.       Сердце в груди совершило кульбит. Ради этой женщины он готов был пойти на всё что угодно. Абсолютно. За такой срок игр в прятки с общественностью она заслужила провести хотя бы один вечер без маскировки. Пусть об этом и будет знать лишь избранный круг людей.       Чёрт возьми, как же он хотел, чтобы ей запомнился этот вечер. Этот сумасшедший бал. Чтобы ей понравилось быть свободной, быть собой. Такой, какая она есть. Совершенно прекрасной, уникальной и удивительной. Возможно, благодаря этому вкусу свободы и независимости от чужих взглядов и мнений она бесповоротно уверится в том, что действительно хочет вырваться из замкнутого круга секретов и чар, в котором пребывает столько лет.       — Это меньшее, что я могу, хочу и готов для тебя сделать, — подушечки больших пальцев погладили её костяшки. — И Нарцисса… она действительно вложила всю себя в организацию этого вечера. Тебе не стоит ни о чём беспокоиться.       — Я не беспокоюсь. Ведь ты будешь рядом, — вместе с глубоким вдохом её пушистые уши полностью развернулись к нему, выдавая решительный настрой своей хозяйки.       — Я буду рядом, — тихое обещание растворилось среди хлопьев танцующего в воздухе снега.       — Здесь так красиво, — начала Гермиона, когда он повёл её по ещё пустынному залу, напоминающему большой ледовый дворец. — Не думаю, что видела что-то волшебнее, а пол, — она покрепче перехватила его локоть, взглянув под ноги, — выглядит слегка… головокружительно.       Драко вздёрнул уголки губ.       — Согласен. Но паутина трещин и маленькие рыбки под толщей льда изрядно завораживают, согласись?       Она усмехнулась. Малфой обвил хвостом её талию. Вышло настолько естественно, словно способность к «кошачьим» объятиям была дарована ему с рождения.       Их бёдра соприкоснулись, и Грейнджер судорожно вздохнула. Вопреки её заявлению о том, что она сохраняет спокойствие, в ней присутствовала некоторая, вполне объяснимая, взбудораженность. Он не мог упустить это из виду, потому что Гермиона держалась как можно ближе к нему. Прижималась так, будто их уже окружала шумная толпа и избыток внимания.       В такие минуты эмоционального обнажения Драко находил её особенно милой и трогательной. Беззащитной. Правда, последнее было обманчиво, ведь внутренний стержень этой женщины никогда бы не позволил ей спасовать перед грядущим мероприятием.       Восхищённый этой маленькой кудрявой особой и распираемый чувствами, он задержался под праздничным деревом. Совершенно очевидно, что с тех пор, как это стало возможным, Малфой повторял эти слова слишком часто, но ничего не мог с собой поделать:       — Я люблю тебя, Грейнджер. — Сердце ускорило свой бег. Он поглаживал её левое запястье с тонкими ручейками голубоватых вен и изящным золотым браслетом большим пальцем, осязая под кожей убыстрённый пульс. — Весь этот вечер — он для тебя. Так насладись им в полной мере.       — Обязательно, — она прижалась лбом к его подбородку. — Я тоже тебя люблю, Драко. Больше всех.

***

      Последнюю четверть часа камин только и делал, что беспрестанно излучал малахитовое зарево, принося в большой зал Мэнора всё новых и новых гостей. Некогда застывшее в ожидании празднества помещение теперь наводнили яркие краски, звонкий смех и оживлённые голоса. В противоположном от главного камина конце камерный оркестр играл новогодние и классические мелодии. И Драко вполне бы мог заявить, что такие торжества для его семьи — обычное дело, если бы не одно малю-ю-юсенькое новшество. Элемент маскарада.       И нет, речь не о традиционных масках с блёстками и перьями. В конце концов, это пережиток прошлого, а Малфои всегда стремились идти в ногу со временем, диктующим совершенно новые тенденции, посему… Обязательной частью дресс-кода для всех присутствующих являлись кошачьи уши и хвосты — новейшая разработка гениального изобретателя Джорджа Уизли, созданная специально для самого экстравагантного бала года.       Несмотря на то что происходящее напоминало высшую степень фантасмагории, существовало несколько определяющих моментов, ради которых жизненно необходимо было дать этому вечеру шанс. Момент первый и, пожалуй, самый главный — сияющие глаза и одухотворённое настроение Гермионы Грейнджер. Думая о ней, Драко не мог не поражаться тому, что ей пришлось ждать почти шестнадцать лет, чтобы впервые выйти в свет без дюжины маскирующих чар.       Момент второй — рекордное количество людей, желающих попасть на необыкновенный уилтширский бал. Правда, к сожалению или счастью, стены Мэнора были не резиновыми даже с использованием заклинания Незримого расширения, поэтому круг гостей, хоть и шёл на сотни, был строго ограничен. Благо приглашения, умело зачарованные от передачи третьим лицам, гарантировали отсутствие непрошеных визитёров. В особенности представителей жёлтой прессы.       Ну и третий, но не последний по колоритности момент — ни с чем не сравнимый, даже, можно сказать, эпатажный образ Люциуса Малфоя. На протяжении трёх последних дней этот человек только и делал, что ходил за Нарциссой по пятам, надеясь упросить её присутствовать на балу в парадной мантии, чтобы скрыть «этот совершенно оскорбительный хвост».       Но женщина, чьи аргументы варьировались от вполне себе обоснованных «дресс-код для всех один, и хозяева бала задают тон» до абсолютно неоспоримых «пожалуйста, напомни мне фамилию того человека, благодаря которому наш сын обзавёлся этим оскорбительным хвостом?», была непреклонна. Таким образом отец Драко предстал на встрече гостей в траурно-чёрном смокинге, по всей видимости, ставшим эдаким визуальным реквиемом по его канувшей в небытие репутации, и с пепельными, под стать седине, кошачьими ушами.       — Будь менее категоричным, дорогой. Так твой хвост привлечёт гораздо меньше внимания.       Ах да. Драко совсем забыл уточнить, что вся эта маскарадная атрибутика, которую гости получали по прибытии, была умной. Помимо того, что она выглядела как настоящая, закрепляясь не сложными, но эффективными приклеивающими чарами, так специальные магические датчики, встроенные в неё, ещё и отлично считывали человеческие эмоции, безукоризненно транслируя их во внешнюю среду.       — Он привлёк бы его куда меньше лишь в одном случае, — Люциусу пришлось прерваться, чтобы встретить ослепительной улыбкой очередную пару гостей. — В случае его отсутствия.       Мать с отцом стояли по одну сторону камина, а Драко с Гермионой по другую. Основная часть приглашённых уже прибыла, и оставалось совсем немного времени до церемонии открытия: приветственного слова, которое должна была произнести Нарцисса, и открывающего бал полонеза.       — Это произойдёт не раньше полуночи. Так что смирись уже и получай удовольствие.       Малфой наклонился к Грейнджер, интересуясь так тихо, чтобы услышала только она:       — Если с годами я стану таким же ворчливым, ты будешь меня терпеть?       Она улыбнулась ему.       — Всегда.

***

      Никакое знание распорядка этого кошачьего зимнего торжества не сумело подготовить Драко к часу икс. То бишь к открытию. Даже завидев возникшую на помосте мать в роскошном лазурном платье, он всё ещё пытался принять реальность происходящего.       Усиленный Сонорусом приветливый голос разнёсся по залу, стоило звучанию торжественных аккордов стихнуть:       — Добрый вечер, дамы и господа!       Голубые глаза Нарциссы искрились, ни на йоту не уступая сиянию ювелирных украшений на ней. Просто поразительно, как этой женщине удавалось держаться самым изысканным образом в новом для себя амплуа ведьмы-кошки.       — Мы рады приветствовать вас на традиционном зимнем балу в Малфой Мэноре. Из года в год, в самую волшебную ночь в году двери нашего дома распахиваются для вас. И сегодняшний день, последний в декабре, не исключение. Напротив, это особенное мероприятие для нашей семьи, которая, как вы знаете, во многом консервативна. Но не в этот вечер. Ведь новогодняя ночь — лучшее время для смелых решений и перемен.       Речь матери, подобная журчанию ручья, лилась мягко и звонко. Ласкала слух. Благодаря многолетнему опыту ораторского искусства, Нарцисса с лёгкостью умела завладеть вниманием слушателей. Драко не заметил, как утонул в потоке проникновенных слов. О единстве, переменах и принятии. Об атмосфере чуда и праздника. О важности благотворительности. И, наконец, о жизни в отсутствии ярлыков, к которой их семья не перестаёт стремиться по сей день.       — Прошлое делает нас теми, кто мы есть. Будущее отражает, кем мы стали. Но только настоящее ведёт нас сквозь время и пространство. По дороге жизни, которая порой бывает совершенно непредсказуема.       Справа раздался судорожный вздох, и, обернувшись, Малфой увидел блеск в глазах Гермионы. Тронутая речью, она старалась обуздать нахлынувшие эмоции.       Это пробудило в нём дикую потребность поцеловать её. Прижать к себе. Любым способом дать ей знать, что она может на него рассчитывать. Всегда. Что бы ни произошло. И только дурацкие нормы приличия и бального этикета, которыми они оба были связаны по рукам и ногам, не позволяли ему заполучить ведьму в свои объятия. Вместо этого он стал ласково водить по внешней стороне её ладони большим пальцем. Нежный жест поддержки.       — Всё будет отлично, — шепнул он, ни на секунду не сомневаясь в собственных словах.       — Всё будет отлично, — эхом отозвалась Грейнджер на манер мантры и крепко стиснула его руку.       Это был вечер для них двоих, первая новогодняя ночь вместе. Они были молоды, влюблены и больше всего на свете хотели быть друг с другом. Разве для настоящей сказки нужны ещё какие-то ингредиенты?       Церемониальная речь завершилась, и по мановению материнской волшебной палочки в зале зажглись сотни новых свечей, а за ней последовало торжественное:       — Да начнётся бал!       С этими словами всё завертелось в стремительном калейдоскопе праздника: грянувшей музыке симфонического оркестра, усеявших центральную часть зала парах, движущихся в ритме полонеза, запредельной концентрации бальных платьев, фраков, смокингов, а самое феноменальное — разноцветных кошачьих ушей и хвостов. Драко казалось, что он провалился в какую-то сюрреалистичную альтернативную реальность. И, невзирая на странность происходящего, он не испытывал дискомфорта. Напротив, каждая клеточка в его теле буквально вибрировала от удивительного душевного подъёма, когда они с Гермионой рука об руку ступили на зачарованный паркет во главе танцевальной колонны.       Всё ощущалось так ярко, так остро, словно он впервые в жизни вдохнул полной грудью. Разглядел весь спектр красок этого мира. До самых мельчайших оттенков. Дотянулся до чего-то настолько прекрасного, что раньше наблюдал только издалека, и, к изумлению, обнаружил, что этим прекрасным была его жизнь. Сумасшедшая и удивительная. Полная невероятных судьбоносных поворотов.       Их с Грейнджер маленькое безумие на двоих, прошивающее сейчас все внутренности смешением волнения и эмоционального возбуждения, отстукивающего в груди замысловатый сердечный ритм, никак не соответствующий такту полонеза, зато в полной мере соответствующий искрящемуся в воздухе предвкушению.       Её тонкие пальцы в золотых перчатках подрагивали в его руке на каждый новый шаг. Шаги, которые они делали навстречу совершенно новому, абсолютно неизведанному, но всё же, он был уверен, поражающему воображение будущему.       Истинно поворотный момент.       На очередной шаг их взгляды пересеклись, и горячая нежность стремительно побежала по венам Драко, а позвоночник пронзил ток. Он никогда не видел ангелов, однако в эту минуту готов был поклясться, что у них крайне выразительные и совершенно космически прекрасные глаза цвета жжёного сахара, блестящие шоколадные кудри и невообразимо красивая улыбка. Улыбка, которая стала лучезарнее при виде него и которую хотелось сохранить на подкорке сознания так же, как и мириады эмоций, отразившихся в обрамлённых янтарём радужках. Внутри себя он буквально задыхался от опьянения этой ведьмой.       Если это не звалось любовью, то как?.. Драко не знал других слов, подходящих для описания этого чувства.       Грейнджер казалась такой хрупкой и одновременно сильной в его руках. Миниатюрной снаружи, бесстрашной внутри.       Его маленький храбрый лев. Львица.       И то, что она впервые на публике была самой собой, было большим обещанием. Откровением, благодаря которому Малфой всерьёз позволил расцвести в сознании мысли, что, возможно, им удастся потрясти магическую Британию известием о том, насколько необычен их союз на самом деле. По всем фронтам.       Он легко сжал её руку в знак поддержки, в качестве напоминания о том, что рядом, и ощутил еле заметное шевеление пальцев в ответ. Едва уловимое, но этого хватило, дабы он, подхваченный течением праздника, целиком растворился в нём. В танце. В близости любимой женщины. В настоящем моменте.       Чтобы вследствие, выплыв на поверхность этого волшебного здесь и сейчас, обнаружить себя в компании друзей, шампанского и… Люциуса. Который улизнул от Нарциссы, пока та отвлеклась на задушевный разговор с Кингсли. И всё бы ничего, если бы не одно «но» размером с Юпитер. Отцу определённо следовало пересмотреть свои взгляды на приемлемые в светском обществе темы:       — Что это на вас, мистер Нотт? — Люциус мазнул прищуренным взглядом по тёмно-синему ремешку на шее Теодора. — Ошейник?        Нотт, только-только сделавший глоток пунша, отчаянно закашлялся. Эффектный румянец, не уступающий по цветовой гамме ягодному напитку в фужере, захватил его скулы.       — Это… э-э-эм…       Видят боги, этого мужчину сложно было лишить дара речи. Но Малфой-старший умел делать это профессионально. Тем более что шею Нотта действительно обрамлял ошейник.       — …символ принадлежности, — с присущей ей непоколебимостью сообщила Луна в точно таком же кожаном аксессуаре, только цвета пыльной розы. Аккурат под стать атласному платью с лифом «сердечком» и розовым кошачьим ушам. — Тео принадлежит мне, а я — ему. Так мы заявляем миру, что наши сердца отданы друг другу. Романтично, не правда ли? — на её губах играла счастливая улыбка.       — О, безусловно!       Люциус, окрылённый разговором с молодёжью, просиял. Кажется, его недовольство собственным внешним обликом ненадолго отошло на задний план.       — Если бы мы с женой узнали об этой метафоричной идее чуть раньше, то непременно заказали бы эти символы принадлежности для всех желающих.       — Я с радостью наколдую нам такие, дорогой.       Грациозная поступь Нарциссы позволила ей незаметно приблизиться к Люциусу и схватить его за локоть. Судя по всему, более она не собиралась спускать с него глаз. Этих зорких кристально-голубых глаз, многозначительно сверкнувших в сторону мужа.       — Если это то, чего ты хочешь.       Драко заметил, как у отца едва заметно дёрнулся уголок губ, а пальцы крепче сомкнулись на трости — очевидные признаки искусно скрываемого раздражения. Тем не менее вылепленная за долгие годы маска невозмутимости осталась при нём.       — В таком случае, я думаю, нам стоит обсудить цвет символа нашей любви, дорогая.       — Как пожелаешь.       С учтивостью извинившись, родители удалились в другую сторону сверкающей серебром и пестротой бальных нарядов залы. Но прежде, чем они это сделали, Нарцисса послала красноречиво-задорный взгляд их компании. Взгляд, желающий им приятного времяпрепровождения, а также несущий в себе обещание, что Люциус не доставит им сегодня хлопот.       С не сходящей с лица улыбкой Лавгуд поправила кудрявую чёлку Тео, вскользь соприкасаясь с псевдо-кошачьим ухом.       — Тебе идёт.       — Тебе тоже, Лу, — улыбнувшись ей, Нотт привлёк её в свои объятия.       Лу. Серьёзно?       Эти двое выглядели как два магнита с разноимёнными полюсами. Казалось, даже их новоявленные уши стремятся притянуться друг к другу. Руки, лица — всё в них.       Драко не помнил, чтобы хоть однажды видел Тео таким. До беспамятства очарованным другим человеком. Самое впечатляющее, что им даже не потребовалось и минуты на то, чтобы напрочь позабыть о существовании всего остального мира. Люциуса, Нарциссы, Малфоя с Грейнджер и сотен других людей.       — Идём, — шепнула ему Гермиона, пока он не успел разрушить эту идиллию деликатным покашливанием или каким-нибудь неуместным комментарием.       Они вышли на большую зимнюю веранду, где было практически безлюдно. Отсюда можно было наблюдать за кружащимися в центре зала парами с помощью зачарованного стекла, но обеспечить себе некоторого рода уединение, возможное благодаря одностороннему действию заклинания. Правда, от их поэтичного рандеву не осталось и следа, стоило в ближайшем проёме показаться Блейзу.       — Салазар, эти кошачьи уши просто что-то с чем-то! Девчонки не сводят с них глаз, — воодушевлённый и полный энтузиазма, он вальяжно прислонился к ближайшей пилястре.       — Может, потому что ты единственный, у кого они с леопардовыми пятнами?       Щеголяющий ныне в горчичного цвета смокинге, товарищ самодовольно ухмыльнулся.        — Эта расцветка в полной мере демонстрирует мой темперамент и натуру хищника. — Он почесал голову между ушами. — Правда, есть подозрение, что у меня аллергия на шерсть. Всё чертовски зудит.       Блейз вытащил волшебную палочку и, взмахнув ей, отменил действие приклеивающих чар.       — Так-то лучше, — свободной рукой скользнув по коротко стриженным волосам, он на мгновение прикрыл глаза и растянул губы в блаженной улыбке. Потом взглянул на Гермиону. — У тебя нет похожих симптомов?       Её щёки лизнули языки более интенсивного румянца. Соразмерные с зыбкостью затронутой темы.       — Нет, — она покачала головой, стараясь казаться как можно более беззаботной, — у меня всё отлично. Просто изумительно.       «Изумительно» точно было лишним, но их леопардовый друг, кажется, ничего не заподозрил. Лишь испустил страдальческий вздох.       — Везёт. Возможно, мне просто попалась какая-то бракованная пара.       — Или твоя судьба быть леопардом внутри, но не снаружи, — подколол Драко.       Блейз закатил глаза.       — Если бы твои уши не были настоящими, я бы зачаровал их во что-то менее унылое и старомодное, чем благородную платину.       — Платина — это классика, — методично возразил Малфой. Было бы непростительно не отстоять честь характерной для их семьи черты, вот уже несколько веков передающейся из поколения в поколение.       — О, ну да, ну да! Так говорят все зануды, застрявшие в прошлом веке и страшащиеся ярких акцентов. Кстати, об акцентах. Гермиона, я бы добавил золотистых вкраплений на кончики твоих ушей, под стать платью. Это придало бы образу больше шарма. Что-то вроде завершающего штриха.       Забини взмахнул палочкой прежде, чем кто-либо из них сумел ему возразить и предотвратить непоправимое.       — Вот! Так куда… — опешив от того, что ничего не произошло, он вынужденно оборвал свою речь. Глубокая подозрительная морщинка прорезала гладкий лоб. — Что за…       Блейз медленно перевёл глаза на древко в руках, крутя его и так и этак в поисках функциональной неисправности, пока Драко с Грейнджер в отчаянии переглядывались, судорожно стараясь отыскать лазейку в той западне, в которую угодили. Поддавшись немой панике, они слишком поздно заметили, как Забини вновь задался целью приукрасить уши Грейнджер. Драко поспешил заслонить ведьму собой, задвинув за своё плечо, но приятель уже успел озвучить заклинание.       — Какого чёрта? — недоумение на лице Забини было прямо пропорционально сгущающейся буре в глазах Малфоя, его негодованию и защитному рефлексу вместе взятым.       За неимением других вариантов, всё, что ему оставалось делать в сложившейся ситуации, так это следовать принципу: «Лучшая защита — это нападение».       — Вот и мне интересно, какого чёрта ты тычешь в лицо моей девушки своей грёбаной палочкой?       — Её уши не меняют цвет, — с долей возмущения, свойственной обычно обиженному ребёнку, не сумевшему добиться желаемого, сказал он. — Может быть, это ещё один вид брака, потому что на моей паре всё работает безукоризненно, если только…       Резко наступившее молчание, в течение которого Блейз анализировал поступившую информацию, не предвещало благостного исхода. Таращась некоторое время на снятый с себя из-за симптомов аллергии аксессуар, в конце концов он поднял голову, ошарашенно взирая на Гермиону.       — Они настоящие. Твои уши самые что ни на есть настоя…       — Прошу, тише, — зашипев, как самая настоящая дикая кошка, Гермиона выскочила из-за спины Драко, явно пребывая на грани того, чтобы зажать его сообразительному другу рот или огреть болтуна Силенцио. Будь на веранде чуть больше людей или находись обозначенные свидетели чуть ближе, он бы и сам уже давным-давно прибегнул к последнему.       — Божечки-кошечки… — только и сумел выдохнуть Забини.        Вечер определённо набирал обороты. С пометкой «катастрофические».       — Так ты кошка? Настоящая кошка? Это что, чёрт возьми, передаётся половым путём? — полюбопытствовал Блейз непростительно громким шёпотом. — Если да, то кто-то из вас просто обязан со мной переспать, потому что я тоже хочу разнообразить свою сексуальную жизнь.       Драко закрыл глаза и сжал пальцами переносицу, словно желал огородиться от чего-то глубоко огорчающего. Например, от Забини, несущего ахинею.       — Предпочтительнее, конечно, чтобы это была Грейнджер, ибо такой вариант для меня привы…       Взгляд и тон перебившего его Малфоя по степени смертоносности уступали разве что укусу кобры:       — Клянусь магией, я хирургически точным взмахом палочки ампутирую твой татуированный орган, если эта мысль ещё хоть раз взбредёт в твою больную голову.       — У-у-уф, какие собственнические замашки! Этим страдают все представители семейства кошачьих или только самые неукротимые?       Драко потянулся за орудием убийства, убранным на время бала во внутренний карман пиджака. Блейз поднял руки, демонстративно сдаваясь.       — Ладно-ладно. Я в курсе, что преображение требует жертв и всё в таком духе, поэтому… — друг тяжко вздохнул, как если бы на его плечах лежали все лишения и мирские невзгоды, — …я не прочь переспать и с тобой. Но только единожды. — Выставив перед ним указательный палец, он предостерегающе помахал им. — И без излишних нежностей.        Малфой, у которого от ярости начался нервный тик, уже перебирал в голове самые недобрые проклятия, которые с радостью и без излишних нежностей не единожды применил бы к Забини, когда Гермиона, держащаяся за его локоть, зашлась в приступе искреннего смеха.       — Прости, Блейз, но нет. Как истинный представитель семейства кошачьих, я слишком ревностно отношусь к Драко, чтобы им делиться. Так что тебе лучше попытать счастья в другом месте. К счастью, сегодня в Мэноре тьма обворожительных кошечек.       Забини скользнул взглядом по разношёрстной — буквально разношёрстной — массе людей за заколдованным стеклом, прежде чем снова обернуться к ним.       — Да. Только ни одна из них не настоящая. Ни одна, кроме тебя.       Тёмные очи впились в её уши в совершенно возмутительной, по мнению Малфоя, манере, учитывая, что он всё ещё был здесь. Совсем не удивительно, что его внутреннее звериное «я» издало недоброе утробное рычание и в прямом смысле сгребло любимую девушку в охапку. Стараясь укрыть её от этих наглых глаз и похотливой натуры.       — Я даю тебе последний шанс: заткнись и попридержи свои грёбаные флюиды. И уж точно не смей расточать их в сторону моего котёнка.       Блейз, несколько раз тупо моргнув, впал в оцепенение. То ли от того, что был до глубины души поражён его откровенной демонстрацией запредельной ревности, то ли от того, что он назвал Грейнджер… котёнком?       Да, чёрт возьми! Это был его котёнок, и он не собирался позволять своему пока-ещё-лучшему-другу-но-если-и-дальше-так-пойдёт-то-ненадолго расточать свои долбаные флюиды на его ведьму.       — Пресвятые угодники. И где была эта твоя напористость, когда ты безответно сох по этой женщине? Точнее, котёнку? — Забини, возвративший себе самообладание, заиграл бровями.       Зыркнув в его сторону очередным предупредительным взглядом, Драко сделал резкий выпад и приставил кончик волшебной палочки ему к горлу. В качестве доходчивого негласного аргумента. Специально для непонятливых.       — Молчу-молчу, — распластавшись вдоль пилястры а-ля морская звезда, друг вытянул шею. — Ради всего святого, только не убивай меня в пылу ревности. Не тогда, когда вечер в самом разгаре, а я всё ещё молод, горяч и преступно одинок.       — Только попробуй кому-нибудь проболтаться, и этот бал закончится для тебя самым плачевным образом.       — В Мунго?       — Если повезёт. — Драко спрятал древко, ни на секунду не сводя с Забини глаз.       Оказавшись вне прицела волшебной палочки, Блейз со спокойным сердцем и душой выдохнул, возвращая себе прежнюю беспечность.       — Я, конечно, планировал закончить этот вечер в постели, но не в больничной. Поэтому я — могила. Однако вы двое просто обязаны будете рассказать мне подробности вашего союза позже. Кстати, Тео знает?       Малфой обнял Гермиону за талию.       — Нет. Никто не знает, кроме семьи Драко и моих самых близких друзей, — ответила она.       Забини предусмотрительно обернулся, чтобы убедиться в отсутствии поблизости лишних ушей, которых сегодня уж точно было в избытке.       — То есть эта затея в виде бала для вас? Не для одного Малфоя?       — Гляди-ка, какой проницательный, — хмыкнул Драко.       — То-то я недоумевал, как ты на это согласился.       — Мы должны вернуться в зал, — сказал Драко, взглянув на наручные часы. — Через пятнадцать минут будет венский вальс.       — О боже, — пальцы девушки ещё сильнее впились в его руку.       Он знал, что танцевальные выходы больше всего её нервировали, потому что приковывали внимание зрителей к ним.       — Что это, если не идеальный момент, чтобы я присмотрел себе кого-нибудь? — сразу оживился друг, шевеля бровями. А потом вздохнул: — Раз уж ты запретил мне заглядываться на уши Грейнджер.       — Ни на уши, ни на хвост, ни куда-либо ещё, Забини. Ты меня понял? — сурово воззрился на него Малфой.       — Да понял я, понял.       Под тихий смех Гермионы они все вместе направилась к бальному залу.       — Уверена, что твоя решимость и леопардовый окрас непременно кого-нибудь очаруют. Ведь сегодня Новый год, а в такой вечер никто не должен быть одинок.       Слова поддержки предназначались Блейзу, а украдкой брошенный мерцающий взгляд — ему. Он ответил ей улыбкой и лёгким прикосновением свободной руки к её пальцам в золотых перчатках, крепко держащимся за него.       — Твои бы слова, да покровителю котиков в уши.       Неискоренимая ироничность Забини разбила в пух и прах интимность момента. Но сейчас его юмор был как никогда кстати. Хотя бы потому что звонкий смех Грейнджер зазвучал снова, разносясь по опустевшей веранде, и это ненадолго отвлекло её от волнения в преддверии вальса.

***

      Раз, два, три, раз, два, три… Раз. Два. Три.       Было в этом счёте что-то мистическое. Нечто, способное как даровать ему чистейшую эйфорию во время танца, так и подорвать чашу его терпения, подогреваемую тем самым пресловутым собственничеством, в котором его чуть ранее упрекнул Блейз.       Раз: Драко не успел моргнуть, как во время прогулки по залу после венского вальса его женщину увлёк в разговор и ангажировал на танец министр магии Кингсли.       Два: с тем же самым намерением возле Гермионы нарисовался разодетый во фрак глава Отдела магического транспорта Перси Уизли. Стоило ли напоминать, что у Малфоя с детства страшная аллергия на людей с фамилией Уизли?       И, наконец, три: беда пришла откуда не ждали — перед ними во всей своей самолюбивой красе предстал Кормак Маклагген. Одержимый популярной и поражающей ныне каждую особь мужского пола так же стремительно, как драконья оспа, идеей танца с Гермионой Грейнджер.       Драко был терпелив. Нет, не так.       Драко был чертовски терпелив. Но даже у чертовски терпеливых людей есть свои пределы. И в этих пределах совершенно точно не было места Кормаку с его раздутым эго, раздражающей напыщенностью и плотоядным взглядом, который, если бы не опасная близость Малфоя, наверняка бы блуждал где-то между кошачьими ушами Грейнджер и её декольте.       Однако инстинкт самосохранения Маклаггену был не чужд. И поскольку Драко не мог предъявить ему за предполагаемые вольности, ничего не оставалось делать, кроме как ждать, когда этот Мак-банный-лист наконец-то отстанет от его драгоценной ведьмы. Ведьмы, которая, к его превеликому прискорбию, условилась-таки о вальсе с этим ужасным человеком.       Малфой уверял себя, что это лишь потому, что бал позиционировался как благотворительный и, стало быть, без жертв пожертвований было не обойтись. Даже если некоторые из них именовались танцами.       Но, конечно, никакая благая цель не обладала достаточным весом для урезонивания его эгоистичной натуры, разбушевавшейся из-за того внезапного шквала ухажёров, который обрушился на Гермиону.       Поэтому, как только миссия «не убей Кормака» была с горем пополам пройдена, Малфой, не медля ни секунды, перехватил внимание любимой женщины, пока им снова не завладел кто-нибудь другой, и, улизнув с ней на веранду, аппарировал их в небезызвестную нишу восточного крыла.       На протяжении всех этих танцевальных инициатив, свидетелем которых Драко стал, он пытался не дать разрастись чувству слепящей ревности внутри себя. Всепоглощающему собственничеству. Желанию единственному обладать ей, быть с ней, стать её неизменной, истинной, если угодно, парой.       Одним словом, ему нестерпимо захотелось укусить её. Прямо посреди бала. Было ли это последствием избытка внимания роящихся вокруг неё мужчин или простым совпадением, он не знал. Но что ему было доподлинно известно, так это то, что он намеревался в срочном порядке поставить её в известность.       — Драко, — только и выдохнула она, срываясь на шумный вздох, когда он, прижав её к стене, бесстыдно забрался под пышные юбки и заставил её обвить ногой его бедро.       Его губы посредством языка поцелуев боготворили молочные плечи и шею, а левая рука ласкала сантиметры обжигающе-горячей кожи над чулком. Теперь, когда Гермиона снова оказалось в зоне его досягаемости, Малфой чувствовал себя слегка — серьёзно, очень серьёзно — одержимым. Ею и мыслью о запечатлении. Запах, вид, температура и гладкость тела, материал платья — всё в ней сводило его с ума. Притягивало. Будоражило. Манило.       Пусть все «соперники», чьи кошачьи уши и хвосты были такими же реальными, как отражение в Зеркале Еиналеж, остались где-то на просторах бального зала, это ни на йоту не ослабило его биологической потребности в том, чтобы умолять Грейнджер об укусе.       Задев губами прохладные звенья золотой цепочки, он коснулся языком изгиба шеи. Сдавленный стон подействовал как умиротворяющий бальзам на его заведённое состояние. Впрочем, не способный унять взыгравшего в крови шторма желания.       Драко хотел сделать её своей.       Запечатлеться с ней на уровне магии и непреодолимых животных инстинктов.       Знать, что она принадлежит лишь ему. Никому другому.       — Я безумно хочу тебя укусить, — признался он, почти не отнимая губ от её обычного уха. — Можно я тебя укушу? Мне кажется, что я умру, если этого не сделаю.       Потребность отметить её своей набатом звучала в голове. Отбивала сумасшедший ритм в его грудной клетке, стремительно бежала по венам, горела на кончиках пальцев.       Втянув мочку её уха и скользнув носом от основания челюсти к ключицам, он простонал — ноздри защекотали искусно переплетённые нотки изысканного шлейфа женского парфюма, пряного сидра и шоколадного печенья. Ему хотелось её съесть. Чёртов гиджил, следовавший за ним по пятам повсюду, куда бы он ни пошёл.       Припав к углублению над ключичной косточкой, Драко взялся рисовать влажные узоры на коже языком.       Казалось, от желания оставить укус у него даже заболели зубы. Настолько велик был зов первобытной потребности.       — Прошу, позволь мне запечатлеться с тобой. Я хочу знать, что ты моя. Только моя…       — Боже, Драко, — она ухватилась за его руки, жадно исследующие её тело, но в то же время запрокинула голову, открывая ему пространство своей шеи, от изгибов которой невозможно было оторваться. — Я твоя. Только твоя.       Его. Вся. Целиком и полностью.       От ступней, заключённых в золотистые лодочки, до кончиков кошачьих ушей.       Исключительно его котёнок.       Из него вырвался низкий вибрирующий стон. Зубы царапнули горящую кожу.       — Тогда разреши мне тебя укусить. Пожалуйста.       — Прямо сейчас? — её голос с чувственной хрипотцой дрожал.       Чёрт возьми, этот момент он совсем не продумал. Не успел, поглощённый срочностью дела, но не обдумыванием процесса его реализации.       Тонкие пальцы, взметнувшиеся вверх, зарылись в его волосы, совсем не беспокоясь о том, с какой причёской он возвратится в зал. Вторая рука скользнула по груди, и Малфой из последних сил старался сохранять рассудок и трезво смотреть на ситуацию.       По его милости они отлынивали от бала, до умопомрачения целуясь в порочной нише восточного крыла, и он клянчил оставить на ней метку, которая могла связать их навечно. Пусть вероятность была не стопроцентной, но всё же она была. Поэтому испытывать судьбу и делать это в разгар мероприятия, в то время как им не позволено будет залечить укусы магией — не самая разумная идея.       Да что уж там — совершенно безрассудная!       О чём вообще, во имя Салазара, он думал? Застал любимую ведьму врасплох и атаковал своей импульсивностью. Как мальчишка в период пубертата, честное слово. А всё потому, что был ходячей ревнивой катастрофой.       Ему почти стало неловко от своей напористости, а на языке уже стало формироваться слово «прости», как Гермиона прошептала:       — Как насчёт ночи? Сразу после бала?       Медленно подняв голову, Драко посмотрел ей в глаза. Те мерцали карамелизированным миндалём в интимном полумраке ниши. Прекрасные, космические. С янтарными созвездиями в радужке.       — Вообще-то… — решила сгладить свою инициативность она, — любая ночь подойдёт, если ты уверен, что хочешь этого.       Он не верил своим ушам. Ни одним из. Поэтому для страховки читал по губам и был уверен, что не ослышался.       Боясь спугнуть её решимость, Малфой прошептал:       — Я хочу, — намотав на указательный палец выбившуюся из копны пружинистую прядь, он с нежностью заправил её за ухо. — До чёртиков хочу, Грейнджер. При условии, что это взаимно.       Его большой палец прошёлся по щеке с ярким румянцем. Заворожённый взгляд был прикован к его лицу в течение долгих пяти секунд, прежде чем опустился на губы, и Гермиона, прикрыв веки, поцеловала его.       Драко не покидало ощущение, что бабочки в его животе устроили свой собственный бал, пока их рты были заняты друг другом.       — Взаимнее не бывает, — выдохнула она с улыбкой. — Я буду счастлива запечатлеться с тобой. Сегодня. Или когда бы то ни было.       Сердце Малфоя едва не выпрыгнуло из грудной клетки, заходясь от радости и предвкушения. Заветное обещание запустило внутри него сход лавины неведомых, но невообразимо прекрасных чувств.       Отныне, когда он точно знал, что они с Гермионой собираются сделать это, он мог даже, хоть и скрепя сердце и не без помощи огневиски, пережить её танец с внешним раздражителем — Маклаггеном.       Ради всего святого, меньше всего ему сейчас хотелось думать о Маклаггене. Не тогда, когда счастье переполняло его организм, а Грейнджер, перебирающая его волосы, временами переключалась то на одно, то на другое кошачье ухо. Если рай на Земле существовал, то им были её прикосновения. И обещание запечатления.       Поразительно, ведь сентябрьский Драко не мог даже мечтать о таком. Он всерьёз считал, что обречён на одиночество. И что отношения с Грейнджер светят ему с такой же долей вероятности, с какой и возможность поиграть в квиддич с Золотым сниджетом. Одним словом, это было за гранью фантастики. А теперь… теперь она согласилась на ритуал запечатления. С ним.       Мерлин. Они действительно собирались сделать это.       — Я люблю тебя. — Он прижался носом к её скуле и с нежностью, задержав губы на щеке, поцеловал. — Я тебя люблю.       — А я люблю тебя, Драко Малфой…

***

      Плодотворно прошедшие переговоры — храни Мерлин международный язык страсти с уникальным диалектом распутства — в нише возымели должный эффект: Драко сумел подуспокоиться и нашёл в себе мужество отпустить Гермиону танцевать. И, чтобы ненароком не вызвать в себе ещё какое-нибудь неуправляемое чувство, от греха подальше держался вдали от пляшущих пар.       Впрочем, в своём намерении убежать от звания Отелло он, вероятно, зашёл слишком далеко. Так далеко, что на секунду заколебался, предположив, не аппарировал ли часом в Нору, наткнувшись на бывшего Грейнджер возле пирамиды с шампанским. Судя по сосредоточенному лицу и пристальному взгляду, тот пересчитывал количество бокалов.       — Уизли, — сухо поприветствовал Драко. — Ты получил приглашение? Не припоминаю, чтобы мы с Гермионой его подписывали. — Его глаза сузились в подозрении.       — Вы и не подписывали, — неприветливая констатация факта. — Я здесь вместо Джорджа. Он не смог сегодня доставить всю эту пушистую атрибутику для вашего бала, поэтому послал меня, — отчеканив ответ так, будто заготовил его заранее, Уизли снова вернулся к пирамиде. По всей видимости, число хрустальных бокалов не давало ему покоя.       Для информации: их было триста шестьдесят четыре. Но, само собой, Малфой не собирался сообщать ему об этом.       — Вот как? — с сомнением протянул он и по старой доброй традиции принялся буравить его взглядом.       Очевидно, что ни один из них не находил другого приятным компаньоном, но каким бы гостеприимным хозяином был Малфой, если бы не решил ещё немного, раз уж представился такой случай, занять гостя светской беседой? Ну, или просто беседой.       — Ты в курсе, что у сегодняшнего мероприятия есть определённый дресс-код? — Драко, окинув гостя с ног до головы, убедился, что, несмотря на положенный смокинг, ни хвоста, ни ушей на Уизли не было.       — Как ты уже верно заметил, меня не удостоили приглашением, — он повернулся к нему лицом в явном раздражении. — Я здесь не в качестве гостя, а значит, весь этот маскарад на меня не распространяется.       Хитрый ход. Однако недостаточно хитрый, чтобы Малфой добровольно отказался от реализации одного ма-а-аленького плана мести. Незначительной шалости.       Уизли ведь, как никто другой, почитают розыгрыши, верно?       Усилием воли Драко подавил зловещую улыбку от растущего предвкушения.       — Что ж… я официально тебя приглашаю. Следовательно, — он приманил к себе пару ушей и хвост, в процессе зачаровывая их в огненно-рыжий цвет, — не будь невежей, надень ушки.       Один выверенный взмах волшебной палочки водрузил на нерадивого гостя подобающие аксессуары. Ещё один — надёжно закрепил, чтобы неописуемая пушистая красота не покинула эту макушку раньше положенного.       — Превосходно, — медленная торжествующая ухмылка растянулась на губах Малфоя, когда он специально отступил на шаг, чтобы оценить эту картину маслом.       Щёки Уизли вспыхнули, ноздри раздулись, а руки сжались в кулаки. Умная кошачья атрибутика тотчас считала его настроение, выдав с потрохами воспламенившееся подобно спичке негодование: до безобразия пушистые уши, не то чтобы это вышло случайно, оттопырились назад, как если бы он готовился к прыжку, а хвост со вздыбившейся шерстью заходил из стороны в сторону, судорожно подёргиваясь.       Всё-таки стоило отдать должное Джорджу, он создал нечто по-настоящему выдающееся — нет, гениальное! — в столь сжатые сроки. Такое изобретение как минимум достойно патента.       — Сейчас же избавь меня от этого! — шипение раскрасневшегося и взъерошенного Уизли скорее напомнило ломаный парселтанг, чем человеческую речь, но было как бальзам на душу Драко.       — Не то что? — он лениво крутил в руках волшебную палочку, чем, кажется, ещё сильнее нервировал оппонента. — Засверлишь меня взглядом до смерти?       Уизли стиснул кулаки до очертившихся белизной костяшек, но, надо отдать должное, не сдвинулся с места, демонстрируя самые настоящие чудеса самообладания.       — Детский сад, — выплюнув злой ответ, он потянулся к волшебной палочке.       Малфой, покрепче перехватив собственное древко, приготовился отражать атаку. Однако разъярённый Уизли лишь использовал контрзаклинание в надежде избавиться от навязанных ему деталей маскарадного образа.       И каково же было его удивление, когда ничего не произошло. Чертыхнувшись, он попробовал ещё раз, а потом ещё и ещё, прежде чем гневно уставился на Драко, воодушевлённого действенностью чар собственной разработки.       Модернизированное приклеивающее с капелькой заклинания нерушимости творили истинные чудеса.       — Что ты, дементор тебя поцелуй, использовал?       Ухмылка, до сих пор таящаяся в глубине черт, теперь озарила его лицо в полной мере.       — Нравится? Эффективное, не правда ли?       Ноздри собеседника впечатляюще раздулись, а сам он раскраснелся до огненного цвета ушей.        — Либо ты сейчас же снимешь с меня эту хрень, либо я…       — Либо ты что? — сощурился Малфой. Никто не вправе был называть часть его неизменной ныне сущности хренью.       Уизли шагнул на него, однако он даже не подумал отпрянуть. Их лица оказались друг напротив друга, а обоюдную ярость, казалось, можно было пощупать руками.       Тянулись секунды, но ни один из них не предпринимал никаких действий. Первым не выдержал Драко, на полоктавы понижая голос:       — Хотя бы на несколько часов поступись своей чёртовой гордостью, упрямством или чем бы то ни было и подумай о Гермионе. Насколько мне известно, несмотря на все ваши сложности в отношениях, вы всё ещё остаётесь друзьями. И ей… — Ему потребовался глубокий вдох, чтобы признать это: — Ей будет приятно, если ты поддержишь её сегодня, потому что весь этот бал для неё.       Вот и всё. Не так-то и трудно, верно?       Не труднее, чем принять тот факт, что ярость в голубых глазах напротив стала стремительно угасать, когда речь зашла о Грейнджер.       Поведя широкими плечами и отступив на шаг, Уизли процедил:       — Тогда почему она меня не позвала?       Малфой моргнул, пытаясь переварить вопрос, услышать который совсем не ожидал.       — Почему не отправила дракклово приглашение, если хотела моей поддержки?       А чего Драко не ожидал вдвойне, так это стать свидетелем надсадных полутонов в голосе Уизли. Он был… оскорблён? Обижен, что его не позвали?       Понадобилось время, чтобы, прокрутив в голове все сомнения и душевные терзания, которые одолевали Гермиону касательно приглашения на праздник Рона, Малфой сумел сформулировать ответ:       — Может быть, потому что большую часть ваших с ней отношений ты избегал её кошачьей индивидуальности, принимая во внимание только то, что тебе хотелось?       — Ты ни черта не знаешь о наших отношениях! — прошипел он, снова уподобляясь ярому фанату змеиного языка. Печальные издержки дружбы с Поттером.       — Возможно. Зато я знаю, что любая девушка, в частности Грейнджер, заслуживает того, чтобы её любили полностью, без каких-либо исключений.       Смолчав, Уизли провёл ладонью по волосам, которые, казалось, наэлектризовались от его враждебности.       — Хочешь сказать, у вас с Гермионой всё серьёзно? — оскорбительное недоверие сквозило в каждой букве.       — Уверяю тебя, у нас всё серьёзнее некуда.       — И ты любишь её так, как она того заслуживает?       Малфоя начал раздражать этот допрос с пристрастием. Потому что если у кого-то и было право копаться в его душе, то уж точно не у её бывшего. Тем более что им был Уизли. Поэтому он решил пойти ва-банк.       — Тебе известно, чем пахнет её Амортенция?       — Ну, допустим. Только я не пойму, какое отношение это имеет ко мне.       — Вот именно, что никакого! Потому что я, я её чёртова Амортенция. Теперь тебе ясно?       — Драко, Рональд, что…       Ну конечно. Рано или поздно кто-нибудь должен был прервать их словесную дуэль. И совсем не удивительно, что этим «кем-то» стала Гермиона.       — Что вы здесь делаете?       Они едва ли не отпрыгнули на дистанцию, в два счёта уничтожившую любые улики их взрывоопасного диалога.       — Просто беседуем, — невинно улыбнулся Малфой, используя своё самое ангельское выражение из арсенала. Его рука, а вместе с ней и хвост, обвилась вокруг её тела в собственническом жесте. — Точнее, беседовали.       — Привет, — посмотрев на неё исподлобья, Уизли нерешительно вздёрнул уголки губ.       — Привет, — тихо отозвалась она, машинально накрыв ладонь Драко на своём боку. — Ты… здесь.       — Да, заменяю Джорджа…       — А-а-а, ясно.       Покосившись на ведьму, Малфой заметил, как её взгляд разрывается между макушкой друга и хвостом, выглядывающим из-за его поясницы. Он ощутил отголосок участившегося пульса в её груди, как и не упустил из виду дрогнувшие уголки губ, которые она тут же поджала, словно пыталась сдержать непрошенную эмоцию от того, что видела перед собой. А видела она Уизли, который выглядел в точности так, будто добровольно, более того, почти по собственной инициативе явился сюда, чтобы быть с ней рядом в этот важный день.       Очевидно, что им нужно было поговорить. Грейнджер бы этого хотела.       Проклятие.       Когда пауза достигла статуса «долгоиграющая», Драко уже почти смирился с тем безутешным фактом, что именно ему придётся взять на себя роль героя, который положит конец этой немой сцене.       Настроившись, он целомудренно поцеловал Гермиону в висок и выпустил её из объятий.       — Не возражаете, если я, — он не верил, что в самом деле собирается сказать и сделать это, — оставлю вас ненадолго? Думаю, сейчас самое время разыскать Блейза. Он давненько не попадал в поле моего зрения, а это может быть чревато последствиями. Порой самыми непредсказуемыми.       Грейнджер, до глубины души тронутая его поступком, обернулась и одними губами прошептала: «Спасибо». Драко улыбнулся ей в ответ и бросил пристальный взгляд на человека, в чьей компании он её на свой страх и риск оставлял:       — Уизли.       — Малфой.       Убедительно отыгрывая единственную в своём роде премьеру пьесы «Цивилизованные люди», они обменялись лёгкими кивками, после чего Драко отошёл к ближайшему десертному столу. Избранное им расположение было идеальным дозорным пунктом как для поисков запропастившегося Блейза, так и для ненавязчивого присмотра за Уизли.       В конце концов, если Уизли заботило отсутствие приглашения, значит, вполне возможно, он и впрямь желал быть здесь. Не как бывший Гермионы, но как её друг, которым — хотел Малфой то признавать или нет (для справки: нет, не хотел) — она по-прежнему его считала. И если он действительно испытывал потребность поддержать её, то никогда в жизни бы не заговорил об этом вслух, пока в зоне видимости и слышимости маячил Драко.       Следовательно, он совершил благородный, воистину рыцарский поступок, оставив их наедине. Поступок, за который ему полагалась не меньшая, чем метка от её укуса на его теле, награда.       Да, это стало его идеей фикс этим вечером. И что с того? Разве он был ответственен за выкрутасы своей кошачьей сущности?       Подхватив с парящего подноса шампанское и окинув взглядом гостей, он пытался выловить среди них Блейза или Тео. И если Нотт, над чем-то расслабленно посмеиваясь, мило беседовал с Лавгуд, примостившись возле одной из колонн в другой части зала, то Забини словно сквозь землю провалился.       Игристый напиток щекотал горло, пока Малфой смаковал вкус, время от времени косясь в сторону Грейнджер с Уизли.       — Сгораешь от ревности?       Периферийное зрение уловило нелепые пятнистые уши прежде, чем их обладатель с нахальной ухмылкой очутился прямо перед ним. Блейз подхватил со стола клубнику, обмакнул её в шоколадный фонтан и засунул в рот.       Драко нарочито громко цокнул и, демонстрируя свои лучшие актёрские способности, отвернулся от пары, за которой в самом деле совсем немного под… присматривал.       — Думаешь, Гермиона питает слабость к рыжим котам? Хотя, если живущий у неё цвета пламенного кошмара полукниззл о чём-то и говорит, то именно об этом и… О! Ты это видишь? — округлив глаза, он махнул рукой куда-то за его спину.        Надо ли говорить, что эта искусная манипуляция вызвала у Малфоя микросердечный приступ, ведь именно там происходит тет-а-тет Гермионы с Уизли?       Стремительно развернувшись на каблуках оксфордов, он, подобно коршуну, впился опасно прищуренными серыми глазами в оставленную без присмотра парочку.       Левое кошачье ухо дёрнулось, когда Драко не обнаружил там ничего предосудительного. Уизли потирал шею, с неуверенностью поглядывая на Грейнджер. Абсолютно не то зрелище чувственных масштабов, которое он страшился увидеть.       — Вижу что, Забини?       — Что шерсть Уизли куда гуще твоей, — деловито провозгласил Блейз из-за его плеча и расхохотался.       — Придурок.       Драко, в последний раз мазнув взглядом по Гермионе, тяжело вздохнул, а затем отвернулся. Более того, демонстративно двинулся дальше по залу, намереваясь позволить себе потерять обожаемую ведьму из виду. Он не доверял Уизли, но доверял ей, поэтому был в состоянии дать Грейнджер немного пространства. В конце концов, это её вечер, и она заслуживала взять от него по максимуму. Даже если это означало задушевные беседы с её бывшим.       Вселенная сегодня определённо испытывала Малфоя на прочность — Маклагген, Уизли. Кто следующий?       Из удручающих размышлений о покушающихся на внимание Гермионы мужчинах его вытащил Блейз, следующий за ним по пятам.       — Не спросишь, как у меня дела? Возможно, тебе интересно, не одинок ли твой друг в этот грандиозный кошачий вечер?       — Не одинок ли мой милый друг-леопард в этот вечер? — он остановился у стола с закусками, терзаясь выбором между канапе с креветкой и красной рыбой с авокадо.       — О-о-о, кажется, я нашёл её. Ту кошечку или, скорее, тигрицу, чей поцелуй украду в полночь.       Похоже, Забини совсем не огорчило, что его собеседник был больше заинтересован содержанием фуршетного стола, нежели налаживающейся личной жизнью лучшего друга.       — И кто же она?       Всё-таки креветка. В смысле, канапе с креветкой.       — Блондинка. С большими голубыми глазами, посылающими мне недвусмысленные сигналы, с очаровательной улыбкой и грудью… Грудью второго с половиной размера в отделанном небесным кружевом декольте.        — Посмею предположить, что её декольте тоже подало тебе определённого рода сигналы?       — Ты так хорошо меня знаешь! — Блейз изобразил гротескное умиление, приложив руки к сердцу.       — И не горжусь этим.       — Правда, есть одна загвоздка, — продолжил он, проигнорировав выпад Драко. — Рядом с ней постоянно ошивается какой-то мрачный тип в не менее мрачном смокинге.       — Мрачный тип в мрачном смокинге? — спросил Драко, прожевав и проглотив содержимое шпажки.       — Ага, именно. Выглядит так, словно он её телохранитель или очень строгий папочка.       Кажется, Малфой догадывался, о ком речь. Кто строил глазки Блейзу в присутствии своего «плюс один».       — Спутницу очень строгого папочки зовут случайно не Джесс?       Забини озадачился:       — Джесс, Дженнифер, Джейн?.. Я называю её нимфой.       Драко закатил глаза. Когда-нибудь эта беспечность к именам сослужит ему недобрую службу. Хотя… Они же всё ещё говорят о человеке, с которого даже месть бывших подружек как с гуся вода?       — А что?       — А то, что если это Джесс, в чём я нисколько не сомневаюсь, советую тебе не ввязываться. У этой дамы очень своеобразное понятие о флирте с мужчинами. Не успеешь оглянуться, как станешь частью её изощрённой схемы, с помощью которой она заставляет того угрюмого типа ревновать.       — Откуда информация?       — Из личного опыта. Посчастливилось быть втянутым в одно из представлений.       — Мисс Грейнджер в курсе? — с интересом повёл бровью Блейз.       — Мисс Грейнджер была такой же пострадавшей стороной, как и я.       Теперь, конечно, даже забавно было вспоминать, как Джесс пыталась выдать букет Гермионы за свой, а внимание Драко за внимание к ней, но тогда это была совсем другая история. С нотками трагикомедии. В которой они играли роль двух влюблённых идиотов, не подозревающих, что их чувства взаимны. И которые были уверены, что не могут позволить себе большую тактильную вольность, чем мизинчиковое перемирие или укусы-поцелуи под прикрытием.       При воспоминании об их взаимном непрофессиональном поведении в животе погорячело.       — И как давно это было?       — Мм, дай-ка подумать… В октябре?..       — В октябре?! Хочешь сказать, что эти двое не могут разобраться в отношениях с той поры?       — Полагаю, даже дольше.       Забини, прищёлкнув языком, ненадолго задумался.       — Что ж… Я им помогу. Если, как ты говоришь, эта голубоглазая нимфа хочет использовать меня, пробудив ревность в ком бы то ни было, так и быть, я возьму удар на себя. Потому что если вдруг ты ошибаешься, и она не прочь избавиться от этого угрюмого парня, то я организую ей самый незабываемый постельный тур в Забини Мэнор.       Блейз поиграл бровями, а потом, прихватив со стола имбирный пряник, так же быстро, как и появился, исчез. Драко лишь усмехнулся и покачал головой, забавляясь мыслями о Забини в роли рождественского Купидона. Очень экзотичного Купидона, имевшего связь… родственную связь с семейством кошачьих.       Оставшись в одиночестве, Малфой взглянул на часы, с тоской отмечая, что Гермиона до сих пор не вернулась. Он уже было подумывал начать бочком придвигаться к прежнему месту дислокации, когда заметил решительно лавирующую сквозь людное пространство Поттер. Двух Поттер. Одной из которых не было и года.       — Малфой, будь так добр, присмотри за Лили! — не успел он открыть и рта, как за милю излучавшая нервное возбуждение Джиневра вручила ему малышку. — Я только что узнала, что Джеймс прихватил с собой на праздник Живоглота, а он ненавидит большие скопления людей, поэтому вырвался и…       — Стоп! — перебил её Драко, поудобнее располагая маленькое тёплое ангелоподобное создание у себя на руках. — Не хочешь ли ты сказать, что в эту самую минуту любимый недокниззл Грейнджер бегает по окрестностям поместья? Без присмотра?       Поттер не ответила, но её виноватый, совсем не свойственный ей в будние и выходные вид говорил сам за себя.       — Твою ж ма-а-а… — он осёкся, покосившись на зеленоглазую златовласку, которая посасывала кулачок и не сводила с него любопытного взгляда, — ...рмеладку. Какого дементора кот Гермионы вообще оказался у вас?       Джинни, тяжело вздохнув, с опаской заозиралась вокруг. По всей видимости, надеясь избежать столкновения со своей лучшей подругой, которая прикончит её на месте, если узнает, что они потеряли её домашнего любимца.       — Если вкратце, то Джеймс уже который месяц клянчит у нас кого-нибудь, о ком он бы мог заботиться. Поэтому Живоглот, как бы это сказать… пробная версия. Мы договорились, что он присматривает за книззлом тёти Гермионы до Нового года, и если справится, то сразу после праздников Гарри отведёт его на экскурсию в «Волшебный зверинец» и торговый центр «Совы». Как ты понимаешь, с прохождением испытательного срока возникли незначительные трудности.       — О, незначительные трудности — это мягко сказано, — сохраняя хорошую мину при плохой игре, взглядом он метал молнии.       Поттер закатила глаза.       — Может, отложишь свою воспитательную беседу на потом? Потому что, если Гермиона вдруг узнает об этом, никому не поздоровится.       Прикрыв на мгновение глаза, он приложил два пальца правой руки к виску, массируя его, в то время как левая крепко держала малышку.       — Ладно. Во имя Морганы и всех основателей Хогвартса, поймай этого беглеца как можно скорее. И, чёрт возьми, сразу же возвращайся, потому что я ничего не смыслю в присмотре за детьми. Особенно за малышами.       До невозможности прекрасными малышами.       — Вот и набирайся опыта, Малфой. Пригодится, — одарив его ухмылкой, Поттер ловко развернулась на каблуках и, эффектно взмахнув шлейфом своего винного платья, затерялась в массе гостей.       — Что ж… — Драко взглянул на девочку, оставленную на его попечение. — Значит, ты Лили. — Он чувствовал себя глупо, очень глупо, совершенно не представляя, о чём обычно беседуют с младенцами. — А я Малфой. Драко Малфой.       Малышка издала булькающий звук, напоминающий смех, и расплылась в ещё более широкой улыбке. Кажется, его имя заставило её развеселиться. И Драко невольно сделал вывод, что это общая черта всех Уизли, даже если они наполовину Поттер, находить что-то забавное в том сочетании букв, которым его наградили с рождения. Но разве в его правилах было обижаться на кого-то столь прелестного?       Мятное платье с пышной юбкой потрясающе перекликалось с глазами цвета первой весенней зелени. Мягкие золотистые локоны обрамляли задорное лицо с очаровательными щёчками, курносым носом и пухлыми губами. Вполне вероятно, что через год-другой к естественному румянцу на светлой коже прибавятся очаровательные веснушки.       — Хочешь, я открою тебе секрет, Лили? — девочка заинтересованно глядела на него, поэтому он наклонился чуть ближе, как будто они были отпетыми заговорщиками. — Ты самая красивая девочка на этом балу. Твоё платье… — воздушность наряда делала её маленькой лесной феей. — Ты знала, что зелёный — цвет Слизерина?       Малышка Поттер выдала что-то очень похожее на угуканье, и его сердце необъяснимо затрепетало.       — Тогда, стало быть, тебе известно, что это лучший факультет в Хогвартсе. Как думаешь, однажды ты сумеешь удивить родителей и поступить на Слизерин? Уверен, что мама с папой будут тобой гордиться. А я больше всех, — Драко заговорщически подмигнул ей.       Зачарованный рыжий хвост в ответ радостно завилял, а сама она хлопнула в ладоши, подскочив на его руках.       Он расплылся в триумфальной улыбке, перехватывая её поудобней.       — Отлично! Значит, договорились. Ты поступаешь на Слизерин, а я подарю тебе…       — Представляешь, Рон специально подменился с Джорджем, чтобы быть здесь, несмотря на то, что… — воодушевлённый голос нежданно-негаданно возвратившейся Гермионы резко оборвался, стоило Малфою обернуться. Точнее, предстать перед ней во всей красе с ребёнком на руках.       Неудивительно, что она потеряла дар речи. Он же, будучи застигнутым врасплох, практически пропустил мимо ушей принесённую ей сенсацию.       — Ты… с Лили? — казалось, у неё сбилось дыхание. Щёки налились малиновым румянцем, а зрачки расширились.       Девочка, посасывающая свои пальцы, улыбнулась, услышав своё имя, и что-то радостно пролепетала на языке, который Драко был незнаком.       — Да, я…       Он судорожно перебирал в голове подходящие оправдания, которые не включали бы в себя прямо или косвенно фразу: «Твоя подруга отправилась на поиски твоего ненаглядного кота, который в данную минуту, грозясь принять смерть от танцующих ног наших дорогих гостей, мечется по Мэнору».       — Джиневра в срочном порядке отлучилась в уборную, а я остался за старшего, да.       — Вот как?       Во взгляде Грейнджер разбушевалась непередаваемая эмоция, которую Драко никогда прежде не видел. Она была мучительно прекрасной, но факт того, что он не мог её классифицировать, привёл его к вопросам, в конечном счёте вылившимся в краткосрочный душевный кризис: «Что, если я неправильно держу ребёнка? Или не выгляжу человеком, которому его можно доверить?»       Святые хвостороги!       Он почти не взаимодействовал с детьми. Откуда ему было знать, как с ними обращаться?       Незаметно, насколько это было возможно, убедившись, что в руках мини-Поттер нет сладостей или других запрещённых для младенцев предметов, Малфой осторожно позвал:       — Гермиона?       Витая где-то далеко в своих мыслях, ведьма по-совиному моргнула и, наконец сбросив с себя оцепенение, спохватилась:       — О да… Я просто… Это… Мне не… Всё в порядке, — после глубокого вдоха она, кажется, немного пришла в себя. Однако маленькая неизведанная галактика в её глазах, не поддающаяся идентификации, никуда не исчезла. — Просто в горле пересохло.       Грейнджер демонстративно прокашлялась и подхватила с подлетевшего к ним подноса стакан с минералкой. Губы заблестели от сделанного глотка. Она выглядела… растерянной? Ошеломлённой? Сбитой с толку?       «Пожалуйста, пусть это будет не потому, что она находит меня ужасно неловким с ребёнком на руках», — вознёс он безмолвную молитву Мерлину.       Хотя его опасения, учитывая ангельское поведение девочки, не имели под собой почвы. Она казалась очень даже неравнодушной к компании Драко, когда, вынув влажный кулачок изо рта, потянулась к его волосам. Маленькие пальчики неуклюже схватили несколько прядей, лишая безупречности его причёску. Причёску, которую он с таким трудом привёл в божеский вид после их нишевых невербальных диалогов с Грейнджер.       Кстати, возвращаясь к Грейнджер.       — Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?       Это было важно. Потому что в последний раз, когда она не чувствовала себя хорошо, всё закончилось новостью о настигшей её фазе обострения и их спонтанным сексом в первом подвернувшемся на пути переулке.       — Да-да, я… Нормально. Абсолютно, — тёплая улыбка, пробуждённая шалостью Лили, была довольно веским поводом поверить ей. — Очевидно, не мне одной нравится, когда твои волосы символизируют хаос.       Теперь Драко действительно испытал облегчение. Если Гермиона могла шутить, значит, это было лишь наваждение. И всего.       — О, тебе это нравится, да?       Он наклонил голову ближе к крошечной руке, надеясь уменьшить давление на корни захваченных в цепкие пальцы волос, а заодно и удержать Грейнджер в состоянии новообретённого присутствия.       Малфой мысленно выдохнул, едва кулачок разжался. Но, как скоро выяснилось, он слишком рано потерял бдительность, потому как детские пальцы добрались до его левого кошачьего уха и дёрнули за него.       Он зашипел, чем лишь сильнее раззадорил малышку: рассмеявшись, она потянула за ухо с новым рвением. Однако здесь на помощь пришла Гермиона, которая, приблизившись к ним вплотную, перетянула её внимание на себя.       — Лучше попробуй вот так, — она провела по его правому уху с такой нежностью, что у него едва не закатились глаза от удовольствия.       Малышка, созерцавшая её действия с поразительной осмысленностью, повторила за ней. В самой неуклюжей манере, но теперь это ощущалось весьма и весьма приятно. Не так, как когда его трогала Грейнджер. Иначе. Что-то горячее разливалось в области сердца и начинало сладко ныть.       — Всё верно, Лили. Ты умница, — не сводя заворожённого взгляда с девочки, улыбнулась Гермиона. Пальцы не прекращали дарить ему ласку, однако мыслями она, казалось, снова унеслась за границу его понимания.       Пользуясь моментом, Драко покосился на всецело поглощённую его ушами Поттер. Малышка, являющаяся копией Джиневры, унаследовала от отца пронзительно зелёные глаза. Но, несмотря на всё абсолютно прекрасное в ней, на сердце Малфоя отпечаталось кое-что другое. Неведомое чувство набухло в груди, когда он приковал взгляд к её макушке. С крошечными рыжими ушками. Именно такими, какие могли бы быть у его детей. У их детей с Грейнджер. Ну, за исключением рыжего цвета. Если, конечно, в ДНК Гермионы нет тайного гена Уизли.       И как будто взбередивших его душу кошачьих ушек было недостаточно, маленький пушистый хвост защекотал костяшки Драко. В горле разросся ком. Мысли об отцовстве, подкравшиеся к нему с искусностью самого умелого хищника, атаковали разум.       Он отдал бы всё на свете, чтобы однажды, точно так же, как сейчас он держит Лили, взять на руки собственного ребёнка. Сына. Дочь. По правде говоря, Малфой хотел бы двоих, хотя и сомневался, что это представляется возможным, учитывая его родословную по мужской линии.       Он очень надеялся, что не выдал что-нибудь созвучное со словами: «Я хочу от тебя ребёнка. А лучше двух», потому что, когда ему удалось вынырнуть из своего временного забытья, Гермиона смотрела на него так, будто он это сделал. И одному Мерлину известно, что бы она сказала, не вернись с миссии по кошачьей поимке запыхавшаяся Поттер.       — Драко, ты…       — О, Гермиона, ты здесь!       Идеально прямые медные волосы, некогда безукоризненно уложенные, порядком растрепались. И хотя ведьма споро перекинула их на грудь, он заметил несколько царапин чуть правее ключицы, прежде чем тяжёлые пряди скрыли боевые шрамы из виду.       — Прости. Гарри с Альбусом куда-то запропастились, и мне пришлось попросить Малфоя присмотреть за Лили.       — Да, он мне сказал, — с улыбкой поделилась Грейнджер. — Кажется, они даже успели подружиться.       — Кто бы сомневался, — Джиневра, пытавшаяся создать иллюзию беспечности, накручивала на указательный палец кончики волос. — Все эти уши и хвосты здорово объединяют, не так ли?       О да. Бесспорно. Особенно здорово объединяют некие сбежавшие уши и хвосты. Хвост. Рыжий и возмутительно пушистый.       Именно из-за этого пушистого хвоста Малфой, прижимающий к себе заинтересовавшуюся лацканом его пиджака малышку, судорожно раздумывал, как бы незаметно выведать у возвратившейся ведьмы, насколько успешно прошёл поиск. Потому что если вдруг спецоперация провалилась, то велика вероятность, что Гермиону хватит удар, заметь она своего полукниззла среди ног на забитой до отказа танцевальной площадке.       — Джиневра, всё хорошо прошло… там?       Насколько это было идеальным и не вызывающим подозрения вариантом, учитывая, что, во-первых, разведка была неотъемлемой частью его профессиональной деятельности, а во-вторых, он простосердечно поведал Грейнджер, что её подруга спешно отлучилась в уборную?       Уровень маскировки и шпионского мастерства: тролль в посудной лавке. Просто блеск!       — Там? — повторила она, очевидно, пытаясь не ошибиться с выбором дальнейших слов. — Ах да! Прекрасно, просто прекрасно. Оранжерея твоей матери в самом деле так великолепна, как о ней говорят.       Оранжерея.       Что ж… было бы славно, если бы он соврал Гермионе, что экс-Уизли отправилась на экскурсию в небезызвестные теплицы Нарциссы. Не было ни одного человека, кто не желал бы воочию лицезреть коллекцию растений, завезённых сюда с самых разных уголков планеты. Но вот незадача, они с Джиневрой не соизволили договориться об этой прекрасной легенде заранее.       Он ощутил, как по шее ползут пятна, обещающие разоблачить его неумелую ложь.       Гермиона с подозрением перевела взгляд с него на подругу.       — Драко сказал, что ты отлучалась в уборную.       Поттер ничем не выдала себя, лишь её брови слегка дёрнулись.       — Да, конечно, в уборную. Случай не терпел отлагательств, поэтому я и оставила Лили с Малфоем, — с мастерской невозмутимостью заявила она. — Мне бы и в голову не пришло утруждать его, будь это что-то менее… чрезвычайное.       — Но ты упомянула что-то про оранжерею, — не отступала от своего Грейнджер.       — Верно. Я заглянула туда ненадолго. После.       — По пути из уборной? — карие глаза едва уловимо сузились. Впрочем, не настолько, чтобы лучшая подруга что-то заподозрила.       Салазар. Ситуация была патовой.       — Именно! — Джиневра ослепительно улыбнулась, явно переусердствовав с показной убедительностью и излишней торжественностью в голосе. — Порой, когда ты мать троих детей, с которыми находишься двадцать четыре на семь, тебе требуется небольшая передышка.         Она подхватила стакан с водой с парящего в воздухе подноса и полностью опустошила его.       — Теперь, когда мои ресурсы, чувство прекрасного и водный баланс восстановлены, я снова готова вернуться к материнским обязанностям.       Драко поймал себя на сильнейшей дезориентации, когда ведьма забрала у него девочку. Он не хотел расставаться с этим ангельским созданием так скоро. Ей нравилось его общество и, что самое главное, нравились его уши. А он не хотел отпускать от себя ни одного человека, который был неравнодушен к его ушам.       — Спасибо, что присмотрел за Лили, Малфой. Твоя кошачья природа и впрямь никого не оставляет равнодушным, — ухмыльнувшись ему напоследок, рыжая бестия оставила его с подозревающей что-то неладное Грейнджер наедине.       Не было ни малейшего шанса, что ведьма купится на ложь лучшей подруги. Как минимум потому, что маршрут до оранжереи ей был прекрасно знаком, и никакой уборной там — ну отчего его дорогим предкам не пришла в голову идея построить роскошный, богато убранный уличный туалет? — и в помине не было. Как максимум… Что ж, наличие у Гермионы IQ в сто девяносто баллов не ставило под сомнение её способности щёлкать как орехи простые задачи на логику. Или находить закравшиеся, размером со взрывопотама, ошибки в их условиях.       Вероятно, путь по следам Живоглота и пролегал через теплицы, но никак не захватывал экскурсию по именитым малфоевским уборным. А это означало лишь одно, что сейчас ему предстоит как-то выпутываться из той паутины лжи, в которой он увяз не без пособничества Поттеретты.       Грейнджер смотрела на него со строгостью, в лучших традициях Макгонагалл.       — Либо ты сейчас же объяснишь мне, что происходит, либо я…       — По Мэнору бегал Живоглот.       Боги… Он был отвратительным партизаном. В кубе.       — По Мэно… что?       Драко кивнул, потому что вряд ли бы сумел повторить фразу, после которой Грейнджер могла вполне охотно захотеть его проклясть. Сразу вслед за Джиневрой, втянувшей его против воли во всю эту заварушку с кошачьим побегом.       — Глотик где-то здесь? Какого… какого чёрта он здесь делает? Боже, он ненавидит шум и…       Её эмоции сменялись так быстро, что он не знал, стоит ли ему бежать или увлечь ведьму в свои утешающие объятия. Он выбрал второе, потому что в противном случае его крепкая хватка также сумела бы не позволить Гермионе совершить очень даже преднамеренное убийство.       — Я должна его найти.       — Грейнджер, твоя подруга уже со всем разобралась, — сказал он, прежде чем его одолели большие сомнения. — По крайней мере, мне очень хочется в это верить, потому что квест «Найди рыжего книззла» не был включён в программу вечера.       Впрочем, не похоже, чтобы эта женщина его сейчас слушала.       — Я должна отыскать Джин, чтобы убедиться, что Глот в порядке.       Малфой вздохнул, не переставая успокаивающе поглаживать её затылок.       — Хорошо, мы разыщем Поттеров. Потому что сегодня твой вечер, и ты не должна ни о чём тревожиться. Идёт?       Она активно закивала, цепляя еле уловимую улыбку на уголки губ.       Им удалось вернуться к спокойному совместному времяпрепровождению только тогда, когда миссис вру-и-не-краснею Поттер под угрозой Непреложного обета заверила лучшую подругу в том, что Гарри благополучно доставил целого и невредимого Живоглота в их дом на площади Гриммо. Как выяснилось, тот не был напуган и, кажется, подвергся стрессу только оттого, что его насилу оттащили от зачарованного под лёд паркета, из-под глади которого он пытался выковырять маленькую золотую рыбку. К счастью, та не пострадала, чего нельзя сказать о Джинни, заработавшей в неравном бою с котом пару царапин.       — Как тебе вечер? — спросил Малфой, когда они, с десятком других пар исполнив фокстрот, сошли с танцевальной площадки.       За колоннами была зона отдыха с банкетками, где Драко с Гермионой и расположились, чтобы перевести дух. Она улыбнулась лопающимся золотистым пузырькам в своём бокале, а после заглянула ему в глаза. Свет здесь был приглушённым, но никакой полумрак не в силах был перекрыть её сияющих радужек.       — Волшебно. Лучше, чем волшебно. Как будто важная часть меня наконец-то обрела свободу. Пусть и временную, но это… потрясающе.       Опустив глаза обратно на фужер, на краю которого примостилась клубника, она провела подушечкой большого пальца по хрусталю. Губы сложились в новую рассеянную улыбку, и Гермиона снова обернулась к нему.       — Ни с чем несравнимое ощущение.       Сдвинувшись на банкетке, она оставила нежный поцелуй в уголке его рта, а затем, спрятав лицо в изгибе шеи Драко, прошептала:       — Спасибо. Ты лучше всех.       Он нащупал и несильно сжал её пальцы, не занятые бокалом с шампанским. В течение вечера, неизменно затянутые в шёлк, её руки сводили его с ума. Излучаемый ими жар дразнил, просачиваясь под кожу даже через несколько слоёв ткани.       — Ты лучше всех, Грейнджер.       Усмехнувшись, она покачала головой. Верх пушистого уха щекотал его челюсть.       Чувствовал ли он себя когда-то счастливее? Он не знал. Но один вопрос, зудящий в голове на протяжении вечера, не покидал разума. И даже если Малфой бежал впереди Хогвартс-экспресса, он не мог его больше игнорировать:       — Скажи… — Он потянул за шов на не дающей ему покоя перчатке. — Как думаешь, в перспективе, возможно, когда-нибудь… Ты бы хотела сделать подобное закономерностью?       Гермиона, подняв голову, открыто воззрилась на него.       — В смысле… хотела бы быть собой не один день в году или только по вечерам, а… чаще?       — Всегда, ты имеешь в виду? — В карих глазах забрезжили огоньки задора, и надежда в сердце Драко, пустившая корни в вены и артерии, расцвела в полной мере.       Однако, опасаясь поторопить события и спугнуть удачу, он не позволил себе даже шелохнуться или кивнуть. Просто не сводил глаз с неё, надеясь, что она поймёт всё без слов. Всё многообразие чувств и чаяний, которые переполняли его сейчас.       — Конечно, это то, чего бы я хотела, Драко. То, чего я уже давно хочу.       Хочет.       — То есть…       — Да, — в этом «да» звучали уверенность и… облегчение? — Как насчёт следующего года?       Сердце Малфоя пустилось в сумасшедшую пляску. Никакие ритмы джайва, звучащего в зале, и рядом не стояли.       — Грядущего года? — он сжал её пальцы в перчатках, не веря собственным ушам. Обеим парам ушей. — Того, что наступит через… — короткий взгляд на часы, — тридцать три минуты?       — Только если у понятия «следующий» нет ещё какого-нибудь определения, — усмехнулась она. — У каждой тайны есть свой срок. Вряд ли у меня будет момент идеальнее, чтобы покончить со всем этим.       — Шестнадцать лет…       — Шестнадцать лет, — с налётом грусти повторила она. — Шестнадцать лет я ждала, когда кто-то ворвётся в мою жизнь и донесёт простую истину о том, что все без ума от котиков. И взрослые, и… дети, — внезапно её вниманием завладели их переплетённые руки. — Кажется, вы нашли общий язык с Лили.       — Ну, язык — это громко сказано, учитывая, что она ещё не умеет говорить, но… Возможно, я сумел склонить её к тому, чтобы в будущем она поступила на Слизерин. На радость маме с папой, — отсвет коварства мелькнул на его изогнувшихся в ухмылке губах.       — Ты уговорил ребёнка, которому нет и года, пополнить ряды твоего факультета? — неподдельное изумление и веселье столкнулись в её глазах. — Интересно, на своих детей ты тоже собираешься воздействовать?       Драко остро ощутил участившийся пульс в своём запястье, которого нежно, слишком нежно касались пальцы Гермионы. Говоря «своих детей», подразумевала ли она «наших»?       Наших гипотетических детей?       Он тянул с ответом, гадая, что она предпочла бы услышать. Вдруг ей хотелось, чтобы её дети продолжили славную традицию и поступили на бравый Гриффиндор, как она сама?       Чёртова претенциозность гиппогрифа, он забегал слишком далеко вперёд, рассуждая об этом сейчас, когда она ждала его ответа.       — Если только ты позволишь мне.       Грейнджер задержала на нём взгляд. За это время он успел как следует рассмотреть вуаль нежного румянца на её щеках и насыщенность розовых губ, которые, приоткрывшись, мягко выдохнули:       — Вообще-то… я не возражаю.       — Совсем нет? — в интересе повёл бровью он.       — Совсем, — очередная улыбка зажглась на её устах, и Малфой приблизился, чтобы украсть её посредством поцелуя.       Расцепив руки, незаметно выудил у неё бокал и отставил его на снующий среди отдыхающих поднос. Гермиона положила ладони ему на грудь.       — Драко… Здесь люди. Множество людей, — инициативность её рук прямо противоречила вербальному предостережению.       — Никому нет дела до нас, — пробормотал он, совершенно не утруждая себя тем, чтобы осмотреть периметр на наличие праздных зевак.       — Ты не можешь знать наверняка, пока твоё внимание сосредоточено на мне.       — На твоих соблазнительных губах, ты хотела сказать?       Гермиона тихо рассмеялась.       Драко прижался лбом к её лбу. Шумно сглотнув, накрыл её руку своей. То, что дресс-код требовал от ведьм и волшебников перчаток, убивало его. Ещё никогда он не скучал так сильно по контакту кожа к коже. В особенности из-за того, что это была Грейнджер.       Всегда только Грейнджер.       — Чёрт возьми, как же я хочу избавить тебя от этих дурацких перчаток.       — Только от перчаток?       Ну что за ведьма.       Малфой, похоронивший жалобный стон в изгибе её шеи, бесстыдно — о да-а, он был тем ещё распутником — потёрся о неё кончиками ушей.       — Не только, моя маленькая провокаторша. Но от них в первую очередь.       Он сегодня ещё не упоминал о том, насколько обожает флиртовать с ней?       Стараясь восполнить недостающую тактильность, их нашедшие друг друга хвосты переплелись, рождая в районе копчика лёгкое покалывание.       — Во имя всего святого, вы бы хоть Дезиллюминационными чарами прикрылись! — бесцеремонное замечание в полуметре от них врезалось Бомбардой в их идиллию. — Или, на худой конец, одолжили у Поттера мантию-невидимку, прежде чем предаваться здесь чему-то, очень напоминающему прелюдию.       — Чёрт возьми, Забини! — прорычал Драко, пытаясь примириться с тем прискорбным фактом, что ему придётся отстраниться от Гермионы. — Тебя забыли спро…       — О, Блейз!..       Ошеломлённый вздох со стороны ведьмы не дал его недовольству разрастись до тирады. Хмурясь, он бросил недовольный взгляд на прервавшего их «прелюдию» друга. Подбитого на левый глаз и изрядно помятого друга с весьма неумело нанесёнными на лицо чарами гламура.       — Что случилось?       Вскочившая на ноги Грейнджер тут же стала оценивать масштаб бедствия.       — Помог двум влюблённым сердцам соединиться, — предался ворчанию он, — принеся в жертву свой полуночный поцелуй, на который так рассчитывал.       Малфой, освободив банкетку, прислонился плечом к стене. Не то чтобы он сильно удивился альтруистическим наклонностям товарища и его нестандартному подходу к сводничеству.       — Годрик правый… Немедленно садись! — командная интонация срабатывала у этой женщины автоматически, когда на горизонте появлялся кто-то, требующий исцеления.       — Разве шрамы не украшают мужчину?       Гермиона стрельнула в него убийственно ожидающим взглядом.       — Тебе лучше послушаться её, приятель, — дал дружеский совет Драко.       Помедлив ещё немного и вздохнув, Забини смиренно протопал к мягким сиденьям. Ведьма тем временем вызволила из потайного кармана платья волшебную палочку и, как только «пациент» уселся, сразу взялась за дело. Уничтожила мало чем помогающие чары гламура и, следуя целительской диаграмме, стала устранять полученные в борьбе за любовь увечья.       — Второму пострадавшему требуется помощь?       Всегда такая участливая. Не успела залатать одного героя-любовника, как готова спешить на подмогу другому.       — Драка была односторонней. Малфой разве не упоминал, что я по натуре пацифист?       Драко закатил глаза.       — Правда? — от изумления Грейнджер даже приостановила целительский процесс.       — Разумеется, нет. Просто в этой битве ответный удар не принёс бы мне преимущества.       Он поморщился, когда его разбитой скулы коснулось исцеляющее заклинание бледно-розового цвета.       — Что весьма печально. Ведь я, чёрт побери, так рассчитывал на поцелуй под бой курантов. Один. Маленький. Французский. Поцелуй. С прекрасной девушкой. Мерлин, неужели я многого прошу?       Малфой с Гермионой одновременно усмехнулись.       — Возможно, в следующий раз тебе стоит задаться вопросом поиска пары для полночного поцелуя заранее?       — Не тридцать первого декабря? — уточнил Блейз с той долей очаровательной наивности, которая была почти убедительной.       — Не тридцать первого, — с улыбкой покачала головой Грейнджер.       Использовав маскирующие чары, она осмотрела результат своего образцового колдовства.       — Ну вот. Теперь ты в порядке. После бала, когда маскирующие чары спадут, просто нанеси тонкий слой бадьяновой мази, чтобы шрам под бровью исчез.       — Спасибо, Гермиона. Драко в самом деле повезло с тобой, — он звучал почти до зловещего серьёзно, пока не прибавил: — Ведь он будет целовать под бой курантов такую ведьму.       Малфой притянул смеющуюся девушку к себе, обвивая её талию.       — В отличие от некоторых, я позаботился об этом заранее.       — Да-да. Или за тебя это сделало заклинание, которое, спасибо ему большое, заставило вас, двух сохнущих друг по другу идиотов, наконец-то сойтись.       — Может и так, — на удивление легко согласился Драко, а затем прошептал Грейнджер на ухо, задевая губами мочку: — Один этот вечер стоит сотни таких заклинаний.       — И тысячи неправильно сваренных Оборотных зелий, — еле слышно подхватила она с улыбкой.       Время словно застыло на несколько мгновений. А, запустившись снова, принесло назойливо-сварливое:       — Больше двух говорят вслух. И вообще, нам пора вернуться в эпицентр этого кошачьего переполоха. Если, конечно, вы не решили оставить эту глупую, дискредитирующую одиночек затею с новогодним поцелуем.       Разумеется, Малфой с Гермионой не собирались оставлять эту затею. Ни в знак солидарности с проблемой одиночества, ни во имя каких-либо других высших целей.       Они отыскали Тео с Луной под праздничной елью и теперь всей компанией негромко переговаривались в ожидании обратного отсчёта. Периодически прерываясь на причитания Блейза, который, виртуозно исполняя роль мученика, занял место между разбившихся на парочки своих лучших друзей.       — Чисто теоретически, я ведь могу поцеловать незнакомку? Кого-нибудь, кто так же несправедливо одинок, как и я. И нуждается во внимании.       Малфой был слишком занят тем, как сладко пахнут волосы ведьмы, которую он обнимал со спины, чтобы отвлекаться на комментарии.       — Или наколдовать над нами омелу. Для наглядности, — не унимался Забини. — Почему, чёрт возьми, на этом ужасно большом торжестве нет ни одной зачарованной ветки?       — Может, потому что целоваться под омелой — рождественская традиция? — усмехнулся Нотт.       — Проклятье, — с этими словами Блейз ушёл в мрачное затишье, поступаясь своим обетом молчания лишь ради регулярных страдальческих вздохов. Слишком регулярных и слишком страдальческих, которым, впрочем, наступающий на пятки и хвосты Новый год не давал уделять повышенного внимания.       Тем более что за пять минут до полуночи интересом всех присутствующих в той или иной степени завладели возникшие над сценой эфемерные, размером во всю стену, золотые часы. Будто состоящие из миллиардов бенгальских огней, их искрящиеся стрелки на всех парах мчались навстречу заветной цифре. Но это была ещё не вся магия: танцующие в воздухе снежинки незаметно превратились в самый настоящий снегопад. Крупные хлопья теперь устилали пушистые еловые лапы и оседали на наряды гостей. Шестигранная не тающая льдинка нашла приют на обнажённом плече Гермионы, и Драко коснулся места по соседству горячими губами.       Ведьма прижалась к его виску щекой и прерывисто втянула кислород от игры контрастов на коже.       — Я люблю тебя, — вызывающее зависимость и передозировку счастья в организме признание.       Неужели одно из его самых главных желаний в самом деле сбылось? Они были вместе.       — А я тебя, Грейнджер. Каждую минуту, проведённую с тобой в уходящем году.       Прикрыв веки, он прильнул к её пушистому уху своим. Возможно, в его представлении всё было не совсем так, ведь даже его богатая на вымыслы фантазия не могла допустить появления в его жизни кошачьей симптоматики, но это не мешало ему изменить свои взгляды. Посмотреть на жизнь под другим углом.       Со стороны Блейза донеслось что-то очень похожее на «бесстыдники», и они не сдержали тихих смешков.       Время летело со скоростью кометы, и за шестьдесят секунд до пересечения новогоднего рубежа зал затаил дыхание в преддверии боя курантов. Разговоры упали до полушёпота, как если бы каждый уверовал в то, что шум может спугнуть приближающийся год. Две тысячи девятый.       Секундная стрелка, безжалостно оставляя позади прошлое, неслась навстречу неизбежному будущему.       Тик-так.       Этот год был по-настоящему сумасшедшим, невероятным и… он был прекрасным. Возможно, самым потрясающим за последнее десятилетие. Случайные заклинания, неслучайные родовые проклятия, непристойные сеансы с Гермионой Грейнджер, её ошеломляющий секрет, их непостижимый союз и этот бал…       Если весь этот поразительный коктейль событий привёл его сюда, к моменту, где Драко был счастлив как никогда, разве мог он жаловаться хотя бы на одну из переменных?       Тик-так.       Тридцать секунд.       Он ощутил, как сердце Гермионы забилось чаще. Затрепетало со скоростью крылышек снитча.       Двадцать.       Собственный пульс разогнался до скорости бладжера, а тело бросило в жар, когда сознание настигла мысль о том, что они договорились запечатлеться в самое ближайшее время. Вероятно, даже сегодня. Или завтра. Неважно. Главное, что он будет принадлежать ей, а она ему. Всё остальное не имеет значения.       Пятнадцать.       Малфой укрыл хвостом её бедро, уничтожая оставшийся дюйм между ними. Его руки на её талии, её ладони поверх его. Чем не идеальное положение, чтобы вместе со всеми, нестройным хором голосов, начать отсчитывать секунды до наступления Нового года?       Десять.        Девять.        Восемь.        Семь.        Шесть.        Пять.        Четыре.        Три.        Два.        Од…       Забили куранты, и зал взорвался аплодисментами, счастливыми возгласами и всеобщим ликованием. Десятки объятий, сотни улыбок и оживлённых голосов заполняли пространство, пока Малфой с Гермионой, почти не прекращая, улыбались в поцелуй. В свой первый из серии полночных поцелуев.       — С Новым годом, Грейнджер.       — С Новым годом, Драко.       Её пальцы, запущенные в его волосы, ласкали заднюю сторону уха.       — С Новым годом, Блейз! — съехидничал Забини, выждав пару секунд.       Кажется, он даже не думал оставлять их в покое. Ни в прошлом году, ни в новом, ни в каком-либо ещё.       — Ты был хорошим другом весь год, но тебе придётся стараться в два раза лучше, если в следующую новогоднюю ночь ты хочешь заслужить поздравление, не говоря уже о полночном поцелуе. Хотя, возможно, это просто знак свыше, что пришло время подыскать себе новых, более внимательных друзей.       Малфой хмыкнул, Тео усмехнулся, а Гермиона с Полумной загадочно переглянулись между собой. Осторожно выбравшись из объятий своих мужчин, но не выпуская их рук, девушки потянулись к Блейзу с разных сторон и одновременно поцеловали его в обе щеки. Подарив тем самым этому мнимому страдальцу его полночный трофей. В двойном размере.       И, хвала небесам! Это подействовало.       Надо было видеть перемену в образе этого зависящего от женского внимания человека. Изменения были такими же стремительными, как возникший на горизонте Нунду: тёмные глаза вспыхнули огнём, плечи распрямились, леопардовые уши вытянулись, а взметнувшийся за спиной хвост распушился. Удивительно, как этот человек тотчас не лопнул от распростёршегося до самых Багамских островов чувства собственной важности.       Исключительное самодовольство, казалось, на веки-вечные врезавшееся в черты друга, придало его губам неувядающий нахальный изгиб.       — А я что говорил? — значительная пауза предвещала философичность дальнейшего высказывания. — Все без ума от котиков.       В качестве подтверждения Забини эффектно прошёлся ладонью по волосам, акцентируя внимание на своих пятнистых ушах. По всей видимости, одного вечера было недостаточно, чтобы вдоволь покрасоваться ими. А заодно и привлечь внимание к своей отнюдь не скромной самовлюблённой персоне.       — Без ума от Блейза Забини, ты хотел сказать? — уколол его иронией Драко.       Друг остался невозмутим.       — Над тем, чтобы все были без ума от меня, я всё ещё работаю, — сверкнул в его сторону важным взглядом он. — Но это… Это уже совсем другая история.