Князь Лесной Земли

Впрочем, князь Стемир Мирославич заботился не только о строительстве, хотя во всех краях обширной Лесной Земли возводились новые крепости, дворцы, храмы - преимущественно в честь Макоши, которую князь почитал своей особой покровительницей. Не выпускал из рук и вожжи правления, внимательно наблюдал, как исполняют его волю подчиненные - бояре, воеводы, дворцовые и городские тиуны, огнищане, сборщики податей. Тех, кто за годы отсутствия в Лесной Земле княжеской власти обленился, зажирел, привык чересчур сытно кормиться на своих должностях, Стемир смещал, не слушая оправданий. Да и тем, кто оставался служить, приходилось нелегко. Князь Стемир, привыкший на войне к неукоснительному повиновению своей дружины, незаметно перенес тот же обычай и в государственную деятельность. От его бояр, как от простых воинов, требовались проворство, выносливость, решительность во всяком трудном деле. Каждый из них должен быть готов по первому требованию ехать через всю Лесную Землю, какая бы погода ни была на дворе. Казалось, при Стемире ожили былые представления, что бояре - старшая дружина князя, и на ее долю полагается не меньше забот, чем простым воинам. Стариков, которым трудно было нести службу наравне с молодыми и расторопными, Стемир смещал с должностей. На их место выбирал тех, кто заслужил его доверие. Подыскивал бодрых, энергичных, разбиравшихся в том деле, что доверял им князь. Память на людей у Стемира была превосходная; он не просто знал в лицо каждого воина в дружине, каждого слугу при дворе, но помнил способности каждого, умел находить людей, годных для больших дел. Он не смущался, если те были небогаты и не знатны. Простой писарь Лишко был поставлен главным судьей. Младший тиун Заяц, доказав усердие, сделался дворским, то есть управляющим княжеским имуществом. И всем оставалось лишь стерпеть, ибо помощников и любимцев князь Стемир выбирал, руководствуясь своими собственными соображениями, неведомыми большинству людей. Старым, если и не всегда прожитыми годами, то уж наверняка - родовитостью и богатством, боярам такое было не по душе. Сперва они хвалили Стемира за его начинания, говорили между собой: "Наконец-то и мы с таким князем выйдем в люди! Наш князь до мозга костей, никаких дедославльских престолов ему не надо". Но время шло, и, видя, как рьяно князь взялся за дела, иные из них начинали роптать: "Никогда таких князей не бывало! Все решает сам, ни с кем не советуется, с вятшими людьми и дружиной не пирует по многу дней, подарками жалует лишь своих ставленников. Нас зовет, когда уже все задумано, и надо исполнять. Будто и не бояре мы ему, а холопы!" Но были и такие люди, в которых под суровым княжеским взором как будто пробуждались новые силы, и они, совершая больше, чем могли бы сами по себе, в глубине души были даже благодарны Стемиру за его суровость. Сам же Стемир помнил завет Хозяйки Лесной Земли: заботясь о милости Высших Сил, не забывать и о людях, которыми правит. Потому-то и старался охватить все, ничего не оставляя без внимания. Ведь Лесная Земля - это в первую очередь ее жители, и, если им станет при нем жить хуже, чем прежде - значит, грош цена всем его стараниям. И князь ездил сам по всей Лесной Земле, целыми седьмицами не бывая дома, посылал доверенных людей с повелениями, выслушивал жалобы и просьбы своих подданных. И редким праздником для него было, когда мог себе позволить, когда мог взглянуть, как работают мастера, зодчие, живописцы, - полюбоваться их работой, их осуществленными мыслями. Беседуя как-то с Дражко, резчиком по дереву, приступившим к новому большому заказу, князь однажды задумчиво проговорил, любуясь узором из летящих птиц и ветвей, покрывавшим дубовую доску: - Ты счастливее меня, как и все, кто творит красоту! Вашими творениями восхищаются люди, их красота внятна всем, и они чисты, как небесные птицы. А я творю новую державу с грязью и кровью, и людям все чаще кажется, что я мучаю их ради собственной прихоти. Мастер, уже пожилой седобородый мужчина, прищурившись, взглянул на князя, усмехнулся. - Зато потомки все, что при тебе сделано, припишут твоим заслугам, государь, а про нас и не вспомнят! А уж про какого-нибудь беднягу каменщика, что надрывался до седьмого пота, складывая белокаменные стены - подавно, - провел уголком ножа по незаконченному крылу птицы и вздохнул: - Найти бы мне хоть одного ученика с руками, что сможет вот хотя бы этот узор продолжить, а не то чтобы пойти дальше!.. - Что, не находится таких? - переспросил Стемир. - У тех, кто приходит учиться, не руки, а медвежьи лапы! Ни одной линии не могут прорезать, не испортив! - Дражко презрительно взмахнул рукой. - Вот как бывает: когда художник неумел, всем ясно, и никто такому не доверит важной работы. А если князь неумел или просто глуп, это обычно понимают только после его смерти, а сам он может всю жизнь величаться перед всеми, - заметил Стемир. Оба засмеялись. Не зная покоя в княжеских заботах, Стемир не находил его и дома, с женой. Супруги все меньше понимали друг друга. Часто вспыхивали ссоры. Любуша бешено ревновала мужа ко всем, даже случайно промелькнувшим рядом женщинам. Сопровождала его в каждую поездку, ограждая собой от всех, кто мог бы случайно повстречаться князю. Спроваживала из дворца всех пригожих служанок. И все равно, стоило ему обменяться хоть несколькими словами с какой-нибудь боярыней или просительницей, как Любуша приходила в ярость. Лицо ее искажалось почти до неузнаваемости, и она пронзительным голосом, который он скоро возненавидел, бросала в лицо мужу вздорные обвинения. Кто хорошо знал князя Стемира - не поверил бы. Он, кого безоговорочно слушались воины, кто заставлял повиноваться даже диких команов, кого боялись и почитали самые спесивые бояре, чьей поддержки искали более слабые князья, - не умел добиться повиновения от собственной жены! Но, приходя в ярость, Любуша не слушала никаких слов, ее не пугал окрик. Смирить ее было, пожалуй, возможно лишь силой, но применять ее в семейной жизни Стемир не мог, именно потому что владел ею в избытке - и личной, и силой власти. И он привык уходить, выжидая, когда жена успокоится и выслушает те же самые доводы, что раньше вызвали у нее ярость. Но самым удивительным было, что, накричавшись на него вдоволь, Любуша на некоторое время менялась как по волшебству. Становилась ласковой и кроткой, сама готовила мужу все, что он любит, ласкала его с нерастраченным пылом юности. Да и вправду словно бы молодела - глаза у нее блестели, с губ не сходила улыбка. Сперва Стемир не замечал совпадений, но когда такое повторилось несколько раз, ему сделалось неприятно. Если Любуше семейные ссоры только придавали сил, как проливной дождь иссохшей от зноя земле, то он-то вращался среди жизненных бурь постоянно, и ему совсем не хотелось сражаться еще и в собственном доме. И он стал избегать жены. Уезжал надолго в свою усадьбу близ Сердце-озера, отдыхал там, охотился со своей дружиной, беседовал с Желаном, читал книги. Объятия жены после сделанного им открытия стали ему неприятны. Казалось, что она тянет из него силы, как упырица. Она же воспринимала холодность Стемира по-своему, и еще больше беспокоилась, видя повсюду соперниц. Так постепенно трещина между супругами росла все больше, чтобы со временем обратиться в пропасть. Старшие их сыновья, почти уже взрослые, постигали необходимые княжеским детям умения, и не очень-то задумывались, что происходит между родителями, а младший, Ярослав, был еще слишком мал. В младенчестве он, слыша, как ругаются отец с матерью,начинал плакать, и это их обычно отрезвляло. Когда достаточно подрос, стал убегать от них, и ничто больше не сдерживало семейных бурь в княжеском дворце. Как-то Стемир взял шестилетнего к тому времени Ярослава в строившийся храм, где живописцы как раз расписывали стены изображениями богов и священных животных. Маленький княжич следил за их работой, не отрываясь. А на другой день, раздобыв где-то кисть и краски, стал рисовать коней и птиц на беленой, еще не украшенной стене в закатном крыле дворца. Стемир, когда к нему привели раскрасневшегося, перемазанного красками и сильно пристыженного сына, сурово отругал его, но, поглядев на рисунки, не велел замазывать их. Своих старших сыновей, Острозора и Велигнева, он почти не знал в раннем детстве, потому что воевал в Исконных Землях, пока они росли. Лишь теперь князю удалось узнать их как следует. Как всякий отец, он любовался их расцветом, радовался, замечая в них черты собственного рода, измененные и преображающиеся порой в потомках на все лады. Однажды, после долгого совещания с боярами, Стемир застал старших сыновей на площадке для состязаний во дворе. Они боролись врукопашную, настолько увлекшись, что не заметили, как подошел отец. Он же, стоя неподвижно, не беспокоил их, заинтересованно наблюдая, кто победит. Высокий, длинноногий, как молодой конь, Острозор поймал брата в захват, собираясь повалить на землю. Но Велигнев, моложе и ниже него, но крепко сбитый, с железными, как у отца, руками, ловко увернулся и, в свою очередь, так обхватил старшего брата за талию, что у того перехватило дыхание. На мгновение Стемиру показалось, будто время повернуло вспять, и он видит самого себя с братом Богуславом, с которым столько раз состязался на этой самой площадке. Мускулистые торсы и руки юношей, лоснящиеся от пота, перемещались как клубки змей, катаясь по земле. Наконец, оба расцепились, словно признавая ничью. И лишь тут, перемазанные в пыли, заметили отца. - Молодцы, молодцы! - похвалил их Стемир. - А я-то как раз думал, готовы ли вы к настоящей битве! Но теперь вижу, что вам уже пора взяться за оружие. На нашей восходной границе опять уртаны повадились грабить. Пора их проучить! Собирайтесь в поход, сыны! Юноши оживленно переглянулись. Они еще не бывали на войне, но много слышали о ней, и, конечно, как все юноши знатного рода, мечтали отличиться. Велигнев даже прищелкнул пятками щегольских сапожек из зеленого сафьяна. - Мы не подведем тебя, отец! Ведь твоя первая битва тоже была с уртанами? - Да, и я был тогда моложе, чем вы сейчас. В тот день я поверил в себя, и другие в меня поверили, что еще важнее для князя. Не испытав себя на войне, не узнаешь, сможешь ли править. - А почему уртаны воюют с нами, отец? - поинтересовался Острозор, заглядывая на ходу в лицо князю. Тот задержал исполненный гордости взгляд на старшем сыне. Славен отважный князь, но думающий - вдвойне! - Уртаны не хотят пускать нас на Великую реку. Они желали бы, как встарь, владеть ей в одиночку, и распоряжаться всей торговлей с полуденными странами. А этого мы допустить не можем. Хорошо бы, одержав победу, поставить город на Великой реке, чтобы самим держать речную торговлю. Если сможем это сделать, заодно сбавим спеси и Влесославлю: пусть не задирают цены на своих торгах, убедятся, что мы и без них сможем обойтись! Велигнев картинно закатил глаза, а Острозор удивленно заметил: - Сколько целей ты преследуешь в одном-единственном походе, отец! Казалось бы, где Великая река, а где Влесославль... - И тем не менее, все это части единого целого - Сварожьих Земель! - внушительно отозвался Стемир. - Все перепуталось, как нитки в клубке, и все же, стоит потянуть ниточку, и она вся вытянется, как бы ни вилась. Так что готовьтесь, сыны! Если я чего не успею - вы после меня продолжите. - Да ты еще сам все успеешь, батюшка! Нас с братом переживешь! - весело произнес старший сын. Стемир развернулся к нему всем телом, словно собирался броситься. Взглянул на сына тревожно и гневно. - Не шути так! Никогда не шути! Морана могла тебя услышать! Острозор пожал плечами, сбился с шага, оставшись позади. Он по молодости еще не задумывался, как сказываются даже случайно брошенные слова. А его брат, идущий по дорожке впереди, вдруг красиво, пружинисто обернулся к отцу. - Мы с братом тебе поможем усмирить уртан, отец! - пообещал он. Стемир ждал, как проявят себя на войне его сыновья. Велигнев пока видит в войне только ее саму, не задумываясь о конечных целях. Что ж, он может быть храбрым воином, но только время покажет, получится ли из него полководец. Да и в Острозоре пока еще много мальчишеского. Но война должна закалить их души, как клинки, выжечь из них все лишнее, и тогда станет ясно, каковы наследники Лесной Земли. У них еще будет достаточно времени подготовиться, а до тех пор, если позволят боги, он и сам успеет еще немало совершить. Вскоре из Уртании явился разведчик, посланный Стемиром под видом купца. Тот сообщил, что уртаны готовят войско, чтобы захватить обратно занятые сварожанами земли в верховьях Великой и Каменки. Эти сведения подтвердили то, что Стемир знал и ранее. Не теряя времени, он собрал рать и выступил первым, чтобы опередить противника. Немного омрачило начало похода лишь то, что ближайший сосед - азанский князь Келагаст, не отозвался на зов, хотя Стемир приглашал его. Впрочем, ничего удивительного: азанец опасался стремительно усиливающегося в последние годы соседа. Но и без него войско Лесной Земли было сильнее и лучше снаряжено, чем у любого из сварожских князей в те времена. Как ни быстро двигалось сварожское воинство, но уртаны встретили их на полпути к их столице, близ высоких меловых холмов, что назывались Дятловыми Горами. Темной стеной выстроилась впереди тяжелая уртанская конница, ощетинилась сосновым лесом копий, - не подходи, будешь не рад! - Хорошо, что нам не придется долго искать противника! - резко бросил Стемир, так, чтобы слышали его воины. Проехав дальше, чтобы встречное солнце не било в глаза наступающим сварожанам, князь стал готовиться к битве, распределять свои полки. - Ярий, пойдешь по правую руку от меня. Гордята - по левую. Как будет вам велено - ударите с двух сторон, зажмете врага в клещи... Медведко, покличь моих сыновей! Княжеский оруженосец, заматеревший за эти годы, возвышавшийся головой над строем воинов, поспешил выполнить приказ. Скоро оба княжича предстали перед отцом, бледные, но решительные на вид, с блестящими сквозь прорези шлемов глазами. Вокруг них подались в сторону воины, не желая мешать разговору отца с сыновьями. - Впереди ваш первый бой! - голос Стемира дрогнул; он тревожился за сыновей гораздо больше, чем когда-либо - за самого себя, но поблажек им делать не собирался. - Я дал вам надежных воинов, чтобы поберегли вас в бою. Больше ничего сделать не могу. Обретайте боевой опыт! Пусть вас хранит Хозяин Громовой Секиры! Будьте похожи на него в бою, витязи мои! - с этими словами он крепко обнял и поцеловал сперва Острозора, затем Велигнева, чувствуя живое тепло сквозь холодную сталь доспехов. Юноши умчались, как ветер, только развевались на ветру их лазоревые плащи. Стемир надвинул ниже свод шлема. Выхватив меч, взмахнул им над головой, командуя своему войску. - В бой, сварожане! - громко прокричал князь, и этот клич прокатился над войском, ринувшимся в бой. Над головами их развевалось на длинном древке знамя Лесной Земли, с женщиной, едущей верхом на индрике-звере. Но уртанское войско было больше сварожского, и хорошо готовилось к битве. Они, по-видимому, возлагали на это сражение все надежды, и не собирались пропускать сварожан вглубь своей земли. Уртаны бились горячо и упорно. Куда бы ни упал распаленный битвой взор - вокруг были они: их чешуйчатые латы, щиты из бычьих кож, плоские шлемы с острым наконечником на макушке, непохожие на высокие сварожские шлемы. Князь Стемир, как всегда, бесстрашно отражал наседавших врагов, рубился изо всех сил. Если раньше он сражался как попало, то теперь у него появился опыт, сочетавшийся с нерастраченным боевым пылом. Он собрал своих воинов в сплошной строй, загородились стеной щитов. "Мы бьемся ради тебя, моя госпожа! Ради того, чтобы ты одна правила всюду!" - мечтал Стемир, воодушевляясь еще больше. Но боевое вдохновение не затмило ему разум, не помешало, как всегда, уловить мгновение, когда уже сильно потрепанные уртаны замедлили наступление, перестраиваясь. Если теперь ударить на них с другой стороны, можно было бы легко сломить сопротивление. Князь сделал знак трубачу подуть в рог, но звуки потонули в шуме сражения. Тогда позвал одного воина. - Скачи к воеводе Гордяте, чтобы поспешил напасть! Гонец ускакал. Стемир видел, как он на гнедом коне ловко объезжает пытавшихся его перехватить противников, перескакивает через мертвых и раненых. Но тут снова надвинулся строй яростных, потрясавших мечами уртан, и князю некогда стало следить за судьбой гонца. Сразу трое уртан бросились наперерез сварожскому князю. Он схватился с первым и сбросил его, окровавленного, под копыта коней. Но в тот же миг другой уртанин нанес удар, от которого Стемир едва успел заслониться щитом. Щит с громким треском развалился пополам, ремень оборвался. Князь огляделся по сторонам и увидел, что враг теснит его воинов, уже многие из них пали. Медведко, вокруг которого сомкнулись уртаны, рычал, не успевая пробиться на помощь своему господину. А оставшиеся двое уртан снова надвинулись на Стемира. На счастье, рядом с князем оказался в боевой толчее один молодой воин, только что принятый в дружину. Увидев, что князю грозит опасность, он поразил одного уртанина мечом. Третий, в свою очередь оказавшись один против двоих, повернул коня. Стемир с благодарностью взглянул на воина. Высокий, еще по-юношески гибкий, с красивым смелым лицом, ясноглазый. - Ты меня спас! Как зовут тебя? - спросил князь. - Любомир! Из деревни Дубравной, - ответил воин, снова выбирая себе противника. - После боя приходи ко мне, Любомир! Я награжу тебя за спасение! - обещал Стемир. - Хорошо, государь, но возьми мой щит для надежности! Взяв у своего спасителя щит, Стемир тепло улыбнулся ему. Он и прежде неоднократно замечал, что простые воины чаще бывают искренне преданны, чем знатные и богатые. Такие, как Любомир, могут стать ему опорой. Собственные выдвиженцы, еще не развращенные богатством и славой, помогут исполнять его замыслы. Надо смелее назначать их на высокие должности, в пику родовитым боярам. Тем придется поступиться частью привилений, никуда не денутся... Да, но что же не подходит воевода Гордята? Князю видно было издалека левое крыло, возле самой меловой гряды. Там тоже кипел бой, а призывов от князя будто не слышали! А ведь, ударив сейчас, легко можно было бы опрокинуть главные силы уртан, а тех, что у горы, добить потом! Но помощь не шла, а войско Стемира, держась изо всех сил, несло большие потери. Где-то в гуще сражения пару раз мелькнули светлые шлемы княжеских сыновей. Но Стемиру некогда было наблюдать за ними: он рубился сам, не считая врагов, отдавал приказания своим полкам, следил за быстро менявшейся обстановкой. Вдруг где-то из глубины сварожского строя раздался тревожный звук рога. И Стемир внезапно похолодел, сердце его, только что учащенно бившееся, замерло на миг, кровь застыла в жилах. Еще не зная, он чувствовал всем своим существом, что случилось страшное. Только крайнее усилие воли помогло сварожскому полководцу не броситься тут же на поиски сыновей. Но битва кипела, и ему нужно было сражаться под знаменем, на виду у своей дружины. Тут, наконец-то, и воевода Гордята справился со своей частью уртанского войска и поспешил на помощь. Теперь уже сварожане быстро переломили ход сражения в свою пользу. Остатки разгромленного войска обратились в бегство, преследуемые сварожанами. Главный уртанский военачальник был убит, одних лишь знатных воинов нашли на поле боя более трехсот человек. Но велики были потери и у сварожан. Оглядев свое покрытое пылью и кровью войско, князь Стемир сосчитал, что не меньше четверти его дружины погибло, а среди выживших многие были изранены, и еще не скоро смогут вернуться в строй. Воеводу Гордяту князь встретил таким уничтожающим взором, что тот едва не свалился с коня. - Если бы ты ударил вовремя, было бы куда меньше потерь! Легче одержали бы победу, смогли бы двинуться дальше, основать город на Великой реке, как я задумал. Теперь не сможем! - Государь, я и сам сражался! Пришел, как только смог! - оправдывался воевода, картинно показывая, что его речь идет от сердца. - Я же посылал к тебе гонца, чтобы ты поспешал! Разве ты не видел моего гонца? - Не видел, не видел, государь! Должно быть, не дошел гонец... - Да, может, не дошел... - Стемир осекся, разом забыл о воеводе, медленно развернув коня в ту сторону, откуда приближались воины, подняв белое траурное знамя. Они ехали, сняв шлемы, и взмокшие от пота волосы липли по лбам. В середине этого печального шествия двигался шагом конь в богатом убранстве, которого вел под уздцы княжич Велигнев с бешеным, обезображенным горем и яростью лицом. А на спине коня распластался его брат, Острозор, бледный, с остановившимися глазами. Стемир бросился к нему, не видя, как перед ним расступаются воины. Он все осознал как-то сразу, не пытаясь отрицать очевидное. Слишком долго он правил людьми и слишком много видел смертей, чтобы тешить себя напрасными надеждами. Так не выглядит ни оглушенный, ни раненый. Сняв латную рукавицу, медленно коснулся ладонью щеки сына, еще гладкой, не начавшей зарастать бородой. Она была белой и холодной, как мел здешних холмов. Князь скользнул взглядом от лица сына, с застывшей меж бровей упрямой складкой, дальше. Туда, где между плечом и правой рукой запеклась кровь на пробитом насквозь нагруднике. Видно, копье пронзило плечо, ушло глубоко в грудь. Его первенец пал в первом же своем сражении, но пал с честью, как подобает мужчине. Собравшиеся вокруг воины с тревогой глядели на князя, сидевшего на своем коне молча и неподвижно, как железное изваяние, как всегда прямо, не сводя глаз с сына. Велигнев приблизился к отцу, соприкоснулся железом своих лат, прижимаясь с грубоватой нежностью плечом к плечу. - Острозор погиб, как настоящий воин! Я видел, как это случилось, и отомстил! - произнес он глухо, с заметным трудом. Эти слова уцелевшего сына как будто пробудили Стемира. Он сам взял под уздцы коня, везущего тело Острозора. И сам, прижав на мгновение к груди кудрявую голову сына, возложил его на погребальный костер, который спустя несколько часов воздвигли на вершине меловой горы сварожские витязи. - Я думал, что ты, мой старший сын, зажжешь мне погребальный костер, а приходится мне делать это для тебя, - проговорил он, поцеловав сына в похолодевшие уста, и накрыл своим зеленым плащом. И до утра, пока горело пламя, вознося в Ирий души погибших сварожан, Стемир не произносил ни слова, стоя у самой кромки костра. Только лицо его все больше мрачнело и темнело, словно тоже обугливалось в испепеляющем пламени. Когда началась тризна, князь не стал ничего есть или пить, и вскоре так же молчаливо ушел к себе в шатер. Никто не посмел пойти за ним, кроме Медведко, да и тот помог своему господину снять доспехи, - чего тот словно и не заметил, - и остался у входа. На следующий день приехали уртанские послы с предложением мирного договора. Но сварожане не смели побеспокоить князя в его скорби, а никто иной не мог заключить договор. Даже княжич Велигнев лишь злобно скрипнул зубами. - Я бы за гибель моего брата сравнял бы с землей все уртанские города! Решать, конечно, отцу, но я не побеспокою его ради этих собак. И оба Вепровича, Ярий и Белян, не посмели тревожить князя. Но Ярий вытолкнул вперед того самого воина, что накануне спас князя в битве - Любомира. - Ступай, ступай! Уж спаситель-то наверняка сумеет утешить государя в его скорби, - проговорил старший Вепрович, подталкивая удивленного воина к княжескому шатру. В шатре, куда Любомира пропустил Медведко, было темно. Лишь когда глаза привыкли, воин разглядел князя, лежавшего на постели навзничь. Он был неподвижен, однако не спал. За несколько часов он, казалось, постарел на десять лет. Глаза его провалились, губы почернели. Вошедшего Любомира князь, казалось, не заметил. - Государь, государь! - негромко позвал юноша. Стемир поднял на него потухшие, без блеска, глаза. - Ты спас мне жизнь, чтобы я похоронил своего первенца! Молодой воин стоял перед княжеским ложем, не зная, что ответить. Вдруг будто нечто осенило его; он стал на колени, почтительно поцеловал твердую, как у простого дружинника, руку князя. - Я спас жизнь тому, кто еще многое может совершить для Лесной Земли. Стемир слабо приподнялся на локте. - Ради службы Лесной Земле я пожертвовал сыном, как жертвуют простые люди, чьи сыновья идут в бой! Когда у тебя есть все, что пользы отдавать богам в жертву быка? Вместо этого приходится жертвовать куски своего сердца, свое продолжение... - голос князя был сух, как песок. Любомир почувствовал жалость к владетелю Лесной Земли, на которого лишь вчера взирал снизу вверх. - Государь, там прибыли уртанские послы, чтобы обсудить условия заключения мира. Князь резко сел на ложе. - Если просят мира, значит, надо идти!.. Любомир, помоги мне одеться и облачиться для встречи! - Тебе также необходимо поесть хоть немного, государь. Не то уртаны решат, что ты тяжело болен или разбит горем, да и раздумают мириться. Стемир обернулся к нему всем телом - по-другому он не мог после давнего ранения в шею. - Я все еще недооценивал тебя, Любомир! Ты ловок не только в бою. Будь надежен и честен, и я возвышу тебя. Молодой воин поклонился князю. - Я буду счастлив всю жизнь служить тебе, государь! Пока он помогал князю надеть верхнюю одежду и доспехи, тот проговорил задумчиво и печально: - Я лишился старшего сына и не достиг целей похода на Великую реку! Мы пока еще слишком слабы, чтобы основать в этих местах город, который станет держать в руках речную торговлю, потеснит уртан, ослабит в торговле Влесославль. Но такой город будет, я убежден! Может быть, я замыслил его слишком рано. Но мои наследники возведут город там, где некогда пролилась кровь моего сына! Стемир оказался прав. Спустя много лет его преемник воздвигнет в тех самых Дятловых Горах новый торговый город на Великой реке - Вышеград. Его надоумят на эту мысль записи, сделанные после похода Стемира и военные чертежи, намеченные его рукой.