Причины возвращаться

      Попытки Адриана встречаться с красивыми девушками заканчивались почти одинаково. Две недели назад он расстался с подругой, которую ещё недавно планировал представить друзьям на «сегодняшнем» пикнике. Не потому, что так уж хотел их познакомить. Просто того требовали нормальные отношения между парнем и девушкой, да и у друзей накопилось много вопросов к его одинокому статусу.              Когда в их последнюю встречу, в ресторане, девушка отошла попудрить носик, ей не в первый раз пришло сообщение, что срочное дело вынудило и его отлучиться и чтобы она заказала за его счёт всё, что хочет. Адриан понимал, что такое положение вещей не могло никого долго устраивать, особенно привыкших к хорошим манерам представительниц высшего света. И потому в тот вечер уже не пытался подыскать себе новое достойное оправдание.       Теперь он радовался, что знакомство с друзьями не состоялось — он ни за что не хотел бы ранить Маринетт. История их дружбы была столь долгой, что, узнав всё, он и сам удивлялся, почему она до сих пор не переросла в нечто большее. Впрочем, это и было ответом. Отмахиваясь от расспросов Плагга всё тем же субботним утром, Адриан вспоминал всё, что осложняло такой переход в их с Маринетт отношениях, начиная с его, пусть давней, помощи Нино в завоевании её сердца и заканчивая, пусть милыми, но всё же странными каламбурами девушки.       Воображать, что Маринетт единственная полюбила обе его личности, почему-то было сейчас приятно. За исключением случая на балконе, когда отец Мари стал оборотнем, Адриан не помнил, чтобы кто-то ещё говорил слова любви Коту Нуару. Тогда он не был готов забыть Ледибаг, а потом…       Потом всех, кто мог понравиться Нуару, уводила прямо из-под носа его гражданская личность, которой приходилось лгать и отменять свидания из-за супергеройской жизни. И так по кругу.       — У меня чувство, будто я «застрял». Можно я побуду с тобой? — Кот задумчиво обнюхал узкую ладонь Маринетт и снова безошибочно перечислил всё, что она пекла.       Адриану было неловко за вчерашнее бегство. И он очень нравился себе в эту минуту, полагая, что поступает правильно.       Вернувшись в пекарню, он чувствовал себя почти дома и даже наизусть помнил рецепт заварного теста, но не знал, какое чувство привело его в этот раз — вина перед Маринетт или желание выбраться из заколдованного круга, и какого из двух именно, временного или любовного.       Маринетт вновь повела Кота на кухню, где изобретала вкусные способы проложить путь к его сердцу. «Сердцу Адриана Агреста — как всегда», — подумал он и остановился перед висевшим на стене зеркалом. «Интересно. Как быстро она забыла Кота Нуара, прежде чем влюбилась в Адриана?» — подмигнул он своему отражению. В душе теплилась надежда, что и эти чувства Мари окажутся не такими уж долговечными.       — Скажи, а какой он, твой идеальный принц? — спросил он, когда Маринетт вновь призналась Коту в намерении решиться на важный шаг.       Адриан догадывался, что она опишет его собственный образ, и ожидал ответа со смесью любопытства, вины и страха.       — Он скромный и не станет считать себя идеальным. Красивый, но не смотрится в зеркало каждые две минуты, — на последние слова Маринетт сделала акцент, задержав ироничный взгляд на Нуаре. — Он добрый, чуткий и нежный. Любит детей и хомячков. А ещё играет на пианино и любит своих родителей*.       — Так это же всё — я!       — Я же сказала, он скромный, — Маринетт засмеялась.       — Нет, я серьёзно.       — И на пианино играешь? — шутливый, недоверчивый тон, которым Маринетт произнесла это, поддразнивал Адриана.       — В моей семье это не редкость.       — Ну да, конечно… — Маринетт насмешливо и с некоторой обидой разглядывала Кота, намекавшего на свой более высокий социальный статус.       — Можно сказать, у меня не было выбора. Но мне не для кого играть. А музыка, которую никто не слышит, — не музыка, — объяснил он, уже ловко управляясь с заварным тестом.       Он предложил сыграть для Маринетт в этот же день, когда она освободится, но Маринетт отказалась — она не спала и слишком устала. Адриан и сам почти не спал в эту ночь, как и почти всю — состоявшую из одних суббот — неделю. Сначала он боролся со сном, пытаясь повлиять на ход времени. Затем бессонница вошла в привычку. Подхлёстываемый странными обстоятельствами, он настаивал.       — Тогда давай сходим хоть куда-нибудь, — Кот Нуар выдал самую приятную из своих улыбок.       — Это что, приглашение на свидание? — Маринетт искоса глядела на него после очередного раунда уговоров.       — Дружеское, — ответил он. Почему-то брошенный ею из-под длинных ресниц взгляд был колючим. Но его глаза на то и кошачьи, чтобы спокойно его выдержать.       — Только не сегодня. Мне уже предстоит дружеское свидание с одним повесой, — Маринетт иронично взглянула на него, но Кот, конечно, не догадался, о ком речь.       Сосредоточенно работая над глазурью, она старалась скрыть внезапное раздражение. В предложении Кота не было бы ничего неприятного, не будь этой странной настойчивости и какого-то особенного выражения его лица.       Однако Маринетт решила, что поторопилась с выводами, потому что Кот прибавил:       — Потом будет поздно, — Адриан знал, что никакое «завтра» для него не наступит, и не исключал, что многолетняя влюблённость Маринетт может быть тому причиной. Когда она вопросительно посмотрела на Кота, у него с языка само собой сорвалось: — Сегодня… мой день рождения.       — День рождения? Поздравляю, — её большие, широкорасставленные глаза сделались ещё больше. — Но ты разве не собираешься встретиться с Ледибаг? Я имею в виду, в такой день…       — Собирался. Но я знаю — она не придёт.       — Знаешь? — Маринетт почувствовала укол совести. Едва увидев Кота на улице, она хотела отменить встречу, и если бы не уговоры Тикки, так бы и поступила. — Откуда тебе известно?       — Для этого не надо быть ясновидцем. Просто понял, как сильно надоел ей. И когда вспоминаю об этом, ненавижу самого себя. Поэтому давай не будем говорить о Ледибаг.       Маринетт крепко сомкнула губы. Им с Нуаром обязательно нужно поговорить на следующем же задании, думала она. После его откровения было неловко смотреть, как он украшал кусочками клубники и листиками мяты им же приготовленные и предназначенные для Адриана профитроли-сердечки.       До того, как Маринетт поручила ему это задание, Адриан почти не нервничал.       Всё утро он наблюдал за её привычной весёлостью и убеждался, что чувства подруги к нему — не такие роковые, какими показались вчера.       Прямо сейчас она кружила по кухне как маленькая милая птичка, у которой не было ни забот, ни печали. Несмотря на бессонную ночь, её лицо было румяным, кожа — матовой, и это с минимумом косметики. Она рассказывала о приготовленных за ночь десертах и о том, кто из бывших одноклассников заказал каждый из них.       Адриан был рад, что он — не единственная причина этого королевского пиршества. И всё ещё надеялся, что чувства подруги — следствие популярности Адриана Агреста и любви Маринетт к моде.       Но когда дело дошло до клубники с мятой, а Адриан уже догадался, почему Мари любила это сочетание, он задал интересующий его вопрос.       — Давно… Всегда. С первого дня… — ответила Маринетт, и Кот, извинившись, направился к окну. Открыв его, он выглянул на освещённую солнцем улицу.       Маринетт согласилась, что на кухне было душно, и пустить в комнату свежего воздуха не помешает.       — Мне ты тоже в любви признавалась, — хрипло произнёс Кот, всё ещё разглядывая что-то за окном.       — Ты был прав тогда, и я просто была твоей фанаткой.       «Как и всегда», — Адриана даже не удивляло, что Мари всё-таки не стала исключением из правила. Даже забавно, что тогда, стоя на её балконе с каким-то ребёнком на руках и слушая её внезапное признание Коту Нуару, он поверил в обратное. Но всё это сейчас мелочи. Не поэтому он застрял в этом дне.       — Тогда я пыталась забыть Адриана, но ничего не вышло.       Когда Маринетт прощалась с Котом ровно в десять, он выглядел подавленным. Перевоплотившись, Ледибаг вылетела следом за ним на улицу, но, к её удивлению, Нуар действительно не дожидался Леди и уже исчез.       До начала субботней чертовщины Адриан любил весенний Париж. Он уселся на любимом мосту, соединявшем два берега Сены. Весной здесь открывался вид на такие пышные сакуры, что и в Японии любой город мог позавидовать, не говоря уже о многочисленных розах и лиловатых магнолиях, которые тоже были давно в цвету.       Только в этом невероятном городе могла появиться такая девушка, как Ледибаг, — не раз думал Адриан, подолгу сидя тут. Но сейчас зелёно-золотистая листва и беззаботные розовые бутоны освежали в памяти цвета любимого мороженого Маринетт, клубнично-мятного.       Кто-то пронёс мимо пакеты из пекарни Дюпэнов. Стянувшие их розовые и зелёные пасхальные ленты, наверняка дизайна Маринетт, намекали Адриану и всему городу на её любовь. «Невероятно!» — вырвалось вслух. Маринетт была без памяти влюблена в него так же безнадёжно долго, сколько сам он был без ума от своей жестокой красавицы в алом костюме. Это осознание тяготило. И будет тяготить, думал он, пока эта суббота наконец не закончится.       «Значит, сегодня моё место рядом с Мари». Он подошёл к фургончику с мороженым, где Андре, едва увидев супергероя, зачерпнул ярко-красный сорбет.       — Нет, — остановил его Адриан, приятно улыбаясь. — Сегодня я сам выберу себе мороженое.       Когда он добрался до парка, Маринетт и ещё несколько ребят суетились на поляне, собирая остатки еды и разлетевшиеся с ветром салфетки. Теперь он знал, какие мысли прятались за грустным мягким взглядом подруги, и, столкнувшись с ним, почувствовал неловкость.       Первой Кота заметила Алья. Она положила ладони на плечи Маринетт, что-то шепнула ей на ухо и тут же сообщила, что вместе с Нино унесёт пакеты и пледы. Маринетт медлила, и Алья почти вытолкнула подругу навстречу Коту.       — Кот? Что ты тут делаешь?       — Мы ведь договорились погулять. Если тебе будет грустно.       — С чего ты взял, что мне грустно? Ты что, шпионил за мной?       В вопросе звучала нотка недовольства, но по её глазам Адриан понял, что Маринетт уже не имела ничего против прогулки с Котом. Её взгляд красноречиво — теперь, когда он всё знал — выражал смесь разочарования и усталости, а ещё едва заметной нежности. Последнее, возможно, из-за выдумки Кота о дне рождения. В груди снова возникло тянущее чувство. Он бы предпочёл, чтобы Маринетт смотрела на него как угодно иначе, только не этим полным нежности и боли взглядом, ведь именно Адриан сделал ей больно, а Кот солгал о торжестве.       — Клубника и мята. Может, тебе понравится, — непроизвольно он повторил её же слова и протянул стаканчик со светло-зелёным и двумя розовыми шариками.       Маринетт замерла, увидев своё любимое мороженое.       — Это и мой любимый вкус, — бодро сказала она, стараясь выглядеть благодарной, и отправила в рот несколько ложечек десерта. — А ты разве не хочешь? — произнесла она милым тоном, от которого Адриан почувствовал себя ещё хуже.       — Нет, ешь сама. Я рад, что тебе нравится, — он улыбнулся, но Маринетт заметила, что глаза Кота были грустными.       Пока они шли через парк в сторону кинотеатра, обстановка вокруг казалась Адриану до смущения приватной. Кто-то не спеша шагал им навстречу рука об руку, кто-то на лавочке растягивал поцелуй, а кто-то одиноко поглядывал на часы под цветущими деревьями, явно ожидая любимого. В голову хлынули глупые фантазии. Он представлял, что без малого пять лет Мари хотела от него того же; не от Кота Нуара, конечно, а от Адриана Агреста. Ему стало душно. Никаких сомнений — каждое новое утро эта суббота становилась всё жарче, а солнце раскалялось добела.       За исключением душной безветренной погоды, день был будто создан для прогулки в самом романтичном городе на земле. Всё было слишком хорошо — даже как-то искусственно. Адриан убеждал себя, что поступал как надо, и находился там, где надо и с кем надо. И даже не потому, что боялся, будто какие-то высшие силы накажут его за неправильный выбор.       Он поступал так потому, что считал это правильным. Хотел бы он просто плыть по течению и не брать ответственность за чувства других. Особенно тех, кто влюблялся в него, начиная с Кагами и заканчивая его последней пассией. Но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, каким плохим другом он чувствовал себя сейчас, будто подглядывая в фантазии Маринетт о нём.       Они почти всё время молчали. Адриану показалось, что после пикника Мари нуждалась в тишине больше, чем в разговорах с Котом. Вместо сине-белого пуловера на ней была легкая белая майка с красным, а теперь ещё и кофейным узором, благодаря Хлое, о которой Адриан с утра как-то забыл. Впрочем кофейное пятно не сильно выделялось на фоне красной абстракции. Красный берет привлекал внимание к естественно ярким губам Маринетт, которые даже не были подкрашены. И если бы не огорчённый, будто ждущий чего-то или кого-то взгляд, её красота не могла бы оставить кого-либо равнодушным.       Адриан чувствовал себя виноватым и утомлённым. Он сомневался, стоило ли затевать замысловатый план с прогулкой, кино и сюрпризом под крышей. Не лучше ли было позволить Маринетт раскрыться перед Адрианом Агрестом и дать ей ответ — только какой?       У него было время подумать. Вечером, когда Париж будет утопать в дожде, он сыграет для Маринетт. На чердаке с панорамными окнами. Возможно, под звуки рояля они оба взглянут друг на друга по-новому?       Пытаясь разобраться с путаницей чувств и желаний, он поднял глаза к небу, будто надеясь на знак. Где-то на горизонте мелькнуло и сразу исчезло лиловое пятно. Слишком рано для акумы, которая летела к скульптору, но Адриан был уверен — бабочка не была плодом воображения.       Он простился с Маринетт. К счастью, Нуару не нужно изобретать оправданий, чтобы исчезнуть за горизонтом. Впрочем, ему показалось, что Маринетт и сама рада была попрощаться. Адриан надеялся отыскать бабочку быстрей, чем та достигнет цели — он не был готов снова увидеть Ледибаг. До этого злополучного дня, точнее уже недели, он столько раз пытался вытеснить её из мыслей. Но чем решительней велась борьба с образами их совместного будущего, тем живей они становились. Её фотографии летели в мусорную корзину компьютера, чтобы через полчаса Адриан разглядывал их дольше обычного.       На свиданиях с другими девушками он рано или поздно вспоминал о Леди и листал её фотографии, как только его спутницу что-то отвлекало или когда он сам отлучался в туалет. Вымышленный им Адриан из будущего — возлюбленный Ледибаг, проживал в его голове более яркую личную жизнь, чем он сам.       Однодневная жизнь предоставила Адриану преимущество. Он знал, что может, если захочет, увидеть Ледибаг вечером — достаточно позволить уйти летевшей к скульптору акуме. Это знание успокаивало. После падения с крыши он уже не стремился к их встрече. Новая акума, которая просто не могла появиться в круговороте одних и тех же событий, застала Адриана врасплох. Но только до тех пор, пока он не увидел лица акуматизированного.       Тот самый покупатель из магазина музыкальных инструментов, с которым Кот поссорился за право приобрести последний наиболее компактный рояль, обещал снять с Нуара кольцо и узнать его наглую личность. Адриану было неловко. При других обстоятельствах он, не раздумывая, отказался бы от малого рояля в пользу детской больницы. Но на присмотренном для встречи с Маринетт чердаке не так уж много места, а возможности подождать до завтра у Адриана не было.       Хорошо, что Леди не слышала всего этого, хотя и появилась сразу после Нуара. Стоило Адриану взглянуть на алый костюм, и душный воздух показался свежее и запах иначе, будто дуновение ветра принесло аромат редкого цветка. «Мне нравится видеть её. Но это ничего не значит. Я не влюблён**», — мысленно повторял Адриан, выпрямившись и пытаясь совладать с волнением.       Ледибаг разглядывала Кота. Утром в пекарне он удивил её. Он почему-то чувствовал, что напарница не хотела приходить. Думал, что она злилась из-за вытянутой им встречи, и признался, что ненавидел себя за это. И зачем-то всё утро помогал в пекарне. После победы над Пианистом, — «Интересно, за что он просит у Нуара прощения?» — Ледибаг предложила Коту поболтать.       Оба не хотели вспоминать, как закончился последний такой разговор по душам полгода назад, после обоим тяжело давшейся битвы:       — Постой, постой. Значит, ты можешь флиртовать с кем угодно и вообще вести себя несерьёзно, а я — не могу испытывать эмоции к человеку, с которым каждый день плечом к плечу спасаю Париж? — тогда она отвергала обвинения, будто как-то особенно погладив напарника по плечу, играла его чувствами.       Сколько раз до этого она пыталась не мучить ни себя, ни его, и убирала всё тепло и ласку из их общения, но со временем оба героя всё равно тянулись друг к другу. Наблюдая за тем, как безуспешно Кот запрещал себе любить её, Леди решила помочь, обрубив общение вне миссий насколько возможно. Хотя это не было именно решением. Всё произошло случайно. Что в первый, что во второй раз Маринетт оправдывала себя тем, что у неё действительно было много дел. Она даже не лгала, когда закидывала йо-йо и говорила: «Не в этот раз, Котёнок, мне срочно нужно домой…».       Наверняка, он страдал и злился, ведь то, что произошло первый и второй раз, продолжалось полгода. Но всё это, думала она, в конце концов ради его же блага, да и пекарня Дюпэн-Чэн всегда открыта для него.       После внезапного приглашения от бравады «не влюблён» не осталось ничего. Совершенно счастливый, Адриан последовал за своей Леди на ближайшую крышу. Ледибаг села так близко к нему, что они почти соприкасаясь плечами. Только они вдвоём, впервые за полгода. Вытянув шею и вглядываясь в синеву неба, Адриан пытался поймать каждое дуновение ветерка с его неповторимой весенней свежестью.       — Ты сегодня какой-то необычный, Котёнок.       — Это хорошо или плохо? — спросил он и только теперь заглянул ей в лицо, пытаясь распознать какое-то новое настроение в её голосе и сиявших голубых глазах.       Надежды Нуара красноречиво проступали на его лице, был ли он в хорошем или плохом настроении, старался ли скрыть чувства к напарнице за беспечной улыбкой или гордо сжатыми губами. Маринетт сразу стало понятно — напарник снова питал надежду, что её приязнь вот-вот превратится в любовь. Даже его хвост, как ей казалось, принял форму вопросительного знака.       — Пойму, когда скажешь, что с тобой происходит, — ответила Леди. В её взгляде Адриану померещилась грусть, а, может, и разочарование.       Пусть в этом случае разговор и не выльется в романтичное русло, Адриан решил рассказать напарнице о повторявшемся дне. Предыдущие попытки попросить её помощи оказались, мягко говоря, неудачными. Теперь она слушала внимательно и не перебивала.       «Так вот откуда у него столько познаний о Маринетт, — поняла она, услышав, что почти каждое утро Кота начиналось в пекарне. — Но зачем он вёл себя так, будто разыгрывал заготовленный сценарий… Зачем пришёл на пикник с моим любимым мороженым? Кажется, он даже флиртовал со мной». По крайней мере, теперь у неё были причины поверить в невероятный рассказ о временной петле.       Адриан тоже решил удовлетворить любопытство и задал вопрос, который мучил его все последние дни:       — Миледи, почему ты захотела встретиться рядом с пекарней «TS»?       Она не ответила. От Адриана не ускользнуло, что вопрос застал её врасплох. Он решил не давить, но и не менять тему. Как бы между прочим он спросил:       — Любишь пирожные? Какое твоё любимое?       — И что ты сделаешь? — Ледибаг внезапно для Адриана сменила тон. — Принесёшь его на битву, когда я всё забуду? — язвительно поинтересовалась она. В её глазах вспыхнул мрачный огонёк.       — Почему бы нет? — сказал Адриан с улыбкой, восприняв её реплику как шутку.       Она разочарованно взглянула на Кота и без объяснений улетела.       «Твой фирменный стиль, Букашечка». Он так и сидел неподвижно. Тёплая волна гнева побежала по кошачьим позвонкам. Гнева на себя — зачем только он снова поддался своему желанию? Вместе с гневом он почувствовал небывалую решимость. Решимость не видеть Ледибаг ни завтра, ни послезавтра, ни после-послезавтра. Он стиснул зубы и, оттолкнувшись шестом, с облегчавшим душу рычанием прыгнул на соседнюю крышу.       Когда идеальный для свидания день сменился грозовым вечером, идеальным для сведения старых счётов, Адриану предстояло решить три задачи, казавшиеся почти неразрешимыми. Готовый на отчаянный шаг скульптор и, уж тем более, собственные чувства Адриана пока подождут. Стоя на крыше мастерской, Адриан смотрел на чёрные, лиловые и синие тучи. Узнать имя Бражника было бы проще при чистом небе. Но акума прилетала к мастерской в плотной мгле и рассмотреть начало её пути было невозможно.       Вчера он нащупал верный путь. Просто выбрал то направление, по которому перепрыгивал через крыши в тот вечер, когда за спиной впервые увидел именно эту акуму. Он полетел к собственному дому. Конечно, вчера он преодолел лишь небольшое расстояние от мастерской в сторону особняка — акума не обязательно летела по прямой всё время. Когда Адриану всё же повезло увидеть выплывшую из тумана бабочку, ему показалось, что она снова летела по прямой. Он решил двигаться в том же направлении сегодня.              — Везёт так везёт, — после погони за акумой Адриан сидел на ступеньках мастерской, устало прислонившись к зелёной двери. В кармане рубашки Плагг чавкал сыром. — Я почти долетел до Гран де Пари и видел акуму рядом.       — Не зря ты наобещал Ледибаг рассказ о Бражнике, — послышалось из кармана. — Вот и объяснишь, что зря она проигнорировала вашу встречу.       — Нет, Плагг. Я больше не буду пытаться. Она не любит меня, не любит, — Адриан не знал, что изменилось и почему он повторял эти слова, будто впервые без какой-либо надежды всё-таки поверил в них. Эта правда внесла в голову приятно-горькую ясность.       — Не любит, да, она не любит, вот и всё, — повторял он. Попытка собрать себя по кусочкам казалась более разрешимой задачей, когда он был уверен хоть в чём-то.       За спиной открылась дверь, и Адриан чуть не кувыркнулся назад.       — Так дела не делаются, — проворчал над ним кто-то. — Нечего горланить под чужой дверью.       Не веря ушам, Адриан обернулся на голос.       — Это ты? — скульптор смотрел на большой рекламный щит напротив, с которого Парижу мечтательно улыбался Адриан Агрест. — Откуда ты взялся?       — Не знаю. Мне некуда было идти, — осторожно объяснил Адриан, надеясь, что после этих слов неразговорчивый старик не закроет перед ним дверь, как закрыл вчера перед Котом Нуаром. По этой же причине он решил не говорить об акуме.       — И долго ты будешь тут сидеть? Скоро дождь пойдёт, — скульптор бросил на небо ненавидящий взгляд.       Адриан это заметил.       — Знали бы Вы, как мне надоел этот дождь, — искренне произнёс он, и неважно, что старик не поймёт его. Или поймёт, на свой лад. — Но всё остальное надоело ещё больше.       Адриан был вознаграждён. Скульптор открыл дверь шире, молча приглашая его войти. В центре комнаты было темно и пусто. Вдоль стен возвышались стеллажи с инструментами и покрытыми пылью мраморными бюстами, керамическими горшками и другими работами, видимо, очень старыми.       Невольно Адриан сравнивал пустую мастерскую с пекарней, её уютными комнатками-лабиринтами и множеством загадочной посуды. И всё равно почему-то пришло в голову, что этот творческий полумрак понравился бы Маринетт, и как художнику ей было бы легко подобрать темы для общения с отчаявшимся скульптором.       Впрочем, тот перестал казаться Адриану грубым, когда он узнал его лучше. Он был совсем не таким стариком, каким выглядел вначале. В преждевременно поседевших, чуть длинных и немного растрёпанных волосах ещё остались натуральные светлые пряди, а глубокие морщины вокруг недовольного рта и холодных проницательных глаз казались следствием пережитой драмы.       Адриану скульптор казался ровесником отца, и ростом был почти такой же высокий. И всё равно он был противоположностью старшего Агреста, начиная с лёгкой небрежности в облике и заканчивая мягкими чертами.       — Ну и что же с тобой случилось, — спросил скульптор. Адриан отвечал не очень подробно. Составив представление о характере мастера, прежде всего о его язвительной прямоте, Адриан ждал, что тот в свою очередь расскажет, за что он не любил дождь.       — Будь мужчиной. Если она тебя не любит. Любовь должна быть взаимной, — грубым тоном ответил скульптор и о чём-то задумался. За окном уже лились реки дождя, будто над Парижем скопились все тучи Франции.       Из обрывочных, путаных намёков скульптора, в основном о его чудесной жене, и лишь немного обо всём остальном, Адриан понял, что тот жил воспоминаниями и мучился разрушительным одиночеством. Он давно не брал никакую работу и, видимо, только просьба давнего друга, мэра Буржуа, убедила его вернуться в давно опустевшую мастерскую и выполнить для мэрии заказ.       Когда-то здесь в мастерской умерла его жена, но Адриана эта информация не повергла в замешательство. Должно быть, после её смерти скульптор и забросил это место и само ремесло, думал он. Можно было предположить дальше, что в тот день лил дождь.       — У меня умерла мать, — сказал Адриан. — И мой отец не совсем оправился от этого. А у Вас есть дети?       — Один. Живёт далеко от Парижа, — скульптор даже не уточнил пол ребёнка, и Адриан решил, что они далеки друг от друга так же, как и Адриан со своим отцом.       Когда ливень пошёл на убыль, Адриану, очевидно, пришла пора уходить. Он не знал, как убедиться в том, что пришедшая с дождём тоска по жене покинула мастера, и этот импульсивный человек не сведёт счёты с жизнью этим вечером. Адриан попытался напроситься к нему на занятие.       — Всегда мечтал научиться работать с гончарным кругом, — объяснил он.       — Я не даю частных уроков, — проворчал скульптор. — И вообще не вернусь сюда, кто бы меня об этом ни просил.        Адриан покинул мастерскую с тяжёлым сердцем. То, что не произошло сегодня, могло произойти с одиноким мастером в другой раз. Он и сам привык жить в плену того, чего нет. Только в отличие от скульптора у него не было даже воспоминаний, а были только пёстрые фантики — фантазии о недостижимом будущем. Адриан представил, что мог бы однажды оказаться на месте этого одинокого человека, сунувшись в петлю.              Но у него всё же было кое-что, чего не было у скульптора, которого в вечернем Париже не манил ни один огонёк. У Адриана была надежда.       Он понял это, когда увидел вдали тусклую цепь огней — гирлянды, украшавшие милый балкончик знакомой пекарни. Этот балкон — единственное место, где кто-то мог ждать Кота Нуара и куда Адриану хотелось бы прямо сейчас вернуться. По крайней мере, больше, чем в пустой серый особняк.       Теперь он засомневался только раз — когда стоял у стеклянных дверей цветочной лавки под освежающими тонкими струями дождя. Роскошные красные розы, державшиеся с достоинством на колючих стебельках, слишком напоминали ему Ледибаг и её черты. Розовая роза пробуждала воспоминание об отказе Кота встречаться с Маринетт, пусть с тех пор и прошли годы. Белые розы и другие цветы казались Адриану простыми.       Его внимание привлёк единственный пока не распустившийся, но уже набухший бутон алой розы. Зарождавшаяся в этой розе жизнь напомнила Адриану зарождавшееся в нём самом похожее на надежду чувство.       Когда он с шумом приземлился на балкон, извещая хозяйку дома о своём появлении, накрапывал слабый дождь. Маринетт почти сразу приоткрыла люк, но не спешила полностью откинуть его и выйти на балкон. Придерживая крышку над головой, она вздёрнула брови и кинула на него недружелюбный взгляд.       — Зачем ты здесь?       — Хотел увидеть тебя.       — Ты что, собирал на меня досье? — она смотрела на тугой, ещё прикрытый зелёными черешками бутон в руке Нуара. — Даже узнал, какие у меня любимые цветы. Зачем?       «Что? Любимые цветы?» — Адриан не понимал, почему цветок вызвал у Маринетт такую реакцию.       — Собирал на меня досье, чтобы что? Обольстить меня? Зачем тебе это, Кот?       — Маринетт, клянусь, я…       — Не клянись напрасно, всё равно не поверю. Сначала моё любимое мороженое, теперь эта роза.       — Я выбрал её наугад, — Адриан недоумевал, почему Маринетт упрекала его, когда он говорил правду.       — Кот, не играй с огнём, обожжёшь лапу, — сказала она, и сверкнувшая молния осветила её лицо.       Озарённая яркой вспышкой, Маринетт казалась Адриану такой же, как в первый день их знакомства в коллеже — мягкой и доверчивой внешне, но несгибаемой как скала внутри. И снова она что-то надумала на его счёт.        Несмотря на гордую осанку, плечи её дрожали, наверно от холода. Адриан только сейчас заметил, что капли дождя пробивались через приоткрытую крышку люка и падали ей на гладкие волосы и худенькие плечи. В следующее мгновение жезл превратился в зонт, и Кот сделал несколько шагов вперёд, чтобы укрыть Маринетт от дождя.       Пока Кот держал над ними зонт, она выбралась на балкон. Он принял это за хороший знак и робко протянул цветок.       — Это самая красивая роза, которую кто-либо дарил мне, — Маринетт выдавила улыбку, которая тут же сменилась злым выражением. — Почему же ты не приберёг её для Ледибаг? — сжав ладонь с розой, она несильно толкнула Нуара в грудь, возвращая и цветок, и зонт.       Он раскрыл рот и инстинктивно сделал пару шагов назад, к краю балкона. Маринетт критиковала его теми же интонациями, что и Ледибаг, и не будь она столь миниатюрной, наверняка научила бы Кота летать без шеста.        Кота Нуара снова отшивали. Это и ранило, и распаляло. Решившись на крайнюю меру — ведь завтра Маринетт всё забудет, — Адриан снял трансформацию.       — Вот как… — застыв, прошептала она.       Её выражение лица по-прежнему не сулило ничего хорошего.       — В какую игру ты играешь, Адриан? Хотел понаблюдать за моей реакцией, как тогда в музее восковых фигур? — холодно продолжила она после молчания. — То же самое ты проделал утром, когда Кот расспрашивал меня об Адриане Агресте! За что ты меня так ненавидишь? — она смотрела на него уничтожающим взглядом, но её глаза предательски блестели, и Адриан был уверен, что не из-за дождя.       — Ненавижу? Маринетт, ты мне нравишься, — он подошёл ближе и едва коснулся её дрожащей руки, на которой даже проступили вены. Но тут же почувствовал, как левую щёку обожгло.       У миниатюрной, изящной Маринетт оказалась тяжёлая ладонь.       — Как бы я ни относилась к тебе, Адриан… Я никогда не полюблю Кота Нуара. Даже если он — ты. Не забудь об этом, — холодно сказала она и захлопнула за собой люк***.              Косые капли дождя мочили белую рубашку и били по лицу, но Адриан не замечал ни дождя, ни мелькавших за спиной белых полосок молний. Его взгляд застыл на закрытом люке, над которым насмешливо мерцали и позвякивали на ветру гирлянды. Пальцы сжимали его последнюю надежду, заключённую в полураскрытом алом цветке.