1
Семь лет назад — Кхм… Не знаю, что ты тут делаешь, но если вдруг заблудился или ударился головой, то напоминаю: телевизор в другой комнате. — Чего? — Карл обернулся на голос так резко, что чуть было не схватился за горячую дверцу духовки, через мутное стекло которой пытался смотрел, как запекается внутри печенье, которое они приготовили с Ниганом пятнадцать минут назад. — А… Очень смешно. — Вот и я говорю, что нет. — Я просто… — Просто возомнил себя суперменом и хочешь ускорить процесс своим супер-взглядом? — Супермен стрелял из глаз лазерами, его сила бы тут не пригодилась, а вот Тепловая Волна… — Окей, давай хотя бы сегодня обойдемся без твоих лекций о комиксах, спасибо. Карл открыл было рот, чтобы высказать возмущение, но решил не препираться с мужчиной, характер и манеры которого вполне позволяли ему без труда выставить непрошенного гостя вон. А именно так себя Карл и чувствовал — непрошенным гостем. Вот только не у Нигана, а в своём собственном доме, где вот уже несколько дней стояла не самая благоприятная обстановка: хоть родители при нём почти и не ссорились, но по какой-то причине даже приближение Рождества никому не улучшало настроение. Поэтому возможность проводить время в соседском доме, рядом с Ниганом Карл воспринимал как подарок: раньше ему деваться было некуда. Лишь изредка к ним в гости из Бостона приезжал Шейн, и в эти дни Карл чувствовал себя тоже очень хорошо: Шейн понимал его во всём и дарил классные подарки. Вот только приезжал он почему-то очень редко. — Печенье твоей мамы тоже часто подгорало? — посмотрев на Нигана и улыбнувшись, Карл решил, как это часто говорят сами взрослые, «сменить тему». — Печенье моей мамы? — Ниган спросил это таким тоном, будто каждое слово в этом вопросе было для него незнакомым. — У моей — с этим вечная, как говорит папа, проблема, а ещё так говорит и мой крёстный. Мама всегда от этих слов очень злится… — А может, она злится на что-то ещё? До этих слов? Поэтому всё и подгорает? Карл честно задумался над объяснением Нигана. Хотя уже в следующую секунду, будто вспомнив, что ведёт разговор с ребёнком, Ниган добавил уже менее серьёзным тоном: — Ну, или всё подгорает, потому что у неё нет столько усидчивости, чтобы сидеть в засаде и поджидать, когда печенье из состояния полуготовности внезапно начнёт гореть!.. Но такое объяснение Карл не оценил. Он не считал себя ребёнком, и почти всегда умел различать в словах Нигана иронию, поэтому он просто хмыкнул, демонстративно отошёл от духовки и уселся за стол. Окна кухни Нигана выходили на улицу, отсюда хорошо было видно растущее дерево под окном комнаты Карла. По словам Шейна, оно через несколько лет разрастётся, да так, что «к выпускному классу Карл без труда сможет сбегать на все вечеринки без разрешения родителей». Правда, слушая такие вещи о своём будущем, Карл не ощущал в себе желания куда-то убегать (пусть и делать что-то без разрешения родителей он порой любил: взять хотя бы встречи с Ниганом… Карл чувствовал, что некоторые вещи всё-таки лучше делать в тайне. Хотя порой радость и воодушевление так переполняли его, что Карл забывал об этом «правиле» и делился в порыве чувств всем с родителями. Например, на днях он попросил маму уговорить отца, чтобы Ниган мог отмечать Рождество с ними!) — Не было никакого печенья, — раздался голос за спиной, прервав мысленный поток Карла, засмотревшегося в окно. — И единственное, за чем точно так же, как и ты сейчас, пристально наблюдала моя мать, так это чтобы я не путался под ногами, когда она приводила в наш дом очередного ухажёра. Поэтому единственное печенье, которое бывало у меня по выходным — то, которое мне удалось стащить из придорожного магазина. — Ты воровал печенье в магазине?? — О да, парень, забыл сказать: ты общаешься с самым настоящим преступником. — Если это очередная твоя попытка от меня избавиться, то она очень плохая. — Шериф точно твой отец? А то у тебя уж слишком лояльное отношение к преступности, пацан! — Ты не преступник, пусть даже и… — Но поняв, что может сболтнуть лишнего, Карл резко замолчал. — Ничего. — Пусть даже — ничего? Карл отвернулся обратно к окну и поджал губы: он чуть было не проговорился о том, что читал личное дело Нигана. И пусть он не всё понял, лишь суть: Нигана обвиняли и судили за какие-то вещи, которые Карл представить мог не совсем; но главное — в этом деле стояла отметка «оправдан». И пусть дальше в папке было много какой-то уточняющей информации, в том числе и с пометками отца, но Карл уж точно осознавал, что значит «оправдан». Как всё больше понимал и то, что даже не будь там такой отметки, ему было бы всё равно. Ниган стал его другом, и не имело значения, что он мог натворить в прошлом: воровал ли он правда печенье в магазине или же был действительно замешан в деле под названием «растление несовершеннолетнего»...2
Семь лет назад — Ты точно не хочешь открыть их все сейчас? А что насчет этого? Он кажется довольно многообещающим! Как знать, быть может, там… — Рик! — Молчу-молчу… — Дорогой… — Мама казалась обеспокоенной. — Как ты себя чувствуешь? Температуры, вроде бы, нет… Карл видел, как отняв от его лба руку, мама с надеждой посмотрела на отца, словно его должность шерифа полиции должна была способствовать поискам причины того, почему их сын ведёт себя так странно, не выказывая ни малейшего интереса к подаркам под ёлкой. Тогда ещё никто из них не знал, что должность полицейского не поможет и в поисках чего-то более важного; что ни этот статус (шерифа полиции), ни все брошенные силы не помогут в поисках их сына, для которого это рождественское утро с родителями станет последним перед долгой разлукой... Карл понимал беспокойство мамы и озадаченность отца: не было ещё ни единого рождественского утра, проснувшись в которое Карл бы первым делом не бежал в гостиную, будя по пути родителей призывами присоединяться к нему, чтобы начать разворачивать подарки. Но сегодняшнее утро стало исключением: проснувшись позже родителей, Карл миновал гостиную с ёлкой и подарками под ней, направившись прямиком на кухню — завтракать. Вот только Карл не был болен. Уж точно не физически, хотя он сам был готов поклясться, что болело именно что-то внутри, что-то в районе грудной клетки, и, казалось, никакие подарки не смогли бы унять это неприятное чувство. Да, подарки этого сделать не могли, но план, который Карл вынашивал уже несколько дней, и который уже превратился в самое настоящее рождественское желание (в случае его успешного завершения) мог излечить Карла. Потому что этот план был связан с человеком, живущим через дорогу. И пусть несколько дней назад Карл услышал от Нигана самые неприятные слова, которые только может сказать друг (пусть и по словам отца такая дружба неправильна; а Ниган слишком взрослый для такой дружбы… Карлу было плевать. Разница в возрасте пятнадцать или двадцать лет? Какая разница, если тебя с человеком тебе здорово?). «Мы не можем с тобой больше общаться». Карл отчётливо запомнил только это, хоть и помимо них точно звучало много синонимов к слову «неправильно»; как запомнил и ответ на свой вопрос, который ранил больше всего, потому что он ничего, казалось бы, не мог сделать, чтобы Ниган изменил своё мнение. « — Я тебе больше не интересен? — Ты больше мне не интересен, пацан». В тот день, когда Ниган сказал это, Карл ушёл — даже убежал, если по-честному; но не потому, что ему нечем было оспорить сказанное, а потому что Карл ощутил в глазах слёзы, чего никогда не бывало прежде. Именно они и стали причиной его бегства. И не то, что бы Карл не плакал при Нигане прежде — такое бывало; Ниган заставал его таким, вот только сам мужчина ни разу не был причиной этих слёз. Карлу казалось такое попросту невозможным. Но в тот вечер, в свете зажжённых гирлянд, что украшали каждый дом и деревья вдоль всех центральных улиц, Ниган произёс те самые несколько слов и таким тоном, какого Карл никогда не слышал от этого человека прежде. Только не по отношению к себе. Но то ли всему виной был волшебный дух приближающегося Рождества, то ли по той причине, что Карл был ещё ребёнком и та боль, что нанёс ему своими словами Ниган, вполне могла подвинуться в сердце, дав место надежде и вере в то, что он непременно сумеет всё исправить; в то, что Ниган тем вечером был просто более сердит, чем обычно, а его тон и слова на самом деле значат не больше, чем его обычные причитания и колкости, к которым Карл давно привык. И в канун Рождества, по мнению Карла, только хороший подарок мог вернуть всё, как было прежде. Карл знал лес позади их дома намного лучше, чем Ниган, который изредка ходил туда искать материал для своих будущих работ. И у Карла на примете уже давно было несколько идей подарка для этого человека, всего-то и нужно было сходить ненадолго в лес. От мысли, как удивится внезапному подарку Ниган, Карлу и самому становилось приятно настолько… Карл впервые ощущал неподдельную радость от того, когда ты сам даришь что-то близкому человеку, а не получаешь что-то… Карл представлял, как после удивления и радости Ниган непременно скажет ему о том, какой же он молодец, и какой же сам Ниган дурак; после чего в фантазиях Карла мужчина наконец примет приглашение отмечать с ним Рождество. И уже вместе с семьёй и Ниганом Карл наконец откроет все свои подарки, и это Рождество станет самым лучшим в его жизни. Мечтая обо всём этом, Карл ещё не знал, что это Рождество станет последним, а его подарки так и останутся не открытыми. Подарок для Нигана Карл присмотрел ещё давно, ещё в те дни, когда пребывал в наивной уверенности, что его идее отмечать Рождество вместе с этим человеком ничего не сможет помешать. Уж тем более не кто-то из близких ему людей, вроде отца. Или самого Нигана. Карл не мог тогда объяснить, но он на каком-то совершенно нечеловеческом уровне ощущал, что между ним и Ниганом есть особая связь, и что появилась она не в процессе их общения, а будто бы уже в самую их с Ниганом первую встречу. Ещё совершенно не зная этого человека, Карл почувствовал огромную его значимость, едва только увидев. Наверное, люди, занимающиеся психологией, сказали бы, что Карл просто увидел в лице Нигана взрослого, от которого можно было бы получить то самое внимание, ту самую оценку и мнение, какие никогда не смогут дать родители. Но лишь череда событий длиною в годы подтвердит правоту Карла в этом вопросе. Да, пусть в свои десять лет он и не понимал, что именно это была за связь, её причины и назначение… Но уже после, думая о своей дружбе и общении с Ниганом, о том, что с ними обоими случилось, Карл знал, это не просто какой-то психологически обоснованный случай. Это судьба... Возможно, было глупо дарить такую вещь человеку, который и сам наполнял прилавки таких сувенирных лавок всяким, как говорил мужчина, «барахлом». Но Карл как-то смеялся над тем, что в его доме нет ничего подобного. — Сапожник без сапог! Знаешь, что это значит? Это значит, что человек, который чем-то занимается, делает это для других, в итоге сам себя этим обеспечить не в состоянии. — А почему бы сперва не сделать что-то для себя, а потом — для других? — Ох, это не так просто, пацан. Не то, что ты называешь «сделать сперва для себя», я про другое. Наверное, всё дело в психологии. Будто бы… Кажется, что когда делаешь для себя… Это словно подделка! Не говоря уже о желании вообще что-то делать, когда речь заходит о себе. Не знаю насчёт других «сапожников», но для себя я всё сделал абы как… И не потому, что считаю себя хуже других, нет. Просто твои умения, навыки и готовый продукт, не знаю, будто бы обесцениваются. И что ты делаешь? Правильно! Обращаешься за услугой к другому «сапожнику», и не факт, что этот другой сделает лучше! Понимаешь, о чём я? — Ага… — В такие моменты Карл старался не перебивать мужчину: уж слишком не часто тот был столь многословен, не говоря уже о том, что говорил с ним как с настоящим взрослым, который способен всё-всё понять и представить. — Вот и отлично. Подай-ка мне во-о-он ту штуковину… Карл тогда так и не понял, имел ли Ниган что-то более конкретное, но точно понял другое: подарок, который Карл купил на свои сбережения, Нигану точно понравится! Ведь это была деревянная фигурка супермена ручной работы! Хотя, быть может, от ругательств или замечаний в сторону «сапожника», выполнившего эту работу, Ниган и не удержится… Вспоминая покупку подарка, Карл ещё больше преисполнился желанием поскорее найти нужные вещи, вернуться к себе в комнату и завернуть для Нигана этот подарок, получив который, он непременно хлопнет себя по лбу и заберёт обидные слова обратно. Уже стемнело, но Карлу не было страшно. Прилегающая территория к дому в виде поляны и леса была всегда его местом для игр. И если там, среди ветвей, и жили чудовища, то в своём воображении Карл каждый раз их побеждал со своими придуманными друзьями. Один из которых в последнее время приобрёл вполне настоящее лицо — лицо Нигана, разумеется. Собрав всё, что ему может пригодиться для того, чтобы украсить купленный подарок, Карл уже хотел уходить, как вдруг луч фонарика высветил среди ветвей нечто красное. Словно кровавые брызги, на ветвях одного дерева висели грозди красных ягод. Кажется, это была рябина? Карл не был уверен так, как мог бы его одноклассник-отличник. Но Карлу ответ не был важен: эти ягоды, если их обработать папиным лаком для мебели или маминым прозрачным для ногтей отлично дополнили бы композицию, которую придумал Карл, долгое время наблюдая за тем, как делает самые разные вещи Ниган. Убирая ягоды в карман куртки, Карл надеялся, что они не оставят следов, не то потом придётся объяснять «кровавые пятна» маме! Повернув к дому, Карл улыбался и испытывал приятное волнение и радость от того, что его план почти был выполнен; Карл испытывал гордость за свою идею и решительность воплотить её в жизнь, не побоявшись даже пойти в лес в темноте! Ведь именно так поступают друзья: не отпускают друг друга при возникших трудностях. А когда Ниган увидит его подарок и то, как тщательно Карл старался подражать ему, как применял знания, которые получил от него, то… Эта мысль оборвалась также, как и сделал это воздух, поступающий в лёгкие: кто-то, подойдя сзади, перекрыл ему возможность дышать даже носом, закрыв почти всё лицо чем-то плотным, влажным; но сделав все это так, что Карл даже не успел ощутить страх, потому что очень быстро наступила тьма. Тьма, которая продлилась целых семь лет.