***
Фотографии, вылетевшие из папки, заставили Дазая присвистнуть. — Господин, все в порядке? — спросил немолодой хранитель архива Портовой Мафии. Юноша вежливо махнул рукой. — Отлично. Я очарован! Руки в бинтах цепко выхватывали все улики. Фотографии были сделаны с разных ракурсов, с приписками даты, точного времени и адреса. Подписана была и модель. — Ты погляди, ну разве не красота? Мужчина почесал подбородок. — Согласен, мотоцикл что надо. Кстати, наша марка — Кавасаки. — Я про девушку, — отмахнулся Дазай, — но согласен, байк тоже ничего. «XX–XX–XX 03:27 Йокогама, Цуруми. Исихара Митико. Дело №157-GKL». Дела, подшитые в историю с войной, главари мафии обозначили латиницей и в цифровой кодировке первое дело имело 101 номер. Первые несколько отчетов составлял сам новоизбранный Исполнитель, а потом скинул дела на Чую. Этого отчета в списках заявленных на стол не было. Кто же тогда его заполнил, да так хорошо? Приглядевшись, Дазай не узнал почерк. И что самое главное (и странное), составлен отчет был не по японской грамматике. И фотографии, которых было всего три. Сияющий металл корпуса мотоцикла и длинные развевающиеся волосы подростка. Дазай запечатлел его в памяти. На этом куске бумаге голубые глаза девчонки прищурились, разглядывая дорогу. А еще Митико Исихара, та самая замкнутая «учительница», улыбалась широко и дерзко, как настоящая королева ночных улиц. Просидев в пыльном помещении час, Дазай поднялся на улицу. Вечерело, на парковке стояли патрульные тонированные машины. Один из водителей низко поклонился и предложил отвезти его домой, но Исполнитель покачал головой и двинулся в сторону набережной. Он мог бы пойти в логово к Полю Верлену и швырнуть этот отчет ему в лицо. И убийца бы все ему рассказал: о самом задании, о том, какого гребанного черта Чуя Накахара занял место, предназначенное не для него. Еще только вступив в Мафию, внутри Дазая крутилось подозрение: новоявленный босс ведет странную игру. Мальчик знал каковы были стремления врача — вырастить и воспитать себе новый аппарат власти, людей, безоговорочно преданных ему. Вот почему Мори любил детей. На них проще воздействовать. Считать желания детей просто: кто-то (как Чуя), пытался выбраться из трущоб и обрести семью, кто-то готов на преданность, протяни только руку с куском хлеба (Акутагава). Только с ним, Осаму вышло не так. Мальчишка, грезящий самоубийством и ставший свидетелем убийства, не вписался в планы. И пока дети подрастают, бывшие якудза, угнетенные злодеяниями предшественника (та же Озаки и Рандо), сошли бы на это время. Так было бы удобно, дергаешь за ниточки — а куколка делает. Дазай сжал в руках бокал вина. От мысли о кукловоде-Мори его передернуло. Он не считал себя верным псом компании Огая, и возможно, был единственным кто смог бы от него отвернуться. А возможно…даже не он один. — Кто же ты такая? — спросил он, словно человек на другом конце города мог ответить. Митико Исихара, шестнадцать лет. Родилась в Йокогаме, долгое время жила во Франции. Владеет несколькими языками в совершенстве. Имеет хорошие оценки в физической подготовке. Графа эспер подчеркнута а потом полностью перечеркнута. Большая часть страниц оторвана, а где-то значится: личное дело закодировано. Дазай не глупый. Мори забрал все данные. Скорее всего, уничтожил.***
Их третья встреча случается из-за занятости Одасаку. Младший мафиози вынужден покинуть город на несколько дней и Дазай обещает ему зайти проведать детей. И их желания с странной девушкой совпадают. На втором уже царит тишина. Юноша на цыпочках подходит к двери и неслышно прислоняется. Правой рукой тянется за спину, к спрятанному пистолету. А потом слышит:Une, deux, trois: Soldat de chocolat. Quatre, cinq, six: Le roi n’a pas de chemise. Sept, huit, neuf: Tu es un gros boeuf.
— Еще раз! Еще раз! — кричат дети. Картина предстает следующая: свора сирот, которая любит залезать на Сакуноске, сидят в полукруге. В центре этого идеального порядка и восседает Митико. Дети пока не замечают вошедшего и Дазай имеет возможность разглядеть девушку. Она и сегодня одета с иголочки, в длинный бежевый сарафан и черную водолазку, не скрывающую изгибы её тела. Это самая красивая учительница и пожалуй, он не против начать учить французский. Осаму чуть дергает руками и от шелеста пакетов Митико тут же вскидывает голову. Дети, наконец, обращают внимание на гостя. — Смотрите! — кричит самый старший. — Это тот самый мафиози. — Хватай его! Растерянная девушка не понимает что происходит. Только слышит стук упавших пакетов, да чье-то задушенное мычание. А потом очередь доходит и до неё. Детские руки хватают её, куда-то волокут и усаживают, заставив опереться на мужскую спину. За живот обвязывают обоих. — Вы правда думаете, что веревка нас удержит? — волосы щекочут соседу по несчастью лицо, но в панике Митико вертит головой. — Отпустите нас, дети. Это не смешно! Исихара в панике. Она не способна разобраться в ситуации и к ней привязан мужчина. Очевидно что мужчина, от него исходит запах парфюма. Все внутри девушки содрогается. — Не бойся. — шепчут ей на ухо. — Подыграй им, пока я займусь верёвкой. — Дазай?! — Ну а кто же еще, принцесса? Звучит как план, и Митико решает ему доверится. Выбор все равно невелик. — Вы нас сделали. — опускает она голову вниз. Волосы прячут лицо и дети не видят хитрую усмешку. — Нам с Дазай-саном никогда не отмыться от этого позора! — Не плачьте, Исихара-сенсей. — шепчет самая маленькая, Сакура. У ребёнка глаза на мокром месте. Мальчишки начинают растерянно мычать себе под нос. — Вы обидели своего сенсея, — тянет Дазай, распутывая несложные узлы. — И как не стыдно? А Ода-сан говорил, вы хорошие дети. Я даже подарков вам накупил. Примитивные манипуляции срабатывают на раз. — Простите, Исихара-сенсей. — Мы не хотели, сенсей. — Нам стыдно. Но головы девушка не поднимает. Её плечи содрогаются в беззвучном смехе, что дети расценивают как рыдания. Дазаю, которого тоже пробирает на смех от этих мордашек, остается лишь сказать: — Смотрите, до чего вы довели вашего сенсея. Она плачет! Поднимите ей голову. Им остаётся лишь скучковаться и тот же миг юный мафиози вскакивает с веревкой в руках. — Попались! После обеда Митико соглашается почитать детям сказки. Она достает из своего саквояжа книгу французских сказок. Страницы и правда толстые — Дазай впервые видит шрифт Брайля. А потом становится ясно, что читает она на оригинале. Для сонных ребятишек девушка проговаривает уже на японском. Дазай устраивается на полу рядом и внимательно следит за тем, с какой скоростью пальцы проводят по плотной бумаге, испещрённой точками. Его восхищает как быстро Исихара умудряется переходить с одного языка на другой. Синхронный перевод, да, это так называется, вроде. А на каком языке она думает? Все-таки на японском? Историю о принцессе и чудище, парень не слушает. Она проходит мимо ушей, слова уже не воспринимаются. С детьми тоже самое: самые маленькие уснули еще в самом начале, а старший сорванец, мечтающий пойти по стопам Оды, вырубился последним. Обстановка и правда располагает ко сну. Тихий район, послеобеденное время. Да и чувствовалась усталость, скопившаяся за время бессонных ночей. На мордашки спящих детей правда, смотреть некогда. И как смотреть, если прелестница читает одному уже тебе, сказку на языке любви? Жаль, что не о самоубийстве, хотя как знать. Ни слова не понятно. Но тихий, приятный девичий голосок завораживает. — Дети уснули. — шепчет Дазай, прикоснувшись к женской руке. Митико замолкает в ту же секунду и отнимает пальцы от страницы. — Они укрыты? — Да. Тишину прерывает сопение маленьких сирот, да порой шумное дыхание самой девушки. Они сидят совсем рядом друг с другом, почти соприкасаясь плечами. Книгу бесшумно захлопывают и возвращают обратно на место. Сидеть неудобно, ноги давно затекли. На самом деле, не будь здесь Дазая, она бы уже…а что, кстати, Дазай? Сдалась Исполнителю преступной организации какая-то слепая девчонка. Такие только жалость вызывают, говорит отец. У Осаму Дазая под рукой сотня женщин и еще больше подчиненных с пистолетами. Такая как Митико, ему не с руки. И девушка, решившись, опускается на ковер и ложится. Будь сейчас рядом отец, она бы сгорела от стыда, а потом он бы её убил. Сидеть так близко к чужому мужчине а потом и вовсе лечь прямо перед ним. Ты растеряла весь стыд, Митико — думается ей. Стыдно не должно быть. Она же слепа, ей можно забыться. К тому же, воспринимай его как вешалку. В конце концов, она даже не знает, как он выглядит. Все тело в бинтах, она помнит. Волосы…мягкие, шелковые, и постоянно вьются. На глазу повязка, но внутри он цел, она проверяла. Еще он худой, даже слишком. Хотя ест с аппетитом, мужчина, смотрящий за детьми как-то обронил. А еще у Осаму приятный голос, но этого девушка никогда не скажет. Митико Исихара не дурочка и никогда ей не была. Она знает, как это глупо, очаровываться первым мужчиной, что отнесся к тебе вежливо. Она не из тех отчаявшихся. К тому же он — гончий пес Огая Мори, а его в глубине души она презирает босса мафии. Незачем улыбаться псу мафии. Незачем вежливо склонять голову мерзавцу, проложившему трупы на пути к своему креслу. Она знает, таких как Дазай. Она одна из тех, как Дазай. — Я знаю, о чем ты думаешь. Он рядом. Друг, союзник, будущий партнёр, враг? Он ложится к ней и одним карим глазом смотрит в её пустой, синеватого оттенка. Дыхание колышет длинные девичьи волосы. — Я не собираюсь тебе вредить. И никогда этого не сделаю. — говорит Дазай и легонько, сам от себя не ожидая, касается одной из прядей губами. — Почему? Они говорят шепотом, вернее она. Голос юноши тихий, но слышимый в комнате. Осаму вздыхает. — Сейчас я бесполезна. У меня нет ни дара, ни зрения. А Портовой Мафии калеки не нужны. От таких просто избавляются, как от старых охотничьих собак. — Твой отец так делал? — догадывается парень. Митико кивает. — Это было перед моей первой поездкой в Йокогаму, по поручению Мори. Отец привел меня на псарню и застрелил свору собак. Сказал, что они стары а потому пользы не принесут. Дазай цокнул языком. — Познавательно. Нобу Исихара — мудак, срочно нужно разузнать о его истинной деятельности. — Так ты у нас волк в овечьей шкуре или овца, прикрытая шерстью волка, а, Исихара-сан? Что-то промелькнуло в улыбке. Искорка озорства, хитрости и девичьего соблазна. Как улыбка с фотографии. — Это секрет, Дазай-кун. — тянет певуче, растягивая гласные. Молодый исполнитель усмехается, ощущая как внизу живота разливается тепло.***
На часах далеко за полночь, когда в дверях появляется Он. Дома любви в эпоху предшественника не приносили дохода, сколько стали сейчас. Благодарить за это Мори следовало госпожу Озаки. Эта женщина навела здесь свои порядки. На первом этаже разместился бар. Обстановка царила приятная: легкая музыка, декор и конечно же барная стойка, которую Дазай тут же себе облюбовал. Он не приходил сюда полторы недели. Сначала работал, потом изучал дело Исихары, потом встречался с Исихарой… Виски не успели подать, как она нарисовалась сразу. — Дазай-сан. Юноша медленно поднял голову. Ему никогда не было интересно, как они выглядят со стороны. Ямадзаки была старше и выглядела на свой возраст. Только она и Озаки рядились в кимоно. Не потому что это было дорого. Многие клиенты были из мафии, другая половина иностранцы. И всех одинаково бесила процедура развязывания оби. О белилах на лице и говорить не стоило. Но если Кое её одеяние шло как никогда, то Томиэ пыталась возвысить себя. Да только эпоха ойран и гейш давно канула в Лету. Синее кимоно приветливо взмахнуло полами. Выглядела женщина как и прежде: волосы, собранные в прическу, и хищная улыбка на алых губах. Виски Дазай осушил тремя глотками и схватив Томиэ за руку, поднялся на второй этаж. Томиэ Ямадзаки — не женщина, в том смысла слова, о котором говорил Осаму. Такие женщины не нравились ему настоящему. Кому будет нравится женщина, в чьём теле бывало невиданное количество людей? Она доступная, не желанная. Он никогда не был нежен с ней, как бы она ни старалась заполучить ласки от него. Дазай только берёт. В этот раз он даже не снимает одежду, лишь опрокидывает партнершу на постель и задирает полы одежды. Женщина ничего не говорит. Они не в том положении. Она принимает хорошо, как учили, как может. Тянется к рубашке и развязывает галстук, как он резко впивается в кожу шеи. — Дазай! От вскрика он останавливается на миг, но продолжает вбиваться в податливое тело. А ей не впервой — он бывал порой таким, слишком грубым и резким. Но ведь он пришел, а значит хотел, думается женщины. Значит, она все еще имеет место быть с ним. Ямадзаки приподнимает раскрытые ноги и обхватывает поясницу Исполнителя. И полностью отдаётся, со всей страстью, которую знает. Она лежит перед ним, в растрепанном кимоно, абсолютно открытая. Ни капли скромности в развязной позе и виднеющейся голой груди. Это не то, чего хочет мужчина от женщины. Он просто воспользовался услугой и успокоил свою похоть. Буквально несколько часов назад они с девушкой лежали на детском ковре и он слушал её французские сказки. Дазай слишком грязный для Митико Исихары. Но он бы хотел быть её мужчиной, первым и последним. — Мой господин…? — шепчет запыхавшаяся ойран, смотря как он оправляет одежду и завязывает галстук. Дазай окидывает комнату с лежащей на кровати женщиной бесстрастным взглядом и кладёт на столик деньги. И выходит за дверь. Чувство грязи, словно он испачкался, оседает где-то в груди.***
Посетители в кафе в послеобеденное время редкость. Но за столиком рядом с хозяином обнаруживается единственный гость, который обжигаясь, поглощает карри. — Ты же не ешь острое. Ода выглядит понурым и уставшим, когда присаживается рядом. От еды он отказывается и в упор разглядывает юношу. Дазай выглядит довольным, несмотря на горящий пламенем рот. Что удивительно, так это то, что его довольство — игра, в которую он любит играть один. Ода видит в одном глазе истинные эмоции. Это ярость, недовольство и еле слышимая печаль. Повар подает стакан ледяной воды. Дазай осушает его залпом под веселое хмыкание под боком и с громким стуком возвращает на стол. — Твои сиротки скучают. Цедит небрежно, даже можно сказать грубо. Лицо без каких-либо эмоций, потому что человечность в этом Исполнителе если и есть, то закопана глубоко. Дети ничего плохого не сделали, и еще Сакуноске знает, что Дазай приходит сюда уже несколько раз за эти недели. Воспитатель говорил ему, что всегда с игрушками, сладостями и книжками. — Они просят почитать им сказки. Мы остановились на…дай подумать, «Спящей Красавице»? — Хорошая сказка. — Ничего хорошего в ней нет, не говоря даже о финале истории. С какой стати принцесса должна была полюбить первого встречного, додумавшегося к ней приставать? Здесь нет даже морали. — Это история о любви, Дазай. — А вот и нет! Это история неудавшегося самоубийства. Ода удивлённо приподнимает брови. — Что, серьезно? — Ты никогда не задумывался, почему принцесса укололась о веретено? — звякнула вилка. — Возможно, девушка знала обо всём, и решила покончить с жизнью самостоятельно, не дожидаясь исполнения проклятия. И сама протянула руку к веретену. Если бы этого человека нужно было охарактеризовать двумя словами, Ода не задумываясь сказал бы «Красивое самоубийство». — Ты дал интересную трактовку для детской сказки. Надеюсь, ты не говорил такое детям? Дазай удрученно махнул рукой. — Сакура пригрозилась оторвать мне язык. История о любви, сказала она, как у тебя, дорогой мафиози. — Юноша склонил голову. — Хотел бы я иметь такую способность — поцелуем спасать девушек. — Мы уже говорили об этом. Это было типичной мечтой всех мужчин эсперов — соблазнять девушек своим даром. Максимум за это давали в лоб и паховую зону, да чем потяжелее найдётся. — Митико не приходит. Дазай за столом сгорбился. Темный пиджак очерчивал худую спину, волосы прикрыли лицо. Словно он искал защиты или сам был готов атаковать. О ситуации со слепой девушкой Ода знал немного. По поведению в баре и веселым шуточкам Анго, закрадывались несмелые догадки. Может быть такое чтобы Дазай…? Однако он мог и притворяться. Вдруг это очередная игра, где ставка — не только побеждённая девичья честь и сердце, а также умысел для мафии? Поступил бы Дазай так с Митико? Сомнения и вина периодически преследовали. Катализатором стал сам Одасаку, когда решился на отчаянные меры и притащил истекающего кровью человека в дом, где таких не ждали. Но приняли. Исихара же с самого начала знала, что этот человек мафиози. — Почему она не приходит? — звучит тоскливо. Потому что ты, Дазай, нарушил все уставы, негласно прописанные тебе боссом. Потому что нельзя было контактировать с ней. Не сближаться с теми, кто больше не принесёт организации пользы. Она хоть жива, и это уже хорошо. — Дазай, вам нельзя видеться. — наконец отвечает Ода и потирает переносицу. Он не ожидал, что ему придётся стать свидетелем столь странной истории. — Исихара строгий человек. Он воспитывает дочь очень сдержано и… Конечно, на него посмотрели как она идиота. — Это когда нельзя мужчинам даже слово сказать? — с неверием спросил. Кажется, молодой главарь мафии был шокирован. Японские девушки уже перешли границы старых правил и тех времен, когда старались не заводить добрачных отношений. Сейчас подобное уже давно не порицалось, а быть девственником — значило быть неудачником. Школьники и молодежь придавала физическому контакту большое значение. Дазай еще мягко охарактеризовал всю ситуацию. Конечно же, Дазай догадался в чём дело. После той встречи он послал на адрес Исихары цветы. Роскошный букет белых роз, с высокими стеблями и срезанными шипами. С приглашающейся запиской на шрифте Брайля. Как оказалось, Митико в город выходила втайне от отца. Своим подарком Дазай подставил девушку, буквально захлопнув дверь от клетки. Исихара Нобу со своей милой улыбочкой домашнего тирана. — Я разберусь с этим сучьим мудаком.