Семья

1

      На улице уже начало смеркаться, и Карл, глядя на мобильник, который достал из рюкзака, стал нехотя думать о том, что через несколько часов отец вернётся с работы и обнаружит, что дома никого нет.       Карлу не хотелось волновать отца, но предупредить его сейчас о том, где он, значило бы разрушить всю атмосферу этого странного дня… Поэтому Карл покачал головой и убрал мобильник в карман. Ему не хотелось портить этот вечер спорами с отцом, который наверняка обвинит во всём лишь одного Нигана: в безответственности, в нарочном провоцировании, в похищении (это было самым страшным последствием)... Да, хрупкий мир между отцом и Ниганом был под большой угрозой.       Хотя Ниган вёл почему-то себя весьма спокойно, а ведь он-то уж точно понимал все последствия сегодняшней поездки. И Карла это и немного расстраивало (выходит, Нигану плевать на мир с отцом, который так был важен Карлу?); но это же спокойствие Нигана одновременно и нравилось Карлу. Казалось, Ниган относился к нему, как ко взрослому, которому не нужно просить разрешение, чтобы куда-то поехать с другом.       Вот только едва возникнув в мыслях, это определение показалось Карлу чем-то… ненастоящим, не подходящим по смыслу. Прямо как, помогая Нигану семь лет назад подбирать для будущего «произведения искусства аэропортного масштаба» (как сам Ниган называл все те вещицы, которые он мастерил) какую-нибудь деталь или часть: она могла совпадать по цвету, форме, материалу, но при этом глаз тут же видел важное — она совершенно не подходила в общую композицию.       — Рад был вас повидать, мистер Ханниган, — вырвал Карла из размышлений голос Дина Тейлора. Подойдя к Нигану, он обнял его, продержав в объятиях (несомненно очень крепких), как Карлу показалось, дольше, чем требовалось.       — Взаимно, Тейлор.       — Хей… Карл. — Дин подошёл почти вплотную, и Карл было напрягся, что сейчас и его ожидают объятия, которые вызовут у него привычное чувство отторжения, но Дин не сделал и попытки к нему прикоснуться. Глянув в сторону севшего на водительское сидение Нигана, Дин негромко произнёс: — Как тебе Эмбер? Подцепил от неё звёздную болезнь?       — Чего?       — У тебя все руки в блёстках, чувак!..       И правда, Карл посмотрел на свои ладони и только сейчас увидел россыпь переливающегося «серебра».       — Я вижу, что он тебе не безразличен. — Дин кивнул в сторону Нигана. — Не повторяй мою ошибку.       Карл тогда не стал спрашивать, что именно это значит, но почему-то кивнул очень серьёзно на это заявление.

***

      За окном мелькали дома, в которых начал загораться свет, редкие неоновые вывески и фонари вдоль дорог... Это было место, где вырос Ниган, и откуда был вынужден уехать. Теперь это место вновь оставалось позади. И вглядываясь на прощание в пейзажи за окном, Карл обдумывал слова Дина Тейлора, надеясь, что, подобно ночному освещению, понимание, озарение — то, к чему, казалось, как можно быстрее нужно прийти — не заставит себя ждать слишком долго.       Ведь что бы не имел в виду Дин, почему-то Карлу казалось, что времени у него на поиск этого ответа было не так много.

2

      — А эта Эмбер ничего, да? — не отрывая взгляда от дороги, как бы невзначай спросил Ниган; наверняка отметив, что Карл отчего-то совсем притих.       И Карл действительно даже не и заметил, как погряз в своих мыслях и, что хуже, погряз в жалости к себе, которая наконец нашла удобный момент, чтобы обосноваться в его душе. Ведь увидев, как ребята из другой школы готовятся к выпускному, какие все они взволнованные и счастливые, полные предвкушения того, что перед ними открыт весь мир... Открыт так, как перед Карлом никогда открыт не будет... Как не будет и никакого выпускного, вручения дипломов, бальных танцев — всего того, о чём родители так любили помечтать в его присутствии в детстве, и что казалось Карлу тогда одним из основных и важнейших этапов взросления.       — Да, она вроде хорошая... По крайней мере, в те моменты, когда не пыталась меня коснуться, и пока не попросила с ней потанцевать.       — Пригласила, — вдруг поправил Ниган.       — Что?       — Не попросила с ней потанцевать — это так не называется. А пригласила на танец!       — Но только зачем?       — Потому что ты ей понравился, дубина!       — Ах, вот оно что… — пробормотал Карл, заметив, как Ниган бросил на него взгляд с вопросом: «И как ты только собираешься жить с такими хреновыми познаниями о мире?»       — Она, наверное, подумала, что я ненормальный, когда я бросил её там вот так…       — ...чтобы пойти тусоваться со старым хрычом, вроде меня. Определенно, именно так она и подумала.       — Ты не старый, — после недолгого молчания зачем-то возразил Карл.       — А знаешь, что я думаю, пацан?       — Что же?       — Уверен, она просто решила, что ты нихрена не умеешь танцевать, и поэтому решил просто не позориться, вот и всё!       — С чего бы ей так думать?       — А с того, что если убрать твою… Как её там? Хренову болезнь…       — Гаптофо́бию.       — Именно! Так вот, даже если бы её не было, ты ретировался бы едва ли не раньше.       Карл чувствовал, что Ниган зачем-то его подначивает. Он делал так и раньше, когда видел, что Карл пребывает в меланхолическом настроении. В другой ситуации и с другим человеком этот разговор показался бы Карлу бессмысленным и глупым, но ни один их с Ниганом разговор не был таким. И особенно были Карлу ценны вот такие: где он ощущал исходящую от Нигана заботу и внимание, которые обволакивали его, подобно теплому одеялу; которые были вызваны явным желанием его спасти.       — Ну что тебе ответить? Не то, что бы в подвале у меня были уроки танцев.       — Да неужели? Решил оправдаться? Решил просто взять и всё свалить на долбанного маньяка?       — Как думаешь, — Карл сощурился, будто действительно задумался сейчас об этом серьёзном вопросе, — потом, когда его поймают, можно будет впаять ему иск ещё и за это?       — Обязательно обсуди это по приезду с отцом!       Карл улыбался. Хотя и чувствовал, как после его шутливого вопроса в кабине завис неприятный вопрос-утверждение: «А его вообще когда-нибудь поймают?».       Но не успело это сомнение заполнить собою всё, как Нинаг вдруг затормозил и съехал на обочину, остановившись прямиком у «кармана», где обычно туристы любуются в большой бинокль здешними красотами.       — Неплохо, а? — Ниган кивнул на открывшийся им вид ночного Бостона и, открыв дверь, вышел из машины; Карл последовал за ним. Ближе к краю.       — Вот можно было бы так же посмотреть и на наш город…       — И мы бы увидели с тобой большое жирное нихрена.       — Тебе он совсем не нравится?       — Учитывая все приятные события, которые со мной в нём произошли? Дай-ка подумать… Нет, мне не нравится наш чудный город.       — А я… У меня как-то странно. В этом городе прошло моё детство, было много всего классного… Но вот сегодня ты показал мне сразу два других, новых для меня места, и какая-то часть меня хочет теперь тоже сбежать. А какая-то — нет. По крайней мере, пока моя семья… ну, то есть отец и… — Карл замолчал, чуть было не сказав «Шейн», до сих пор до конца не приняв мысль, что этот человек больше не имел права считаться частью их семьи, от которой пусть и осталось не так много. — А я ещё я бы не смог уехать, пока в нашем городе… Нет, ничего.       — Ничего — что?       — Забудь.       — Как скажешь, пацан, — только и хмыкнул Ниган и, развернувшись, направился обратно к машине, отчего Карл, сам того не желая, испытал укол злости: ему бы хотелось сказать о том, как много Ниган для него значит, но он не мог подобрать нужных слов. Карлу нужно было чувствовать, что Нигану есть вообще до него дело. И что это «дело» больше, чем простое соседство и дружба семилетней давности.       Но общение с Ниганом до сих представляло собой бесконечную качку на море — таком же, на волны которого Карл сейчас смотрел, стоя у деревянных перил, которые были такими же шаткими, как их с Ниганом отношения: вот у них полное взаимопонимание, а вот — Ниган отталкивает его от себя.       Часто Карлу казалось, будто Нигана что-то гложет, и это что-то пострашнее даже того, о чём Карл прочёл в блокноте доктора Вадса… И Карл то и дело ловил себя на том, что сердится на Нигана за его скрытность, ведь их связывает намного больше, и Ниган это знает. Карл начал было снова чувствовать, как начинает злиться на Нигана и на себя: за то, что постоянно пытается сделать их отношения чем-то большим, чем они есть, как вдруг позади погас свет фар, отчего свет города в отражении чёрных волн стал ярче. Карл тут же обернулся и чуть не врезался в подошедшего к нему сзади Нигана.       — Ты чего это?.. — Карл замолк, потому что из машины вдруг зазвучала музыка.       — Пусть сейчас у меня и нет при себе профессорских очков, но я подумал, что один урок я всё же должен тебе преподать.       — Ты… О, нет. — Поняв, что имеет в виду Ниган, Карл округлил глаза. — Ты же не о танцах?       — Именно. Чтобы в следующий раз, когда очередная красотка тебя пригласит, тебе не пришлось убегать за кулисы или, как сейчас, аж в другой город!       — Очень смешно…       — Я серьёзно. Так. Давай. Представь, что я Эмбер. Клади руку мне на талию. Вот так… А эту давай сюда… И вот еще что: если у этой девушки будет такая же щетина, как у меня, то настоятельно советую вести себя как джентльмен, не стоит сообщать ей об этом сразу в лоб. Вот помню, была у меня одна гитаристка, так вот у неё...       Слушая Нигана не так внимательно, как ему бы хотелось, Карл думал о том, что в ином случае он непременно бы высмеял или как-то прокомментировал все глупости, что нёс сейчас Ниган: начиная от бородатой теоретической девушки и заканчивая всей нелепостью такого «обучения». Но сейчас… Карл вдруг совершенно точно понял, что он не испытывает никакого энтузиазма по поводу возможности, чтобы какая-то девушка, даже самая прекрасная, когда-нибудь пригласила его на танец.       Поэтому Карл молчал. Не только из-за своих мыслей: происходящее между ними сейчас выбивало из лёгких воздух, и даже пожелай сейчас Карл что-то сказать… Он был словно связан незримыми путами, только они не были удушающими, они словно держали его, обещая никогда не дать рассыпаться на части; они вызывали в душе окрыляющее волнение, которого Карл не испытывал прежде, но отчего то сейчас знал, что жаждал этого чувства всем своим существом.       Пусть он и был сейчас «ведущим» в этом странном обучающем танце, но Ниган двигался за них обоих; даже когда Карл выполнял все инструкции Нигана. И Карл всё более чётко понимал, что хотел бы получать от этого человека такие «инструкции» всю жизнь; чтобы этот человек вёл его, оберегал от неверных шагов, не давал упасть… Стоит ли говорить, что этот момент тоже оказался среди прочих в «потаённой коробочке» в самом сердце, чтобы позже, даже не имея больше поддержки и того, кто бы вёл его, освещать Карлу путь?..

3

      — Пить хочешь? — Ниган кивнув в сторону той самой пиццерии на причале, в которой они останавливались по пути в Бостон.       Последние полчаса Ниган был молчаливее обычного, хотя ничего плохого не произошло. С бывшим учеником, как и с коллегой, даже с женой они пообщались, как казалось Карлу, вполне неплохо. Но, тем не менее, что-то было не так. Нигану явно хотелось побыть одному: плохой признак. Все, кто хочет побыть в одиночестве, крутят в голове те самые мысли, которые, вероятнее всего, причиняют им дискомфорт или, что хуже, — боль.       — Было бы неплохо, — Карл действительно чувствовал, что в горле его пересохло, только причиной тому была вовсе не простая жажда.       Его пальцы и тело всё ещё помнили прикосновения Нигана, а в голове звучала мелодия, которая теперь всегда будет ассоциироваться лишь с поздним тёплым вечером, морским запахом и голосом Нигана, дающего указания, как правильно танцевать, и рассуждающего о времени первых свиданий, влюблённостей, толпах девушек... И это время, по мнению Нигана, наступит для Карла совсем скоро, мол, он и обернуться не успеет.       Только проблема была в том, что Карл только и делал, что оборачивался назад, более того — он буквально так и шёл по жизни все эти месяцы, не глядя по сторонам или вперёд. Тот, кто лишил его семи лет жизни, постарался сделать так, что Карл чувствовал себя надёжнее, помня о том, что его мучитель всё ещё на свободе. Будто разреши он отвести взгляд, посмотри Карл вперёд — этот монстр тут же окажется за спиной.       Купив себе и Карлу по молочному коктейлю, Ниган кивнул на свободный круглый столик на террасе,с видом на воду, в которой сейчас отражались неоны вывесок, свет луны и фонарей. Всё это отражалось и в глазах Нигана, когда он смотрел в окно. Карлу хотелось привлечь его внимание каким-нибудь вопросом, но он ничего не мог придумать. После танца, Карл, это чувствовал, что-то изменилось. Так бывало даже в детстве: стоило их отношениям стать ближе, стоило Нигану открыться, перестать держать на лице маску равнодушия, сарказма, надменности... Этот человек почти тут же старался отстраниться, закрыться.       И стоило Карлу об этом подумать, как в сознании тут же вспыхнули прочитанные строки о состоянии Нигана из блокнота доктора Вадса. Желая прервать молчание, Карл хотел было рискнуть заговорить о том, что случилось с Ниганом в тюрьме, но, будто это почувствовав, Ниган достал из кармана куртки пачку сигарет и поднялся с места.       — Допивай, я пойду покурю.       Карл кивнул и остался сидеть, зачем-то вспоминая всё, о чём они с Ниганом говорили, когда сидели в этом кафе в обед. Карл смотрел в окно на Нигана, отошедшего почти к самому краю причала, и отставив полупустой стакан в сторону, задумался о словах мужчины, сказанных днём здесь же. О том, как всё произошедшее повлияет на дальнейшую жизнь... Будет ли он так же, как и Ниган, взрослеть со страхом абсолютного непонимания, какие решения нужно принимать, а потом оглядываться назад, видя последствия своих решений, которые оказались неверными? Будет ли, словно хобби, перебирать людей, места жительства в попытке найти себя или наспех сделать из тех обломков, что оставил от него похититель?       При мысли о том человеке у Карла почти всегда возникал страх, вот только сейчас, зная, что Ниган поблизости, этого чувства не было. Ни страха, ни паники, ни ощущения слежки. И в этот самый миг Карл понял особенно отчётливо: ему не нужно гадать — он уже и так знает. Пусть это пока всего одно выбранное решение из множества грядущих, но, осознав сейчас правильность этого выбора, Карл ощутил в себе силы быть готовым ко всему, что только может преподнести ему жизнь.       Карл поднялся из-за стола и вышел на улицу.       Ниган стоял к нему спиной и смотрел на едва различимые волны в канале со множеством пришвартованных лодок, катеров и яхт. Луна уже поднялась достаточно высоко, отчего всё вокруг было окутано серебристым сиянием. Похожим на те блёстки, что остались на пальцах Карла после помощи в развешивании картонных декораций. Только сейчас этот серебристый блеск был самым настоящим.       — Ну и как, получилось? — оказавшись рядом, спросил Карл. — Ты нашёл себя?       И не дожидаясь ни взгляда Нигана, ни его ответа... будто бы боясь, что он будет конкретным и положительным или отрицательным... Не думая об этом всём, Карл просто взял Нигана за руку, сам не зная, отчего сердце бьётся с такой силой, будто этот жест — самое страшное, что Карл мог сделать в этой жизни, или что реакция Нигана будет этим «самым страшным»...       Но этого не последовало, и через несколько мгновений пальцы Нигана сжали ладонь Карла в ответ.       — Не думаю… Что хоть когда либо был к этому ближе, чем сейчас.

4

      Письма всегда казались ему чем-то нелепым, глупым, девчачьим, а значит, бесполезным, какой по словам отца всегда была его дорогая мать.       Поэтому он и называл их иначе — послания. Ведь как ещё можно передать другому человеку что-то тайное? Будь то любовное послание много лет назад, где каждая из букв вырезана из студенческой газеты, или — предупреждение. В обоих случаях адресатам не нужно знать отправителя.       Вырезая слегка подрагивающими руками пожелтевшие буквы, он криво ухмыльнулся, как и всегда в такие моменты ощущая, как рушатся границы его несчастливой, угнетаемой личности, так часто находившейся в тени. Он чувствовал, как что-то глубинное, животное и абсолютное разрастается в нём всё сильнее. Зверь снова испытывает жажду охоты, и теперь она стучит набатом в висках.       Очередное послание запечатано. Как было когда-то запечатано и самое первое — любовное. То единственное и изначально обречённое на провал. Но сейчас от этого воспоминания злости и стыда он больше не чувствовал — лишь иронию. Потому что теперь он понимал: что и в любовном послании, что в послании, которое он держал в руках сейчас, была угроза. Да, Зверь уже тогда жил в нём.       «Будь моей девушкой». Иначе пожалеешь.       «Продолжай хранить молчание». Иначе пожалеешь, Ниган. Иначе ты снова пожалеешь.