Князь Лесной Земли

Когда князь Стемир привез в Брониславль прах своего сына в мраморной урне, дворцовые домочадцы встретили его многоголосым плачем. Оплакивали Острозора воины, успевшие во время похода хорошо узнать молодого князя, и челядь, сожалеющая о добросердечном господине. Их погребальный плач огласил весь дворец, слышался в любом уголке. Но страшней всего было, когда люди расступились, и к погребальной урне бросилась Любуша. Она покачнулась, словно ей подрубили ноги, и села на пол возле урны, содержавшей останки ее сына, обняла руками, гладила, точно представляла его живого. Что-то неслышно говорила, шевеля губами, но никто не слышал ее голоса. По лицу княгини бежали слезы. Стемир шагнул к жене, неловко обнял ее за плечи. - Любуша, я скорблю вместе с тобой! Мы должны вместе выдержать этот удар судьбы. Нам ничего не изменить, остается лишь принять веление богов... Он хотел поднять ее на ноги, но женщина неожиданно вскочила сама. Обожгла мужа ненавидящим взором, оттолкнула его протянутые руки. - Ненавижу! Это ты погубил нашего сына! Ты привел его на смерть ради своих княжеских выгод! Вымостил дорогу к победе родным сыном! Неизвестно, какие обвинения еще сорвались бы с уст обезумевшей матери, но она побелела, как мел, и рухнула на пол рядом с урной сына. Челядинцы бросились ее поднимать, давали ей нюхать благовонные масла, растирали виски. И Стемир отступил прочь, с усилием провел рукой по лицу. К сожалению, гибель сына еще сильней разделила княжескую чету, хотя оба истово оплакивали его. Стоило им встретиться, и Любуша обжигала мужа все тем же ядовитым взором. Стемир и сам неизбывно чувствовал свою вину, но ему не нужно было, чтобы об этом беспрестанно напоминали, хотя бы и та, кто имела право обвинять. И его все сильней тяготило общество Любуши. В конце концов, он стал все больше времени проводить не в Брониславле, а в своей усадьбе у Сердце-озера, забрав с собой сыновей - Велигнева, замкнувшегося в себе после гибели старшего брата, и Ярослава, которого уже пора было обучать воинским навыкам. Стемиру помогали преодолеть родительскую скорбь княжеские заботы о благосостоянии Лесной Земли. Ее слава росла, богатство увеличивалось. Росло и население. Уже не только простые поселяне приходили сюда, спасаясь от жизненных невзгод, но и знатные люди из других княжеств, и даже из чужих стран, приезжая в Брониславль, оставались, привлеченные красотой городов и храмов, охотно шли под руку Стемира Сильного. Искали его дружбы иноземные правители и сварожские князья. Даже сидевший ныне в Дедославле князь Будимир, брат покойного Ярополка, примирился со своим двоюродным братом, ибо тот был сильнее его, именовавшегося великим князем. Стемир же помог сыну Будимира получить влесославльский престол, таким образом обретя влияние и на этот богатый и беспокойный город, насколько хоть один князь вообще мог влиять на Влесославль. Да и как же не чтить было владетеля Лесной Земли, если каждому видно, насколько краше сделались ее города! Чем был Брониславль, пока не приехал сюда князь Стемир Мирославич? Несколько сотен деревянных избушек да бревенчатая крепостица над яру над рекой Каменкой, поставленная Брониславом Великим. А каков стал теперь? Прежде всего, он отстроился гораздо больше, окружностью занимал места в шесть раз против прежнего, как показывала новая, сложенная из белого камня, городская стена. Улицы расширили, замостили не деревянными плашками, а битым камнем. Теперь даже после самого сильного ливня не бывало на улицах непролазной грязи, всегда можно было свободно проехать. Новые избы ладно упирались в землю, белели свежей берестой бревенчатые венцы, на оконных ставнях красовались причудливо вырезанные кони и петухи - обереги. Кто был побогаче, вставляли в окна прозрачную слюду, а "вятшие люди" - настоящее стекло. Городские улицы, то поднимаясь наверх, то спускаясь под уклон, вели к сердцу города - площади, на который высился огромный храм Макоши, крытый позолотой. Его крыша отливала золотом и была видна с любой точки города. Каждое утро первый солнечный луч отражался от крыши храма, и тогда она горела настоящим золотом, а вечерами румяный закат в последний раз целовал ее, и вся громада храма будто просвечивала насквозь алым и золотым пожаром. Таков был внешний вид главного брониславльского храма, а его внутренняя отделка превосходила все представления. Хотя сам князь Стемир все же больше любил храм близ Сердце-озера, пусть тот был меньше и не столь изыскан, но виделся князю более одухотворенным. Оделся камнем и княжеский дворец, и дома вельмож, старавшихся, как везде и повсюду, пускать пыль в глаза, да еще перещеголять друг друга. И каждые из городских ворот - а их в Брониславле было пять, - постарались богато украсить медным и бронзовым литьем, деревянным узорочьем. Дабы каждый приезжий с первого же взгляда убеждался, что приехал не куда-нибудь, а в новую столицу Сварожьих Земель! Один из множества умельцев, которым обязана была своим украшением новая столица, в юности был простым смердом на землях боярина Ярия Вепровича. Родился и вырос в боярской вотчине в Отрадном, и годов до девятнадцати жил, как все живут в деревне, среди множества трудов, какие приходится исполнять ежедневно, чтобы только прокормиться. Было этих трудов много, и они порой не оставляли парню - звали его Светел, - и минутки свободного времени от зари до зари. Но уж если время находилось, то он всякий раз брался что-нибудь вырезать из дерева. К этому занятию у него с детства больше всего лежала душа и тянулись руки. Бывало, возьмет Светел простую дощечку, отколотую от полена, и ножом изобразит на ней такие картины, что все родные умилялись или же покатывались со смеху, если изображено было для забавы: например, Масленица, хоровод вокруг чучела Мораны в дырявой кастрюле, ряженые в личинах и звериных шкурах... Светелу было достаточно раз увидеть какое-нибудь действо, чтобы верно и быстро вырезать узором на доске. Жаль, что времени не хватало! Но поделки Светела замечали соседи, и нет да нет приносили за них на обмен то часть свиной туши, то мешок муки или зерна, то полотна, окрашенного черничным соком. И постепенно Светел становился кормильцем семьи, не хуже старших братьев и самого отца. Но как-то по весне пришла для Светела очередь пасти общинных коров. Выйдя в поле со стадом, парень, по правде говоря, не очень-то следил за коровами. Предоставил им разбрестись по луговине, щипать сочную траву, а сам сидел, начав вырезать ножом на дощечке новый узор, пока еще ему самому неведомый. Нож у Светела тоже был загляденье: железный клинок в пядь длиной, а рукоять он вырезал сам из ореховой ветки, украсив изображением бегущих оленей, чьи рога сплетались, как древесные кроны. Увлекшись резьбой, парень и не замечал, как разбрелись кто куда коровы, шальные от свежего вкусного корма, как углубились дальше, где начиналось поле с озимыми всходами ржи, поднимавшимися из земли, как зеленые стрелки. Очнулся Светел, когда рядом затопали копыта, и чья-то черная тень нависла над ним. То был тиун Грач с парой подручных. - Вставай, потравщик! - резкий, хриплый голос Грача вправду напоминал карканье сердитой птицы. - Развлекаешься, значит? Рисунки режешь, пока ваши коровы жрут боярский хлеб? - Как так - хлеб? Почему? - спохватился Светел, вскочив и растерянно глядя, как уже вдалеке бродят коровы, выедая и копытя зеленое поле. - Олух! - тяжелой рукой Грач отвесил подзатыльник парню, посылая подручных заворотить стадо. - Платите теперь всей деревней за твой недогляд! Светел даже пошатнулся, сознавая, что будет. Ведь скот-то был деревенский, а поле - боярское! Всем известен был суровый нрав боярина Ярия и его подчиненных, таких, как Грач. С чего селяне будут платить убыток? Серебряных гривен никто из них и в руках не держал. Значит, придется всей деревней работать лето на боярской земле, или же зимой охотиться на пушных зверей. А когда же им работать для себя? Теперь в деревне все придет в упадок. И виноват во всем он! При этой мысли Светел едва не заплакал. Стоил молча, опустив голову, свесив руки. А тут Грач, не сходя с коня, еще подлил масла в огонь: - А тебя боярин, пожалуй, навечно в закупы запишет! Светел даже побледнел от страха. Не раз уже слышал, что бояре рады за каждую вину сделать человека закупом. Даже радуются беде поселянина, сами охотно предлагают помощь в несчастье, чтобы потом, как пройдет срок, записать в закупы неоплатного должника. Закуп - только наполовину человек, он уже не только свой доход отдает владельцу земли, но и сам от него зависит, тот властен его продать или обменять на что-нибудь, как скотину. Сколько раз Светел слышал, как становятся закупами, но никогда не думал, что так может получиться и с ним! Он вскинул голову, сказал тиуну первое, что пришло в голову: - А вы бы лучше поле огородили, чтобы скотина не могла зайти! - Ты еще рассуждать! - Грач наехал на парня, так что его соловый конь ткнулся мордой тому в плечо. Хлестнул Светела плетью. - Пошел! К хозяину тебя сведу! А хозяин у нас знаешь кто? Самому князю Стемиру Мирославичу шурином приходится! Вот так-то! Поищи-ка от него управы! И Светел, глотая слезы, пошел на боярский двор, куда прежде и глядеть не хотел. Да и самого боярина - рослого, дородного, важного, - видел лишь издали. И вот, привели прямо к нему, поставили перед ясны очи, и Грач изложил его вину, так, будто Светел чуть ли не нарочно загнал коров в боярские озимые. Ярий, скользнув взглядом по парню, равнодушно пожал широкими плечами. - Ясно все! На конюшню его, там же пусть и ночует, пока не отработает долг! Светел протянул руки, показывая начатую резьбу на дощечке. - Боярин, я отработаю, но пошто же на конюшне меня держать? Я же не раб! Пусть хоть с родными повидаться, я завтра приду. Взгляни, как я умею резать по дереву! Хочешь, сделаю тебе красивые узоры для убранства твоих покоев... Куда там! Ярий выхватил дощечку у парня, растоптал сапогами. - Так ты, значит, из-за этой штуки прозевал коров? Вон на конюшню! Несколько боярских работников, отиравшихся рядом, с интересом прислушиваясь, увели Светела в назначенное ему место, раньше, чем он, ошеломленный и растерянный, мог что-то сделать. А то бы, пожалуй, и схватился за нож. Нож с резной рукоятью - это было последнее, что он сохранил от предыдущей жизни, так глупо погубленной. Ночью, лежа без сна на охапке соломы, Светел решил немедленно сбежать. Собственную обиду он еще мог бы стерпеть от боярина и его подручных, но не уничтожение дощечки, на которой выходил новый узор. Перед глазами стояло, как боярин топчет сапогами хрупкое дерево. Юноша боялся, что, если увидит хозяина снова, не выдержит, совершит какую-нибудь вовсе уж непоправимую глупость. Он поднялся с соломы, готовый действовать. В одночасье отрок стал мужчиной. Прислушался, однако вокруг не было людей. Все разбрелись по избам. Сперва Светел подумал взять одного из коней, но совесть подала голос. Он не хотел сделаться татем. И без того родным тяжело придется за его вину!.. Зайти проститься с ними? Неизвестно, встретятся ли еще когда... Но так он еще больше подставит родных! А если деревенские увидят его, пожалуй, схватят и вернут обратно боярину... И Светел, глубоко вздохнув, стал перелезать через высокий плетень. Заворчал проснувшийся цепной пес. Но юноша был уже далеко, ловко скрываясь в ночных тенях. Вышла в небе звездочка, подмигнула ему. Светел счел это добрым знаком и, держа наготове свой нож, направился в лес. Куда идти - это он решил сразу: в Брониславль, столицу Лесной Земли. Светел слышал, что там толпится видимо-невидимо народу, стало быть, лишнего пришельца никто не заметит. И еще - там много строят, значит, он сможет найти работу, и боярин его не найдет. Леса вокруг Отрадного парень хорошо знал - сколько раз бегал со сверстниками за грибами и ягодами, а то и за дичью! Утро застало его на берегу лесного ручья, где он съел кусок хлеба с салом, оставшийся от вчерашнего обеда, заботливо уложенный матушкой в сумку... Как там сейчас матушка, отец, все его братья и сестры? Должно быть, не находят себе места от тревоги за него... К горлу подкатил тугой комок, из глаз сами собой хлынули слезы. Долго Светел лежал на берегу ручья, содрогаясь от рыданий. Наконец, умылся холодной водой и пошел дальше. Вырезав своим ножом из подходящих ветвей лук и стрелы, Светел, когда был голоден, сбивал то зайца, то тяжелого темного лесного петуха - глухаря, разжигал костер, пек мясо в углях. Житель Лесной Земли не пропадет в лесу даже в одиночку, если не струсит или не погорячится. На десятый день пути Светел вышел на проезжую дорогу. И скоро, за городскими воротами, где как раз кипела работа, открылся перед ним стольный град Брониславль. Все лето и осень Светел проработал на строительстве Серебряных ворот в Брониславле. На кипящих стройках всегда не хватало рабочих рук, и пришлого новичка приняли сразу, не спрашивая, кто он и откуда взялся. Светел вместе с другими возводил надворную башню, арку, в которую будут поставлены ворота. Кормился вместе со всеми рабочими, и спал среди других, в дощатом строении, похожем на хлев. Но работы он не боялся, лишь бы подальше от ненавистного боярина. Кроме того, Светел мог хотя бы одним глазом взглянуть, как создается красота, к которой всю жизнь тянулись его сердце и руки. В свободное от работы время он много гулял по Брониславлю, видел величавые храмы и роскошные дворцы. Знал, конечно, что вся их красота - плод тяжких усилий сотен человек, рвавших мышцы, проливавших соленый пот, чтобы украсить город. Многие из работников угрюмо отворачивались от возведенных ими зданий, считали их зряшным делом, устроенным для княжеской да боярской прихоти. Но Светел, с его врожденным чувством художника, видел прежде всего красоту, хоть она и стоила людям больших трудов. Впрочем, как и все в этом мире, чем стоит дорожить. Иногда парень думал, что пройдут поколения, не будет уже в живых ни его, ни родных, ни строителей-брониславцев, по ночам крепко спяших на своих нарах, умаявшись от дневных трудов, ни боярина Ярия Вепровича, ни самого князя Стемира Мирославича, - а вот белокаменный храм Макоши, княжеский дворец, стены и ворота городский, - останутся стоять века после них! Эта мысль грела душу. Светелу хотелось участвовать в создании чего-то такого, что переживет века. В деревне не приходилось строить из камня, но здесь он освоил новое ремесло. Нищему, никому не ведомому пришельцу не приходилось выбирать. Пару раз Светел мимоходом заглядывал в мастерскую резчиков по дереву, не мог отвести любопытный взор от больших досок, украшаемых узорами. Скоро из покроют лаком и позолотой, и укрепят на створах городских ворот. Юноше хотелось бы некоторые узоры провести по-другому. Но мастера, конечно, не спрашивали его мнения! Все изменилось, когда приехал с проверкой главный мастер по дереву - Дражко. Он разглядывал после уже готовые резные доски, сердито хмурился. Рабочие, радуясь неожиданному развлечению, ненадолго отвлеклись и спустились во двор, приветствуя мастера. Вместе с другими вышел и Светел, оставив воткнутым в бревно свой нож, которым резал хлеб. Но Дражко сперва не заметил каменщиков, сурово распекая резчиков по дереву. Размахивал руками, показывая на выставленные к воротной башне резные доски. - Не умеете - не беритесь, позору меньше будет, барсуки криволапые! - ругался старик на смущенно опустивших головы резчиков. - Вы поймите: ваши резные ворота - лицо Брониславля! Их прежде всего увидят приезжающие в город! По ним станут судить обо всей нашей Лесной Земле! А что они увидят? Разве ж это львы, как должно им выглядеть? Это жирные котищи! Ведь я привез вам рисунки, по которым положено резать! Вы же все испортили! Что скажет князь Стемир Мирославич?! "Суровый старик! - подумал Светел, слушая, как мастер честит своих подчиненных. - Впрочем, он болеет за свое дело, понятно, хочется, чтобы сделано было как можно лучше! Это не как у нас в Отрадном, где оскорбить могли просто потому что смерд или холоп не посмеет ответить!" Отвернувшись от неудачных, по его мнению, резных изображений, Дражко вдруг заметил торчащий в бревне нож с украшенной резьбой рукояткой. Вытащил его и надолго смолк, разглядывая узор, изображавший оленей. - Кто вырезал рисунок на ноже? - спросил старый мастер совсем иным тоном. Никто не отвечал. Светел молчал тоже, скованный непонятной робостью. - Чей это нож? Кто знает? - снова спросил Дражко. Светел почувствовал, как его подталкивают в спину товарищи; кое-кому из них он рассказывал свою историю. И он шагнул вперед, чувствуя, как становится жарко. Заставил себя с большим усилием поднять глаза на старого мастера. - Это мой нож, господин! Я сам вырезал оленей... Дражко задержал на парне острый взгляд, от которого Светела бросило из жара в холод. Затем передал ему нож и дощечку. - Ну-ка, попробуй здесь начертать льва! Светел только на миг пригляделся к дощечке. Заметил на ней круглое темное пятно, наметил на нем глаза и уши, вырезал отверзстую пасть, провел волнистые линии гривы, - получилась львиная голова. За ней легким нажатием ножа проявилось и все тело зверя: могучая спина, грозно напряженные лапы, хлещущий по бокам хвост. Теперь уже Дражко вытаращил глаза, видя работу юноши. Глядел, будто на чудо небесное. Потом перевел взор на самого Светела, и тому показалось, что в прищуренных небесно-голубых глазах старика мелькнули слезы. - Велес многощедрый! Неужели ты, наконец, послал действительно искусного юношу, в чьих руках не иссякнет наше древнее искусство! - растроганно прошептал старый мастер, а затем обернулся к Светелу: - Кто тебя научил резать по дереву, мальчик? Юноша вновь смутился: как бы не высмеял его резкий и острый на язык старик... - Да... Я просто смотрел, как старшие работают с деревом. У меня стало получаться и понравилось. А настоящие мастера меня не учили. Не пришлось, - сознался он, ожидая, что Дражко сейчас прогонит его обратно к каменщикам. Но старик неожиданно улыбнулся как-то неловко, одной половиной рта. - Видно, боги от рождения вложили в тебя дар!.. Значит, золотить дерево ты не умеешь? А покрывать прозрачным лаком, чтобы сохранялось на века? Светел покачал головой. - Не умею. В деревне никогда такого не делают. Дражко как-то растерянно взглянул на него. - Да... Ну ничего, будет время - научишься! Самое главное - руки у тебя золотые, хотя изображения очень отличаются от канонов. Ну да оно и к лучшему: пусть, пусть будет не по канонам! Всякий канон тоже когда-то был новшеством, на которое замшелые невежды косились, будто на муху на блюде!.. Как тебя зовут, юноша? Светел? Хорошо, Светел: пойдет со мной, и создадим такие вещи, которым люди станут удивляться во все времена! Что-то отозвалось в душе юноши на такое предложение, глубоко созвучное его самым сокровенным мечтаниям, и он с гулко бьющимся сердцем шагнул навстречу старому мастеру. Дражко привел Светела к себе, в избу на Грушевой улице, где поселился у хозяйки-вдовы, которой платил за постой. Стал учить парня многим тонкостям ремесла, о каких тот прежде не имел понятия. Не всегда им легко было ладить, но со временем нашли общий язык, как бы дополняя друг друга - вспыльчивый, резкий наставник и сдержанный, не очень разговорчивый ученик. Их объединяло главное - любовь к красоте, к своему мастерству. В самый первый вечер Светел откровенно рассказал все о себе - о том, как сбежал в город от боярина, как нечаянно принес несчастье своим родным и односельчанам. К его удивлению, Дражко не стал его ругать. - У тебя душа художника, она не может полностью растворяться в житейских заботах, потому что глядит на мир сверху, как летящая птица! И ты не мог простить боярину уничтожения своей работы. Не огорчайся: заработаешь побольше кун - поможешь родным. А боярин твой - дурак, что сам твой дар не разглядел, сколько бы ты мог для него сделать! - Лишь бы его в городе не встретить, боярина-то, - зябко поежился Светел. - Он ведь слушать меня не станет, вмиг потянет на правеж. И тревожное предчувствие Светела сбылось через несколько седьмиц, когда он вместе со своим наставником стал больше ездить по городу, осматривать, как идут работы. И вот однажды у Золотых ворот, когда устанавливали над воротами резной щит с брониславльским знаменем, в те же ворота въезжал боярин с пышной свитой. Узнав их, Светел посмешно отвернулся. Но было уже поздно. Один из людей, что были с боярином тогда во дворе, указал на парня. Боярин сделал знак, и двое его слуг, спрыгнув с коней, подбежали к Светелу, заломили руки, стали вязать. - Беглый боярский холоп! Велено обратно вернуть! - орали они, распихивая тех, кто сунулся было помочь молодому мастеру. Не растерялся один лишь Дражко. Смело шагнул навстречу коню, которого приостановил Ярий, поджидая своих людей. - Оставь моего ученика в покое, боярин! Он - мастер - какого, может, и не рождалось до сих пор в Сварожьих Землях! Погляди на щит, что подымают в воротах! Это он изукрасил щит резьбой! Ярий окинул старика надменным взором, произнес, надменно вскинув голову, подражая князю Стемиру: - Он - мой холоп! А ты - укрыватель! Я пожалуюсь на тебя князю. Не думай, что тебе все сойдет с рук за твои деревянные игрушки! Я княжеский родственник, неужто князь не отдаст моего холопа? Теперь у Светела совсем упало сердце, он уже не надеялся на защиту. Но Дражко недаром был родом из Влесославля, где не очень-то покорялись даже и княжеской власти. Хлопнув себя руками по бедрам, воскликнул, глядя снизу вверх на конного боярина: - А вот поедем к князю, пусть он сам нас рассудит! Ярий Вепрович насмешливо скривил толстые губы. - Ну попробуем! Неужели ты думаешь, князь мне откажет? Дражко со Светелом, сев на коней, уныло потащились позади боярской свиты. Светел, пытаясь развязать руки, проговорил с тоской: - Все равно отдадут боярину! Князь послушает своего родича. Но Дражко весело подмигнул своему ученику. - Князь Стемир Мирославич знает о тебе и высоко ценит твои работы! И он справедлив: не решит неправедно, даже в пользу родного человека. Когда явились в судебную палату к князю Стемиру, тот внимательно выслушал сперва Ярия, а затем Дражко. Те немедленно опять заспорили между собой, не смущаясь присутствием князя. Только сам Светел, сидевший как на иголках, молчал, будто и не его судьба решалась здесь. Но за него говорили его творения, которые Дражко прихватил с собой и передал князю. Особенно хороша была резная птица, каждое перо которой лежало как живое. Наконец, князь перевел взор на молодого мастера, который помертвел, ожидая окончательного решения своей судьбы. Но Стемир Сильный произнес совсем не то, чего ожидали и Светел, и Ярий, но зато в соответствии с тайными ожиданиями старого мастера. - По обычаям богов и людей, вира за беглого холопа - пятнадцать серебряных гривен. Да еще четыре гривны долга за потраву - всего девятнадцать. Ты, Светел, должен отдать виру боярину Ярию Вепровичу! Юноша огляделся с надеждой и страхом, еще не веря, что произошло. Дражко воскликнул вместо него, хлопнув ученика по колену: - Благодарю тебя, пресветлый государь, да хранят тебя боги! Гривны я отдам боярину немедленно, а ты, Светел, рассчитаешься, как сможешь. Вот и все - ты свободный человек, уважаемый в городе мастер, а не боярский холоп! Боярин Ярий, растерянно забрав свои девятнадцать гривен, взглянул искоса на резные поделки своего бывшего холопа. Встрепенулся, жадными глазами глядя на Светела. - Э, нет, слишком уж дешево отделаться хочешь! За беглого искусного мастера цена совсем иная, чем за деревенского мальчишку! Я требую двести гривен серебром, и ни единой меньше! А поскольку таких кун у тебя, старик, нет, то я забираю Светела себе. Там ему тоже работа найдется. У меня дочь замуж выходит, пусть Светел для начала вырежет красивые лари для подарков... Юноша сжал зубы. В былые времена он счел бы такую работу большой честью, но теперь, когда его вкусы и мировоззрение развились, судьба мастера-холопа показалась ему жалкой. - Пошто сверх княжеского приговора куны требуешь, боярин? Не поеду я с тобой! Тут и Дражко вскочил со скамьи, закричал на боярина: - Ишь ты какой гусь - первого мастера в Сварожьих Землях захолопить хочешь! А этого не желаешь? - скрутил кукиш и показал ему. Старший Вепрович, побагровев до самой шеи, заорал Светелу: - Пойдешь со мной, вша подзаборная! Ты кто такой?! Ты на моей земле родился, и работать на меня должен! Плевать мне на твоих заступников! Шум поднялся такой, что все забыли о присутствии князя, который внимательно все слушал. А тот, выждав миг, постучал по столу твердыми пальцами, крикнул: - Тихо! Все растерянно смолкли, переглядываясь и соображая, что погорячились. А князь Стемир, пристально глядя на своего шурина, произнес: - Гляди, Ярий, плохо, когда жадность очи застит! Когда Светел был твоим холопом, он еще не был мастером, обучился по-настоящему после того, как сбежал от тебя. И при тебе бы сроду не смог раскрыть своих недюжинных дарований. Стало быть, вира за него положена, как за холопа. Смирись! Да я и сам такого мастера никому не отдам. Ему суждено большое будущее! Светел вскинул на князя глаза, сияющие благодарностью. Дражко вместе с учеником поклонился в пояс. - Счастья тебе и сто лет жизни, государь! Теперь мы оба еще не такими творениями прославим твое великодушие и справедливость! Стемир скупо улыбнулся уходившим от него мастерам. В многообразных, весьма запутанных делах правления ему никак не удавалось оставаться всегда безупречно чистым. Зачтут ли боги ему то, что удалось помочь Светелу, искреннюю радость его и старого Дражко? А Ярий, возвращаясь домой, гнал коня так, что его люди едва поспевали следом по улицам Брониславля. - Подумать только - отказать в просьбе своему шурину! Оскорбить при холопе! Неужели так возгордился Стемир, что уже и родство для него ничего не значит?! Не зря и Любуша на него жалуется! Погоди, Стемир Мирославич! Как бы не пришлось тебе за все заплатить... Но эти слова старшего сына Вепря уносил ветер, их пока еще никто не слышал.