Семья

      «Всё нормально?»       «Более чем»       «Ага. Ты сейчас так говоришь, а утром я обнаружу под твоим глазом фингал или узнаю, что ты провёл эту ночь в камере, или ещё что похуже».       «Хуже уже быть просто не может, поверь. И следуй совету отца: ложись спать».       Но заснуть этой ночью Карл смог с большим трудом. Поэтому теперь сидел на постели и сонно глядел на вчерашнюю переписку с Ниганом. Делал это снова и снова, пока не сообразил, что новых сообщений нет. На фоне всего случившегося это было явно не самым хорошим знаком.       Они с Ниганом вернулись уже за полночь, но свет в доме Карла горел. И стоило им только выйти из машины, как на крыльце показалась фигура отца. И Карл прекрасно понимал, что для Нигана их путешествие не может закончиться ничем хорошим. И теперь Карл, в очередной раз проверив, нет ли новых сообщений, пытался мысленно подготовить для отца нужные слова, которые бы не усугубили ситуацию с Ниганом ещё больше.       Было ещё слишком рано, Карл совершенно не выспался, и его мозг отказывался работать на полную. Карл не помнил, чтобы он заводил будильник, но именно от его настойчивого звука он и проснулся в такую рань. Поэтому, вместе с подбором нужных слов для разговора с отцом, Карл сейчас пытался понять, какие дела у него могут быть сегодня.       Сеанс терапии лишь послезавтра, а его занятия по учёбе были временно приостановлены из-за загруженности школьных преподавателей: предвыпускными хлопотами с «настоящими» учениками.       — Карл, ты проснулся? Завтрак остывает!       Голос отца звучал подозрительно бодро и доброжелательно. Будто бы вовсе не он вчера смотрел на Нигана так, словно собирается его убить, а на собственного сына — с огромной усталостью; Карл до сих пор ощущал этот взгляд. Он был таким, будто отец сдался.       Возможно, в другом случае Карла бы огорчило выражение лица отца и его довольно холодное отношение.       «Карл, иди в дом, ложись спать и даже не думай высовываться из окна, чтобы подслушать».       Вот только Карл понял, что тоже устал. Устал притворяться, словно Ниган по-прежнему просто-напросто их сосед, общение с которым нежелательно. Карл устал от того, что встречи и разговоры с Ниганом постоянно приходится скрывать и делать вид, будто Ниган не является важной частью его жизни. Ниган всегда ею был. Пусть в детстве это и было иначе.       Карл не был уверен, что готов говорить с отцом о своих чувствах к Нигану, но если потребуется, если отец сейчас такой бодрый и добродушный, что уже успел придумать идеальный план для того, чтобы разлучить (это слово прозвучало странно и вызвало у Карла укол неловкости) их с Ниганом… Да, Карл готов был в этом случае наплевать на свой страх, на неумение выражать свои мысли и на вещи, которые казались ему стеснительными и неуместными (а разговор с отцом о чувствах был уж точно из таких вещей) и сказать всё, как есть.       Возможно, подбадривал себя Карл, к концу такого сложного разговора он и сам, наконец, всё поймёт окончательно: и свои чувства к Нигану, и то, из чего состояли их странные и в то же время такие необходимые отношения. А главное, возможно, поймёт и то, что творится на душе у самого закрытого человека на свете — Нигана, который (и Карл понятия не имел как) всё это время притворялся, играл идеальную роль под названием «Нет, я уже и не помню, что такого ужасного могло случиться в месте, где я провёл целых семь лет. А я точно там был?»       — Пап, мне нужно поговорить с тобой о… О…       — Привет!       — Привет… Ты как тут?.. — Замерев на пороге кухни, Карл смотрел на сидевшую за столом Джудит и чувствовал, как губы сами собой растягиваются в улыбку, и радость этой улыбки разливается по всему телу.       Карл уже и не рассчитывал увидеть свою младшую сестру в ближайшие несколько месяцев, как минимум. Он был уверен, что в своём желании продолжать жить новой, начатой ещё семь лет назад жизнью (с Шейном или без него: этого Карл так и не смог взять в толк после последнего разговора с крёстным) его мама постарается сделать минимальным общение не только с собой, но и с Джудит.       Всё этот тут же навело Карла на мысль, что, вероятно, мама тоже приехала, мама тоже здесь. И тут же обернувшись и бросив взгляд на количество столовых предметов, Карл ощутил, что он не знает: рад ли будет он такому исходу?       И это было странно, ведь ещё несколько недель назад его сокрушало чувство обиды, потери, несправедливости из-за статьи, где мама говорила о нём; из-за её нежелания возвращаться к жизни в этой семье… А теперь… Теперь Карл не был уверен, что испытывает ту же радость от мысли, что мама вернулась, какая была в нём при виде Джудит.       Видимо попытки Карла понять, есть ли в доме кто-то ещё, были истолкованы отцом верно, потому что, поставив на стол коробку с молоком, он произнёс, тщательно, как показалось Карлу, подбирая слова:       — Джудит поживёт с нами и закончит школу здесь. Лори… Мама говорит, что в Нью-Йорке возникли какие-то проблемы с наличием мест или с самой программой обучения, поэтому… Надо было сообщить тебе раньше, но...       Карл и сам смог закончить мысль отца: «...Но вчера ты с самого утра без моего разрешения разъезжал чёрт знает где с тем, кому я выписал судебный запрет, и с кем ещё семь лет назад строго настрого запретил тебе общаться, и в чьей постели ты ночевал несколько дней назад, и…» Да, Карл понял, что именно могло быть сказано после этого «но», поэтому тут же произнёс, сев рядом с Джудит:       — Круто! А кто тебя привёз?       — Нет-нет-нет! Ты!       — Я — что?       — Рассказывай!       — Да, знаешь, особо-то и нечего…       — Ага, и именно поэтому ты вошёл на кухню с таким серьёзным лицом! «Нам нужно поговорить о…» — Джудит смешно спародировала его фразу, и Карл бы непременно посмеялся, если бы не тот факт, что сейчас, при Джудит, он точно не сможет поговорить с отцом.       — Так о ком ты хотел поговорить с папой?       — О ком? Может быть, не о ком, а о чём?       — Такое серьёзное лицо ты делаешь лишь в случае, когда твой разговор начинается с «Я хочу поговорить…» и заканчивается на «...о Нигане». Так-то!       Именно поэтому, а не потому, что Джудит была слишком мала для таких разговоров, Карл и не смог бы говорить с отцом при ней. Пусть Джудит и преувеличивала, но она по какой-то причине улавливала и накапливала в себе всё, что касалось Карла и Нигана. Если отец предпочитал не замечать ничего, делая вид, будто Ниган — просто сосед, то Джудит… Карлу делалось неловко от того, как по-взрослому, но при этом совершенно без границ работал её мозг. Она словно видела самую суть, или же Карлу хотелось так думать? В надежде, что хоть кто-то сможет дать объяснение тому, что происходит между ним и Ниганом.       Но что может понять семилетняя девочка? Карл попытался вспомнить себя в возрасте Джудит, но этот возраст никак не желал всплывать в памяти, потому что на его горизонте маячил другой период времени, который затмевал собой способность Карла увидеть семилетнего себя чётко.       Что он делал в семь лет? В школу он пошёл с восьми, потому что мама не считала его, вечно витающего в облаках, готовым к занятиям (хотя сейчас Карлу думалось, что маму больше волновало его неумение общаться с «себе подобными»), потом были дни и месяцы, наполненные пребыванием Карла в библиотеке или же дома, но тоже — с книгами или комиксами, но чаще — во дворе с воображаемыми персонажами для придуманных Карлом игр на заднем дворе их дома…       Джудит отличалась от него тем, что всё, что Карл носил в сердце, в душе, его сестра с лёгкостью, казалось, могла озвучить вслух. Была в ней какая-то смелость, какая-то непосредственность и независимость. В каждой школе, в которую она пошла с шести лет, Джудит, по словам мамы и отца, легко находила себе, если не друзей, то тех, с кем проводила время на переменах, к кому ходила в гости делать домашние задания, и с кем вечером говорила по телефону, обсуждая школьные новости. И, наверное, для мамы... Джудит стала материальным подтверждением новой жизни, к которой мама так стремилась, уезжая из этого города, от отца; оставляя позади страшную трагедию, которая в то же время (как бы Карлу не хотелось так думать) стала для неё избавлением от жизни, которой мама никогда не хотела.       — Так, давайте без лишних разговоров, мы уже и так опаздываем.       — Опаздываем куда?       — Я должен отвезти Джудит в школу и не забыть поблагодарить по пути святую бюрократию, из-за медлительности которой Джудит всё ещё считается ученицей их учебного заведения. А ты… У тебя сегодня тоже много дел. Если ты, конечно, всё ещё планируешь сдать все экзамены в этом году.       — Я не…       — Что, уже передумал?       — Нет-нет, но я думал, что это вроде как не получится сделать.       — Я тоже так думал, к тому же, я был уверен, что просто провести лето, не беспокоясь о колледжах и прочем, пойдет тебе на пользу, но.. С учётом некоторых последних событий… Думаю, будет гораздо лучше, если тебе будет, чем занять свою голову.       — Что за события?       — Долгая история, Джуд, доедай!       — Расскажешь по дороге? Это из-за мамы и Шейна? И того, что Карл может превратиться в алкоголика и трудного подростка?       — Хей! Ну, спасибо за столь исчерпывающее мнение обо мне!       — Это не мнение, это статистика: если подросток узнает о таких вещах, творящихся в его семье, то он может пуститься во все тяжкие, — назидательным тоном произнесла Джудит, вставая из-за стола.       — Думаю, у меня были вещи и похуже, которые могли бы заставить меня... Как ты там сказала? Пуститься во все тяжкие?       — А ты бы хотел?       — Джудит! Одевайся!       — Честно? Даже не думал об этом.       Пока Джудит надевала сапоги, бегала за рюкзаком наверх, искала свой телефон под недовольные причитания отца, Карл действительно задумался над её вопросом и пришёл к выводу, что не солгал. Ему действительно не хотелось всего того безрассудного и губительного, о чём порой предупреждала на сеансах миссис Баум; Карлу хотелось забыть обо всём, словно перевернуть страницу комикса, где герой после всех испытаний живёт долго и счастливо. Да, Карлу хотелось жить, пусть пока он и не знал, как именно ему начать это делать правильно. Но Карл точно знал, ч т о и м е н н о даёт ему едва ли не ежедневное желание пытаться это делать.       Ниган.       Пусть даже все вокруг, стоит им узнать об этом, стали бы твердить, что как раз это и является тем самым абсолютно неправильным, какое только можно отыскать.       — Я тоже сейчас сбегаю за рюкзаком... — доев и поднявшись из-за стола, произнёс Карл.       — Нет-нет… Ты остаёшься дома.       — Но… Я думал, что ты уговорил кого-то из учителей взять меня в свою группу по подготовке?       — Я пытался, но тебе нужны именно индивидуальные занятия, поэтому ты можешь подняться наверх и просто принести вниз тетради, с сегодняшнего дня ты продолжишь заниматься дома.       Карл не понимал, как кто-то из учителей мог согласиться заниматься с ним на дому, если при этом не мог взять его к себе на занятия, ссылаясь на недостаток времени. Но это не имело сейчас для Карла столько значения, сколько снова выросшее желание поговорить о Нигане. Ведь Карл был уверен, что вряд ли сможет сосредоточиться (хотя телефон он намеренно оставил наверху) на обучении, если хотя бы не узнает, как закончился вчерашний разговор рассерженного отца и Нигана.       — Что ты?.. — спросил Карл, выходя из комнаты с одной большой общей тетрадью, когда Джудит с огромным рюкзаком прервала его мысли, толкнув плечом и хитро улыбнувшись, проносясь мимо (отец снова кричал что-то о её медлительности).       Карла поражало, как спокойно и даже радостно его сестра переносит разлуку с мамой, новости о маме и Шейне... Карл поторопился следом, чтобы выслушать наставления отца об очередной учительнице из школы: городок был маленький, и отец каждый раз, оставляя Карла одного заниматься уроками, боялся, что темы урока могут быть переплетены с желанием той или иной преподавательницы узнать о случившемся.       Поэтому, спускаясь вниз, Карл мысленно готовился к наставлениям отца: звонить ему, если что; в случае чего, он может непременно прислать патрульную машину или приехать сам. И Карл был мысленно удивлён, когда ничего из этого не услышал.       — Справишься, если что, с обедом? Не уверен, что смогу вырваться домой.       — Да, без проблем. Но я хотел с тобой поговорить, пап, насчёт вчерашнего и…       — Мы правда с Джудит очень опаздываем, давай обсудим всё, когда я вернусь, хорошо?       — Ладно, — нехотя согласился Карл.       — Давай, тебя уже и самого ждут в гостиной, надеюсь, ты приложишь все силы, чтобы подготовиться как следует к сдаче экзаменов.       — Ага, я постараюсь.       Карл хотел было сказать, что это будет сложновато, учитывая, что он будет как на иголках ждать вечернего разговора, но отец уже сел в машину. Помахав напоследок и ему, и Джудит, Карл вернулся в дом, лишь сейчас понимая, что не спросил, пришла ли сегодня миссис Келли или миссис Томсон (именно они всегда находили в своем расписании время для лишних занятий).       Взяв со стола свою пухлую от прошлых конспектов и домашних заданий тетрадь, Карл направился в гостиную, размышляя о том, как именно он будет сейчас заниматься, если в окно виден дом Нигана, разговор с которым Карлу был необходим не меньше, чем разговор с отцом.       На столе в гостиной Карл увидел стопку учебников и банку газировки. Удивлённый этим фактом (обе женщины не пили ничего, кроме чая или минеральной воды), Карл застыл на мгновение в дверях. Но в чувство его привёл прозвучавший со стороны голос, заставивший вздрогнуть, а сердце — ухнуть куда-то в область желудка:       — Чтоб ты знал: опаздывать на мои занятия — не самая лучшая затея, пацан.