Enigma

Посещение Азкабана каждый день в середине дня становилось нормальным явлением для Гермионы, и ей казалось, что ее учащенное сердцебиение — тоже. Она постоянно нервничала. Переживала, что вот сегодня войдет в камеру, а она будет пуста; но каждый раз, когда Гермиона поднималась на этаж Волан-де-Морта и ее впускали внутрь, она снова обнаруживала его сидящим за столом, терпеливо ожидающим прямо там, где он и должен быть. Он снова и снова находился все там же, где и всегда, в облике темноволосого мужчины с того необычного визита после снятия наручников. Его очевидное присутствие здесь не сильно успокаивало ее, хотя девушка полагала, что нервничать в присутствии лорда Волан-де-Морта — вполне естественно. — Как твои успехи? — спросил он, когда за ней закрылась дверь. Его тон очень близок к нетерпеливому. Голос громкий и резкий. Гермиона неуверенно посмотрела в его сторону и неторопливо села на свое место. — Хорошо, — проборомотала она. — Просто… «хорошо»? Она прочистила горло. — У меня довольно длинный список вещей, которые я хотела бы обсудить сегодня, — сказала она вместо того, чтобы ответить на вопрос. — Становится все труднее устраивать дополнительные встречи, и если у нас есть шанс обсудить все сегодня, то лучше не тратить время зря. — Ах, — пропел он с легким интересом, снимая кандалы со своих запястий. Звук металла, падающего на каменный пол, громко прозвенел в замкнутом пространстве. — Я так понимаю, что ты не добилась успеха. Гермиона фыркнула, глядя на то, как он вытянул свои длинные руки над головой и прохрустел суставами. — Такой легкомысленный подход к магии — это просто… это делается не так. Если бы все было так просто — всего-то подумал о том, чего хочешь, и пожелал исполнения, то получается столько столетий потрачено впустую на исследование волшебства и изобретение волшебных палочек, заклинаний и специальных рун для выведения их палочками, — заявила она, не в силах остановить себя, хотя прекрасно осознавала, что только потворствует ему. Он откинулся на спинку стула, скрестив свои тонкие руки на груди. — Я не думал, что вы из тех, кто бросает все на полпути, мисс Грейнджер. — Я не… — на этот раз она не собирается попадаться в его сети. Громко вздохнув, она спокойно достала перо и пергамент, затем переплела пальцы на столе. — Сегодня я хотела бы поговорить о твоих школьных годах в Хогвартсе. О твоем опыте там. О методах обучения, которые, возможно, изменились за последние полвека. О том, как к тебе относились учителя и сверстники. На это он издал низкий горловой звук, достаточно грубый, что практически был похож на стон. — Мы можем посидеть и немного поболтать ни о чем, если хочешь, но ты вскоре поймешь, что мало что можно вынести из обсуждения моего прошлого. — Нет, в этом много полезного, — возразила она. — Я могу только предположить, что методы обучения в то время сильно отличались от тех, с которыми я столкнулась в свои годы обучения. — О, и все же, когда я пытаюсь научить тебя, ты активно сопротивляешься, — пробормотал он. Она снова фыркнула — громче, чем в первый раз. — Это совсем другое. — Я предложил тебе новый взгляд на магию, — сказал он, встречаясь с ней взглядом. Волан-де-Морт положил руки на стол и начал растирать свои тонкие запястья. — Разве не для этого ты в конечном итоге пришла ко мне? Чтобы научиться, улучшить свои навыки и удовлетворить свое любопытство? В очередной раз заметив яркий контраст между его алыми глазами и алебастровым блеском кожи, она застыла и принялась дышать через нос. Теперь, когда у него почти нормальные черты лица, комбинация не столько бросается в глаза, сколько почти… манит. — Да, — прочистив горло, быстро согласилась она, когда поняла, что пауза, которую она взяла на ответ, постепенно становилась неловкой. Она намеренно слегка отвела взгляд от его глаз, чтобы отвлечься. — Но я хочу сделать это, узнав о твоей жизни, твоем опыте, и как тебя учили. Он мгновенно выпрямился. — Учили? — повторил мужчина, и она увидела это, услышала в его голосе — она оскорбила его. — Прости, — пробормотала она, быстро осознавав свою ошибку. — Я должна была сказать — учился. Прежде чем заговорить, он сделал паузу и усмехнулся. — Тогда мы сделаем все по-моему. Было ясно как день, что она разозлила его. Это было очевидно, даже если бы она не заметила, как побелели костяшки на его сильно сжатых в кулаки руках, но… и даже несмотря на то, что она практически слышит, как Гарри шепчет ей на ухо предупреждения, она игнорирует это — все это, — потому… Потому что она здесь главная. Не Лорд Волан-де-Морт. — Нет, — сказала она, настаивая на своем и сжимая палочку, спрятанную в кармане. — Ты согласился на эту договоренность. Если ты не желаешь разговаривать со мной на моих условиях, тогда я верну сдерживающие чары и уйду навсегда. После ее слов наступила тишина. Густая и напряженная, но Гермиона не позволяла себе вздрогнуть. Она смотрела мужчине прямо в глаза, сжимая челюсть, чтобы показать, как она сильна духом. В ответ на это Волан-де-Морт очень медленно наклонился к столу, опираясь на локти, и, несмотря на то, что он жестко насмехался над ней сейчас, видя ее насквозь, она знала, что это должно выглядеть угрожающе, но она внезапно отвлеклась. Потому что теперь она кое-что заметила, наблюдая за его усиливающейся кривой усмешкой на губах. Он выглядит моложе благодаря его изменившейся внешности — да и на первый взгляд он выглядит совершенно другим человеком, но… под всем этим все еще скрывается едва уловимое сходство с более старым безволосым и змееподобным Волан-де-Мортом, к которому она привыкла. Эти тонкости видны в его костной структуре, движениях мышц лица, форме его глаз. И так же внезапно, как она была отвлечена, Гермиона обнаруживает, что ей просто необходимо знать, права ли она. — Кто… кто это? — вопрос вырывается прежде, чем он успел огрызнуться на ее слова, и на несколько секунд он кажется застигнутым врасплох, сбитым с толку. — Кто есть кто? — спрашивает он. — Кто, — она указывает на него. — Кто ты сейчас? Он выдыхает и усмехается так, будто она сказала что-то забавное. Затем следует еще одна пауза, прежде чем он слегка пожимает плечами и, будто он совсем позабыл о злости, улыбается, похоже, ностальгически. — Я. — Просто говорит он в итоге. — Ты имеешь в виду… — Прежде чем мое же проклятье обратилось против меня и мне пришлось создать себе новое тело… вот кем я был, — он посмотрел на свою грудь, на свои руки. — Большинство чувствует себя более комфортно, когда я выгляжу так, хотя они никогда бы не осмелились высказать это вслух. Гермиона не смогла сдержать фырканье. — Почему тебе не все равно на то, каким я тебя вижу? — спросила она, и при мысли о том, что он заботится о ее комфорте, ее верхняя губа бесконтрольно дергается, пытаясь сформировать улыбку. — Я уже знаю, что ты монстр. Ты можешь быть честен со мной и быть тем, кто ты есть. Он наклоняет голову. — Ах, но это то, что ты хотела, не так ли? — он наклоняется немного ближе. Его губы медленно изгибаются, формируя почти игривую улыбку, а внутри Гермионы все опускается. — Узнать меня? — Я… — его улыбка отвлекает больше, чем его гнев. И она не позволит себе покраснеть, она не будет вестись на это, но… она все равно отводит взгляд. — Это не совсем то, что я имела в виду. Я не нуждаюсь в том, чтобы ты притворялся кем-то, чтобы с тобой было приятней говорить. Вот и все. Он слегка наклонил голову, пытаясь заставить ее взглянуть на него, и когда она закатывает глаза, он смеется. А затем он закусывает губу, прежде чем сказать: — Ты хочешь сказать, что тебе это не нравится? Волдеморт внезапно откидывается на спинку стула, и когда он это делает, она поднимает взгляд — как раз вовремя, чтобы увидеть, как он полностью изменился. Трансформация происходит мгновенно, это совсем не похоже на действие Оборотного зелья, совсем не похоже на трансфигурацию. Вот она сидела напротив, несомненно, красивого, хоть и уставшего мужчины, а в следующее мгновение он снова становится монстром, которого называют Лордом Волан-де-Мортом. В мгновение ока температура в камере упала на несколько градусов. — Так лучше? — спрашивает он, теперь его голос звучал выше. Инстинктивный страх вновь проникает в нее, но, даже несмотря на ее желание отодвинуть стул и отдалиться от монстра перед ней, ее любопытство каким-то образом оказывается сильнее страха. — К-как ты это сделал? Он снова улыбается, и теперь, когда его чудовищное лицо вернулось на место, улыбка выглядела скорее угрожающей, чем теплой. — Или ты предпочла бы что-нибудь другое… Он умолкает, и тогда перед ней оказывается не Волан-де-Морт, а… Рон. Гермиона застывает, как статуя. — К-как ты это делаешь? Рон-Волан-де-Морт наклоняет голову и знакомым ей голосом друга говорит: — Вы еще не догадались, мисс Грейнджер? Образ сидящего перед ней Рона с яркими, кроваво-красными глазами Волан-де-Морта — это теперь тема ее новых кошмаров — вызывает у нее привкус желчи на языке. Немного привыкнув к этому, она замечает детали. Морщины на коже Рона вокруг глаз, длинные волосы, которые он отрастил за последние годы, неровная щетина, которую он отказывался сбривать, сколько бы раз она ни говорила ему, что это необходимо. Это были мелочи, но все они были тем, чего Волдеморт не мог знать о Роне, если бы только он не видел его недавно, что могло означать только одно. — Ты… ты был в моей голове, — заключила она шепотом, и осознание этого факта похоже на ведро с холодной водой, окатившей ее с ног до головы. Ее обвинение витает в воздухе между ними на протяжении нескольких минут, пока Рон-Волан-де-Морт медленно не улыбнулся. Он прикусил губу Рона, как будто его поймали на чем-то постыдном, а затем сказал: — Если это хоть как-то утешит вас, мисс Грейнджер, у вас очень… очаровательная манера мышления. Жесткая, но все равно очаровательная. Она чувствует себя грязной, оскорбленной, и знает, что не существует на свете достаточно грубой мочалки, чтобы оттереть эту грязь. Он копался у нее в голове, а она этого даже не заметила. Ее обучение в Министерстве включало изучение окклюменции, и она считала себя в этом мастером. Ее инструктор много лет назад сказал ей, что ее техника довольно хороша, и она была уверена, что будет осторожна на встречах с Волан-де-Мортом. Но чтобы она даже не заметила… Внезапно Волан-де-Морт снова изменил свою внешность, став тем молодым человеком, который был вначале их встречи, — Томом Реддлом. Она полагает, что это его истинное «Я». Он все еще улыбается ей, и хотя она в ярости и ей хочется кричать и визжать на него, она не упускает из виду тот факт, что эта трансформация, как и другие, была плавной и безупречной. Если это вид трансфигурации, то его техника действительно совершенна. Когда она встречается с ним взглядом, Волдеморт облизывает свои губы, и хотя ее инстинкты настойчиво требуют, чтобы она вытащила палочку и потребовала, чтобы он держался подальше от ее мыслей, в очередной раз — еще раз — ее собственное любопытство одерживает верх. — Это… как ты это делаешь? — снова спрашивает она. — Как это действует на меня? Я имею в виду то, что ты делаешь, чтобы изменить свою внешность. Это, должно быть, трансфигурация, но почему охранники не заметили? Он принялся постукивать пальцами по столешнице, задумчиво наблюдая за ней. — Ты слишком много над этим думаешь, — сказал он так, как будто в этом есть какая-то шутка, которую она еще не поняла. — На самом деле, иногда магия не в том, что она из себя представляет. А в том, чем она не является. Глаза Гермионы медленно сузились. — Что?.. Он просто пожал плечами, и у Гермионы внезапно возникло желание бросить в него перо. — Но, конечно же, это магия, — огрызнулась она, когда он ничего не стал отвечать. — Я видела, как ты превратился в трех разных людей менее чем за минуту. Что еще это может быть? — Я не помню, чтобы говорил, что это не было магией. — Нет — это то, что ты только что сказал! Ты сказал, дело в том, чем она не является! — Да. Я сказал, что магия — это то, чем она не является. Скажите, мисс Грейнджер, вы всегда испытывали трудности с пониманием языка, или это развилось у вас с недавних пор? Возрастающая с каждой минутой головная боль начала давить на ее глазницы. — Просто… скажи мне: как ты это делаешь. — Ах, но каким бы я был учителем, если бы кормил своего ученика с ложечки? Ее взгляд наполнился раздражением. — Я не прошу тебя учить меня, я прошу тебя ответить на мои вопросы. Он фыркнул. — Это вряд ли было бы поучительно. Гермиона останавливается, закрывает глаза и глубоко дышит. Требуется много усилий — даже колоссальных, — чтобы не назвать его невыносимым, но все же… каким-то образом ей это удается… — Я считаю, что из нас двоих именно вы, мисс Грейнджер, имеете репутацию невыносимого человека. Она чуть не визвизгнула. — Не лезь в мою голову, — произнесла она сквозь зубы, вскипев от раздражения. Он пожал плечами, улыбаясь краешком рта. — Если ты сможешь сдержать меня, то я не смогу сделать этого. — Не лезь в мою голову, иначе я оставлю тебя здесь гнить в одиночестве. Похоже, ее угроза не произвела должного эффекта, ведь его улыбка только усилилась. — Нет, не оставишь. — Ты хочешь проверить это? — Гермиона отодвинула стул, будто собиралась встать, и схватила сумку, чтобы показать ему, что она не блефует. — Тебе еще не удалось воспроизвести сдерживающие чары, не так ли? — спросил он, и она тут же сдувается, ставя сумку на место. Потому что он прав. Ей это не удалось, и виновата в этом только она — в том, что не вкладывает в это должных усилий. Но ему не нужно этого знать. — Вообще-то, я смогла, спасибо за… — Не лги мне, — прервал он ее. — Я вижу это так же четко, как твои планы на ужин, твои жалкие попытки летать по ночам и все твои страдания. Сердце Гермионы остервено забилось в груди. — Это… я не понимаю, о чем ты говоришь. — Когда ты в последний раз видела дорогого Гарри, ммм? — мягко спросил у нее Волан-де-Морт, и этого было достаточно, чтобы заставить Гермиону замолчать. — Или твоего другого друга — Рональда? Прошло… довольно много времени, не так ли? Пока они были погружены в свою жизнь, в свои новые семьи, они оставили тебя в одиночестве и забыли о тебе, не так ли? И вот почему ты здесь, почему действительно ты здесь. Потому что ты не можешь забыть, — его лицо смягчилось, и благодаря человеческими чертам лица он выглядел почти искренне. — Бедная Гермиона Грейнджер не может оставить прошлое в прошлом, неспособна двигаться дальше. Это должно быть ужасно… Когда он умолк, все внутри нее сжалось, а желудок принялся опускаться все ниже и ниже, потому что, опять же, он был прав. Она не видела Гарри больше месяца, а Рона не видела даже дольше. С сыном Гарри — Джеймсом — она встречалась только дважды, а с маленькой дочкой Рона и Лаванды у нее вообще не было возможности познакомиться. Они были слишком заняты для нее, а она никогда не умела заводить новых друзей, одиночество нашло и поглотило ее. Он читает ее как книгу — и он прав. — Убирайся из моей… — Гермиона остановилась, но не смогла полностью взять себя в руки. — Как… как ты смеешь?! Он лишь расмеялся, откинувшись на спинку стула. — Когда ты пришла ко мне, ты знала на что идешь, — сказал он. — Ты так же удивляешься, когда кошка убивает птицу? Когда собака гонится за палкой, когда курица откладывает яйцо? Чего ты ожидала? — Соблюдения… соблюдения некоторых границ! Немного уважения, может. — О-хо, ты сказала «уважение»? — перебил он, его голос быстро стал жестким. — Уважение? Может быть, такое же уважение, какое ты проявила к моей душе? В то время как она полностью застыла, желудок ее опустился еще ниже. — О да, — усмехнувшись, сказал он, и в том, как он это произнес, было слышно шипение. — Да, я знаю все о твоем маленьком путешествии в мою Тайную комнату. Как ты осквернила ее своим присутствием, — его гримаса стала жестче. — Как ты осквернила ее… мою… — Я… я не… — Каково это было, мисс Грейнджер, держать часть моей души в своих руках, а затем так безжалостно уничтожить ее? — потребовал он ответа, нависнув над ней через стол, и теперь он был слишком близко — слишком. — Я… — Это заставило тебя почувствовать себя сильнее? Ммм? Тебе понравилось? Что-то было в его глазах. Они будто поймали ее, и она теперь не может отвести взгляд — не смогла бы, даже если бы попыталась. Правда сама слетела с ее языка. — Это… это была самая омерзительная вещь, которую я когда-либо делала. Наступило молчание, температура в камере упала, кажется, ниже нуля. А потом, когда он засмеялся, ее пробрало до костей от этого мрачного смеха. — Даже более омерзительно, чем освобождение меня? Ее мозг вяло соображал, и потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить то, что он сказал. — Ч-что? Волдеморт смеялся, и его смех становился все громче, пронзительнее и жесче. — Ты глупая, бестолковая девчонка, — его смех стал еще выше и сильнее. Дрожь пробежала вверх по ее спине, и она отклонилась от него назад. — Ты правда думала, что сможешь удержать Лорда Волан-де-Морта за запертой дверью? Она собиралась встать, но он набросился на нее, как гадюка. Его холодные руки сжали ее, а ногти впились в ее кожу. — Ты действительно думала, что я отпущу тебя после того, что ты сделала? Он отпустил одну из ее рук, и вдруг… его свободная рука больше не была пуста — в ней оказался клык василиска. — Как там говорят маглы, ммм? — его голос сочился злобой. — «Око за око?» Сердце Гермионы гремело в ушах. — НЕ… Одним плавным движением он вонзил клык ей в руку, разрывая сухожилия и дробя ее кости. Он смеялся все громче и громче, пока она кричала от боли; и когда шум слился воедино, заполнив все в ее сознании… Она проснулась. Ее окружала тьма, и Гермионе потребовалось время, чтобы понять, где она. По ее венам растеклось облегчение, когда она ощутила под собой замшевую ткань своего дивана и мягкую шерсть Живоглота в ее ногах. Она прижала руку к груди и ощупала ее, убедившись, что она цела и нет никаких колотых ран; Гермиона призвала волшебную палочку с кофейного столика и зажгла свет. Она не в Азкабане. Она в своей гостиной, и, кроме Живоглота, здесь никого нет. Она в безопасности. Гермиона принялась успокаивать свое дыхание, и когда страх сошел на нет, она остро осознала кое-что. Во-первых, она уверена, что ее сон был не совсем сном. Она помнит все так же отчетливо, как и любой другой день, и она уверена, что, если не считать клыка василиска, их разговор действительно произошел. Во-вторых, на ней тот же костюм, который она надела для похода в Азкабан во сне, — тот же самый, она отчетливо помнит, как говорила с Лордом в нем, — и поэтому она уверена, что это действительно произошло. Эти вещи вызывают беспокойство сами по себе, но есть еще кое-что — и это беспокоит ее больше всего; она не помнит, как она покинула Азкабан. Никаких воспоминаний о ее возвращении домой, о кормлении Живоглота и о том, как она уснула. Как будто воспоминания полностью стерлись из ее разума, и она не помнит, в какой момент их разговор превратился из реальности в кошмар. Осознав это, Гермиона видела только два варианта. Либо она сходит с ума, либо… Волан-де-Морт что-то с ней сделал. Первый вариант — и несмотря на то, что он вполне правдоподобен, учитывая, что это в первую очередь была ее идея посещать его, — ​​быстро отклоняется. Потому что она подозревает, что это нечто ментальное, что-то связанное с разумом, и здесь повсюду стоит подпись Волан-де-Морта. Итак, она уверена. Это… ей нужно рассматривать это как предупреждение. Ей нужно перестать навещать его, прежде чем он сделает что-нибудь похуже. Но, самое главное — прежде чем она перестанет приходить, ей нужно вернуть чары сдерживания.