Золотая шестерёнка

В их улыбках она явственно чувствует фальшь. — Куда мы идём? И где дядя Крис? — спрашивает маленькая Роза. — Его сегодня нет. Они продолжают улыбаться ей. Но не друг другу. Разные двери, через которые её ведут, все в круглосуточно работающих камерах, лампочках-индикаторах, слотах для карт допуска и сложных замках. И все они очень, очень крепкие. Последняя закрывается за Розой с глухим тяжёлым звуком, и система коротко пищит, подтверждая герметизацию. Никто не вошёл вместе с ней. Помимо неё, в камере лишь один мужчина. Слишком увлечённый чем-то, чтобы принимать гостей. Сегодня за хорошее поведение ему отдали на растерзание сломанный смартфон — словно бросили тигру в клетке мозговую кость. И теперь он который час кряду с удовольствием потрошит интригующе-незнакомую технику. И собирает заново. И опять разбирает. То ли как демиург, постигающий мироустройство в неразрывном круге порядка и хаоса, творения и разрушения... то ли как изнывающий от скуки и злости невольник, маниакально тонущий в привычном утешении. — Я вас помню, — обрадованно сияет девочка. Отвлекаясь, он распрямляет спину, внушительно возвышаясь даже сидя; под казённой безлико-серой майкой настороженно напрягается рельеф мускулов. Ничего не отвечает, рассматривая её одновременно с интересом и раздражением. Узнавание медленно растягивает на пересечённом шрамами лице довольную усмешку, обнажая подозрительно острые зубы и заставляя её боязливо отпрянуть на шаг. — Ну, так и будешь стоять? Присядь, — хлопает он себе по колену, вальяжно откидываясь на спинку стула. Она послушно вскарабкивается, успокоенная невраждебным тоном. — Хорошая девочка, — смотрит он совсем в другом направлении. — В отличие от некоторых. Роза следует за его взглядом: одна из стен прозрачна, и с той стороны за ними наблюдает целый консилиум сотрудников. Некоторые с беспокойством, некоторые с холодным любопытством, но все — с терпеливым ожиданием. За открытыми ноутбуками, как дозорные за баррикадами. — Почему они на нас смотрят? — шепчет Роза. Ей не по себе, но даже сквозь ожесточённую апатию он излучает такую властную уверенность и мощь, что ясно: рядом с ним бояться нечего. Кроме него самого. — Хотят шоу, — скалится он ещё шире. Но неуловимо неправильные и оттого жутковатые глаза сужаются в нескрываемом презрении. Он набирает воздуха, надеясь, что не растерял хватку. — Что, дамы и господа, уже достали бинокли и попкорн? — ревёт он так, что она вздрагивает от неожиданности. — Какое представление! Стравить двух мутантов и поглядеть, что будет! Драма, цирк или кровавый колизей? Делайте ваши ставки! Те тоже едва не подскакивают в своих наушниках. — ...Проявит ли очаровательная Розмари Уинтерс скрытые способности, если окажется в опасности? Хватит ли ужасному Карлу Гейзенбергу бессердечия, чтобы обеспечить ей для этого необходимые условия? О да, он ведь мечтал заполучить её силу. Если бы знал, как. И вы тоже позарез хотите знать, не так ли? — продолжает он, чуть подавшись вперёд, пока не переходит с декламации на яростное шипение: — Как же легко и приятно считать себя лучше чудовища... но бросить ему в пасть ребёнка додумались именно вы, ублюдки. Выдохнув, он снова расслабляется. На большее его уже не хватает. Очковая кобра изжила свой яд. Наиболее совестливые наверняка убеждают себя, что это для её же блага, если не для всеобщего. Как говорила ему Матерь. Как утверждала, что любит его, истязая его тело и душу. Как изображала снисходительную обиду, когда он проклинал такую жизнь. Разочарование экспериментом — совсем как то, что начинает угадываться в реакции тех, кто делал ставки на скорую расправу. Неважно, кого над кем. Как было совершенно неважно и той, которая лицемерно называла его своим дорогим сыном. — Можно посмотреть? — осмеливается спросить Роза, показывая на интересные штуки у него на груди, занимающие её внимание с самого первого взгляда. — Надо же, растём не только бесстрашными, но и вежливыми... Валяй. — Это компас? — осторожно дотрагивается она до одного из сокровищ. — Как видишь. — Настоящий пиратский? — Походный. — Но он должен показывать на север. Я читала. А этот крутится сам по себе, — с важным видом недоумевает она. — Он заколдованный? — Это мы с тобой волшебные, цветочек. Пиздец какие волшебные, иначе бы нас тут не держали. Пока она отвлечена, одну руку он заносит у неё за спиной, не касаясь. Наблюдатели напрягаются. Привычное вступление: просканировать, как магнитный томограф, с чем приходится иметь дело. В работе с мёртвыми телами помогало ещё до вскрытия определить, какие органы и кости повреждены. Теперь перед ним живое, но определённо необычное. Уж он-то умеет видеть в первом же наброске чертежа будущее гениальное творение. Какой потенциал, какая власть... — Смотри, — медоточиво добавляет он. — Они тебя боятся. Все они. Прекрасное чувство, не так ли? Роза оборачивается на внимательные лица. И глубоко внутри понимает, что он прав. — Но почему? Я хочу дружить, — расстраивается она.

***

— Биооружие вошло в тактильный контакт. Агрессии друг к другу не проявляет. — Напоминает инстинктивную нежность дикого зверя к детёнышу своего вида, не находите? — глава отделения задумчиво скрещивает пальцы. Он идёт к стеклу с микрофоном от динамиков камеры. И улыбается, снова улыбается — о, Роза больше этому не доверяет. Но разговор будет не с ней. — Вижу, вы понимаете наши намерения, герр Гейзенберг. Предлагаю обсудить это как учёный с учёным. Тот сгоняет ребёнка с колен и подходит навстречу. Во взгляде красноречиво читается желание видеть голову собеседника отдельно от туловища. — Если вы поможете нам честным сотрудничеством, можете рассчитывать на огромные привилегии, — продолжает он. — Такие у меня уже были. Тоже взамен воли. Рассказать, что случилось с той, кто её отняла? Ваши отчёты всегда опускают самые восхитительные подробности, — огрызается Карл, меряя неторопливыми шагами периметр разделяющей их перегородки. Всё ещё тигр в зоопарке. — Не уходите от темы. Нас куда более интересует юная Розмари. Но что касается той... — он задумывается. — Слияние с Мирандой ей нисколько не навредило, по нашим данным. Как вы считаете, смогли бы повторить? Наблюдения и образцы ДНК были бы просто бесценны. — Да, чтобы воспользоваться её способностями, я рассматривал вариант войти в симбиоз, как вы называете в угоду своей отсутствующей совести. Но подозревал, что это навредило бы мне. — Почему вы так предполагали? — сразу загорается любопытством лаборант. — Даже если бы ей было так же пофиг, как и с Матерью, всё равно её папаша сразу отвесил бы мне таких пенделей, что я перелетел бы через Карпаты. По ту сторону стекла утомлённо вздыхают. — Вам не к лицу это фиглярство. Вы же... — ...Лорд? Не гони. Для ваших людей я всего лишь биооружие. Как и она. Карл оглядывается на Розу. Та всё слышит. И потому испуганно отступает, когда он разворачивается. — Ш-ш, — он склоняется до одного уровня с ней. — Тебя я не трону, клянусь кровью своего рода. Кому ж ещё, как не тебе с отцом, я обязан моей свободой? В его улыбке, в отличие от остальных, виденных сегодня и когда-либо, нет ни грамма лести и тепла. Но почему-то ей она верит куда больше.