(Не)ловушка для ангела

       Хлопает входная дверь книжного магазина, вызывая мелодичный звон колокольчика. К ней мгновенно прижимается спиной беловолосый ангел, притягивая к себе за талию своего демона. Сильные загорелые руки упираются по обе стороны от его плеч, удерживая от падения хозяина, который тихим стоном отвечает на поцелуи, осыпающие его шею.        Кроули, вздыхая, откидывает голову назад, предоставляя доступ к ней. Он суетливо, почти трясущимися руками расстёгивает пару пуговиц на своей рубашке, открывая грудь под пальцы ангела, скользящие по необычайно чувствительной коже.        Простая поездка в театр обернулась сущей пыткой для Кроули. Он откровенно нарывался, пытаясь по известной им обоим привычке довести Азирафаэля до крайней степени возбуждения, и в ход шли все известные приемы, праведные и не очень. Начиная от невинных (давайте проясним: Кроули и невинность — понятия не особо совместимые, но если действительно называть вещи своими именами, так выйдет звенящая пошлость), наподобие уж слишком долгого поправления бабочки ангела (разумеется, приблизившись к нему непозволительно для ситуации близко и прикоснувшись к его шее раз десять) или «что-то поднять» наклона, позволяющего ангелу лицезреть всю прелесть демонической задницы, и дальше по нарастающей: недвусмысленно ползущая вверх по пухлому бедру рука во время спектакля (благо они сидели в ложе, где ангел мог ответить тем же), раздвоенный язык, незаметно для окружающих обводящий ушную раковину Азирафаэля после шёпота-шипения о чем-то отвлечённом. Словом, перечислить все постфактум весьма сложно, да и как-то не до этого, чтобы проигрывать в памяти свидание, прямо сейчас приближающееся к ожидающемуся финалу.        Казалось бы, акт искушения закончился на горячих поцелуях в театральной подсобке в антракте и ожиданием возможности оказаться дома, но не тут-то было. Как только они вернулись обратно в ложу, рука ангела оказалась на бедре и без того изнывающего Кроули, его комментарии к происходящему на сцене сообщались на ухо шёпотом, опаляющим кожу, и с метафорами, вовсе не позволяющими думать о сюжете спектакля. Не факт конечно, что Азирафаэль в ста процентах случаев пропускал пошлости намеренно, ибо порой до него доходила двусмысленность сказанной фразы только после сдавленного смешка собеседника, но в этот раз он действительно прекрасно понимал, что говорит.        Спокойно доехать до дома Кроули тоже не позволили. Ладонь ангела, ранее покоившаяся просто на ноге демона, переместилась на его пах, сжимая сквозь плотную ткань джинсов болезненно стоящий член и вызывая у него глухой стон. Казалось, он даже стал ехать осторожнее (Азирафаэль даже добавил этот пункт в свой, увы, маленький мысленный список способов утихомирить любовника за рулём, тем самым спасая их обоих от развоплощения).        О да, очевидно, ангел за столь наглое соблазнение решил отплатить той же монетой, и получалось у него это более чем эффективно, ведь сейчас у самого Кроули колени подгибаются от того, насколько ему необходимы прикосновения любовника.        Пиджак демона летит на ближайшее кресло, рубашка в скором времени просто падает под ноги. Собственно, через минуту ангел сам оказывается в этом же кресле, и к нему на колени приземляется полуобнажённый Кроули. Ладони ангела сразу же оглаживают его спину, спускаются на ягодицы, сжимая их.       Демон, в свою очередь, без последних отчаянных попыток искушения, действующих даже больше на него самого, никак не может: он прикусывает губу, ёрзая на его колене и простанывая от соприкосновения с почти горящим пахом, пусть и через одежду.       Азирафаэль лишь крепче сжимает руку на заднице, кончиками пальцев второй проводя по возбуждённо вставшим соскам (особая точка у Кроули) — реагирует, как подросток с гормональными сбоями. Демона ведёт чуть ли не с той же скоростью, с которой он разъезжает по центру Лондона, и неслабо, так что мысли достаточно быстро окутываются беспросветной пеленой, а в паху становится тесно до ноющей боли, о чём он незамедлительно сообщает с нескрываемым стоном сквозь просьбу. Разумеется, меньше, чем через минуту, пряжка его ремня и ширинка расстёгиваются с характерным звуком, сразу же после брюк Азирафаэля. — Ох-х, дорогой, я, конечно, знал, что тебе понравится быть под моим контролем, но даже не догадывался, что настолько…       Ангел мягко усмехается, обхватив член Кроули и чувствуя его дикое возбуждение, получая призывный стон и быстрый кивок вместо чего-то вразумительного. — Чего ты хочешь сейчас, мой милый? — негромко говорит Азирафаэль в своей приторно-заботливой манере, и демон от этого просто без ума. Тёплая ладонь скользит между ягодицами, раздвигая их и заставляя Кроули недвусмысленно потереться об неё.       Как обычно, нет ни времени, ни желания идти искать смазку (хоть ближайший тюбик и находится в ящике рабочего стола — неоднократно приходился кстати), поэтому ангел материализует её на пальцах, осторожно проскальзывающих внутрь.       Два входят абсолютно без труда, словно для демона принимающая позиция была совершенно привычной, что не ускользает от внимания Азирафаэля. Кроули пытается отвернуться, пряча за волосами мгновенно покрасневшее лицо от цепкого взгляда и стараясь сдержать порыв раздвинуть ноги шире и не заёрзать на нём самому. — Я чудом. Н-не могу больше, — почти что не врёт Кроули. Нет, ну немалая доля правды в этом есть.       Ангел тихо и мягко усмехается, игриво прикусив мочку уха. — В следующий раз позволь мне самому тебя растянуть, ладно? — бархатный голос ласкает слух, заставляя что-то в груди сжаться на секунду. — Нгх. Да, — Змий то ли соглашается, то ли стонет от прикосновения к чувствительным местам, подставляясь под прикосновения. — Хорошо, — звучит почти как похвала, что невозможно проигнорировать, и в груди сжимается ещё ощутимее. — Ну же, ангел. Я хочу почувствовать тебя в себе… — Кроули почти скулит, срываясь на вскрик, когда ангел словно нарочно нащупывает простату.        Когда Азирафаэль осторожно входит, несдержанно вздыхая, Кроули как током бьёт. Это совсем не так, как он себе представлял. А представлял он себе это чаще, чем можно только подумать: десятки раз, становясь на колени под обжигающе горячим душем (для смертных и прочих обладателей человеческого тела: кипящим) и упираясь в запотевшее стекло лбом, насаживался на свои пальцы, второй рукой обхватив член у головки. Зажмуривался, задыхался и вымученно кончал с именем ангела, каждый раз самим собой слетающим с губ. Эта фантазия со временем стала навязчивой идеей, не дающей покоя, но какой-то нереально далёкой.       Хотелось, безумно хотелось почувствовать ангела в себе, отдать себя полностью в его распоряжение: довериться. Чувствовать его руки, сжимающие бедра и направляющие, хотелось власти над собой. Мысли о том, как Азирафаэль крепко, но ласково держит его за плечи, оттягивает за волосы или — боже блять — как его ладонь опускается на ягодицы размашистыми шлепками так, чтобы приходилось прикусить пальцы, чтобы не взвыть хотя бы на первых порах, не могли его не притягивать и не пьянить.       И, чёрт возьми, он прекрасно понимал, что ангел может это обеспечить. Со временем тот стал проявлять куда больше инициативы, особенно в постели, озвучивая свои желания почти без смущения, предлагая позы и фантазии, в которых у него куда больше контроля. Пару раз белокрылый даже в шутливой манере пригрозил его нагнуть и выпороть, вызвав у демона (между прочим, змия-мать-его-искусителя!) яркий румянец и, чего уж греха таить, крепкую эрекцию. Но, по непонятным причинам, Кроули до последнего не выражал этих желаний в устной серьезной форме, поэтому для ангела даже стала приятным сюрпризом столь бурная реакция на его доминантность.       Словом, Кроули представлял себе многое, но сейчас по-другому, куда больше, и не только размером: вместе с ангельским членом внутри оказывается и его энергия, разливающаяся по всему телу, как масло по горячей сковороде, а раскалённую демоническую кожу ласкают прикосновения этих же тёплых рук и губ. И это чувство обволакивающей похоти и нежности любимого одновременно успокаивает и распаляет только сильнее. — Боже мой, ты такой узкий… так сжимаешься на мне… — несколько сбивчивых слов ангела, негромким восхищённым голосом сказанных на ухо, несколько маленьких плавных движений — и у Кроули в груди что-то трепещется, его ведёт, как пьяного в дым.       Азирафаэль придерживает своего демона за бедра, помогая ему насадиться полностью, и тот отзывается громким восторженным стоном. Мягко целует маленькую змейку у уха, полуулыбаясь тому, как ярко его любовник реагирует на всё, что он делает с ним. Кроули выгибается, откидывая голову назад и тихо простанывая что-то невнятное. — Что такое, мой дорогой? — с издевательски невинной улыбочкой спрашивает ангел.       Ох. Знает же, что такое. Не в силах ответить, он прижимается к губам ангела, словно к источнику воздуха, позволяя ему углублять поцелуй, держать крепче и брать глубже.       Азирафаэль предельно нежен, настолько, что хочется раствориться в его ласках, что он будто тает в тех местах, где касаются его мягкие руки. При этом Кроули прекрасно понимает, что стоит раздразнить в достаточной степени, как его нежный, словно зефирный, ангел, станет в праведном гневе властным и сильным, причем столь же нежным и любящим. Он ещё не пробовал, конечно, но уверен в этом на все сто.        Так думал Кроули, пока вообще мог хоть о чём-то думать, но это состояние, к счастью или к сожалению, продлилось не так долго. Все мысли совершенно растворились в голове демона, также, как он растворился в ласках Азирафаэля, когда пальцы ангела мягко, но крепко обвили его член. Кроули дёргается в его руках, сжимаясь и заставляя ангела простонать.        О Госп… Сат. Кто-нибудь. Будучи снизу, он так не звучал. А сейчас этот стон был куда более низким, отдаваясь каждой клетке оккультного тела и заставляя его непроизвольно задрожать и беспомощно проскулить, когда ангел скользнул большим пальцем по головке. — Ты так хорошо справляешься, любовь моя… Ты просто невероятный… Попробуй подвигаться на мне сам, милый, — шепчет Азирафаэль ему на ухо, почти рыча, и Кроули уверен, что готов сделать всё, что попросит его этот крылатый гедонист.       За это привычно-непривычное «любовь моя», за каждую ласку и похвалу и за каждый негромкий восхитительный стон, слетающий с пухлых влажных от их слюны губ… Дьявол, он так сильно хочет быть причиной этих звуков, хочет делать ему хорошо, хочет слушаться.        Кроули действительно находит себя на коленях своего любимого, выполняющим любую его прихоть ради того, чтобы негромкий, но уверенный голос снова и снова называл его хорошим, и чтобы даже в голове не было ни единой мысли оспорить это слово или отшутиться. Чтобы чувствовать эту приятную до безумия заполненность, как физическую, так и душевную, позволить себе быть уязвимым и слабым только для своего ангела. — Ангел… — сипит он пересохшим от бесстыдных громких стонов голосом, понимая, что долго не продержится. — Что, дорогой? Тебе так хорошо? — спрашивает Азирафаэль с такой нежностью в голосе, одновременно с этим вновь начиная быстро двигаться и держа его за бёдра так крепко, что Кроули готов взвыть от ощущений, от переизбытка любви во всех её формах. — Блять, Боже, ангел, — лепечет демон, чувствуя, как перед глазами рассыпаются искры, когда его любовник толкается особенно глубоко, — только не останавливайся…       Он и не думает, лишь полуусмехается в ответ на подобное богохульство и смотрит на горящие алым цветом щёки и прилипшие ко лбу медные волосы до тех пор, пока глаза не начинают закатываться.        Кроули кончает вымученно, изгибаясь неестественной дугой на коленях Азирафаэля. Уши закладывает — собственного вскрика не слышно. Да это уже и не так уж важно, пока на бедрах чувствуется крепкая хватка, которой не хватает пока на синяки (но очень хочется, чтобы в следующий раз хватило), на коже — горячее дыхание, на шее — поцелуи. Пока сквозь послеоргазменную дымку он чувствует, как ангел продолжает толкаться, догоняя собственное удовольствие. Всплеск горячей жидкости внутри заставляет Кроули заскулить сорванным и сипящим голосом. — Ты восхительный, дорогой, — он еле-еле может разобрать тихую речь, раздающуюся чуть выше уха, когда роняет взмокший лоб на плечо ангела, упираясь в мягкую ткань рубашки. Вздрагивает и запоздало понимает, что Азирафаэль максимум рукава закатал, пока он сам сидел на его коленях полностью обнажённый.       В рыжие пряди мягко вплетаются пальцы, поглаживающие и массирующие кожу головы. Ангел с ним так нежен, что почему-то хочется разрыдаться. — Такой хороший для меня, — почти мурлычет.        Кроули обычно не был согласен, но сейчас спорить не хотелось.