Закружилась осень, листья наземь бросив, Закружилась осень мокрая. А за сопкой где-то растворилось лето, Лето, как и жизнь, короткое. (Рок-острова — Осень на Севере)
Был уже вечер. Леви и Эрвин сидели за деревянным столом и пили вино из изящных бокалов. Обычно главнокомандующий и капитан не позволяли себе подобной «роскоши для простых смертных», но сегодня после всего случившегося для них это было скорее жизненной необходимостью, чем способом убить время. После того как Пьера посадили под замок, а главный советник королевы начал поиски всех участвующих в отравлении королевы, Леви и Эрвин отправили Ханджи к Микасе, а сами заперлись в личных покоях Эрвина. — И как тебе ощущение отцовства? — спросил Смит, делая очередной глоток. — Я ещё не осознал этого, — честно признался Аккерман, крутя перед глазами бокал и втайне завидуя Эрвину, на которого алкоголь влиял «хорошо», — вообще, это мне нужно у тебя спрашивать. Эрвин хмыкнул. — Я сам до этой мысли дошёл поздно. Пока срок маленький сложно представить, что внутри неё твоё собственное дитя… Что касается сына… Он так похож на моего отца… Аккерман сделал очередной глоток и, поставив бокал на стол, облокотился на спинку стула. — Что теперь будешь делать? — Думаю, останусь рядом с Хисторией и ребёнком. Знаешь, Леви, в этот день я на многие вещи взглянул по-другому. Теперь для меня важно быть со своей семьей. Леви понимающе кивнул и взглянул на окно, за которым завывал ветер. До него тоже только сейчас дошло, что теперь у него есть семья. Когда ты решил для себя, что будешь одиноким и вдруг ни с того ни с сего у тебя появляется жена, которая ещё и ждёт от тебя ребёнка, очень сложно перестроить своё сознание. Сменить установку. Настроиться на другую жизнь. Леви часто думал об этом и осознал важную истину: если бы не указ, он бы никогда не женился, даже если бы признал свои чувства. Капитан бы смог найти себе тысячу оправданий для своей трусости. Больше всего на свете он боялся потерять родных, с годами этот страх не стал меньше. Несмотря на то, что Леви не раз терял близких, он так и не перестал бояться этого. Некоторые листья на деревьях уже пожелтели, готовясь скоро опасть. Мир готовился ко сну, отметая всё старое, чтобы при пробуждений зацвести чем-то новым. Возможно, так нужно было поступить и им — отмести всё прошлое и дать возможность прорасти настоящему. Хотя, кажется, жизнь решила сделать это за них. Судьба сама подтолкнула их с Эрвином в нужное русло, всё-таки ничего не происходит просто так. Но всё же, хоть в их жизнях и произошли колоссальные изменения, Аккерман чувствовал, что всё это лишь начало. Впереди долгая зима. — Совсем скоро зима, — задумчиво подметил Леви, наблюдая за качающимися от ветра деревьями. Эта фраза расслабила его, хоть и была сказана не к месту. — Да, зима, — как-то отстранённо согласился Смит. Аккерман уловил в голосе друга эту мучительную задумчивость. — О чём задумался? — Леви снова взглянул на друга. Эрвин, отойдя от своих мыслей, усмехнулся. — Правильно ли я живу, Леви? Только сегодня я задумался об этом. Интересно, не правда ли? Мне уже скоро сорок, ей же всего девятнадцать. А ведь именно она преподала мне урок, а не я ей. Она изменила мой мир, стала моим настоящим. Думаю, сделать предложение Хистории. Всё-таки мы одна семья. Леви нахмурился. — Это, конечно, хорошо, но не думаешь, что другие будут против. Она королева. — Знаю, — перебил его главнокомандующий, — но от нашего брака ничего не изменится. Я не собираюсь становиться королём, у страны только один правитель. Леви выдохнул. Почему-то он не верил, что всё будет так просто. — В таком случае это хорошая идея. Я рад за вас. Эрвин улыбнулся: по-настоящему, с искренней добротой, как мог улыбаться только родным людям. — Знаешь, я теперь даже не знаю, что сказать Микасе при встрече — я растерян, — признался Леви, снова отворачиваясь к окну, чтобы не видеть насмешливый взгляд Смита. — Ох, Леви. Это нормально. После сегодняшнего дня, наверное, в целом все мы немного растеряны. Когда происходят такие эмоциональные качели, быстро выдыхаешься. — Когда это ты успел заделаться психологом? — хмыкнул Леви, поднимаясь со стула и снимая со спинки пиджак. — Ты куда? — К жене. Всё же я так и не навестил её.***
Микаса и Ханджи сидели на кровати и беседовали насчёт всего произошедшего. Зоэ в ярких красках описывала всё пережитое, стараясь исключать особо волнительные моменты. — Ханджи, Ганс умер, да? — спросила Микаса, перебивая словесный поток. Та начала мяться. — Ханджи, — Микаса покачала головой, — я беременная, а не больная. Не нужно скрывать от меня теперь всё происходящее вокруг. — Ну, они с Леви подрались немного… Ну, вот просто капитана сильно взбесили слова насчёт его и тебя, ну и он, а там вот… Микаса округлила глаза. — В смысле «немного» подрались? — Ну, там совсем чуть-чуть, — Ханджи показала пальцами это "чуть-чуть". — Ганс вызвал нашего капитана на бой, или это Леви. Я чёрт уже не помню, да и важно ли это? А вообще, какая погода на улице чудесная. — Значит, мёртв, — догадалась Аккерман и разлеглась на кровати, кладя ладонь на живот, — даже не верится, что сейчас во мне частичка Леви. Ханджи удивлённо уставилась на неё. Слишком спокойная реакция. — Тебя это не волнует? — озадаченно спросила та. — Всё же вы вместе проводили время. Он яблоки тебе помогал тащить… — И? Ханджи, он по своей сути идиот. А идиотов, если честно, не жалко. Ханджи пожала плечами, а потом, резко вспомнив последнюю реплику подруги, вскочила. — Серьёзно ведь. Скоро будет Аккерманчик! Ужас, представляю этого вечно хмурого пацана, а нет, девку. Микаса, не допускай Леви к воспитанию малыша, он из него сделает себе подобное чудо! А мы должны воспитать из неё настоящую красавицу! — И почему ты уверена, что девочка? — сдерживая смех, спросила Микаса. — Ну, у Хистории же сын, так что тебе дочь, — Зоэ похлопала себя по груди. — Уж я-то сделаю из неё женщину. — Женщину с неуравновешенной тягой к титанам? — Леви вошёл в комнату практически бесшумно, даже дверь не скрипнула. Ханджи вздрогнула, а Микаса резко поднялась, чувствуя неприятные ощущения внизу живота. — Ой, Микасочка, так резко не надо, — захлопотала Ханджи, заметив недовольную гримасу. — Всё нормально, — успокоила её Микаса. Леви же стоял в стороне и взглядом намекал, что кому-то нужно покинуть их. Ханджи лишь засмеялась в кулак и, недовольно буркнув «Всё, ухожу», вылетела из комнаты. Минут пять они молча смотрели друг на друга. Микаса нервничала, сжимала и разжимала руки и, в конец не выдержав взгляда капитана, опустила голову вниз. Леви подошёл к ней и сел рядом, одной рукой хватая за плечи и прижимая к себе. — Я рад, — прошептал он, стараясь быть максимально нежным. — А я удивлена, — Микаса съёжилась, — до сих пор не верится. Леви погладил рукой её живот. Что-то странное стало зарождаться в его душе. Пусть он пока не ощущал себя отцом, но предвестие скорого, а может и нет, появления ребёнка задевала в его душе те самые, некогда спрятанные в глубину души, струны. В последнее время он чувствовал себя обычным человеком, и это одновременно волнительное и радостное ощущение терзало его предчувствием скорого конца. «Все, кого я любил когда-то, погибли». Единственная причина, по которой он никогда не сближался с подчинёнными. Причина, из-за которой он дал себе обещание. Обещание, нарушив которое, пережил ужасную боль, до сих пор отзывающуюся на прикосновения к прошлому. — Ты должна остаться в замке, — стараясь, чтобы голос звучал убедительно и непоколебимо, приказал он. Он не смог защитить Петру, наивно предполагая, что хороший воин не падёт на поле сражения. Больше он не допустит такой сокрушительной ошибки. Микаса должна остаться в замке вместе с Эрвином и королевой, за стеной Роза. — Что? — не веря своим ушам, девушка подняла на него глаза. — Я защищу Эрена, тебе не стоит переживать. — Разве дело только в этом? — разозлилась Микаса. — Я не хочу покидать тебя! Леви убрал руку с её живота и немного отстранился. — Мне будет спокойнее, если ты останешься здесь. Под защитой. — Конечно, в замке, где подданные отравили свою королеву, — фыркнула Аккерман, злобно уставившись на Леви. — Микаса, — он взял её за подбородок, — это для твоей же безопасности. Я не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось, — он попытался поцеловать ее, но девушка вырвалась и поднялась с кровати. — Ты забыл, что я солдат? Я сама смогу позаботиться о себе! — Её руки дрожали, а лицо пылало от гнева. — Но сейчас ты беременна, и моя задача защищать тебя, — возразил Аккерман, поднимаясь и подходя к ней. — Ты — самое дорогое, что сейчас у меня есть. Родное, случайно подаренное небесами. Пойми, разве ты бы не пошла на всё что угодно ради Эрена? Неужели не можешь понять меня? Он схватил её за плечи и притянул к себе. — Я не хочу избавиться от тебя, если ты об этом. Я просто желаю обезопасить тебя, и лучшего места, чем королевский дворец, не найти. Они не сделают тебе плохо, Ганс был единственным наследником, а значит, никто больше не посмеет поднять руку на Хисторию или на тебя. Микаса всхлипнула. Раньше она умела держать свои чувства, никогда не плакала. Только сейчас его слова показались ей настолько милыми, что её сердце было готово разорваться. Она сама не заметила, как по её щекам потекли слёзы. — Извини, что со мной? Боже, предупреждала же Хистория, — начала возмущаться Микаса, вытирая руками слёзы, но они всё катились и катились по её щекам. — Ничего страшного, — успокоил её Леви, позволяя прислониться к своему плечу, — ничего не страшно пока ты рядом.***
Эрвин достал очередную бутылку и заполнил бокал виски. В дверь постучали, а затем, не дождавшись ответа, вошли. — Эрвин, не стоит так напиваться! — воскликнула Ханджи, заметив расставленные на полу бутылки.- Ты же отец! Смит хмыкнул. — Отец, который до этого отмахивался от собственного ребёнка, — главнокомандующий ударил себя по лицу. — Боже, как я мог быть таким трусом? Ханджи осторожно подошла к нему и вырвала из рук бутылку. — Ты ведь потом одумался, Эрвин. И всё это время был рядом, так что не нужно гнобить себя. Нашёл что вспомнить. — А если бы я потерял её? — почти шёпотом произнёс Эрвин. Ханджи опустила бутылку на пол и забрала у Смита и бокал. — Не потерял же! Хватит пить! Эрвин лишь хмыкнул, отвернулся к окну. — Но ведь мог. Ханджи долго сверлила его удручающим взглядом, а затем, вернув бокал на место, воскликнула: — Слушай сюда, Смит, хренов главнокомандующий! У тебя там любовь всей твоей жизни родила и, на минуточку, ещё лежит на больничной кровати, а ты решил напиться? — Зоэ схватила Эрвина и с огромными усилиями подняла его тушу на ноги. — Вот же!.. — выругалась она, когда Эрвин, избавившись от рук майора , покачнулся и чуть не упал на пол. Ханджи снова подхватила его и, дотащив до кровати, оставила главнокомандующего лежать там, даже не соизволив снять с того ботинки. — Что за день? — выругалась она, подходя к двери. — Спасибо, — прохрипел Смит, поворачиваясь на бок и упираясь головой в подушку. — Как ребёнок… — покачала головой Зоэ.***
На следующее утро за столом сидело два зелёных лица. Беременная Микаса, которую тошнило буквально от всего представленного на столе, и с похмелья Эрвин. Леви, аккуратно насаживая на вилку мясо, косился на обоих, размышляя, как им помочь. Ханджи же, назло головной боли Эрвина, громко обсуждала своих титанов, то и дело засовывая в рот еду. Идиллию этого «прекрасного» утра нарушил личный советник королевы, что без стука вошёл и вальяжно рассеялся на стуле рядом с главнокомандующим. — Сегодня после обеда предстоит суд над Пьером, — оповестил он собравшихся. — Также мы решили рассмотреть личность главнокомандующего Эрвина как нового короля. Все сидевшие за столом удивлённо уставились на советника. — Зачем? — нахмурился Смит. Советник потёр руки. — Думаю, это очевидно. Все узнали, что отцом наследника являетесь вы. — Но при чём здесь корона? У вас одна правительница, забыли? — встрял Леви, скрещивая руки. Советник покачал головой. — Многие считают королеву распутной девкой из-за беременности. Если у неё появится сильное плечо в виде отца её ребёнка, это благотворно повлияет на её место в обществе и снизит риски новых бунтов. Ваша коронация сможет защитить королеву и её ребёнка. — А Хистория знает об этом? — хмуро спросил Эрвин, снова ощущая накатившее чувство отвращение к себе как к личности. Он хотел сделать ей предложение, а сейчас это будет выглядеть, как желание занять место рядом и управлять страной, что было совершенно не нужно Смиту, недавно получившему нечто бо́льшее, чем просто власть. — Это была идея самой королевы. Сегодня она будет рассмотрена на совещании, что будет собрано сразу после суда. Эрвин перевёл взгляд на ещё не остывший завтрак. — Знаю, легион разведки вам очень дорог, но никто не будет насильно удерживать вас. Вы так же будете выполнять свои обязанности, как главнокомандующий. Управлением будет заниматься королева и её советники. Вы нужны лишь как красивая декорация, чтобы уладить некоторые моменты и всё. Смит выдохнул. — Если в таком ключе, то не имею ничего против. Главное, чтобы сыну и Хистории больше ничего не угрожало. — Отлично, — советник хлопнул в ладоши, — вам придётся остаться в замке на пару месяцев, если вас одобрят. Мы найдём временную замену для вашего поста. Смит кивнул, делая глоток воды. Внезапные новости довольно плохо усваивались в его голове. После завтрака первым делом Смит привёл себя в порядок. Предстать перед королевой и ребёнком грязным пропахшим мужиком ему не хотелось. Приняв душ и переодевшись в новую одежду, он направился в город, игнорируя предостережения Леви. Суд будет только после обеда, а значит, у него ещё есть немного времени, чтобы успеть сделать то, что он намеревался.***
Дверь в палату с противным скрипом отворилась. — Ваше Величество, майор Ханджи и госпожа Аккерман прибыли, чтобы навестить вас! — Пусть войдут, — слабым голосом ответила Хистория, улыбаясь. В чистую белую палату, освещённую утренним сиянием солнца, вошли две девушки. Одна в форме разведки, другая в лёгком белом платье с завязанными волосами. Обе были бледными и с нескрываемым беспокойством смотрели на лежавшую на кровати девушку, прижимающую к себе ребёнка. — Подойдите, не бойтесь, — позвала их Хистория. Микаса и Ханджи, переглянувшись, приблизились к королеве. Маленький мальчик зевнул и, засунув себе в ротик пальчик, начал причмокивать. — Боже, он чмокает! — выкрикнула Ханджи, с удивлением глядя на маленького человечка. — Ханджи, ты ни разу не видела детей? — посмеялась Хистория, переводя взгляд на Микасу внимательно разглядывавшую малыша. — Ну, это редкость. Я кроме трупов… — Зоэ резко замолчала, потому что ребёнок открыл глазки. — Ой, оно очнулось! — снова выкрикнула Зоэ и ещё сильнее приблизилась к ребёнку. — Привет, маленький Эрвин! — Ханджи, — Микаса схватила подругу за куртку, — не оно, а он. Дети не такая уж и редкость! — Ну конечно. Не редкость для того, кто живёт за стенами. Для нас, солдат, дети — это большая роскошь! — А малыш и правда копия Эрвин, — Микаса улыбнулась. — Скоро появится ещё один Аккерманчик и тогда… маленький Смит и Аккерманчик! — Ханджи запрыгала на месте, пытаясь излить в пространство свою энергию. Кажется, это позабавило бледную как мел Хисторию с увядшими глазами, что раньше сияли жизнелюбием. — Как твои дела, Хистория? — Микаса присела рядом. — Нормально. Врач говорит, что небольшая реабилитация, и всё будет хорошо. Всё-таки всё самое страшное было вчера, сегодня лишь усталость и невероятная радость. Знаешь, когда твой малыш рядом, ты наполняешься такой энергией! Хотя ты сама узнаешь это, поздравляю тебя. Мне рассказал советник, что произошло. Микаса отвела взгляд. — Вы не видели Эрвина? Он так и не зашёл ко мне, — грустно поведала Хистория, прижимая к себе сына. — Я хотела, чтобы он выбрал ребёнку имя, но он так и не пришёл. Ханджи задумалась. — После завтрака он куда-то уехал. Леви ответил, что вернуться Смит должен будет к обеду. Хистория печально покачала головой. — Скорее всего, он не придёт. — Почему ты так думаешь? — хором спросили Микаса и Ханджи. — Ну, с утра я предложила советнику короновать Эрвина. Но ведь эта ноша не нужна ему, он любит разведку и предпочитает бороться ради человечества. Сами понимаете, он не захочет всего этого. Даже если он и будет всего лишь красивым дополнением, ему придётся какое-то время быть рядом. Захочет ли он жить в таком мире? Ведь даже я не знаю, как буду среди этих напыщенных масок. Мне душно, я задыхаюсь. Только вот пока я слаба, мне не позволят посетить корпус, да и ребёнок может подхватить болячек. Я не смогу ехать, но если Смит станет королём, то он останется здесь, со мной. Я хочу этого, но ведь самому Эрвину будет сложно. Мне кажется, что я поступила неправильно. Не стоило предлагать такое, не посовещавшись с самим Эрвином. — Хистория, — Ханджи пододвинула к её кровати стул и села на него, — ты плохо знаешь Эрвина, если думаешь, что он оставит тебя и ребёнка. К тому же на завтраке он не возражал, правда, был сильно удивлён, конечно. Хистория сглотнула, по её щекам потекли слёзы, а руки задрожали. — Простите, это нервное, — отмахнулась она, когда Ханджи уже собиралась встать, чтобы позвать врача. — Сильно удивлён? Может, он просто при вас не возражал, а сам сел на коня и сбежал. Удивительно, но в этот момент Микаса как никогда понимала её. Её сердце тоже терзали сомнения. Она верила Леви, но всё же его решение вызывало в ней бурю негативных эмоций. Может, его забота это просто маска, хорошо отыгранная роль. Тем вечером его таинственные глаза смотрели на неё с необычайной нежностью. Только было ли это правдой? Может, это плод её воображения? — Хистория, — прошептала Микаса, понимающе смотря на подругу, — а я ведь тоже, похоже, останусь здесь без Леви. Он ведь решил оставить меня тут. Может, я тоже не нужна ему? Может, он лишь прикрывается заботой обо мне? — Аккерман заревела, поддавшись эмоциям, что нанесли удар по её сердцу, а Хистория дополнила её плач своим. — Ужас… что же гормоны и любовь делает с людьми?.. — пробурчала Ханджи, ударяя себя по лицу рукой. — Микаса, ты же солдат, ты сама обзывала новичков трусами и нытиками, чего сейчас сама-то плачешь? Микаса сжала губы. Действительно, ей ли сейчас распускать нюни. Разумом она понимала что слёзы ничего не изменят, только вот сердце твердило совершенно другое. — Дожили, — выдохнула Зоэ. — А ты сама-то чего возмущаешься? Ханджи, неужели ты не любила? Представь, вот не нужны мы с Микасой нашим любимым… ик… — сквозь слёзы бурчала Хистория. — Неужели у тебя такого же не было? И вот, поддавшись эмоциям и воспоминаниям о таком близком и далёком Эрвине, Ханджи заныла белухой , облокотившись о стоящую рядом тумбочку. Ведь он наверняка знал о её чувствах, знал, но всё равно игнорировал. Она же вроде как уже взрослая женщина, до сих пор что-то чувствует к чужому мужчине. Ладно бы, если мужчина был просто чужой, но Смит принадлежит Хистории — девушке, к которой Зоэ уже успела привязаться. От её резкого движения стеклянные банки с непонятным содержимым вздрогнули и со звоном упали на пол. От этого звука ребёнок, до этого растерянно смотря на окружающих его девушек, не выдержал и громко заплакал. В палату влетели запыхавшиеся Леви и Эрвин. Аккерман вытащил из сапога нож и, сжав его в руке, начал крутить головой в поисках причины столь отчаянного плача. Эрвин, впрочем, выглядел не хуже: рукава закатаны, руки сжаты в кулаки, а брови сердито сдвинуты. Сзади них пыхтела стража, пытаясь казаться свирепыми. Только вот по сравнению с двумя мужчинами, стоящими впереди, они больше казались нелепыми кадетами, чем бойцами королевской полиции. Представшая перед ними картина, весьма удивила их. Девушки разведки всегда были сильными и уравновешенными солдатами, только сейчас они сидели и глотали слёзы, обиженно посматривая в их сторону. — Это что за коллективное помешательство? — растерянно спросил Леви, опуская нож. Эрвин, оглядев палату и убедившись, что опасности нет, опустил руки и выдохнул. Хистория была первой, кто пришёл в себя. Девушка прижала малыша к себе и, покачивая, начала успокаивать. Ханджи вскочила с места и со злым взглядом направилась к мужчинам. Злость и обида на друзей смешались в единый ком, и теперь она уже плохо соображала, что делает. — Это тебе за всё хорошее! — выкрикнула она, ударяя Смита по лицу. Затем, развернувшись, Зоэ замахнулась на Леви. — А это тебе за то, что решил отстранить от себя жену! Что, попользовался и выкинул? Леви, в отличие от Эрвина, успел присесть, и кулак Ханджи влетел в ничего не понимающего солдата. — Ханджи, что тут вообще происходит? — сердито заговорил Эрвин, растирая ушибленный лоб. Микаса же смотрела на капитана нечитаемым холодным взглядом. Настолько холодным, что самого Леви пробило на дрожь. И да, больше она не плакала. Злость резко сдвинула всю ту грусть, что девушке пришлось испытать за короткие пять минут. — А почему вы женщин своих расстраиваете? Один не навестил, вместо этого бухал в своей комнате, другой вдруг решил пожить отдельно от жены! Совсем уже, а? Как титаны так мы мастера убивать, а как… фу, да ну вас! — Ханджи вылетела из кабинета, на ходу сбивая ничего не понимающих солдат. Она не хотела, чтобы Эрвин видел её слезы. Её любовь не была нужна ему, не имела для него никакого значения. Она смирилась с этим, но не понимала, почему сейчас чувствовала себя так ужасно. — Да, Леви. Оставлять меня здесь, прикрываясь заботой, ужасно и просто отвратительно. Держись, Хистория. — Микаса поднялась и последовала примеру Ханджи. Солдаты же не стали жертвовать жизнью и благородно расступились, пропуская взбешённую Аккерман вперёд. Смит засмеялся, хоть ничего комичного в этой ситуаций не было. — Ну, Леви, — Эрвин похлопал того по плечу, — начались прелести беременности. Иди давай. Леви, закатив глаза, бросился за Микасой. Капитан нагнал её в коридоре и, развернув, прижал к себе. — Отпусти! — приказала Микаса. Он знал, что из-за своего положения она не станет пытаться бороться с ним, но всё же усилил хватку. Ей только и оставалось, что бить его кулаками. — Микаса, я правда хочу защищать тебя, — спокойно объяснил Леви. — Так надо. — Да надоело уже! Микаса, выйди замуж — так надо для человечества, — передразнила она Ханджи. — Микаса, тебе нельзя заниматься — это вредно для ребёнка! Сейчас ещё и любимый: «Ты должна, так нужно…» — Успокойся! Аккерман схватил её за подбородок и наклонил к себе, чтобы видеть эти пылающие холодным огнём глаза. — Это всего лишь говорят твои гормоны. «Ой, лучше бы он этого не говорил». Микаса покраснела и, шумно втянув в себя воздух, заорала: — Гормоны?! Да у меня это ваше «надо» вот где сидит! — девушка провела рукой по своей шее. — Подумал хоть обо мне? Каково мне будет остаться здесь. Говоришь, что хочешь защитить… забыл, наверное, с кем ты обручился?! Я — Микаса Аккерман, один из лучших воинов сто четвёртого отряда, даже беременная я сильнее, и это других надо защищать от меня, ясно? Она тяжело дышала, сверля Аккермана взглядом. Тот, на минуту охреневший от столь яркого проявления чувств, отпустил её. — Там мои друзья. Я не останусь здесь, — прошипела Микаса. Сейчас она снова была похожа на ту мрачную девочку, что постоянно перечила ему. От этих воспоминаний Леви вдруг стало смешно. — Я и отвык от твоей дерзости, — сдерживая смех, заметил Леви. Микаса хотела было возмутиться, сказать, что он сам во всём виноват, но не успела. Леви подошёл к ней, снова схватив за подбородок, и притянул к себе, нежно целуя в губы. — Хорошо, мы вернёмся в штаб вместе, — успокоил её он, прервав поцелуй. — Прости, что превратил тебя в беспомощную девушку.***
Когда из палаты вышли все посторонние люди, Эрвин, убедив охрану, что всё хорошо, плотно закрыл дверь. — Прости за эту сцену, — смущаясь, попросила Хистория, разглядывая уже мирно лежавшего сына. — Это ты прости меня. Ханджи права, — выдохнул Смит, подходя к ней и садясь рядом. — Я не хотел заставлять тебя волноваться, но всё же мне нужно было подготовить кое-что. — Кое-что? — спросила Хистория, поднимая голову. Смит достал из кармана штанов коробочку и, достав оттуда колечко, встал со стула и опустился на одно колено: — Леви не смог мне нормально объяснить, как делать предложение, поэтому выкручиваюсь как могу, — смущённо хмыкнул он, протягивая зажатое между пальцами кольцо. — Хистория Рейсс, согласна ли ты стать моей женой? Хистория перевела взгляд с кольца на Эрвина. — Не так! — возмутилась она, демонстративно отворачиваясь с ребёнком на руках. — И как нужно это делать правильно? — хрипло спросил Смит. Хистория немного развернулась к нему. — Ну, может, хотя бы в любви признаться? Эрвин, смущаясь, почесал затылок. Он был хорошим стратегом, отличным командиром, но вот в отношениях чувствовал себя не лучше Леви. — Я очень люблю тебя… — начал он, аккуратно прощупывая почву. — Вчера ты был красноречивее, — Хистория снова надулась. Эрвин выдохнул. — Ты невероятна… — Главнокомандующий втянул воздух. — Я люблю тебя. Ты стала смыслом моего существования. Даже… важнее человечества, важнее мечты моего отца. Эрвин уже давно осознал это где-то в глубине своей души. Но порой мы упорно не хотим признавать то, что лежит у нас перед глазами, если это что-то лишает нас привычного представления о себе. Только вчерашние события, когда в один день он испытывал невероятный страх и безграничную радость, то, что он так старательно хоронил в своей душе, вывалилось, представ перед самим Смитом во всей красе. «Я никогда не жил для себя, более того, я никогда не жил для человечества». Всю жизнь, храня как зеницу ока чужую мечту, он вёл солдат, прикрываясь своей заботой о человечестве. Он убеждал себя в искренней озабоченности людьми, но когда они узнали что титаны на самом деле люди, его совершенно не волновал факт того, что всё это время он убивал невинных. Его волновала лишь близость к той тайне, что страшно желал разгадать его отец. Его отец, не сам Смит. После гибели родителя он нисколько не вырос. Так и остался мальчиком, что скучает по отцу, мальчиком, что хочет воплотить в жизнь чужую мечту, веря в то, что этим он заставит своего отца гордиться им на небесах. Да, ему были близки его идеи, но этого ли он хотел на самом деле? Эта маленькая девочка, такая слабая на вид, но сильная внутри, стала его предназначением. Единственным, в чём он сейчас был уверен. Наконец-то он нашёл то, что было по-настоящему важно для него. Она и их общий сын. — Спасибо, — со слезами (на этот раз от счастья) прошептала Хистория. И было в этом «Спасибо» нечто трогательное и волнительное. Она приняла его колечко и надела себе на палец. — Я согласен на роль короля, если это поможет защитить вас, — добавил Смит, дотрагиваясь до сына, — но, может, всё-таки скажешь, как решила назвать его? — Почему бы тебе это не решить? Давай так, следующего нашего ребёнка я назову сама, но нашему сыну имя должен дать ты. Эрвин усмехнулся. — Ты не против, если его будут звать Генри? «Пусть это будет моей данью тебе, отец. Ведь я, наконец-то, решил жить для себя».