Князь Лесной Земли

Стоявший рядом вместе с братьями Стемир видел ликование своих воинов - вполне искреннее, в отличие от дедославцев, ведь они завоевали престол своему князю. Все кругом сияли радостью ярче, чем пламя на алтаре, казалось, эту радость можно собирать пригоршнями и освещать ею жилища, ярче, чем самыми лучшими восковыми свечами. И на лицах своих братьев и союзных вождей, куда бы ни взглянул, он видел то же горячее воодушевление. Победители поднимали глаза к потолку храма, где на высшем небе ликовали праведные души, и сами взлетали, как на крыльях, на вершины успеха. И по праву: ведь они возвели на престол нового великого князя, и верили, что Мирослав Брониславич их отблагодарит. Но сам Стемир почему-то не мог беззаботно веселиться, как если бы настал новый золотой век человечества. Ему не удавалось так легко сбросить напряжение, что-то продолжало его тревожить. Ему пока не верилось, что вперед только мир и покой. Может, из-за того, что главный враг, Ярополк Светлоярич, опять благополучно ускользнул? Да, конечно, и это тоже, но истинная причина была в другом. Разглядывая теперь великолепный храм с красочной росписью и мраморными изввяниями, увидев снова мощные Змеевы Валы и золоченые городские ворота Дедославля, он мысленно ставил рядом разоренные города, черные пепелища вокруг. Древняя сварожская столица вдруг представилась ему ненасытным золотым пауком, который висит в своей паутине и тянет соки изо всех, кто окажется вокруг, чтобы самому сохранять свой блеск и покой. И дедославльские бояре, пышно приветствующие его отца, не внушали Стемиру доверия. Предали одного князя, так же легко при случае предадут и другого. Все вокруг казалось молодому князю лживым, не внушало доверия. Отведя взор от алтаря, где в это время как раз совершали жертвоприношение заколотого быка, Стемир стал представлять, как сейчас в Лесной Земле. На ветках сосен уже, наверное, созрели красные пламенные семенные шишки. На лесных полянах, на солнечных взгорках созрела сладкая лесная земляника. А какие ясные вечерние зори в эту пору где-нибудь под Брониславлем или Залесным! Все небо окрашивается розовым и золотым, затем темнеет, наливается багрянцем, и наконец, опрокидывается в черную дышащую ночь, и звездочки блещут, словно со дна колодца. А здесь, в Исконных Землях, и закаты другие - тревожно-алые, будто в небе тоже идет война и льется кровь, они не успокаивают, а напоминают, что завтрашний день ненадежен. Подавив тоскливый вздох, Стемир подумал о Любуше, о сыновьях. Вызвать их сюда? Пожалуй, пока не стоит, до тех пор, как они не убедятся, что здесь вполне безопасно. С куда большим удовольствием сейчас оседлал бы коня и уехал сам домой, в Лесную Землю, где его ждут. Пусть дедославцы гордятся, что их город - голова всех Сварожьих Земель, а надменные влесославцы изрекают, что, как и положено любому живому телу, голова - у них, на Верху, а остальные края называют Низовыми. Но Стемир был твердо уверен: больше всего достойна быть головой и сердцем для всех сварожан Лесная Земля. Но почему тысячи лет до сих пор было иначе? Его блуждающий взор упал в каменную нишу в стене над алтарем, на самом почетном месте храма. Там, совсем, казалось бы, не вписываясь в его роскошную обстановку, стояла фигурка высотой примерно с локоть. Деревянная, покрытая глиной и обожженная, раскрашенная охрой и смазанная маслом до блеска, она изображала женщину с широкими бедрами и высокой грудью. Голова и лицо ее были едва намечены резцом скульптора, отнюдь не старавшегося добавить что-то от себя, а лишь прояснявшего первоначальный смысл священного изображения, каким его создали руки богов, а не людей. То была Берегиня Сварожьих Земель, знак неусыпной защиты и животворящей силы. Стемир видел ее, еще в юности побывав в Дедославле. Всякому, кто приходил в храм всех богов, жрецы с гордостью рассказывали, что Берегиня послана охранять Дедославль. Пока она находится в городе, он сохраняет свою силу в Сварожьих Землях. Самой же Берегине ничто не способно было повредить, огонь не касался ее, и руки постороннего не могли к ней прикоснуться. Никто не знал в точности, в какие времена Дедославль обрел свою защитницу. Случилось ли это еще при основателе города Хорте, внуке Сварта? Или немного позже? В конце концов, было неважно, поскольку даже самые древние летописи гласили, что Берегиня хранила Дедославль всегда. В ней была его сила. "Вот бы эту силу - нам, в Лесную Землю!" - подумал Стемир, но додумать дальше тогда не посмел, настолько дерзкой показалась ему мысль. После провозглашения Мирослава Брониславича великим князем, во дворце состоялся большой пир. Начавшись за полдень, он продлился далеко за полночь, и на пиру все смешались - пришедшие из Лесной Земли воины, и союзники, и дедославльские бояре, чинно усевшиеся за столом, словно тоже были победителями. Впрочем, кое-кто из них таинственно намекал на некие услуги, что позволили князю Мирославу занять престол. Правда или нет - а кто же станет возражать сотрапезникам самого великого князя? Стемир видел своего отца - тот сидел в резном великокняжеском кресле на высоком помосте, казалось, немного охмелев, не столько от вин и медов, сколько от радости. Шел час самого большого его торжества, к которому шел всю жизнь. В его честь сегодня кричали здравицы, наперебой желали счастья. Завидев сына, князь Мирослав позвал его сесть рядом. - Займи и ты положенное место, сядь моей левой рукой, поскольку тебе это звание больше подходит, - пошутил он. Проворные виночерпии налили в чаши еще золотистого меда, пахнувшего цветущими лугами. Прямо перед Стемиром очутилось серебряное блюдо с белорыбицей, зажаренной с травами, нежной, тающей во рту. Вокруг высились груды яств, и при виде них Стемир невольно удивлялся: откуда такие богатства в краю, только что пережившем войну? Когда это добили или в каких ледниках сохранили? Да уж, в Дедославле все есть! И тут же опять перед глазами вставали картины, от которых не избавишься просто так. Наклонившись к отцу, Стемир вполголоса произнес на ухо: - В столице изобилие, а вокруг все разорено! Кто сможет жать там, где не сеяли, потому что надо было держать оружие? Если хочешь, чтобы дедославцы полюбили тебя, прежде всего всех накорми! Великий князь взглянул на сына совершенно трезвыми глазами, усмехнулся: - Не заносись, Стемир! Твой старый глупый отец уже приказал доставить из Лесной Земли обозы со съестными припасами. Теперь уж позволь ему немного повеселиться в свой заветный день. Вот станешь сам великим князем - вспомнишь меня. - Батюшка, я никогда... - смущенно пробормотал Стемир, однако отец уже не слушал его, приказал музыкантам играть. Но даже теперь он продолжал чувствовать затаенную неудовлетворенность тем, как складывался ход вещей. Хорошо, пусть Лесная Земля спасает Дедославль от голода. Но что это за столица, которая сама себя прокормить не может? Почему все Сварожьи Земли обязаны на нее работать? И перед глазами опять представился золотой паук, висящий в середине хитро сплетенной пвутины и тянущий в ненасытную пасть все, что имеет неосторожность сунуться слишком близко. Стемиру показалось, что его отец и все они - неосторожные мухи, вздумавшие подружиться с красивым золотым пауком и сами влезшие в паутину. А князь Мирослав праздновал свою победу, веря, что теперь уж непременно сможет все устроить наилучшим образом. Его переполняла жизненная сила, он сам себе казался помолодевшим и твердо верил, что хватит сил на все. Один из дедославльских бояр, Доможир, ведавший сбором налогов, подняв очередную чашу за здоровье великого князя, воскликнул: - Тебе бы, государь, в новые хороны и княгинюшку новую! Мирослав расплылся в улыбке. - Я сам об этом думал! Пошлю сватов в Агайю, пусть привезут мне из Зеоклеи царскую сестру, царевну Лаодику! Тогда уж отпразднуем с вами свадьбу еще богаче, чем вокняжение мое! После этих слов пир разгорелся еще жарче. До утра хватило поздравлений и горячих пожеланий новому великому князю. И в самом деле, едва утвердившись на престоле, князь Мирослав отправил послов в Агайю. А к середине осени вверх по Данатре поднялась ладья с золотыми знаками солнца и луны на носу, доставившая великому князю Сварожьих Земель избранную будущую супругу, царевну Лаодику. Вернувшиеся из Агайи послы оассказывали, что царевна весело восходила на ладью, что должна была навеки отвезти ее в чужую страну, к неведомому будущему супругу. Живя затворницей во дворце брата-царя, она сильно скучала, а достойных женихов для столь высокородной девицы на всем свете было немного, так что царевне было уже под тридцать лет, хоть и все равно вдвое моложе нареченного супруга. В окружении пышной свиты, спустилась по трапу корабля молодая женщина с завитыми каштановыми локонами, посыпанными на сгибах золотой пудрой, томная и бледная, то ли от притираний, то ли от качки и беспокойства. Ее стройную фигуру облегало платье из бирюзового шелка, струившееся изящными складками. Царевна Лаодика на миг остановилась, отыскивая своими глазами цвета морской волны, подведенными черной краской, того, кто должен был стать ее супругом. Князь Мирослав Брониславич, залюбовавшись своей невестой, подал ей руку у трапа помогая ступить на берег Сварожьих Земель. Лаодика очаровательно улыбнулась. Она, конечно, успела разглядеть седые волосы и уже порядком огрузневшую с годами фигуру будущего супруга. Но руки, которыми он ловко ее придержал, были сильны, а глаза по-молодому блестели... А главное - она будет правительницей огромной страны, богатством не уступающей Агайе, а пространством ее заметно превосходящей! - Благополучно ли было плавание, госпожа моя? - обратился к ней князь Мирослав на агайском языке. Она вскинула свои нездешние глаза. - О, я немного уже учить... учусь говорить по-сварожски! Я счастлива прибыть в мою новую страну! - чужеземный говор добавил голосу царевны очаровательную хрипотцу. Боярин Истослав, ездивший в Агайю сватом, доверительно проговорил: - Царевна... то есть, будущая великая княгиня Лаодика удивительно способна к постижению наук! Не так уж долго продолжалась подготовка к путешествию, но за это время ее высочество уже научилась свободно говорить по-сварожски! Свитские великого князя рукоплескали своей будущей госпоже. С царевной Лаодикой приехали ее прислужницы - целая свита изящных, ухоженных женщин, похожих в пестрых чужеземных нарядах на стайку ярких бабочек. За ними следовала мужская прислуга. Как видно, Лаодика взяла с собой в Сварожьи Земли все свое привычное окружение. Причал наполнился звуками чужеземной речи. Впрочем, при дворе сварожских князей нередко имели дело с агайскими послами и торговцами, и большинство присутствующих могли связно объясняться с приехавшими. Отдельно от всех, вроде бы, среди слуг, но сам по себе, не смешиваясь с остальными, шел мужчина неопределенного возраста, черноволосый, но с седой бородой, очень смуглый, в черной тунике и вышитой звездами мантии. Он двигался совершенно бесшумно, точно кот. Едва взгляд Стемира задержался на этом человеке, как тот оглянулся и устремил на княжеского сына пронзительный взор темных, как ночь, глаз. Стемир оцепенел на мгновение, по всему телу пробежала ледяная дрожь, волосы стали дыбом, непривычный, небывалый страх охватил его. Ему показалось, что чей-то посторонний взгляд видит его насквозь, узнает его самые сокровенные мысли, читает их, как старинную книгу. Но Стемир не привык уступать никому на свете. В чужом вторжении он, не задумываясь, ощутил угрозу. И, как бывало в сражениях, в нем проснулась ярость. Внешне он оставался совершенно спокоен, но представил себе щит и загородил путь тому, кто непрошено влез к нему в голову. "Убирайся прочь! Ты мне ничего не сделаешь! У тебя нет надо мной власти!" Под бешеным взором Стемира, агайец поспешно отвернулся, побледнев и нахмурившись, словно у него внезапно заболела голова. - Кто это еще? - осведомился Стемир у боярина Истослава. Тот отвечал, почему-то понизив голос: - Прорицатель и звездочет на службе у царевны! В Агайе прорицательское искусство в большой моде. Все знатные вельможи и придворные дамы совещаются с гадателями, составляют гороскопы. Сам царь ни одного важного решения не принимает без совета прорицателей. А этот считается одним из лучших. Он сведущ в разных науках, между прочим, и сварожскую речь понимает, как родную. Отзывается на имя Клеандр. Стемир покачал головой. - Слишком знаменитое имя для человека, вышедшего из мрака ("Клеандр" по-агайски означало "знаменитый человек"). Только колдуна нам всем здесь еще и не хватало! - Я просто так тебя предупредил, княже, - осторожно произнес боярин. - А ты делай, что сочтешь нужным. - Да что уж тут сделаешь, - вздохнул Стемир, глядя, как его отец с царевной Лаодикой садятся в повозку, чтобы ехать в святилище Лады. Свадьба и впрямь удалась пышная. Никто из старейших жителей Дедославля не видел такой, а значит - и никто в Сварожьих Землях. Новобрачные облачились в царские мантии из пурпурного шелка, под стать обычаям агайского двора. Рядом с молодой супругой князь Мирослав Брониславич, казалось, помолодел на двадцать лет, и в самом деле выглядел еще видным мужчиной. Когда они с первой звездой удалились в спальню, оставив пирующих гостей, новая княгиня воскликнула на ломаном сварожско-агайском языке: - Рада быть твоей женой, государь! Предсказал мне ученый муж Клеандр, что я рожу тебе трех сыновей, и один из них в свой черед станет великим князем сварожским! И Мирослав, обнимая необыкновенную, похожую на редкий цветок женщину, сумел ей доказать, что вовсе еще не постарел - и в ту ночь, и в последующие, что у них были. За шесть лет брака княгиня Лаодика вправду родит ему троих сыновей: Звенислава, Добролика, и, наконец, самого младшего - Станислава. После того, как его отец стал великим князем, Стемир просил отпустить его в Лесную Землю, но напрасно. Князь Мирослав хотел, чтобы его сыновья оставались всегда под рукой. - Вы мне нужнее здесь, чем в Лесной Земле! Там ничего важного не происходит. А здесь, в Дедославле, стягиваются все нити управления, отсюда во все стороны рассылаются приказы, здесь живут самые влиятельные люди Сварожьих Земель. И мне здесь необходима твоя помощь, Стемир! И он нехотя повиновался отцу, вникая в заботы чужого и нелюбимого края. Отец дал ему в управление город Бронницу в семидесяти верстах от Дедославля. Этот город, разоренный и сгоревший во время войны с Ярополком, теперь был отстроен заново и становился одним из оплотов власти Мирослава, его сторожевой крепостью. В других городах ниже по Данатре сидели братья Стемира, охраняя полуденную границу от затаившегося в своих родовых землях противника. Вскоре после женитьбы великого князя, точно громом поразило печальное известие: скончался его старший сын Богуслав! Внезапная болезнь скосила его нежданно и негаданно для всех. Князь Мирослав, уже знавший, что вторая жена должна родить ему сына, для своего первенца ничего не мог сделать. Только похоронить его прах в урне из белого с золотом мрамора в княжеской усыпальнице Дедославля, рядом с останками Бронислава Великого и многих его родичей. Стемира тоже не меньше поразила смерть брата. Приехав на похороны, он вместе с отцом подолгу вспоминали Богуслава. Теперь не имело значения то, что когда-то бывало между ними. Думалось, что и нетерпеливость Богуслава, его желание поскорей получить власть вызваны были тем, что ему предстояло прожить недолго, и, если не он сам, то его дух и тело предчувствовали это. Стемиру почему-то вспоминался теперь момент из раннего детства: как они, младшие братья, сперва не решались скатываться с высокой ледяной горки. Тогда Богуслав, раскрасневшийся на морозе, с блестящими от радости глазами, красиво съехал с нее на ногах, даже не покачнувшись. И победно улыбнулся младшим братьям, приглашая их не отставать... Как бы там ни было, Богуслава уже не вернуть. Его вдова с двумя маленькими сыновьями уехала в Лесную Землю, и их семья на много лет оставалась в безвестности. Старшим из Мирославичей остался Стемир. Теперь уж ему никак было не дождаться от отца дозволения идти своим путем. Прожив в Исконных Землях больше года, он внимательно приглядывался к здешней жизни. Простые люди, в общем, жили, как везде, занимаясь своими насущными заботами, и просили богов об уверенности в завтрашнем дне, чтобы их жизнь не изменилась в худшую сторону. Что же до "вятших мужей" Дедославля, то Стемир не раз замечал, что они едва терпят пришельцев из Лесной Земли. За их показной любезностью скрывалась затаенная неприязнь к пришлым "голодранцам" из Лесной Земли. Те, кто считал себя хозяевами столицы, представляли, что люди нового великого князя пришли грабить их, хотя князь Мирослав Брониславич ко всем относился одинаково. Об этом Стемир тоже говорил отцу, но безрезультатно. - Пойми, батюшка: мы чужие для них! Ты целую жизнь провел в Лесной Земле, Дедославль о тебе давно позабыл. Бояре тебя признали, но я не удивлюсь, если иные из них до сих пор связаны с Ярополком. Его, что ни говори, здесь хорошо знают, он обогащал дедославльских господ, разоряя чужие владения. У него и бояр общие враги. И первый из них - ты, батюшка! Князь Мирослав долго сидел молча, задумчиво склонив крупную голову. Вдруг решительно взглянул на сына, словно сбросил оцепенение. - Иногда и мне кажется, будто княжества наши - как льдины на реке, трещат и расходятся в разные стороны, все дальше и дальше. В Исконных Землях смотрят на приезжих из Лесной Земли, как на каких-то подозрительных чужеземцев, а те не любят их, а влесославцы надо всеми задирают нос. Но я для того и пришел в Дедославль, чтобы заново объединить людей, напомнить все, что они - сварожане, от общего корня. Ты-то, сын мой, теперь видишь, что здесь живут такие же люди, и не меньше других заслуживают счастья? - Вижу, - проговорил Стемир. Но, соглашаясь с отцом в главном, все же не мог понять его слепого пристрастия к Дедославлю. Для него этот город олицетворялся именно "Горой" - собранием "вятших мужей", надменных и жадных, заботящихся только о своих интересах. А простым горожанам, как он успел убедиться, и самим несладко приходилось от произвола власть имущих. В том, что в Дедославле еще сохранился чистый, неиспорченный дух свободного человека, Стемир убедился случайно, как чаще всего и приходят знамения богов и их посланцы. Однажды он приехал в Дедославль к мастеру-оружейнику Полюду, заказать ему новую броню, чтобы была прочной и вместе с тем легкой. могла сдержать рубящий удар меча и не отягощала в бою движений. Въехав во двор мастера, услышал доносящиеся из кузницы крики и ругань. Сделав знак своим свитским молчать, сам спешился и подошел поближе. Сквозь полуоткрытую дверь кузницы, где в горне таинственно мерцало рыжее пламя, видны были двое. Сам мастер-оружейник, гневно размахивая руками, отчитывал молодого парня-молотобойца, обнаженного до пояса, в длинном кожаном фартуке, ростом на две головы выше него, широкоплечего и мускулистого, хотя круглое чистое лицо выглядело еще совсем мальчишеским. - Куда делась золотая гривна воеводы Клыча? А? Отвечай, Медведко, как на духу: ты ее спрятал? - Не я! - парень переминался с ноги на ногу, неловко чувствуя себя под обвинением, но без тени стыда или опаски. Мастер-оружейник тяжело вздохнул, опустил руки. Сменил тон на просительный, почти умоляющий: - Медведко, если ты припрятал гривну, верни, пока не поздно, охальник бесстыжий! Ты понимаешь, что такое боярская золотая гривна, самим князем подаренная? Если она не найдется, боярин Клыч мою мастерскую продаст, и меня закупом сделает со всей семьей, а тебя повесит, как татя! Если ты вернешь, я никому не скажу. Дурь мальчишеская на многое толкает... Румяное простоватое лицо юноши исказилось от обиды, уголки губ дрогнули. Но глядел он на хозяина смело, не так, как смотрит виновный в чем-либо. - Дядько Полюд, ну не знаю я, где гривна, куда она пропала! Когда ее принесли, тут все приказчики боярина Доможира крутились... Впрочем, я не ручаюсь! Дядько Полюд, как ты можешь меня винить? Ведь я с малолетства у тебя. Хоть раз я украл хотя бы кружку молока или кусок хлеба? Кузнец кашлянул сердито и смущенно. - Сам ты напомнил: я тебя, сироту, вырастил как своего сына. Вон какой вымахал, настоящий Медведко! Я тебя и к ремеслу приставил. Был бы ты поумней, сам мог бы оружейником сделаться, а так - будешь вечно жариться у горна. Парень совсем по-детски шмыгнул носом. - Скучно мне в кузнице, дядько Полюд! Я бы хотел воином быть в княжеской дружине. Силы мне хватит, все говорят... Оружейник с досадой взглянул на молотобойца. - Дурень! Если вся молодежь по дружинам разбредется, кто работать станет? Да еще и князь-то не наш, пришлый! Пусть уж за него людишки из Лесной Земли сражаются, коли им больше делать нечего. А у тебя верное ремесло в руках! Если ты гривну взял, чтобы снарядиться в дружину - даже и не думай! Не пущу! - Да не брал я! - отчаянно завопил Медведко, вовсе выйдя из себя. Сквозь обычную почтительность к старшему, на его лице проступило нечто большее, несокрушимая убежденность в своей правоте. - И самому воеводе скажу, что не брал! И на суде, хоть великому князю в лицо! Полюд горько усмехнулся. - Как доказывать станешь, когда люди воеводы Клыча сюда явятся, батогами нас погонят, как свиней? Медведко думал лишь мгновение. Затаившийся за дверью Стемир, которого оба разгоряченных спорщика не замечали, разглядел, как простое лицо паренька запылало воодушевлением, преобразилось, сделалось строгим и красивым. Такие лица князь видел у воинов, идущих в неравный бой. Еще не зная, что сделает Медведко, он понял, что тот способен на многое. А юноша бросил в горн кузнечные клещи. Подождал, пока они раскалятся и нальются жарким яхонтовым блеском. Затем очертил перед собой знак громового колеса, не сводя глаз с огня. - Перуне Сварожич, ты - владыка не только небесного огня, но и земного, что служит на благо человеку! Ты видишь мое сердце! Если я вправду невиновен в том, в чем меня обвиняют - позволь мне без вреда достать клещи из горна! И, сотворив молитву, сунул обе руки по локоть в пылающий горн, от которого шел жар на всю кузницу. Полюд страшно закричал. Какое-то мгновение среди сияющего пламени темнели руки Медведки. Но вот он достал раскаленные клещи и пошевелил пальцами. Обе руки были совершенно здоровы. Тяжелые, длинные, с широкими, как лопаты, ладонями, привыкшими к тяжелой работе, способные согнуть и разогнуть подкову. На них виднелись следы от старых ожогов, но ни малейшего признака новых, разве что побагровели от жара, что должен был за миг сжечь их, и сами кости превратить в пепел. Медведко бросил раскаленные клещи в ведро с водой, и медленно обернулся к хозяину. Тот испуганно ахнул. - Медведко! Медведушко, как ты?.. Зачем же так?.. Ну верю я, верю, что ты не брал этой проклятущей гривны! Зачем же... Руки-то... Я думал... - Целы руки, - тихо ответил юноша. - Я знал, что невиновен. И воеводе то же скажу. И князю. В это мгновение Стемир, не скрываясь более, вошел в кузницу. Он тоже не мог скрыть изумления перед поступком Медведки. - Считай, что ты уже сказал! Князь здесь. И готов ручаться за тебя, Медведко! Оружейник и его подручный замерли, ошеломленные, затем поклонились князю. - Государь! Стемир Мирославич! Если б мы знали, что сын великого князя приедет к нам... - Мне полезно было увидеть это, - отвечал Стемир. И обернулся к Медведке: - Так значит, хочешь быть воином? Я могу взять тебя в дружину! В голубых глазах парня блеснула радость. Но тут же он обернулся к своему хозяину. Восстановив свою невиновность, он опять сделался послушным, привыкшим жить с оглядкой на старших. - Отпусти меня, а, дядько Полюд! - жалобно протянул он. Мастер переводил взор то на князя, то на своего воспитанника, то нерешительно теребил край своего фартука. Наконец, сдался, махнул рукой. - Ладно уж, ступай! Может, тебе там и лучше, коли ты такой бешеный, - и подтолкнул Медведку в спину: - Благодари князя Стемира, что хочет тебя взять! Парень поклонился в пояс, произнес, густо краснея от смущения: - Благодарю тебя, государь, за оказанную честь! - Сам себя благодари, - ласково отозвался Стемир. - Я убедился, что ты достоин доверия! Он достал из кошеля две золотых гривны и передал кузнецу. - Одну вернешь воеводе Клычу, чтобы ничего не взыскивал с тебя. А вторая - мой выкуп за Медведку. Обряди его в дружину как следует, ведь немало он, должно быть, поработал на тебя с детства. - Это точно, что немало! Жаль даже отпускать его, непутевого; ну да ничего, как ты велишь, княже, все устроим, - обещал Полюд. - Главное, чтобы Медведко тебя не подвел! - В том, кто готов за правду положить руки в огонь, я не сомневаюсь! - заверил его Стемир. - Хотел бы я, чтобы все "вятшие мужи" в Сварожьих Землях хоть немного похожи были на этого молодца! Встреча с Медведкой и вправду заставила его задуматься. Как это получается, что отвага и честное сердце чаще встречаются среди простых воинов и даже смердов, нежели среди бояр, которых воспитывают ради ратных подвигов? Среди простых воинов, что повидал он в походах, все делали, что в их силах, тогда как "вятшие мужи" куда менее надежны, особенно в Дедославле. Как это получается? Может, у истоков каждого боярского рода и стоял некогда свой храбрый и беззаветный Медведко, да вот потомки не всегда родятся в предков. Со временем, обрастя богатствами и почестями, как осенние кабаны жиром, правнуки тех, кто заслужил боярство своими подвигами, стали гораздо больше думать о себе, чем о любом деле. Но тогда почему князь обязан полагаться на тех, кто родился в нужных семьях, а не на тех, кого хорошо знает и может доверять? Неужели так мала на самом деле его власть, что он даже соратников себе не может выбрать? Эти замыслы увлекали Стемира дальше, но он понимал, что отцу не объяснишь того, что он задумал. Да и вообще, в Дедославле их не осуществить. Вот в Лесной Земле, где бояре не так сильны и богаты, чтобы противостоять княжеской власти, - там он сможет выдвинуть тех, кто надежен и верен ему! Но когда теперь вырвешься в Лесную Землю? А пока что в Дедославле чутко следили за Белотурским княжеством, где поселился после своего поражения бывший великий князь Ярополк. Что он не смирится со своей неудачей - ясно было и без советов агайского прорицателя Клеандра. Когда дошли слухи, что Ярополк вновь собирает войска, никто не сомневался, что тот пойдет на Дедославль. Там укрепляли крепостные башни, чинили обветшавшие с годами Змеевы Валы, готовились встретить врага на подступах к столице. Но Ярополк нежданно-негаданно двинулся на полунощь и восход, дошел до верховьев Великой реки и ринулся в не подозревавшую ничего Лесную Землю. Видимо, он хотел лишить своего дядю его надежного оплота. Кроме того, его подстрекали бежавшие из Дедославля бояре, кипевшие злобой на Мирослава, раздавшего их владения своим сподвижникам. Они внушили Ярополку, что ответ должен быть равным: отнятая земля - за отнятую землю. Как бы там ни было, он вторгся в Лесную Землю со всей яростью чужеземного завоевателя. Его войска жгли города и села, топтали чужие поля, угоняли в плен всех, кого могли схватить.