Спасённая жизнь

На следующий день Андрей снова сидел в диспетчерской. И он, и Алевтина молчали, и молчание было не такое, как обычно — напряжённое. — Андрей? У тебя всё хорошо? — поинтересовалась Аля. — Да. У меня да… Я думаю о той девочке. Кире. Не знаю, как она всё это пережила. Закрываю глаза и вижу её взгляд. Испуганный, просящий о помощи, — на лице Андрея появилась немного истеричная улыбка. Он сам понимал, на сколько глупо это звучит — сколько всего ей пришлось перенести… Захват школы, болевой шок, изнасилование…- он знал, что оно было. Ему, как медику не надо было прилагать особых усилий, чтобы понять это, — и эта боязнь людей. Она зародилась ещё до всего этого и проявлялась не как обычный шок. Судя по всему, у девочки есть серьёзные основания бояться и не доверять взрослым. По словам Димы, одноклассника, пол года назад она закрылась в себе и почти перестала улыбаться. Покрасилась в чёрный, стала хуже учиться, начала делать тёмный макияж, несоответствующий возрасту, но неделю назад снова стала прежней. Только до сих пор закрытая и безэмоциональная, -перечислял медик. — Я сомневаюсь, что она, если и выживет, сможет доверять людям. Скорее всего её поставят на учёт к психиатру. — Аля уже не первый раз слышала эту историю, но посчитала нужным снова выслушать своего возлюбленного. Она поняла, что девочка его зацепила, но пока не до конца понимала чем. Смелостью? Силой воли? Сильнейшим желанием жить? Она боролась за жизнь. Терпела все эти испытания и не сдалась. Но в итоге Алевтина пришла к выводу, что тут огромную роль сыграла наивность и беззащитность ребенка, и в Андрее срабатывает инстинкт спасателя, который хочет защитить жертву от агрессора. Но ей нужно было больше информации, чтобы понять точно. — Хочешь, я узнаю, в какой больнице она лежит, и после работы заедешь к ней? — Аля решила, что это будут лучшие действия в данной ситуации. Андрей поднял глаза и молча кивнул, — а ты иди помоги Вите. Он там один на кухне остался, боюсь, как бы нам его спасать не пришлось. Медик слабо улыбнулся, подошёл к диспетчеру, обнял за плечи и поцеловал в макушку, после чего отправился на кухню.

***

Андрей сидел на кухне и следил за Семечкиным, который резал овощи для салата. На удивление — пока что успешно. Во всяком случая, важные вены и артерии у всех целы, все пальцы и глаза на месте, а не в салате, огурцы — на разделочной доске, а не на полу (или где подальше), а самого Витю, слава святым Грекам, не переклинило, и он ещё пока не пошёл резать людей, предварительно не создав роботов, которые будут продолжать его дело и прятать трупы в пиццерии, пока сам стажер ходит по улицам города в костюме зайца и случайно сгорает заживо, всё же выживая, только уже в форме смертельно опасного вируса. Балашов пытался заставить себя поесть. Он понимал, что голодовка — это не правильно, но перед глазами стоял образ девочки. Она смотрела на него с болью и отчаянием, страхом и мольбой о помощи… Его размышления прервал голос Алевтины, раздавшийся из рации: «Петров, Скворцова на выезд. Мальчики полезли на дерево, один из них боится спуститься. Координаты высылаю». Так ничего и не съев, Андрей налил две кружки чая — для себя и для Али и пошел к ней. Аля, как обычно сидела за пультом и что-то писала. Заметив Андрея она начала: — Я звонила в больницу, где лежит Кира. Врачи говорят: состояние стабильное, жизни ничего не угрожает, но на контакт идти отказывается. Ничего не ест и ни с кем не говорит. Смотрит в стенку пустым взглядом, и иногда начинает плакать. — Это и не удивительно, — протянул собеседнице кружку с чаем Андрей и облокотился на стол. Снова повисло молчание. На этот раз уже такое, как всегда. Они смотрели друг другу в глаза и улыбались. — Я съезжу к ней вечером, — прервал тишину медик и отошёл от стола. — Можно с тобой? — спросила Аля. Просто ей самой очень хотелось поговорить с девочкой. И как человеку, и как психологу. — Конечно — ответил мужчина, повернув голову, — я даже буду рад этому, — добавил он. После окончания смены Андрей и Алевтина поехали в сторону больницы, где лежала Кира. Перед тем как навестить девочку они решили посетить ближайшую «пятёрочку» и купили коробку конфет. После того, как спасатели зашли в отделение больницы их сразу же спросили: -Вы к кому? — вопрос задала полная, немолодая санитарка в очках с толстыми стёклами и с очень ярко накрашенными губами. — К Кире Матвиенко. Мы с вами разговаривали по телефону, — ответила Аля. — Есть такая. Прямо по коридору и направо. По правую сторону увидите её койку. Верхнюю одежду сдайте в гардероб, там же вам выдадут халаты. И масочки оденьте, если не хотите оказаться здесь в качестве пациентов, — ответила санитарка скрипучим голосом, смеясь над своей шуткой. — Извините, вы не сказали, какой номер палаты? — задал вопрос Андрей. — Какая палата, немолодой человек? Пандемия. Ко-ро-но-вирус. Палаты и так переполнены. Я вам сказала: по коридору прямо, потом на право. И по правую сторону она, живая лежит, а не считая нерабочих ног и отвратительного характера, то её и здоровой можно назвать. Андрей с Алей в недоумении переглянулись и последовали указаниям. — Ну и дубак, — сказал Андрей. В коридоре действительно было очень холодно. Их шаги и голоса эхом разлетались по всему коридору. Повернув на право они увидели одинокую койку, стоявшую по правую сторону коридора между 106 и 107 палатами. На ней, свернувшись калачиком лежала Кира. Она очень сильно дрожала. С левой же стороны находился ряд окон, из которых сочился холодный воздух. Казалось, что при такой температуре жидкость, которая с помощью капельницы, попадала в кровь девочки должна была превратиться в лёд, но пока что баночка с ней только начала покрываться инеем. Кира лежала без одеяла, которое упало на пол. Ноги её были забинтованы, из носа торчали трубки. Глаза были широко открыты, но при этом ничего не видели, ресницы, видимо, мокрые от слёз тоже покрылись кристалликами льда, и это пугало. Андрей поднял с пола одеяло, сложил пополам и укрыл им девочку. Он видел: дело плохо. Аля уже начала дрожать от холода и прижалась к Андрею. Они оба стояли шокированные отношением к ребёнку. По лицу Киры бежали слёзы. Они падали на подушку, которая уже покрылась тонкой ледяной корочкой. Спасатель, приобняв и отпустив Алевтину присел на корточки и попытался заглянуть в глаза девочке. Безуспешно. Она, почувствовав его приближение, закрыла лицо предплечьями и продолжала дрожать. Он аккуратно взял Киру за руку, так же, как и вчера, и легонько потянул на себя. Рука поддалась и он смог заглянуть в глаза. Пустые, ничего больше не выражающие и влажные от слёз. Аля присела на край койки, сооружённой из двух стульев и широкой доски. Понятно: пандемия, палаты переполнены, но такое отношение к ребёнку… Аля положила руку девочке на голову и начала легонько поглаживать трясущееся тельце. Через некоторое время дрожь почти утихла. Осталось только неровное дыхание. Андрей попросил проходящего мимо медбрата принести стул. Тот скорчил недовольную гримасу, но стул принёс. Спасатель указал Але на стул, предлагая сесть, а сам опёрся спиной о подоконник и сложил руки на груди. Ему показалось, что взгляд Киры стал более осмысленным. — Привет. Как себя чувствуешь, — начала психолог. Девочка подняла голову и посмотрела на неё. Было видно, что это давалось ей с трудом. По её телу пробежала волна «мурашек», сделав спасённую Андреем девочку ещё бледнее. Но она нашла в себе силы, чтобы посмотреть в глаза Алевтине. — Я Аля. А это Андрей, — девушка указала на Андрея, изучавшего взглядом девочку. — А я вас помню, — Кира узнала её по голосу. Но голос девочки был слабым, а слова давались с трудом, но она нашла в себе силы продолжить, — мы с вами по телефону говорили. А вы… — обратилась она к Андрею, — а вы спасли меня, — сказала она и даже нашла в себе силы выдавить улыбку. Истеричную, но всё же улыбку, — спасибо. Андрей улыбнулся в ответ, прошептал что-то своей возлюбленной, и молча пошел по коридору туда, откуда они пришли. — А вообще, ты как? — задала вопрос Аля. — Могло быть и хуже, — ответила девочка спокойно, продолжая улыбаться. От тепла рук диспетчера ей стало так хорошо… Это было приятное и незабываемое ощущение безопасности и беззаботности, — но… Мне страшно! — и тут её голос сорвался. Она говорила последние слова плача и захлёбываясь воздухом. — Тихо… — сказала Аля, неожидавшая такой реакции, что бы успокоить ребенка, — тихо, всё хорошо. Я рядом, тебе нечего бояться, — она продолжала гладить девочку по спине. У Киры были светло-русые волосы и карие глаза. Маленький носик и когда-то аккуратные, но потрескавшиеся сейчас губы. Она была довольно высокой, но худой для своего возраста. Выраженная мускулатура и выпирающие из-под бледной кожи рёбра скрывались под одеялом, которым Андрей заботливо накрыл девочку. Одна рука Киры свисала с кровати. Диспетчер аккуратно подняла её, что бы положить на кровать и увидела это: на тыльной стороне ладони красовались недавно нанесённые порезы. Не очень глубокие, почти зажившие, но уродовавшие руку ребенка. Их было много. Они не оставляли живого места на Кире. Аля повернула руку так, чтобы увидеть предплечье. И увидела. Уже довольно старые шрамы на венах. Тут они были глубже. И следы от ожогов. Паяльником, плойкой или раскалённым ножом, неважно. Она сама это делала. Аля просто знала. Кира это поняла и начала плакать ещё сильнее. Она плакала тихо, но каждый всхлип эхом разлетался по пустому коридору больницы. И всхлипы эти были хриплыми. Минимум — пневмания. Возможно, она расстроилась, что ещё один человек узнал её секрет и сейчас будет ругать, возможно она устала от всего этого и плакала от безысходности, может, ей было стыдно и она боялась, что в ней просто разочаруются, а, может быть, она просто хотела вызвать внимание и жалость Алевтины (она сама понимала, что это ужасно по отношению к девушке, которая зачем-то приехала к ней в больницу, и сейчас сидит рядом с ней и гладит по голове, тратя своё время). Кира сама не знала, почему она плачет, но больше не могла сдерживать слёзы. Так они просидели ещё минут 15-20. *Несколько минут назад* Андрей стоял, прислонившись спиной к подоконнику и смотрел на девочку. — А я вас помню, — сказала она, — мы с вами по телефону говорили. А вы… А вы спасли меня, — тут она улыбнулась и произнесла, — спасибо. В последнем слове было столько благодарности и детской наивности. Это прозвучало так искренне, что вызвало умиление медика. Он не мог сдержать улыбки, а правильнее сказать — не пытался. Но так продолжаться больше не может. Андрей наклонился к Але и на ухо прошептал: «Я пойду, поговорю с лечащим врачом», и, незаметно поцеловав мочку уха возлюбленной выпрямился, развернулся и пошел в сторону холла. Андрей подошёл к медсестре и спросил, знает ли она кто лечащий врач Киры Матвиенко, и где его найти. Получив ответы на вопросы, спасатель отправился к нужному кабинету. На двери висела табличка «Лечащий врач Ромашкин К. В.». Андрей постучался, услышал «войдите» и вошёл. — Добрый вечер, — поздоровался он. В голосе слышались угрожающие нотки. Да и настрой был недружелюбный. — Добрый вечер, — поздоровались с ним. За столом сидел, не отрываясь от компьютера бородатый мужчина лет 35-ти. Казалось, что он не замечал настроения Балашова, — чем могу помочь? — Я по поводу Киры Матвиенко. Объясните, пожалуйста, как же так получилось, что ребёнок, раненый, больной, недавно переживший большой стресс и изнасилование лежит в вашей больнице в условиях, непригодных для жизни человека! — начал Андрей спокойно, но с каждым словом агрессия в голосе нарастала, а последние слова звучали угрожающе. — Кем вы ей приходитесь? — необыкновенно спокойно продолжил врач. — Я — человек, который вытащил её с полуразрушенного здания, спасая её жизнь. А вы эту жизнь губите, обращаясь с девочкой, как, как будто она не в больнице, а в концлагере! — пауза длилась секунд 15. — Как я могу к вам обращаться? — Константин Валерьевич. — Значит так, Константин Валерьевич. Либо вы немедленно обеспечивает ребёнку нормальные условия жизни, либо я иду в суд. — А что суд? Они прекрасно знают, что больницы переполнены. Это необходимая мера, — собеседник по-прежнему был спокоен, или притворялся таким. Он ни разу не посмотрел на Андрея. — А что родители девочки? Как они на это отреагировали? — голос Андрея тоже стал спокойным, но при этом в несколько раз более угрожающим. — А что родители? Они вполне адекватно восприняли сложившуюся ситуацию. Провели по телефону профилактическую беседу и сказали быть с ней построже. И ещё просили не беспокоить по пустякам. «Точно» — подумал Андрей. «Родители. Вот откуда такое недоверие к людям. Если они так к ней относились всегда, то её состояние не удивительно». — Но всё же я настаиваю, что бы вы обеспечили ей комфортные для жизни условия. — Она мне не платит за это. Я не обязан. А у вас, наверное своих детей нет, вот вы и пытаетесь подлизаться к чужим. Константин Валерьевич попал по больному. То есть на половину. У Андрея действительно не было детей и он очень сильно хотел, чтобы с ним в доме жил маленький человечек. Тот, которого Андрей мог бы чему-то научить, тот, о ком он мог заботиться, тот, с кем он мог бы проводить свободное время. Тот, к которому он мог бы спешить с работы и тот, которого он бы целовал на ночь. И тот, который бы любил его. Конечно, у него появилась Аля. И он предложил ей переехать к нему, когда он обзаведётся жильём. Но это всё рано не то. Он любил Алю, а она его, но это не то… Из раздумий его вырвал голос врача, который понял причину молчания. — Так идите в суд. Скажите, что эту «бедную малышку» никто не любит. Просите разрешения её удочерить, — мужчина разразился злобным хохотом, смотря на сосредоточенное лицо Андрея, — вот после этого и приходите с деньгами и более дружелюбным настроением. Тогда, может и поговорим. Слова, брошенные случайно отпечатались в памяти спасателя. Андрей понял, что доктор либо серьёзно болен психически, либо хочет подзаработать на аренде мест в палате. — Сколько вам надо? — Что? — переспросил мужчина, перестав смеяться и снова став серьёзным. — Сколько надо заплатить, что бы Киру перевели в палату? — Андрею не хотелось ссориться. Но помочь девочке надо было. И как можно быстрее. Времени на разборки через суд не было. — Сорок. За первую неделю. Андрей одарил собеседника убийственным взглядом, достал и кармана кошелёк и отдал улыбающемуся бородачу свою месячную зарплату. Тот улыбнулся, засунул деньги в какую-то папку и сказал: — Будет сделано. Андрей вышел из кабинета, хлопнув дверью и направился к Але и Кире. Идя, он думал о словах Константина Валерьевича. А ведь действительно. Если девочка поговорит с опытным, высококвалифицированным психологом, который сможет дать совет или психиатором, который сможет поставить диагноз… Нет. Вряд ли Кира захочет с ним жить. Да и учитывая проблемы, с которыми столкнулась Шимко… У него скорее всего ничего не получится. Дойдя до поворота, он услышал всхлипы. Она опять плачет, это и не удивительно. Аля сидела на стуле и гладила по спине плачущую девочку, сжимающую её руку. Андрей присел на корточки, чтобы его глаза были на уровне глаз Киры и тихо сказал: " Я договорился. Скоро тебя переведут в нормальную палату.» и погладил девочку по голове. — любишь конфеты? — спросил он, когда девочка почти перестала плакать. Кира посмотрела на него с непониманием, но всё же кивнула, успокоившись. Андрей достал из сумки купленную ранее коробку «Милки» и положил перед девочкой. — Вот. Только их надо съесть сейчас, пока никто не видит. — он заговорщически улыбнулся. Противопоказаний к шоколаду не было, но от медсестры он узнал, что родители девочки запретили её баловать. Андрей помог Кире сесть, не запутавшись в трубках. — Но… Они же дорогие, — девочка смотрела на коробку с испугом, как будто её будут ругать за прикосновение. — Сегодня тебе можно. Я разрешаю, — сказала Аля. Кира аккуратно потянулась к коробке. Она достала одну конфетку и положила в рот. — А вы будете? — прожевав спросила она. — Ну, если ты не доешь нам придётся забрать её с собой, — сказал Андрей низким, бархатным голосом и усмехнулся. Девочка тоже улыбнулась. По-настоящему, искренне. Аля тоже не смогла сдержать улыбки.