Enigma

— Нет. — Просто выслушайте меня… — Это невозможно. — Но я действительно думаю, что если… — Гермиона, — Кингсли положил перо и уделил ей все свое внимание. — Проверка психического здоровья и благополучия — это обязательная процедура, которую нам навязывает Международный совет по правам человека. Единственная причина, по которой Лорд Волан-де-Морт включен в этот список, заключается в том, что документы, которые потребуются для освобождения от штрафа, займут месяцы, и месяцы, чтобы разобраться в причине исключения его из списка, а в настоящее время у нас просто нет лишнего персонала. — Но… — Мне очень жаль, Гермиона. Знаешь, в конце концов, если его ответы не соответствуют требованиям проверок, мы изменим их так, чтобы все подходило. Несмотря на личность конкретного заключенного, которого они обсуждали, Гермиона почувствовала огромное желание показать все свое возмущение. — Но это… это бессовестно! Кингсли приподнял густую бровь и переплел пальцы на столе. — Я думаю, ты так же хорошо, как и я, знаешь, что, если его состояние ухудшится или он решит совершить самоубийство… — Кингсли умолк, поднимая плечи, и ему не нужно было говорить дальше. Потому что она прекрасно знала. На планете нет ни одной души, которой было бы до этого дело. Гермиона почувствовала странный укол сочувствия, которого, как она понимала, не следует испытывать. Она попыталась отбросить это ощущение и медленно кивнула, обдумывая варианты. Отказ Кингсли не оставлял ей много вариантов, но в конце концов она предпочла не ссориться с ним из-за этого. Она знает, как выглядит проигранный спор. — Спасибо за уделенное время.

***

Во второй половине дня Гермиона не спеша прошла через ворота Азкабана. Она вела легкую светскую беседу у главных ворот, комментировала одеколон одного из охранников у вторых ворот и на тридцать восьмом этаже — этаже, на котором в общей сложности находилось двенадцать стражников, и они были предназначены исключительно для Лорда Волан-де-Морта; она практически волокла ноги, не желая приближаться к двери. Охранники поместили его в самую дальнюю камеру, будто понимали ее сопротивление, хоть это и было не так. Когда ее впустили в камеру, Гермиона обнаружила мужчину в том же положении, в котором она его и оставила — сидящим за столом, со скованными руками за спиной. Несмотря на то, что Волан-де-Морт сразу же посмотрел на нее своими алыми глазами, он не стал с ней здороваться и не стал показывать никаких эмоций. У Гермионы внезапно появилось желание развернуться и убежать. Но она этого не сделала. Вместо этого, когда дверь за ней закрылась, она нерешительно опустилась на сиденье напротив него, отвечая на его отсутствие приветствия своим молчанием, и аккуратно положила папку и перо на стол. Когда, наконец, не осталось больше ничего, с чем она могла бы возиться, заставила себя встретиться с ним взглядом. Она почувствовала учащенный пульс в районе шеи. — Министр, — наконец произнесла девушка. — Он отклонил мою просьбу. Волан-де-Морт, не двигаясь, продолжил бесстрастно наблюдать за ней, сохраняя молчание. Гермиона вздохнула, затем откинулась назад и полезла в свой углубленный карман. Она засовывала руку все глубже, пока не нашла маленький сверток. Затем она вытащила и положила завернутую в пластик шоколадную лягушку на стол между ними. — Я принесла это тебе. Как только она отпустила сладость, сразу пожалела об этом. Это был мгновенный порыв — решение взять ее с собой, которое она приняла, когда подумала о том факте, что мужчина голодает в холодной камере в полном одиночестве и что никому нет дела до того, выживет он или умрет. Это было глупо. Очевидно, Волан-де-Морт тоже так подумал. Очень медленно его взгляд переместился на лягушку, а затем снова вернулся к ней. Его губы дернулись — он, кажется, думал, что сказать. Он сделал глубокий вдох через нос, и от того взгляда, которым он на нее посмотрел, Гермиона внезапно испытала желание съежиться. — И как именно мне развернуть твое… — его кожа, покрывающая пространство, где на переносице должны были быть морщины, вытянулась, — …подношение без помощи моих рук? Вопрос повис в воздухе, и Гермиона закрыла глаза. Еще не поздно. Она может отступить. Она может отступить. Но она этого не сделала. — Я хотела бы предложить тебе компромисс, — медленно проговорила она, протягивая каждый слог. Глаза Волан-де-Морта быстро закатились, и он пробормотал: — Продолжай. Гермиона прикусила нижнюю губу. — Я готова лично попытаться снять твои кандалы и… — Идет. — …тогда… после… — пробормотала Гермиона. — Ты даже не дослушал, что еще я хочу сказать! — Это не имеет значения, — сказал он. — Я принимаю условия. Я согласен. От скорости, с которой он говорил, возвращалось то глупое чувство сочувствия, точно такое же, которое она испытала ранее, в офисе Кингсли, несмотря на то, что она знала: ей следует думать, прежде чем это делать, но мужчина, должно быть, действительно был в отчаянии. — Я постараюсь снять твои кандалы, — медленно повторила она, и когда он не стал в этот раз прерывать ее, она продолжила: — Но когда мы закончим разговор, я надену их обратно. Глаза Волан-де-Морта сузились перед тем, как он отвернулся. Он задумчиво смотрел вниз, в угол камеры, и, кажется, прошла целая вечность, прежде чем он заговорил. — Мне потребуется не один визит, чтобы рассказать все, что ты хочешь обсудить. Гермиона кивнула. — У нас может быть несколько встреч. Если я смогу, то при каждом посещении я буду снимать кандалы, мы будем говорить столько времени, на сколько я смогу договориться с охранниками, а затем, когда мы закончим, я надену их обратно, прежде чем уйду. Его челюсть сжалась. — Было бы намного проще, если… — Нет, — перебила она. — Я подвергаю себя, охранников и всех невообразимому риску, предлагая тебе даже столько времени без наручников. Это мое единственное предложение. Мужчина встретил ее взгляд. Прошло много времени, пока он обдумывал все, и девушка заметила, что его глаза не совсем красные. Ближе к центру его радужной оболочки, рядом с его зрачками необычной формы, есть маленькие — на самом деле крупицы — пятнышки карего цвета. — Хорошо, — наконец на выдохе сказал он. Гермиона выпустила дыхание, — она и не заметила, что задерживала его все это время. — И позволь мне прояснить, — сказала она. — Если ты попытаешься причинить мне боль или если я даже на секунду подумаю, что ты попытаешься причинить мне боль, то я без колебаний подам сигнал охранникам. — Я и не ожидал бы меньшего от тебя. — И ты должен пообещать мне, что не попытаешься сбежать. Его губа дернулась. — Насколько я понимаю, обещание остается в силе только тогда, когда вовлеченные стороны доверяют друг другу. — Да, хорошо. В прошлый раз ты выполнил свою часть сделки. Ты не доложил охранниками — хотя мог, — а теперь и я сдержу свое слово. Это устанавливает доверие, — рассуждала Гермиона, а затем добавила: — Плюс, я бы хотела, чтобы ты поклялся своей жизнью. Он рассмеялся на это — нет, это скорее было фырканье. — Ой, прости меня. Я не понял, что именно это было главной частью уговора. — Просто… от этого мне станет легче, — настаивая на своем, сказала девушка, хотя и почувствовала себя довольно глупо. — Просто пообещай мне. Волан-де-Морт поерзал на стуле и посмотрел ей прямо в глаза, прежде чем наклониться вперед, приблизившись к ней как можно ближе, при этом не вставая со стула. — Я, Лорд Волан-де-Морт, обещаю тебе, Гермиона… Он сделал паузу, и ей потребовалось мгновение, чтобы понять почему. — Джин. — …Джин Грейнджер, что я ни при каких обстоятельствах не буду пытаться сбежать из своей камеры — здесь, в Азкабане, — сказал он. — И я клянусь в этом своей жизнью. Она знала, что просить его об этом было нелепо, и, услышав это, она убедилась, что оно так и есть. Но все же Гермиона цеплялась за небольшой проблеск надежды на то, что его жизнь — последнее, что у него осталось, — значит, для него достаточно, чтобы он не рискнул нарушить обещание. Суеверия и все такое. — Хорошо, — сказала она, и хотя ее сердце сейчас билось так, будто она пробежала по всем этажам Азкабана, она сказала настолько уверенно, насколько это возможно. — Встань. Если ее указание ему что-то сделать, оскорбило его, то Волан-де-Морт этого не показал. Он послушно отодвинул стул и встал, поворачиваясь в сторону, что, несомненно, являлось приглашением для нее осмотреть его кандалы. Только когда обошла стол, она поняла, насколько он высок. Определенно выше Гарри. Хотя и не такой высокий, как Рон. Со спины она смогла увидеть кости его плеч и позвоночника через тонкую ткань, которая его обтягивала, — но нет, на этот раз она не позволит себе его жалеть. С ним может случиться много вещей и похуже недоедания, и тем не менее он заслуживает их все. Зачарованные металлические кандалы на его запястьях были большими и громоздкими, они скрепляли его тонкие руки, оставляя лишь несколько дюймов пространства для движений. Гермиона уставилась на них. Это ее последний шанс отступить. Но в конце концов ее эгоизм победил в этой борьбе, и она достала свою незаконно пронесенную палочку, протянула ее в направлении наручников и нащупала магию, обвитую вокруг оков. Девушка не стала подходить к мужчине ближе, чем нужно. Она ни в коем случае не прикоснется к нему. Магия, заключенная в его оковах, имела те же истоки, что и чары в Министерстве, и такое ощущение, что и лестницы в Хогвартсе. Это древняя магия — стиль защиты, которую она не сразу узнала. Но как только она это поняла, она подумала, что сможет. — Римские чары, — сказал Волан-де-Морт, и она рефлекторно подпрыгнула, когда он нарушил тишину. — Второй закон распутывания Катона — попытайся найти точку… — Она не является слабым местом, — отчеканила она, осторожно касаясь кончиком палочки наружного кронштейна металла, намотанного вокруг левого запястья. — Она как… — рассуждала Гермиона вслух. — Такое ощущение, что это что-то тяжелое, но живое, как будто есть какое-то … — Если оно твердое и неподвижное, тогда у заклинания есть точка давления, — закончил он. — Обычный стиль защиты из семнадцати сотен. Найди, где чары наиболее сильны, и протолкни их, — он проговорил это так, будто это должно быть просто. — Я… я пытаюсь. Она близко, но не совсем. — Эта точка будет там, где будет труднее всего, где чары будут наиболее ощутимы, — быстро сказал Волан-де-Морт. — Но прежде чем толкнуть, убедись, что ты очень хорошо проверила нити вокруг, потому что, если ты ошиблась хотя бы на… Серьезно, это было рычание, мисс Грейнджер? Да, это было уже рычание. — Под основным заклинанием есть слой, — проворчала Гермиона напряженным голосом, как это часто бывало, когда она пыталась что-то объяснить Рону. — Как будто это несколько чар, сплетенных вместе, но они связаны совершенно не так, как первый слой, так что не мог бы ты просто помолчать и позволить мне попытаться — попытаться найти правильное… Он громко фыркнул и замолчал, хотя по тому, как он вытягивал шею, пытаясь увидеть, что она делает, она понимала — для него это тяжелая борьба с самим собой. Прошли минуты с момента начала ее работы с оковами — и к тому времени, когда она подумала, что нашла правильную нить, через которую нужно протиснуться, Гермиона не смогла не выдохнуть с облегчением. На мгновение она искренне забеспокоилась, что не сможет разрушить чары. И с быстрым всплеском тепла… вот. Она подумала, что сделала это. Гермиона хорошенько проткнула металл, проверяя стержень своей палочкой, и тогда она стала уверена. Она сделала это. На оковах не осталось и следа магии. Гермиона нерешительно убрала палочку и ухватилась за запирающий механизм у основания запястья Волан-де-Морта, все еще стараясь не прикасаться к его коже. Она повернула металл, проходящий через манжету, и он… Он проскользнул насквозь. Манжета, снятая с цепи, упала на землю с громким лязгом, и почти сразу же Волан-де-Морт убрал руку, боясь, что она немедленно передумает и снова запрет его. С цепью, все еще прикрепленной к его левому запястью, он вытянул руки из-за спины перед своим лицом и какое-то время не двигался. Он просто смотрел на свои руки. Затем медленно перевернул их, осматривая с обеих сторон. Когда она отступила назад, до нее дошло, что, должно быть, прошло много лет с тех пор, как он видел свои руки, и вот оно снова — сочувствие, которого она не должна испытывать. Однако это продлилось недолго, потому что Волан-де-Морт внезапно поднял обе руки одновременно, и от этого резкого движения палочка Гермионы уже была направлена на него, но затем… Он наклонился к столу — потянулся. Он издал длинный, глубокий стон, медленно сгибая костлявые плечи, одно за другим. — Ты… — он снова простонал, и этот гортанный звук казался неуместным. — Ты даже не представляешь, как это хорошо. Гермиона осталась на месте, неловко откашлявшись. Она крепче сжала палочку. — Да, хорошо. Волан-де-Морт не торопился, растягивая давно не использованные мускулы. У нее не хватило сил прервать его наслаждение от простого удовольствия, и по прошествии нескольких минут она постепенно становилась все более уверенной в том, что он не собирается нападать на нее, Гермиона снова обратила свое внимание на оковы. А затем, когда она вспомнила только что сломанные чары, у нее начал сжиматься живот. Чары были чрезвычайно сложными. Что, если… что, если она не сможет вернуть их? Отменить их — одно дело, но воспроизвести… Гермиона вышла вперед и потянулась к запястью Волан-де-Морта. Ловким движением она открепила оставшийся механизм и стянула с мужчины металл, прежде чем он успел ее остановить. Когда она схватила упавшую часть с пола и положила все вместе на стол, Волдеморт спросил ее: — Что ты делаешь? Она расстегнула кандалы и принялась размышлять, с чего начать. — Мне нужно придумать, как воспроизвести чары, — пробормотала она. — У нас был всего час, а я уже потратила двадцать минут. Волан-де-Морт молчал некоторое время, сгибая запястья и разминая руки. — Ты действительно должна? — Да, — огрызнулась она, не поднимая глаз. — Я же сказала тебе, что если меня поймают на этом, то меня посадят в соседнюю камеру еще до захода солнца. Он снисходительно промычал, а затем сказал. — Я бы не стал возражать против соседа. Последние десять лет это были только я и охрана, и то все это может быть у меня в голове, но на самом деле я не думаю, что Дин и Освальд так уж особенно сильно любят меня. Гермиона фыркула и посмотрела вверх. Она заметила, что он выжидающе наблюдал за ней, поэтому она сказала: — Ты не смешной. Его губа дернулась. — Так же сказал Освальд. Чувствуя приближающуюся головную боль, она изо всех сил старалась не обращать на него внимания и снова сосредоточилась на оковах. Она слышала, как он вздохнул, прежде чем начал ходить по помещению, вращая плечами и потирая покрасневшие пятна на запястьях. Гермиона настолько быстро отвлеклась на работу, что почти забыла, с кем находится в помещении. — Если хочешь, — Гермиона подпрыгнула, когда его голос нарушил тишину, которая кажется длилась десять минут, — я мог бы попробовать. Она перевела на него взгляд. — Нет. — Я жил в заточении этих чар десять лет. Я гораздо лучше знаком с их магией, чем ты. — Нет. — Ну, тебе не кажется, что у тебя небольшие проблемы? Если ты не успеешь сделать это, то какой другой выбор у тебя будет? — Я просто попрошу у охранников больше времени. Он издал звук снисходительной заинтересованности. — И что ты будешь делать, когда они откроют дверь и увидят меня здесь, свободным от оков, — он демонстративно поднял руки. Гермиона глубоко вздохнула и попыталась снова сосредоточиться на оковах. — Я не знаю, — наконец прошептала она. — Что это было? — спросил он, наклоняясь к столу. — Вы только что сказали, что не знаете? Мисс Грейнджер, вся ваша репутация построена на том, что у вас есть все ответы, а теперь вы говорите, что не знаете? — Я разберусь, — пробормотала она, вспоминая, как распутала первый слой чар. — О, хорошо. Она все поймет, — сказал он и фыркнул. — Приятно видеть, что у нее есть план. — Замолчи. Он наклонился еще ниже и, положив руки на стол в неприятной близости к ней, сказал: — Знаешь, ты такая же, как Поттер, — обвинил он. — Как собака, преследующая машину, без единой мысли о том, что ты будешь делать дальше, если вопреки всему, тебе каким-то образом удастся ее поймать. — Заткнись. Как гадюка, он прыгнул через стол, хлопая руками и зажимая ее руки своими. Его руки были холодными, и, кажется, они были сделаны только из костей и кожи; и хотя у него не осталось никакого мышечного тонуса, его хватка оставалась крепкой. Она остро осознала, насколько близко оказались его длинные пальцы к палочке. Слишком близко. — Перед тобой есть еще один вариант, — сказал мужчина низким голосом, когда она встретилась с ним взглядом. — Отпусти меня. Он этого не сделал. — Закрой меня снова, не возвращая чары. — Отойди от меня. — Охранники не входят в мою камеру. Они едва могут заставить себя взглянуть на меня. Они никогда не заметят, если амулета не будет на месте. Дыхание Гермионы стало прерывистым. — Если ты не отпустишь меня прямо сейчас… — То что? — спросил он, наклоняя голову, и это странно — то, как он был взволнован. — Что ты будешь делать? Он находился так близко, что она ощущала его дыхание, и хотя она была напряжена от ужаса, не могла пошевелиться. — Ты заберешь мои вещи? — спросил он высоким и насмешливым голосом. — Проклянешь меня, чтобы у меня были проблемы со сном? Или ты вызовешь охрану, сдавшись еще до того, как мы начнем? — тем не менее его хватка не ослабевала, и он приблизился еще ближе. — Вы уже взбили масло, мисс Грейнджер, — сказал он, а затем пробормотал: — Почему бы вам не расслабиться, отдохнуть? Ее мускулы были напряжены, и она чувствовала, что вот-вот сломается и воспользуется палочкой, отправив его обратно в противоположную сторону камеры, но затем… Она… Она подумала, что слишком остро реагирует. Она видела это, видела, что он прав, и вдруг все стало очень просто. Она еще не получила от него ни единого ответа, и он не причиняет ей вреда. Его прикосновение холодное и неприятное, но ей не больно. Зачем ей разрушать их договоренность, если она даже не началась из-за простого прикосновения? Ее мышцы расслабились, и Гермиона медленно выдохнула. Будто чувствуя ее расслабление, он разжал руки и отпустил ее. — Хорошо, — сказал мужчина. Когда он откинулся назад, вернув ей личное пространство, Гермиона сжала палочку и твердо моргнула. — А теперь. Забудь про чары, — предложил он еще раз, — и мы можем думать об этом как об еще одном испытании доверия, — проговорил он, бросая ей слова. — Ты вернешься завтра — кроме того, сколько же всего я смогу успеть сделать менее чем за двадцать четыре часа, хм? Гермиона фыркнула и потерла руки, согревая их. — Могу я написать список вариантов? — Думаю, я мог бы отпереть кандалы и, вероятно, смог бы открыть дверь, — уступил он, садясь напротив нее. — Но как ты думаешь, я мог бы вывести из строя четырех волшебников у моей двери, пройти мимо охраны в фойе и остальной части здания, а затем пройти мимо всех чар вокруг этого острова? И все это без волшебной палочки и так далее. С диетой из воды и панировочных сухарей? После того, как не использовал ни единого заклинания за десять лет? Мисс Грейнджер, я польщен вашей уверенностью во мне, к тому же, я способен понять ваши сомнения… но вы зря тратите наше время. Вам не о чем волноваться. Приходите завтра днем, я все равно буду на том же месте, где вы меня и оставите, скованным или без оков. Гермиона пристально наблюдала за его глазами и мимикой. В этом есть смысл. И теперь, после его речи, мысль об успешном побеге действительно казалась крайне маловероятна. Она сглотнула. — Я… если я соглашусь, если я оставлю тебя здесь без чар сдерживания, а ты каким-то образом выберешься отсюда — я не смогу простить себе этого. Последовала долгая пауза. — Ах, но Гермиона… наше время почти истекло, — сказал медленно Волан-де-Морт, торжественно улыбаясь, и наклонился чуть ближе. — Какой еще у тебя есть выбор?