Сказка сказывается

Чем дальше в лес, тем больше дров. По мере продвижения вглубь царства смерти нежелательных встреч становилось все больше, а солнце вообще будто отсутствовало, они брели в сером полумраке. Небо будто заволокли черные тучи, без единого намека на просвет ясного солнца или же луны. Кощей объяснял это тем, что нежить местная света белого не любит, а кому он по душе, уже давненько перебрался в мир Яви, в темный лес, здесь же, в мире Навь, остались те, что солнечного света не принимают. Упыри, волколаки да другие мертвяки. Зажигать факелы здесь было абсолютно бесполезно: света они не приносили нисколь, так что оставалось только довериться прекрасному зрению нелюдя. Кощей в темноте видел прекрасно, ибо сам находился между тремя мирами, он был мертв, по сути и жив он быть не может, но уж к богам его причислять точно нельзя, а потому Явь и Навь принимали его как гостя, что был выше их обоих. Уже несколько часов они с трудом пробирались через заросли колючего терновника, разрубая норовящие тут и там зацепиться за одежду колючие ветви. В силу темноты, царевич вцепился в руку чародея, наотмашь разрубая мечом вредный кустарник. Они вывалились из буйных зарослей выдохшиеся и в изрядно потрепавшейся одежде, по ощущениям, должен быть уже вечер, но вокруг ничего не менялось. Иван тяжело дышал, чуть наклонившись и вцепившись руками в колени. -Как же тут все эти существа странны живуть? -Им ли жаловаться, -Кощей с хрустом выгнулся в пояснице.-Те, что здесь бродют, это душе не упокоенные, те, кто спокойно в Навь отошел, спят себе тихонько, во снах последних праздно живут, а эти твари воскресенные мертвецы, им солнце толеча во вред будет. -А ты бывал тут, ну, до того, как меня встретил? -Кощей фыркнул. -А как ты думаешь я бессмертным стал? Просто оскорбить богиню смерти недостаточно будет, ее каждый родственник погибших про себя недобрым словом клянет, а я ее старательно из себя выводил в течение долгих лет. Да скоро ты сам увидаешь место, где я бессмертие свое приобрел, не далеча уж осталось. А как на той стороне окажемся там и на ночлег остановимся. Иван поглубже вдохнул и двинулся за ним следом. Постепенно отмечая, что дышать ему становится труднее. Перед глазами поплыло, он уже толком не осознавал и не видел, куда идет, ноги переставлял с большим трудом, пытаясь хоть немного прийти в себя, но перед глазами расписными искрами вертелись узоры, непонятно откуда взявшиеся. Кощей остановился, к чему-то приглядываясь, на секунду лишь выпустив руку царевича. То, что он совершил большую ошибку, он понял, услыхав, как Ваня тяжело рухнул на дорогу, перепуганный Кощей подскочил к нему, приподнимая с дороги, тело царевича билось в судорогах. Сам он нес непонятный бред, видимо, не совсем понимая и осознавая, где в данный момент находится. Где-то совсем рядом раздался волчий вой, не сулящий ничего хорошего вдвойне, ибо здесь из тех, кто мог издавать подобные звуки, никто не был достаточно радушен живым гостям. Чародей подхватил царевича, прижимая к себе, шепча какой-то успокаивающий бред, скорее себе, чем Ивану, который в таком состоянии не факт даже, что слышал его. Он сверкнул глазами, вопреки своим устоям отправляя окрест себя поисковое заклинание и понесся вслед за созданным им самим ликом ворона. Иван начал споро нагреваться, температура тела поднималась, дышал он с большим трудом, в судорогах ухватившись за рубашку колдуна. Кощей ни жив ни мертв внесся в найденную пещеру, одним движением запечатывая вход и разжигая огонь, он осторожно положил царевича на земь, в панике осматривая, силясь увидеть причину такого странного происшествия. Взгляд его небрежно скользнул по распоротому рукаву, в котором виднелась длинная царапина, с виду самая обычная, если бы не обрамление из поблескивающей красноватой жидкости, ни по структуре своей, ни по виду не походящей на кровь. Кощей быстро содрал с царевича верх, страшась собственных догадок. Такая царапина была не единственной: все руки были исцарапаны таким образом, и не мудрено, Кощей и сам оставил в тех зарослях свой излюбленный плащ, да только видать плащ его был куда крепче, чем одежда царевича. Он поднес руку Ивана к лицу, принюхиваясь к странному яду, и в мгновение ока побледнел. То, что яд он угадал верно пугало, но вот что пугало его еще больше, что это был яд красавки. Растения жутко ядовитого, и как лечить от него в походных условиях, было абсолютно не понятно, а особенно, когда ты находишься в царстве смерти, где даже просто водички найти целая проблема. Кощей заметался, взмахом руки отправляя своих подопечных на поиски воды и пытаясь нащупать у парня пульс. Но руки у чародея дрожали знатно, так что найти заветную жилку была целая проблема, зарычав от бессилия, словно раненый зверь, он прижался губами к шее, таки почувствовав его сердцебиение, что его ни разу не успокоило. Удары были слабыми и то ускорялись, то замедлялись, словно взыгравшееся сердце старалось выбиться из грудной клетки. Иван захрипел с трудом, делая редкие надрывные вздохи, и в панике схватился за горло, губы начали синеть, а подопечные все не возвращались. Кощей порылся в сумке, выуживая свою фляжку, практически бездонную, и, приподняв царевича над землей, постарался влить в него как можно больше воды, чтобы промыть желудок, в который тоже наверняка попал смертоносный яд, но парень глотать мог еще хуже, чем дышать, чародей сжал зубы, поглаживая царевича по волосам. -Ну же, Ванечка, потерпи, хороший мой, нельзя ж тебе меня просто так здесь оставить, пей. Но все тщетно: вода не особо помогала, Кощей уже колдовал черти как, руки тряслись, мертвое, казалось бы, сердце билось в груди загнанной птицей, губы царевича с каждым разом синели все больше и больше, пугая чародея. Птицы вернулись, так и не найдя никаких следов мало мальски пресной воды. Получив от хозяина только глухое рычание, перепуганные вороны стремглав перенеслись туда, где скрывался за деревьями переход в мир Яви, к которому они сами так стремились. Чародей снова наклонился к парню, вливая в него соленый отвар, коим его еще бабка от ядов лечила. Ничего не помогало, глотать царевич уже не мог, из тех настоек, коим его Яга научила, ничего не могло царевичу помочь. Магией своей он кое-как вывел яд из его крови, но все же уже много отравы попало внутрь, пробираясь к самому сердцу. Вернулись птицы с двумя ведрами воды, которая местами была все же пресной, ибо при переходе она по большей части становилась отравой для живой души. Царевич уже почти перестал дергаться, заходясь в конвульсиях, и все же кое-как пил воду, что в него вливал колдун, это затишье его скорее пугало, чем приносило облегчение. Он знал не понаслышке, что такое затишье у отравленного ядом красавки, это далеко не признак выздоровления, а значит, он уже готовится отойти в мир, в коем они сейчас находились. Царевич натужно закашлялся, глотать отвары и воду он уже не мог, едва дыша. Кощей прижал к себе почти что бездыханное тело, взвыв не своим голосом, утыкаясь лицом в его кудри, пуская редкие слезы. Ничего не помогало, а магия, коей мог бы быть исцелен царевич, ему была недоступна. Он исступленно целовал прикрытые горячие веки, посиневшие губы, как в бреду шепча слова любви, лишь бы царевич оставался с ним. Не знал он, что так можно любить, цепляясь за любовь свою, как за спасительную ветку древа утопающий, да что так больно будет терять эту самую любовь. А еще горше было осознание того, что ничего он сделать не может. К черту такое бессмертие, коли столько веков прожил, сильнейшим колдуном слывя, а сделать с отравлением треклятого растения ничего не можешь. Вдруг в голове молнией пролетела мысль, которую Кощей старательно гнал от себя, еще страшнее, чем ощущение, что вот-вот любимая жизнь ускользнет из его рук. Он перевел на начавшего сипеть царевича почерневшие глаза и, мотнув головой, закусил губу, на что-то решаясь. Он махнул руками, разводя по периметру пещеры огонь, в середине укладывая оголенного царевича, мягко убрав падшие на его лоб кудри. Кощей скинул с себя рубашку, отбрасывая за периметр огней, призывая в руки себе миску с черными ягодами вороньего глаза. Основательно перемяв ягоды, чародей поднес испачканные в черном соке пальцы к бездыханному телу, спеша и вырисовывая странные символы, которых даже в то время не каждые волхвы смогли бы распознать. Миска пропала из его рук, Кощей взял в руки первый попавшийся нож, резанув себя по запястью, антрацитовая кровь, хлынув из раны, побежала по руке. Чародей осторожно приподнял царевича, прижимая к его губам порез, а сам впился в основание его шеи, прокусывая кожу. Алая кровь хлынула ему на губы, проникая дальше внутрь, огни вокруг них посинели, столпами взмывая вверх, практически до потолка. Дрожа от волнения, Кощей почувствовал, как Иван сделал пару слабых глотательных движений, и чуть стравив воздух, сам глотнул его крови. Резко отпрянув и отдернув руку от его губ, он поднял глаза к своду пещеры, шепча на выдохе: -Передъ вами, боги, я на колѣняхъ стою, умоляетъ грѣшное дитя чернаго бога, не забирай, ​Перун​, душу свѣтлую, оставь его въ живыхъ. Черною кровью своей опоивъ тебя, и испивъ свѣтлой крови человѣческой, я словомъ своимъ души наши навѣки связалъ, покуда ты со мной, дитя ​Перуна, ​ будешь жить, пока слово мое не ​истаетъ​ съ послѣднимъ вздохомъ моимъ…