***
...разные, совсем разные названия. Исследовательское любопытство? И это тоже всегда была ненависть: оно служило мести. Радость творчества? Аналогично. Гордость гениальности, отказывающаяся признавать власть самой смерти? Тоже. Она забрала и подчинила даже наилучшее во мне. Но если я вырву всё это из её мёртвых рук и наконец-то использую по праву принадлежащее мне ради чего-то кроме неё... ...разве не будет это таким же великолепным бунтом?***
— ...Заменил бы некоторые мелкие детали. Износ, сам понимаешь. Да и вообще переделал бы всё. Тогда ведь под рукой оставался один мусор — истратил лучшее на солдат... А шедевр должен быть идеален. — Что, прямо в домашних условиях? — нервно сглотнул Итан. — А если... ну, там... арендовать операционную? С профессиональным персоналом в помощниках? — У них насчёт такого протеза будет многовато лишних вопросов. Это тебе не клапан или стимулятор. «Ты просто ревнуешь, когда меня режет кто-то другой.» — Ты просто ревнуешь, когда к моему сердцу имеет доступ кто-то другой, — нашёл Уинтерс менее рискованную формулировку. — О, да у нас сегодня романтический настрой! Так, а ну-ка иди сюда... Он уже давно уяснил, что бесцеремонной хватке за горло сопротивляться было себе дороже. Но всё равно порывался отшатнуться от неожиданности. Чужие пальцы нашли его пульс и на несколько болезненных секунд грубо зажали поочерёдно с обеих сторон. Итан и сам чувствовал мгновенно ускорившийся ритм, барабанно отдающийся в груди и голове смесью возбуждения и инстинктивной паники. Со свободной руки Гейзенберг зубами стащил перчатку: — Вечно приходится предупреждать, чтобы ты не дёргался, будто я тебя уже заживо вскрываю. Стой, мать твою, смирно. Eins, Zwei... — Эй, не...— — ...Drei. Итан сдавленно взвыл. Разряд оставил в мышцах на редкость противное ощущение. Но Карл, похоже, проверкой был доволен: — Ладно, работает неплохо, и дьявол с ним. Вольно, рядовой Уинтерс. — Я не твой Солдат, — прошипел тот. — Это вместо «спасибо», да? Ну хорошо, за выслугу лет повышаю до лейтенанта. В ответ он собирался съязвить что-то насчёт фетиша на ролевые игры, но не стал. Он вправду был благодарен.***
Созидать, чинить, изобретать. Убить, сокрушить, затравить. Это были очевидно противоположные векторы, но они шли из одной и той же точки, и попытка постичь это сводила с ума. Невысказанная мысль, как назло, всё ещё не отпускала. Но теперь уже всерьёз. То, что прикушенная злорадным оскалом сигара, садистский безумный хохот и размахивание тяжеленным молотом — это маска разыгрываемой роли, Итан понял почти сразу. Ещё на шоу для «тварей и господ». Вопрос был в том, что за ней скрывалось. Конечно, ему уже довелось увидеть самому. Механического монстра, сбросившего её вместе с человеческим обличьем. Зло, порождённое злом — и бумерангом вернувшееся замкнуть порочный круг. Но в то же время был и другой Гейзенберг, храпевший сейчас на их диване после обеда, собравший на прокуренной мансарде коллекцию ретро-фотоаппаратов и радио, принимавший заказы на чертежи и инженерные проекты, питавший слабость к дорогому кубинскому табаку и крепкому кофе с виски. Матёрый, импульсивный, гениальный. Но, несмотря на соблазны нового мира, безмерно уставший и поседевший ещё больше. Да, когда их с деловым предложением насчёт Розмари посетили улыбающиеся личности из тёмного прошлого Мии, отсутствие в доме острых металлических предметов не помешало Карлу, улыбаясь в ответ, изувечить одного из них и зарезать второго осколком бутылки из-под того же виски. Но этот гнев не принадлежал ни ищущему развлечений бессердечному мучителю, ни бездушной машине. Кому-то другому. Тому, которому — осознанно или нет — вовсю подражала обожающая его Роза, огрызаясь на вооружённых спецагентов и проживая расцвет подросткового бунтарства, к неудовольствию Криса. Тому, без которого Итан уже не мог представить своё ненормальное существование. С этой привязанностью, однако, всё было ещё сложнее. Приходилось признаться себе в том, что и сахарно-угрожающий флирт его излюбленного образа невольно будил в Уинтерсе реакцию, тогда в Румынии катастрофически сбивавшую с настроя. Откровенно говоря, Итан по нему даже скучал. Обоюдное согласие слегка лишило лязг цепей и давление сапога на грудь былого адреналина. Впрочем, во взгляде Карла всё ещё разгоралась знакомая искра, и это стоило всего на свете. Ну и пусть. Уж если они — отец-нежить, мать-преступница и их ребёнок-мутант — стали достойными конкурентами семейки Аддамс, для полного комплекта в их доме непременно должно было завестись своё привидение. Обитать на чердаке, греметь чем-то железным, заставлять вещи летать по комнате, пугать соседей и гостей... Разве что порядочным призракам вроде бы полагалось завывать на латыни, а не ругаться на немецком. Но это были уже мелочи. ...Итан Уинтерс понятия не имел, как в таких условиях будет выглядеть его жизнь. Но он точно знал, без кого этого будущего бы не было.