Золотая шестерёнка

Первое, что замечает вернувшийся отец семейства — на кухне до сих пор горит свет. — Но, пожалуй, формально меня действительно можно считать оборотнем. Просто не в волка, а... — ...в пафосного мерзавца, — подсказывает Уинтерс, возникая в проёме. — И в нормального человека раз в год на полнолуние с затмением. — ...в гигантскую хуёвину из металлолома. И тебе тоже доброго вечера, Итан. Тот складывает руки на груди, прислоняясь к дверному косяку: — Когда я выражал надежду, что ты пополнишь словарный запас Розы, я имел в виду немецкий. По обстановке можно приблизительно восстановить ход событий. Вино, долго пылившееся в серванте: жена набиралась хмельной храбрости наконец-то познакомиться с тем, с кем приходится жить под одной крышей. Накрытый стол: почти беспроигрышный козырь. Правда, больше с оттенком предусмотрительного «перед переговорами с хищником убедись, что он сыт», чем благожелательного жеста. — О, вижу, сплошь фирменные блюда, — замечает Итан. — Как говорится, путь к сердцу мужчины лежит... — ...между четвёртым и пятым ребром, — промахивается Карл. В выглаженной рубашке, побритый и причёсанный, он и впрямь начинает походить на почтенного аристократа, но некоторые вещи никогда не меняются. — Садись, — предлагает Мия мужу. — Только всё уже остыло. Включить плиту? Микроволновки у них больше нет: с появлением конкурента она сдалась первой.

***

Она готова на всё ради того, чтобы Роза росла в дружной атмосфере. Пусть и, скорее, в виде отчаянной попытки держаться вместе в чуждом теперь мире обыкновенных людей. Преодолеть страх, ревность и смущение — вполне выполнимая для этого задача. Сложнее то, что нечто из этого определённо взаимно. С живой женщиной — ключевое слово «живой» — их квартирант обращаться совершенно не умеет. Хоть и есть что-то лестное в знании, что тот, от чьего грозного взгляда дрожат даже магнитики на холодильнике, мнётся перед ней, как мальчишка. Мия всё понимает. Невозможно не заметить, как он смотрит на её мужа — как наркоман на дилера, как изголодавшийся на банкет... Точнее, нет. Как озлобленный раненый пёс на того, кто впервые его приласкал. Как пленник на освободителя. Итана она не винит: когда эти двое встретились, тот ведь тогда думал, что она мертва. Да и сама раньше изменяла ему, не в силах вынести, что спит с нежитью. Но сейчас... глазами Карла она словно увидела его заново. То, что даже его теперешнее тело можно любить, хоть и со стороны Гейзенберга это слишком похоже на профессиональное восхищение того, кому всегда было комфортнее в компании трупов. А уж как личность... после того, что Итан совершил для всех них, никто на целом свете его недостоин. И всё же он не бросил их и после. Даже её, виноватую перед ним за сокрытие правды. Даже своего бывшего врага. Осознание приходит внезапно: нет, она вовсе не ревнует. Она просто завидует. Мужу, укротившему такую силу. ...Его властное присутствие словно заполняет всё пространство, вытесняя саму хозяйку дома. Мурашки по коже — хоть и вероятно, что всего лишь от наэлектризованного поля. — Да хватит так трястись. Я же не кусаюсь. Увы, виденные ею следы на шее, ключицах и плечах Итана говорят обратное. Мия ловит своё отражение в круглых чёрных очках — воплощении непроницаемой стены, которую она не знает, как сломать. — Если это тебя успокоит, могу честно сказать, что всегда старался щадить женщин и детей, — мрачновато улыбается Карл. — Даже для экспериментов не выкапывал: слишком хрупкое телосложение. Что-то подсказывает ей, что дело вовсе не в анатомической пригодности, а в том, как он обычно замирает, видя, как она держит крохотную Розу, сияя материнской любовью — неведомой и завидной. С учётом этого признание могло бы звучать почти трогательно... но «старался» и «выкапывал» настораживают лишь ещё больше. — То есть, в отличие от Миранды и других владык, вы использовали мёртвых? — После ряда неудач рассматривал вариант перейти на живых, но... — его тон резко холодеет. — Ты попала в точку: не было мысли противнее, чем стать таким же, как она. Так что взамен продолжил совершенствовать предыдущие версии. Он не знает, что ещё сказал не так, но Мия вдруг опускает лицо в ладони. — Вы... вы лучше, чем... — Чем ты ожидала? — саркастически предугадывает он. — Чем я. Её голос ломается. Поскольку Карл собирал сведения о Розе, то наверняка в курсе её былой работы на Соединения. Он смутно догадывается, что в таком состоянии собеседницу полагается утешить. Но не имеет ни малейшего понятия, как. — Ну, значит, я тут не единственная ужасная тварь. А две и больше — это уже семья, — с язвительным весельем подытоживает он. — Так что, на брудершафт?