Ничто не длится вечно

Глава 21 Шоколад, слюна и легкое послевкусие глутамата натрия из растворимого бульона — смесь похлеще любого афродизиака. Волоски на руках и на затылке стали дыбом, соски напряглись и дыхание перехватило. Почти уже привычная реакция на поцелуи Чжоу, но каждый раз как откровение. Пальцы Чжоу прошлись по скулам, погладили брови и виски. — Ум-м-м… — промурчал он и потерся щекой о щеку, хмыкнул в ухо: — Гладенький как попка младенца. Джонни стало смешно, несмотря на возбуждение. Он засмеялся и ВейЧжоу рассмеялся вместе с ним, потом встал и обошел стол. Теперь они стояли рядом, но не вплотную, только их возбужденные члены касались друг друга сквозь штаны. Джонни качнул бедрами, легко толкаясь. Чжоу поднял руку и погладил его лицо. — Правда, такая мягкая кожа! Непривычно. И, подавшись вперед, Чжоу лизнул его от подбородка к уху. Джонни тряхануло как электрическим разрядом. Ноги вдруг подкосились, и он тяжело привалился спиной к дверце холодильника. — Моя сладкая девочка, — издевательски-нежно зашептал в ухо Чжоу, прижимаясь грудью и вклинивая колено между ног Джонни. — Так хочется тебя трахнуть. — Ты мелкий говнюк, — задыхаясь от смеха и возбуждения выдавил Джонни, обхватывая ладонями задницу Чжоу и притягивая сильнее к себе. — Посмотрим, кто кого трахнет. — Да все равно, — тут же согласился ВейЧжоу. — По любому классно. Черт его знает, в чем тут было дело, но после этих слов Джонни захотелось лечь под него. Отдаться целиком и без остатка, телом, сердцем, головой, так как не было никогда и ни с кем. Он отстранил Чжоу и начал раздеваться, наблюдая, как темнеют глаза парня, когда одна за одной расстегиваются пуговицы на рубашке. Вот на пол упала последняя шмотка, и Джонни выпрямился перед ВейЧжоу. Тот тяжело дышал приоткрытым ртом, лицо покрывал румянец, кулаки были крепко сжаты, словно он держал самого себя, чтобы не рвануться вперед. Джонни достал из пакета баллончик с гелем, взял кулак Чжоу, разжал пальцы и вложил в ладонь смазку. После этого он развернулся и оперся руками о стол. Невесть откуда взявшиеся крупинки соли или сахара покалывали ладони. За спиной довольно долгое время ничего не происходило. Джонни оглянулся. ВейЧжоу стоял зажмурившись, прижимая руку к расстегнутой ширинке. Почувствовав взгляд, он открыл глаза и несчастным голосом заявил: — Прости, я кончил. Джонни недоверчиво хмыкнул. Чжоу покраснел еще больше и отвел руку. Сквозь раскрытую молнию было видно влажное пятно на трусах. — Это все ты виноват! Я, блин, рядом с тобой становлюсь как подросток озабоченный, мне много не надо, только посмотреть на тебя, и я все… Лицо у него было как у обиженного котенка, и Джонни уже не мог сдерживаться. Он засмеялся и притянул Чжоу к себе. — Ну ничего, у нас вся ночь впереди. Кончишь еще раз… Или не раз… — он постарался вложить побольше обещания в свой голос, и с удовлетворением заметил, что дыхание Чжоу стало глубже. — Пойдем. Он уложил ВейЧжоу на диван и прилег рядом. В неразобранном виде диванчик был коротковат и узковат, но они поместились. Какое-то время они просто лежали, тесно прижавшись друг к другу и обнимаясь. И Джонни подумал, что больше всего ему в разлуке будет не хватать именно этого, такой вот близости, когда тебе тепло и хорошо, от того, что в твоих объятиях любимый человек. Потом слегка угасшее возбуждение начало снова разгораться. Это было как зудение в кончиках пальцев, прижимающихся к телу Чжоу, и невозможно уже стало не поглаживать его спину и плечи сквозь тонкую ткань. А потом и рубашка стала мешать. Джонни приподнялся и начал расстегивать пуговицы, целуя подрагивающий живот и напрягшиеся мышцы груди. — Обязательно было до самого верха застегивать? — проворчал он, возясь с застрявшей в петельке пуговицей на воротничке. — Обязательно! Потому что кое-кто понаставлял мне отметин на шее. Пуговица расстегнулась, и Чжоу чуть повернул голову, демонстрируя красное пятнышко над ключицей. Джонни улыбнулся: — Что-то поблекло, надо обновить… — Только попробуй, сволочь, получишь у меня! — задергался под ним Чжоу, но Джонни завел его руки за голову и прижал к подлокотнику. Он наклонился и поцеловал след засоса, без нажима, легко и нежно, едва касаясь губами. ЧжоЧжо выдохнул со стоном, по его телу прошла дрожь. И от его тихого стона и этой его реакции точно такая же дрожь пронизала тело Джонни. Он опустился губами ниже, и, уже не сдерживаясь, крепко поцеловал, оставляя на груди красную метку, облизал один сосок, второй, втянул в рот, прикусил, наслаждаясь тем, как вздрагивает под ним Чжоу. — Пусти, я тоже хочу, — он дернул руками. — Что хочешь? — Трогать тебя. Пусти. Джонни ослабил хватку на запястьях Чжоу, и тут же был опрокинут на диван. ЧжоЧжо уселся на него сверху, довольно улыбаясь. — Попался! Конечно, Джонни ничего не стоило снова скрутить его, но зачем? Ему было так хорошо! Глаза Чжоу сияли, он облизал губы, словно в предвкушении лакомства. — Я не этот, как его, лава-кейк. Не шоколадный, — сказал Джонни, с удивлением отмечая, как вдруг сел голос. — Ты вкуснее, — улыбнулся ВейЧжоу, прикусывая губу. — С чего бы начать?.. Он наклонился и лизнул губы Джонни, прошелся кончиком языка по носу, по бровям, обвел ушную раковину, дыхнул в ухо: «Сладко». Кожу на груди стянуло, и волосы на затылке стали дыбом. Джонни прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Его член упирался в задницу Чжоу, все еще обтянутую штанами, это было единственное, что мешало ему чувствовать себя вполне счастливым. — Разденься, — попросил он Чжоу и погладил его бедро, чуть сжимая. — Сними их. — Нет уж, помучаю тебя еще немножко, — и Чжоу издевательски поерзал, заставляя Джонни выгнуться и застонать. — Ты такой сексуальный, когда делаешь брови домиком. Давай, еще разок! — он снова качнулся, и Джонни снова не удержался от стона. — Моя сладкая девочк… ум-м-м…! Джонни попросту закрыл ему рукой рот. Он чувствовал ладонью, что Чжоу улыбается. И вдруг в центр ладони ткнулось мокрое и горячее. От остроты ощущения Джонни ахнул и хотел отдернуть руку, но Чжоу удержал ее. Его язык влажно прошелся по линиям на ладони. — Теперь я в твоей жизни и в твоей судьбе. А сейчас узнаем, кто в твоем сердце… Чжоу лизнул ладонь снова, покружил языком по бугоркам, нырнул между пальцами, заставляя Джонни дышать короткими неровными вздохами. Нормально вдохнуть у него просто не получалось. Потом губы Чжоу обхватили большой палец и медленно опустились по нему. У Джонни свело в паху даже не столько от ощущений, сколько от этого порнографического зрелища. Губы заскользили вверх-вниз. Костяшка пальца касалась твердого нёба, зубы слегка прикусывали у основания и отпускали, гладкий кончик языка ласкал подушечку пальца, обводил, гладил, кружил, заставляя сердце Джонни замирать и поджиматься мошонку. И, хотя, сейчас ВейЧжоу не делал больше ничего, нигде не касался руками и сидел неподвижно, только посасывал палец, но Джонни был уже на грани. — Я сейчас кончу, — просипел он. Чжоу поднял на него глаза, взмахнув своими блядскими пушистыми ресницами. Щеки втянулись, он медленно-медленно повел головой вверх, выпуская изо рта блестящий от слюны палец. У Джонни свело яйца так, что стало даже больно. Палец вышел с тихим чмокающим звуком, и Джонни взорвался. *** — Не, ну так не честно! Ты даже не раздет, а у меня задница мерзнет! — Джонни потянул на себя плед. — Тогда тоже снимай штаны, живо! — Не хочу, холодно, — Тимми крепко держался за угол одеяла и тянул на себя. — С какой стати я должен штаны снимать? Для чего это? — Для того, чтоб я тебя трахнул, — Джонни отпустил свой край и навалился сверху. — Не хочешь? Дышать сразу стало трудно, и не от того, что Джонни всей тяжестью прижимал его к дивану. — Хочу, — выдохнул Тимми. — Но в таком положении я точно не смогу раздеться. — Я помогу, — заверил его Джонни, горячо дыша в шею. — Раздевать тебя — мое почти самое любимое занятие. Идет в списке вторым… нет, третьим номером. — А первым что? — поинтересовался Тимми. — Надеюсь, хотя бы не еда? — Первым номером — трахать тебя, — ухмыльнулся Джонни и легко поцеловал его в уголок рта. Тимми улыбнулся. Потом притворно нахмурился: — А вторым? — А вторым — отсасывать тебе, — тихий низкий голос и горячее влажное дыхание возле уха. Сладкие мурашки разбегались от шеи по всему телу, заставляя Тимми жмуриться от удовольствия. Голос и несколько слов — и он уже готов. Блядь, да что с ним такое? Почему ни с кем, кроме Джонни, он не заводился вот так, с пол-оборота? — Ты это специально? — Тимми хотел сказать насмешливо, а вышло жалобно-придушенно. — Специально таким голосом? Знаешь уже, как это на меня действует, вот и пользуешься. — Конечно, специально, — безо всякого смущения подтвердил Джонни. — Ужасно возбуждающе видеть, что я тебя возбуждаю. Во я завернул! — и он засмеялся. Тимми провел ладонями по его спине, царапнул ногтями по позвоночнику, и смех перешел в прерывистый вздох. Рот Джонни накрыл его губы, язык лизнул нижнюю, скользнул кончиком по языку, снова прошелся по губе от уголка до уголка. Потом нырнул в рот, погладил небо, закружил вокруг языка Тимми, заставляя плавиться от жара, дрожать всем телом и задыхаться. — М-м-м-м… или это на первом месте? — Что? — голова кружилась, Тимми откровенно вело, и он уже слабо соображал, о чем говорит Джонни. — Целовать тебя, — пробормотал тот и снова лизнул его губы. — Люблю целовать тебя… — Да… да… Джонни вдруг отстранился, и Тимми разочарованно заскулил. Но Джонни просто, наконец, решил раздеть его. Он захватил пальцами пояс брюк вместе с резинкой трусов, чуть оттянул вниз, остановился и посмотрел в глаза Тимми искушающим взглядом. Тимми нетерпеливо дернул бедрами, но Джонни не спешил. Он наклонился и начал покрывать живот Тимми легкими влажными поцелуями, от которых мышцы неконтролируемо сокращались, и дышать получалось только быстрыми частыми вздохами. Член, прижатый тканью, ныл от притока крови, но Джонни словно издевался. Он неторопливо поласкал языком тазовые косточки, прихватил губами лобковые волоски, чуть потянул, и Тимми не смог удержаться от стона. Джонни, наконец, сжалился и стянул штаны с бедер. Член качнулся и встал вертикально. — А-ах! — выдохнули они практически одновременно. Джонни плотоядно облизнулся, но Тимми потянул его вверх: — Нет-нет-нет! Подожди! Я не хочу кончить так сразу! Он отодвинулся к спинке дивана, освобождая место, и Джонни вытянулся рядом, обнял и прижался всем телом. Так горячо, и так ласково. Они смотрели друг другу в глаза, и Тимми хотелось сказать настолько много всего, что он не находил слов. И опять в голове зазвучала строчка из песни Терезы Танг «…умоляю, не позволь мне оставить тебя…», но он не решился произнести ее вслух. Вместо этого он положил ладонь на щеку Джонни и погладил, чувствуя подушечками пальцев, как бьется жилка на виске. Потом скользнул пальцами к губам. Ему безумно нравились губы Джонни — тонкие, очень мужские и, одновременно, очень нежные, изящно изогнутые. Более полная нижняя и верхняя как «лук Купидона». Тимми где-то прочитал это определение, и оно показалось ему очень подходящим для описания губ Джонни. Он проследил пальцем прихотливый изгиб, а потом прижался губами, не устоял перед соблазном. Джонни с готовностью ответил, поймав ртом его выдох. Несколько минут они целовались, потом вдруг Джонни прервал поцелуй. Тимми потянулся за ним, но тот покачал головой. — Скажи мне! Глава 22 — Скажи мне! — Что? — не понял Тимми и нахмурился. — Я весь вечер ощущаю, что ты хочешь что-то сказать. Я даже расслабиться толком не могу, все жду, что ты сейчас заявишь «давай расстанемся» или что-то в таком духе. Поэтому, просто скажи! Тимми вдруг разнервничался. То, что Джонни так чувствовал его, даже пугало немного. Он понимал, что разговора уже не избежать, но все равно попытался обернуть все в шутку: — Я не могу ни о чем думать, когда я голый рядом с тобой. Тогда Джонни поднялся, подобрал свои джинсы, натянул и отошел к окну. — А теперь? Тимми сел. Он по-прежнему не знал, с чего начать, и растерянно посмотрел на парня. — Ты думал о том, чтобы расстаться? — помог ему Джонни. — Нет! — вскинулся Тимми. — Ну… то есть… думал, но не о том, чтобы разойтись, а… — А я думал, — вдруг заявил Джонни. — Что?! — ошарашенно воскликнул Тимми. Эти слова были словно удар под дых. Дышать стало больно, и затошнило. — Я думал, сколько еще мы сможем вот так встречаться, — проговорил Джонни, отвернувшись к окну. — Что, кроме этого, — он обернулся и обвел рукой вокруг, — Нам светит? Я так не хочу. Я не могу так! — А я не могу без тебя, — тихо сказал Тимми, глядя на свои колени. И добавил чуть слышным шепотом: — Не бросай меня. — Я не стыжусь того, что люблю тебя, — Джонни прижался лбом к стеклу, его слова звучали глухо. — Мне противно скрываться. Когда прячешься, то постоянно кажется, будто делаешь что-то плохое. Я не хочу так себя чувствовать. — Я тоже не хочу, но как по-другому? — выдавил из себя Тимми. — Если про нас узнают, то измажут в дерьме по уши. — Я знаю, — Джонни вздохнул и повернулся к нему лицом. Он потер грудь с левой стороны, словно у него болело сердце. А может и правда болело? Тимми себя чувствовал так, будто его избили. Болело не только сердце — все тело. Черт! А ведь всего несколько минут назад было так хорошо! Зачем Джонни начал этот разговор? Не может быть, что он действительно хочет все прекратить. Тимми просто не мог в это поверить! Он встал, шагнул, забыв про плед, запутался и едва не упал. Джонни тут же оказался рядом, подхватил, обнял, прижал к себе. На шоссе за окном текли два ручейка огней — красный в одну сторону, белый в другую. Тимми стоял, крепко стиснув Джонни в объятиях, и смотрел на них поверх его плеча. Огоньки бежали параллельными потоками, не смешиваясь и не отдаляясь друг от друга. — Не отпускай меня, — сказал Джонни сдавленным голосом. — Пожалуйста, не отпускай меня снова. Тимми сильнее сжал руки. — Я не смогу, даже если попросишь. Ты мой. Я люблю тебя так сильно, что не смогу без тебя. — Ты сможешь, — качнул головой Джонни, но Тимми прервал его: — Даже если смогу, что это будет за жизнь? Я такой жизни не хочу! Все, чего я боюсь, если я пойду на дно, то неизбежно утащу за собой тебя. — Не думай об этом. Я взрослый мужик, я осознаю цену своих поступков, — Джонни резко выдохнул, его дыхание пощекотало плечо. — Но разве тебе не жалко своей работы, своей карьеры? — Жалко, — вздохнул Тимми. — Я этому почти десять лет посвятил, конечно жалко. Но это же не вся жизнь. Мне даже тридцать еще не исполнилось, только осенью. Хороший возраст, чтобы начать что-то новое. Я, правда, это совсем недавно понял, — он прикусил губу, помолчал. На самом деле Тимми реально понял это только сегодня, сейчас. — Если бы была возможность, я бы хотел и тебя, и карьеру. Но если придется выбирать, я знаю, что выберу. А что выберешь ты? Он, наверное, знал ответ. Ведь это был Джонни. Однако все равно не был уверен. Сердце трепыхалось, как рыбка, выброшенная на берег. Тимми повернул голову и посмотрел на Джонни. Внезапно тот тоже повернулся к нему. Их лица оказались так близко, что носы почти задевали друг друга. — Мне моей карьеры не жалко. Я просто не хочу, чтобы ты жертвовал ради меня… — Не ради тебя! — не дал ему договорить Тимми. — Если я чем-то пожертвую, то ради себя, понял? Тобой я жертвовать не собираюсь! И он поцеловал Джонни, как будто клятву приносил. Наверное, он и клялся, больше самому себе, чем Джонни, чтобы не забыть и не смалодушничать потом, когда он действительно встанет перед выбором. Джонни отвечал на поцелуй и крепко обнимал его, и, все равно, Тимми было страшно. — Ты же не бросишь меня, если я пока не готов открыться? — спросил он после поцелуя. — Почему ты сказал, что хочешь все закончить? — Я не хочу закончить, я хочу большего! — возразил Джонни. — Я хочу, чтобы у нас были отношения, а не постыдные тайны. — Я тоже, но… — Не переживай, когда я знаю, что мне есть чего ждать, я подожду. Пока ты не будешь готов, или пока что-то не случится. Ты ведь понимаешь, в нашем с тобой случае вряд ли получится долго держать все в секрете. Пройдет еще немного времени, какой-то случайный прокол, и сталкеры все узнают. Да, Тимми это понимал, но как страус прятал голову в песок и надеялся, что все обойдется. Он не хотел думать о том, что еще не произошло. Он хотел Джонни, потому что спина под ладонями была такой гладкой и горячей, а времени до рассвета оставалось все меньше. Тимми провел руками вдоль позвоночника вверх, погладил плечи и почувствовал, как кровь прилила к паху. Джонни выдохнул и притиснулся бедрами к его бедрам. — Как бы я смог уйти от тебя? — пробормотал он, ласкаясь щекой о шею Тимми. — Ты же, блядь, единственный, с кем мне так… Он не закончил, потому что Тимми взял его лицо в ладони и поцеловал. От влажного соприкосновения губ мурашки разбежались по всему телу. В груди стало горячо. Возбужденный член терся о грубую джинсу, это было неприятно. Тимми расстегнул на Джонни штаны и спихнул их вниз. Они потоптались на месте, пока Джонни вышагивал из штанин, и, не прерывая поцелуя, двинулись в сторону дивана. Джонни споткнулся первым, уселся с размаха, а Тимми приземлился сверху. — Хорошая поза, — хмыкнул Джонни, и поерзал, устраиваясь удобнее. Тимми был не против. Он положил руки на спинку дивана по обе стороны от плеч Джонни и сжал ногами его бедра. Ладони Джонни ласкали его спину, ягодицы, пробирались между телами, чтобы найти его член, поиграть с сосками. Поцелуи из нежных и медленных стали яростными, страстными. Тимми казалось, что он весь горит. Все его тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону. Все прикосновения Джонни, в любом месте, вызывали сладкую дрожь. Было так хорошо, что хотелось еще и еще. — Где она? — Джонни покрутил головой, высматривая. — Что где? — не понял Тимми. — Да чертова смазка! Гребаный баллончик стоял на кухонном столе, рядом с недоеденными кейками и полупустыми стаканчиками. Далеко. — Принеси, — в севшем голосе Джонни слышались умоляющие нотки. Тимми подумал, что не он один сходит с ума от желания. — Может, ну ее? Давай так. — Нет. Джонни безжалостно спихнул его с коленей, так что Тимми пришлось встать и сделать несколько шагов до кухни. Смазка уже была в его руке, когда сзади прижалось горячее тело. — Ты чего? — Тимми попытался обернуться, но Джонни обнял его, накрыл ладонями грудь, втиснулся членом между ягодиц. — Соскучился… — Джонни целовал его шею, за ушами, жарко дышал в затылок. — Когда успел? — Тимми прогибался, терся об него, это выходило само собой, он не мог это контролировать. — Успел… — Джонни все-таки дал ему развернуться, лизнул кадык, прошелся языком по груди, засосал соски, и Тимми застонал, откинулся назад. Джонни осторожно поддержал его, уложил спиной на стол. Щелкнула крышечка, и Тимми почувствовал прохладное скользкое прикосновение. Со смазкой Джонни вошел на удивление легко, или это потому, что с каждым разом Тимми становилось все проще расслабиться. Толчок, влажную кожу дернуло по полированной столешнице, не больно, но неприятно. Тимми зашипел и ухватился руками за края стола. Теперь он мог подаваться навстречу каждому толчку, и это было классно. Внутри стола что-то стеклянно тренькало. Один из пластиковых стаканчиков упал и покатился по полу с негромким дребезжанием. Джонни двигался ритмично, как машина, и их тяжелое дыхание звучало в унисон. Тимми слегка прогнул поясницу, меняя угол проникновения, и следующий толчок пришелся точно в простату. Мир взорвался огненными искрами, все тело пронизало иглой острого наслаждения. Тимми вскрикнул. А Джонни понял, как надо двигаться, и продолжал снова и снова толкаться в одну точку, заставляя его кричать, дрожать и захлебываться воздухом, почти теряя сознание. В какой-то момент наслаждение перехлестнуло за край, и Тимми накрыло ослепительным оргазмом. Джонни догнал его через несколько мгновений, застонал и уткнулся мокрым лбом ему в грудь. От переизбытка эмоций слезы сами текли из глаз. Тимми почувствовал, что Джонни вытирает его салфетками, но у него даже не было сил, чтобы хоть как-то отреагировать. Он хотел что-то сказать, но из пересохшего горла вырвалось только сипение. Джонни подхвати его на руки и отнес на диван. Тимми только и мог, что благодарно улыбнуться, когда Джонни подал ему стаканчик с водой и укрыл пледом. Он сделал несколько глотков и его окончательно вырубило. Глава 23 *** Серая тень щетины на подбородке, темные полукружья под глазами, впавшие щеки — ЧжоЧжо выглядел таким утомленным, что у Джонни защемило сердце. Он протянул руку и осторожно отвел со лба упавшие пряди. Чжоу сдвинул брови во сне. Маленькая морщинка над переносицей придавала ему совсем уж несчастный вид, и Джонни мягко разгладил ее пальцем, потом не удержался и невесомо приложил к щеке Чжоу ладонь. И вдруг тот облегченно выдохнул, словно, наконец, напряжение оставило его, и губы тронула улыбка. Все его тело расслабилось, голова тяжело легла в ладонь Джонни. Дыхание ВейЧжоу выровнялось и стало более глубоким, а вот Джонни, наоборот, не знал, как вдохнуть. Горло сдавило, в груди пекло огнем. Джонни много, очень много раз признавались в любви. Знакомые и незнакомые, девушки и парни. Слова обесценились, перестали быть искренними и что-то означать. Люди так легко говорили их, клялись в любви, и так же просто забывали свои клятвы. Джонни не верил в слова. Он и сам столько раз произносил подобные фразы, заставляя сердца зрителей биться сильнее. А его сердце оставалось спокойным. До этого момента. Да, Чжоу говорил ему о любви, да, Джонни видел любовь в его глазах, но все равно не мог поверить до конца, не мог убедить себя, что это не игра, не минутный порыв, не вожделение. Для Джонни этот вот расслабленный выдох ЧжоЧжо стал куда более значимым признанием в любви, чем все слова. Неизвестно почему, Джонни не чувствовал сонливости. Он сидел рядом со спящим Чжоу и просто смотрел на него. Разглядывал его усталое лицо, такое мальчишеское во сне, спутанные волосы, рыжеватые на кончиках, длинную шею с розовым пятнышком вчерашнего засоса, жилистые крепкие плечи, руки с красноватыми костяшками и старыми мозолями на подушечках пальцев. Джонни поймал себя на мысли, что он опять хочет все запомнить, унести его в своей памяти, словно бы никогда не увидит больше. От этого морозом продрало по коже. Нет, он даже возможности не хотел такой допускать. Ни за что! Да он же сдохнет без Чжоу! Если раньше он как-то справлялся, они как-то справлялись… но не теперь, когда ЧжоЧжо, словно кот доверчиво спит на его ладони. Как бы Джонни смог его оставить одного? Если до этого он склонялся к тому, чтобы сдаться и отступить, то теперь Джонни был готов принять бой, драться за своего ЧжоЧжо хоть с целым миром. Чжоу потерся щекой, удобнее устраивая голову, его губы приоткрылись, в глубине блеснули перламутром зубы, и член Джонни чуть напрягся. Имей совесть, укорил он сам себя, ты его только что оттрахал до полубессознательного состояния. И опять? Дай ему поспать, он же устал. Джонни устыдился, но на его член это никак не повлияло. Эрекция становилась все сильнее. Как назло, будто искушая его, Чжоу повернулся на бок, оголяя бедро и выставляя напоказ свою соблазнительную задницу. Джонни больше уже не мог терпеть, он провел свободной рукой по теплой упругой ягодице, нырнул пальцами в складку, там было горячо и еще влажно. На лбу у Джонни выступила испарина, а во рту, наоборот, пересохло. Он прикусил губы, чтобы не застонать вслух, и принялся дрочить, прокручивая в памяти моменты недавнего секса. Какой розовой была кожа на груди Чжоу, и соски, похожие на спелые темно-красные ягоды сами просились в рот. И как Чжоу гортанно-хрипло вскрикивал при каждой фрикции, и подавался навстречу толчкам, сводя Джонни с ума, туго сжимая внутренними мышцами. И прозрачные капельки смазки, стекающие по головке члена. И как тремор его тела передавался Джонни, и он тоже дрожал, и стонал в голос, и умирал от желания, от наслаждения, от любви. Он скользил глазами по контурам тела, скрытого дешевым пледом, по линии длинной ноги от ягодицы до узкой ступни, по лицу Чжоу, такому безмятежному сейчас… Вдруг Чжоу потерся о его ладонь, вздохнул и приоткрыл глаза. Еще немного расфокусированный и от того неимоверно сексуальный взгляд остановился на Джонни. Губы сложились в ленивую снисходительную улыбку. — Дрочишь? — сиплым со сна голосом поинтересовался он. — Лучше мне подрочи… Чжоу мокро поцеловал запястье Джонни, заставив того вздрогнуть, повернулся на спину и откинул одеяло. Его член стоял в боевой готовности. Джонни, уже плохо себя контролируя, сглотнул и облизнулся. — Нет, рукой, — Чжоу ухватил его за шею и потянул к себе, укладывая рядом и просовывая руку под голову. Едва Джонни улегся, ЧжоЧжо тут же обнял его и поцеловал глубоким томным поцелуем, от которого глаза сами собой закрылись, и Джонни повело, как от хорошего алкоголя. Забыв о себе, он обхватил член Чжоу, размазал пальцем по головке прозрачные капли, но тот не дал ему полюбоваться, утянул в новый поцелуй. — Блядь… ты так целуешься, душу продать можно, — выдыхая, проговорил Чжоу после поцелуя. — Я умираю просто, когда думаю, что ты этими губами целуешь Та Лу Вана. — Опять ты о нем, — поморщился Джонни. — Не думай об этом. Что ты как ребенок? Ты же понимаешь, целуюсь я с тобой, а там только работа. И Джонни сам поцеловал его, не забывая двигать рукой. — Не могу не думать, — задыхающимся голосом, от которого у Джонни сносило крышу, снова проговорил Чжоу. — Умираю от ревности… Лу, наверное, после такого вот поцелуя… и влюбился в тебя. — А ты? Ты от какого? — Джонни сжал его член и перестал двигаться. — От какого? — Ни от какого, — простонал Чжоу. — Я не от поцелуя. Блядь, я хочу кончить! Двигайся! — Говори, — настаивал Джонни. Неизвестно по какой причине, ему вдруг захотелось это узнать прямо сейчас. — Ну, пожалуйста, я тебе потом все скажу, честно! Дай мне кончить, пожалуйста… У Чжоу были такие глаза, что Джонни и луну с неба достал бы для него, не то, что довести до оргазма. Легкими поцелуями он тронул уголки рта, спустился по шее к ключицам, вниз по груди и животу, поцеловал чувствительную кожу над пупком, тазовые косточки, и накрыл ртом член. Чжоу вскрикнул и дернулся, толкаясь ему в глотку. Он был уже почти готов, так что хватило и нескольких движений, чтобы в гортань ударила струя спермы. Джонни сглотнул, сколько смог, вытер рот рукой и снова вытянулся рядом с Чжоу. — Говори, — повторил он, обхватывая ладонью собственный член. С минуту ЧжоЧжо молчал, пытаясь отдышаться, кося глазами на то, как Джонни дрочит себе. — Я не знаю, — сказал он. — Прости, правда, не знаю. Это произошло незаметно. Сначала ты просто был мне интересен. А потом вдруг — бац, и оказалось, что я в тебя влюбился по уши. Мы за столом сидели, куча народу, все ели, болтали одновременно все, шум стоял такой, что ужас. И я хотел куриных крылышек, но они стояли далеко от меня, и я не стал перекрикивать всех, чтобы попросить передать. А ты взял и положил их мне на тарелку, хотя я ничего не говорил. Я тогда посмотрел на тебя, ты улыбнулся так, ну как ты можешь, эдак снисходительно, и бровь поднял. А у тебя в уголке рта соус был. И мне настолько сильно захотелось тебя поцеловать, что аж в груди заболело. И я понял, что влюбился в тебя, прямо как Бай Ло Инь в Гу Хая. Джонни давно уже перестал дрочить. Он помнил этот ужин, и эти крылышки, и помнил кепку козырьком назад, и вылезшую из-под нее на лоб ВейЧжоу прядку. И как ему хотелось заправить эту прядь под кепку, но он не решался прикоснуться. И нет, тогда он еще не понимал, что чувствует к Чжоу, к нему осознание пришло парой недель позже. И Джонни тоже так сильно захотелось его поцеловать, что заболело в груди. Он обхватил ладонью затылок Чжоу и притянул к себе. Он не знал, влюблен он как Гу Хай в Бай ЛоИня, или как Хуан ЦзинЮй в Сюй ВейЧжоу, или как Джонни Хуан в Тимми Сюй. Да, собственно, это было все равно. Они просто были влюблены друг в друга. *** — Пить хочешь? — Джонни поднялся и подошел к кулеру. — Да, — Тимми сел, голова слегка закружилась. Он прикрыл на секунду глаза, когда открыл, перед носом был стаканчик с водой. Он поднял взгляд, Джонни мягко улыбнулся: — Пей. Тимми в два глотка выхлебал воду и попросил: — Еще. Джонни хмыкнул, но взял стаканчик и снова наполнил. Проходя мимо, он мазнул рукой по выключателю, и в комнате стало темно. Точнее, не так уж и темно — небо за окном было серым, предрассветным. В груди заныло. Тимми понимал, что ночь не может быть бесконечной, но уже второе утро он встречал с этим безрадостным чувством. Оставлять Джонни каждый раз было, как навсегда. Уходя, он не знал, когда увидит его в следующий раз — вечером, через несколько дней или через несколько месяцев. Тимми наклонился, упираясь локтями в колени, и обхватил голову руками. И тут же матюгнулся — волосы на затылке склеились липкими прядями. Судя по запаху на пальцах, он вытер головой разлившееся какао. Джонни рассмеялся и потянул за руку: — Пойдем мыться, ничего страшного. Ты же не в солидол влез, всего лишь в какао, — он подталкивал Тимми в сторону ванной, поглаживая как маленького по спине и приговаривая: — Сейчас мы тебя помоем. Наш малыш ЧжоЧжо будет чистенький и свеженький. Это было так забавно и мило, что Тимми не мог не рассмеяться в ответ. Строго говоря, ванная не была ванной — справа от двери примостилась раковина, в тесной кафельной коробке слив в полу и лейка душа с потолка. Джонни вытряхнул из пакета в умывальник гору флаконов, выудил из этой кучи и повесил на крючок полотенце. Потом отрегулировал воду. Тимми наблюдал за ним, прислонившись спиной к теплому полотенцесушителю. — А помнишь, как я вломился умываться, когда ты дрочил в душе? — Еще бы, — хмыкнул Джонни и слегка покраснел, или это показалось Тимми. — В самый ответственный момент. Я почти кончал, и тут такой облом! — Я тогда ужасно смутился, даже от растерянности не сообразил сразу выйти, — Тимми и сейчас почувствовал то свое смущение. — Сделал вид, что не заметил ничего. На самом деле очень даже заметил. Вид возбужденного Джонни настолько впечатлил его, что этот момент до сих пор иногда снился ему. — А на что ты тогда дрочил? Точно не на меня, мы ведь тогда может неделю или полторы всего, как познакомились. — Я не помню, давно было, — заявил Джонни, но покраснел еще больше. — Иди мыться. Сейчас никто дрочить не будет. Он пихнул Тимми под теплые струи и встал сзади. Его руки принялись массировать голову, потом запахло какой-то ягодной отдушкой, и Джонни сказал негромко: — Закрой глаза. От этих простых слов все тело Тимми покрылось мурашками. Черт, что за реакция? Почему даже самые невинные действия и слова Джонни оказываются для него такими возбуждающими? — Я сексманьяк, — обреченно прошептал Тимми. — Что? — переспросил Джонни, прижимаясь грудью к его спине и заглядывая в лицо. От этого соприкосновения Тимми тряхнуло будто разрядом электричества. — Может, я лучше сам? А то ничем хорошим это не закончится. Тимми развернулся лицом к Джонни… и довольно ухмыльнулся — у него тоже стоял. — Будем вырабатывать выдержку, — Джонни налил на губку гель для душа и принялся его намыливать. — Как скажешь, — с коварной усмешкой кивнул Тимми, выдавил в ладонь немного шампуня и начал массировать Джонни голову, глядя ему в лицо. Это было так необычно. За всю свою жизнь Тимми еще никому не мыл голову, только себе. Он поскреб пальцами затылок, взъерошил пенистым ежиком волосы на макушке, потом засмеялся и, сплющивая пряди между ладоней, вылепил ирокез. — Что за детский сад? — укоризненно улыбнулся Джонни и мазнул мыльной губкой ему по носу. Тимми фыркнул, разбрызгивая пену, и задрал голову, подставляя лицо под текущую воду. Через несколько мгновений руки Джонни обхватили его голову, и губы прижались к губам. У Тимми от этого неистового поцелуя подкосились ноги, хорошо, что в тесном пространстве некуда было падать. Он просто оказался прижат к стене. — Скажи, что ты мой! — голос звучал требовательно, но глаза смотрели умоляюще. — Я твой! — это так и было, Тимми чувствовал, что он весь, целиком, принадлежит Джонни. Он сделает все, что Джонни попросит, и пойдет за ним, куда бы он ни шел. — Я твой. — А я твой, — тихо сказал Джонни и снова его поцеловал. На этот раз нежно-нежно, так нежно, что у Тимми сами собой потекли слезы. Хорошо, что они были под душем, и слезы смешивались с водой, иначе он не знал бы, куда деться от смущения. Слезы вообще были не в его стиле. Тимми уже и не помнил, когда в последний раз плакал, а тут дважды за одну ночь. Он разучился пускать слезы еще в детстве. Тренер по латине лупила своих учеников стеком по ногам за неправильные шаги и приговаривала: «Улыбка! Держим улыбку! Никто не должен видеть, что танец — это тяжелый труд. На лице всегда должна быть улыбка. Улыбаемся!» И с тех пор, когда страшно, когда больно, когда тяжело — Тимми не плакал, он улыбался. Все считали, что он сильный, иногда, что он бесстрашный, иногда, что бесстрастный, часто, что он милый, а он просто не умел по-другому. Только Джонни просек, что стоит за его улыбкой. Еще после дня первых репетиций, когда эта его улыбка скрывала то, насколько он нервничал. Свою неуверенность Джонни прятал под маской невозмутимости. Его подкалывали, а он продолжал спокойно молчать или что-то серьезно, как на уроке, выяснять у режиссера и остальных старших. А потом, вечером в номере, он спросил: «Ты ведь тоже понятия не имел, как себя вести?» и добавил: «Но ты молодец, ты был крут». И Тимми почувствовал, как заполыхало лицо, но не знал, что ответить. Он тогда просто улыбнулся и уткнулся в телефон. Глава 24 *** — Ты сейчас где? — раздалось в наушнике, едва Джонни включил гарнитуру. — Еду в домой, а что? — Разворачивайся и шуруй в Шоуду. Я буду на втором терминале, наберешь, как доедешь, — Лю как обычно говорил так, словно все обязаны были подчиняться беспрекословно. — Эй, ты хоть скажи, что случилось? Ты куда-то летишь? — Джонни стало любопытно и немного тревожно. — Мы куда-то летим, — заявил Лю Чжен. — Твои вещи я уже сложил, они у меня в багажнике. — Ничего не понял, — опешил Джонни. — Куда это мы летим? А шоу? Еще два эпизода… — Шоу никуда не денется, отснимут пока то, где без тебя. Потом вернемся и доснимем. — Бля! КУДА МЫ ЛЕТИМ? ЗАЧЕМ? — заорал Джонни. О шоу он думал в последнюю очередь. Он думал о том, что ВейЧжоу пробудет в Пекине только до конца недели. — Приезжай, я все расскажу. Давай быстрее, самолет в Тайбэй через час двадцать. Все, что хотелось Джонни, это возвратиться назад в квартиру, но на ближайшем перекрестке он повернул направо, покружил по запутанной развязке, вырулил на S11 и погнал к аэропорту. Глаза пекло то ли от недосыпания, то ли от того, что подступали слезы. Джонни не знал, как предупредить Чжоу. Оставалось надеяться, что, может быть, ситуация позволит ему послать менеджера нафиг и остаться. Хотя надежды было мало, обычно Лю Чжен не срывал его по пустякам. И то, что он не захотел ничего объяснять по телефону, напрягало ужасно. Маты Лю Чжена перекрывали шум взлетающих самолетов. Джонни еще даже не увидел его самого, но уже отлично слышал, как он разносил кого-то на всю стоянку. Наконец, он разглядел круглую голову своего менеджера над крышей синего смарта. Крупный парень Лю почему-то питал слабость к миниатюрным автомобилям. Он обернулся, помахал Джонни, подзывая к себе, сунулся в салон, нажать кнопку открытия багажника, и все это не прекращая орать матом на своего собеседника. Джонни пока еще ничего не понимал, кроме того, что все серьезно. Когда он подошел, Лю Чжен в последний раз рявкнул «Я его убью нахуй!» и сунул телефон в карман. Лицо его напоминало цветом помидор. Он положил руки на крышу машины и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Потом вдруг заорал: «Гребаный пидарас!», влупил кулаком по стойке и зашипел, баюкая рассаженые костяшки. После этого он уже совершенно спокойно кивнул Джонни на сумку в багажнике: — Забирай, регистрация через пять минут заканчивается, опоздаем, если не поторопимся. — Колись уже, что случилось, — на ходу заговорил Джонни. — Жопа, — коротко ответил Лю Чжен. Джонни с усмешкой покачал головой: — А конкретнее? — А конкретнее, полная жопа. Я этого утырка Та Лу Вана урою. И менеджера его урою, и всю, блядь, их компанию с землей сравняю. Джонни нахмурился. Неужели сыр-бор из-за того интервью? Что такого мог сказать Лу, чтобы Лю Чжен плевался ядовитой слюной как южноамериканская лягушка, которую Джонни недавно видел на канале Дискавери. Он решил не нарываться с лишними вопросами и подождать, пока менеджер сам все расскажет. — Этому идиоту нельзя пить, — наконец, выдал Лю. — Он как на той вечеринке начал, так и не просыхает. И от этого у него мозги набекрень встали. Там уже под его домом толпа репортеров, если он реально даст пресс-конференцию, проблем не оберешься… — А в чем проблема-то? — Джонни по-прежнему мало что понимал. С объяснениями пришлось погодить, они прошли регистрацию на рейс, потерпели проверку сканерами, в ВИП-зале было слишком людно, и только в самолете они смогли продолжить разговор. — Короче, Та Лу Ван ушел в штопор, начал гнать эту пургу про тебя на интервью, а вчера вечером вообще заявил, что вы с ним практически переспали, и он готов рассказать прессе еще про одного твоего любовника. Не, ну какой гандон! Понятное дело, слухи пошли, этой братии репортерской набежало тьма, все сенсацию ждут! — Лю Чжен откинулся на спинку сиденья, выдохнул и жестом подозвал стюардессу. — Двойной джин, без тоника. Ты что-нибудь будешь? — обернулся он к Джонни. — Энергетик какой-нибудь, — откликнулся парень. — Слушай, а я-то что в этой ситуации могу сделать, зачем мне в Тайбэй? Стюардесса со своей тележкой двинулась дальше по салону, Джонни сковырнул язычок банки, глотнул прохладной шипучки. — Твою мать! Джонни, не зли меня! Что ты можешь сделать?! Да хотя бы поговорить с этим придурком! — Лю злобно посмотрел на Джонни. — Да трахнуть его, на худой конец! Только чтобы он заткнулся. Ну а при самом говенном раскладе, придется давать опровержение, подавать в суд за клевету и все такое. — А если я не хочу опровергать? — Джонни приложил влажную холодную банку к ноющему виску и прикрыл глаза. — Что?! — Лю Чжен поперхнулся джином, судорожно закашлялся, подбежала стюардесса с салфетками. Лю забрал у нее охапку салфеток и, продолжая кашлять, помахал головой и руками, отгоняя ее прочь. Девушка оказалась догадливая, или Лю выглядел так грозно, но она быстренько ретировалась, оставив их одних. — Ты в своем уме? — возмущенно прохрипел менеджер, промокая бумажным комком свитер. — Бля, теперь буду вонять, будто я сам неделю в запое. Джонни, ты это сейчас о чем? Ты решил устроить большое голубое открытие года? Для пиара этой дорамы хватит и Лу. Скажи, что ты пошутил, побереги мои и без того слабые нервы. Джонни сделал большой глоток, ему нужна была пауза, он не знал, что ответить. — Не уверен, — наконец, сказал он, глядя прямо перед собой в одну точку. — Может, и не пошутил. Может, пусть оно все откроется… — Эй, малыш, — Лю дернул его за рукав, вынуждая посмотреть на себя. — Не надо. Ты потом сам будешь жалеть, так что лучше не надо. Ты же умный пацан, ты же все понимаешь. Это не кончится хорошо, тебя даже в рекламу потом не возьмут, не то, что нормальные роли. И подумай о своем … — Лю проглотил имя, — Ему это тоже не надо, уж поверь! Сомневаюсь, что он захочет тебя знать после этого. Хрупнула жесть. Джонни неосознанно сжал кулак, стиснув банку с напитком. Менеджер, сам не подозревая, озвучил главный его страх. Всего лишь несколько часов назад они с Чжоу говорили о таком развитии событий. Чжоу сказал, что готов открыться, но Джонни чувствовал, что в глубине души он боится этого и на самом деле далеко не готов. Да и сам Джонни сейчас, когда такая возможность вдруг стала вполне реальной, не был уверен, что это именно то, чего он хочет. Не дождавшись ответа, Лю Чжен отобрал у него банку, похлопал по руке: — Знаешь, ты лучше поспи, пока долетим, потом еще раз обсудим. Мужик должен головой думать, а не сам знаешь чем. А у тебя после свидания пока мозг не включился. Я тебе как старший товарищ говорю, не обижайся. Джонни и не обижался. Он послушно закрыл глаза и под мерное гудение двигателей мгновенно провалился в сон. Он шел по длиннющему коридору. Белые, плохо оштукатуренные стены, обитые жестью и дерматином большие двери павильонов, горящие красным табло «Не входить! Идет съемка», гудение люминесцентных ламп над головой. Он нагонял идущего впереди парня в дурацких тренировочных штанах. Чем ближе, тем более знакомым казалось движение ягодиц под синим трикотажем. Джонни хотел его окликнуть, но почему-то не решался. Слышалось только громкое поскрипывание резиновых подошв по бетонному полу. Наконец, он поравнялся и взял парня, это был ВейЧжоу, за руку. Тот быстро оглянулся по сторонам, на мгновение сжал его ладонь, а потом отдернул свою руку и даже сунул в карман. — Вдруг увидят! — прошипел он. Джонни тоже огляделся — коридор был пуст в обе стороны. — Здесь нет никого, — сказал он. Чжоу виновато моргнул и прикусил губу. Он порывался то ли что-то сказать, то ли что-то сделать, и продолжал стоять и смотреть исподлобья. Но, когда Джонни протянул к нему руку, он отшатнулся. Джонни разочарованно выдохнул. — Давай лучше вечером, в комнате? — вопросительно предложил Чжоу. — Здесь-же-нет-ни-ко-го! — Джонни решительно двинулся на Чжоу, заставляя того отступать шаг за шагом, пока он не уперся спиной в стену. — Вдруг увидят, — жалобно проговорил Чжоу, глядя жаркими глазами прямо в глаза Джонни, потом потянулся и поцеловал, отчаянно-сладко, так, что сердце зашлось. И вдруг ближайшие двери с грохотом растворились, из павильона повалил народ, в глаза ударил слепящий свет, их окружили, задергали, зашумели, потащили друг от друга. Джонни пытался отбиться, он видел только удаляющееся растерянное лицо Чжоу среди гомонящей толпы и хотел быть с ним рядом, но его тянули за руки и повторяли его имя: Джонни, Джонни… — Джонни! Просыпайся, прилетели! Джонни! — повторял Лю Чжен и тряс его за плечо. Джонни потер лицо ладонями и зевнул. Сон уже начал уплывать из памяти, только лицо ЧжоЧжо с широко раскрытыми черными глазами виделось необычайно ярко. Менеджер сунул ему в руку жестянку энергетика, и Джонни осушил ее большими глотками. Самолет вырулил в нужное место и шум двигателей смолк. В наступившей тишине необычайно громко зазвучали голоса пассажиров и щелчки расстегиваемых пристяжных ремней. Джонни сидел, все еще под впечатлением от сна, и думал, что, наверное, он попробует уговорить Та Лу Вана молчать. Глава 25 *** Чтобы приехать на съемки к семи часам утра, Тимми пришлось позвонить Ян Мину и попросить его привезти одежду прямо на место. Тот поворчал, конечно, но сделал, как просили. Пока Тимми переодевался, он демонстративно тяжело вздыхал, что было еще более муторно, чем ворчание. Тимми и без него знал, как рискованно его поведение, но, может от недосыпания, может после разговора с Джонни, на него снизошел дух фатализма. Что суждено, то и случится. Если им предназначено быть вместе, то это никак не изменить. Если пришло время открыться, так и произойдет. Если нет — тогда и беспокоиться не о чем. Но, то, что менеджер привез ему свитер с высоким воротником, его позабавило. — Ты такой заботливый, — усмехнулся Тимми, расправляя ворот. — А лубрикант мне не купил, хотя я и просил. — А больше тебе ничего не надо купить? — обиженно посмотрел на него Ян Мин. — Ну не знаю, вибратор там, или меховые наручники, или что там еще? — Интересное предложение, я поразмыслю над ним, — засмеялся Тимми, но в голове мелькнула картинка — Джонни со скованными руками, весь в его распоряжении. Он моргнул, чтобы прогнать соблазнительное видение, выдохнул и подумал, что раньше он не был таким сексуально озабоченным. За годы без Джонни у него, конечно, случилось несколько не особенно бурных романов, но ни один из них даже отдаленно нельзя было сравнить с тем, что происходило в его жизни сейчас. — Лучше о работе подумай, — прервал его потекшие не в том направлении мысли менеджер. — Ты еще когда говорил, что у тебя есть недостающая песня для альбома. И где она? Хоть наброски покажи! — Почти готова. Знаешь, я хочу на нее клип сделать. У меня идеи есть для видеоряда. — Сначала песню запиши! Мы же договорились на заглавную и на «Выбери время» клипы снимать. — Вполне возможно, что эта и станет заглавной. «Камикадзе» — хорошее название для альбома, — Тимми прикрыл глаза и, отбивая ладонью по бедру ритм, напел: — …Наша смерть запланирована, Нам уже ничего не светит. Мы с тобой камикадзе, священный ветер… — Звучит хорошо, — выдал после раздумья Ян Мин. — Только слишком уж депрессивно, тебе не кажется? У тебя позитивный имидж, как-то она не вписывается в образ. — Она про любовь, — улыбнулся Тимми. — Я тебе потом текст покажу, ты увидишь. Да, не самая позитивная песня, но что ж мне про солнышко и цветочки петь? Тут Тимми позвали на съемочную площадку, и разговор пришлось прервать. После съемок в гримерке уже ждала мама. Ей был обещан поход по бутикам в «Роял Променада центре». Не сказать, чтобы Тимми был в восторге от этих планов, но мама есть мама. Кроме того, он чувствовал себя виноватым перед ней и хотел сделать ей приятное. Торговый центр был слишком шикарным, чтобы кто-то решился подойти в открытую, но вспышки фотокамер то и дело мелькали на периферии зрения. Тимми к такому давно привык, а вот мама смущалась и переживала, что недостаточно хорошо выглядит. — Ты смотришься суперски, — утешал ее Тимми. — Никто не поверит, что ты моя мама. Вот увидишь, они напишут, что я нашел себе новую подружку. Блин, лучше бы он не вспоминал про подружку, Тимми мысленно дал себе подзатыльник, но было поздно. — Милый, нам с тобой надо поговорить, тебе не кажется? — мама зашла издалека. — Вон, смотри, кофейня славная, пойдем зайдем. Купишь мне пирожное? Ничего не оставалось, как согласиться. Они устроились за крайним столиком, за окном тут же остановились и застыли две девочки-подростка. Через минуту к ним присоединились еще две подружки, и вся эта компания, не стесняясь пялилась и снимала на телефоны. В другой момент Тимми не обратил бы на них внимания, но сейчас это напрягало. Мама сделала заказ, а потом что-то сказала на ухо официантке. Вскоре та принесла ширмы и отгородила их стол, создав обманчивое ощущение уединенности. Тимми выдохнул и откинулся на спинку стула. Он и без того тяготился предстоящим разговором, а беседовать под прицелом чужих глаз и вовсе не хотелось. Мама будто и не торопилась начать. Она любовалась каким-то кондитерским шедевром, поворачивая тарелку во все стороны и никак не решаясь нарушить красоту. Наконец, она отломила ложечкой лепесток бисквитного цветка и посмотрела на сына: — У тебя правда нет девушки? — Нет, — подтвердил Тимми, отхлебывая кофе. — Ты встречаешься с парнем? Кофе пошел не в то горло, Тимми задохнулся и зашелся кашлем. Мама спокойно переждала приступ кашля, подала салфетку и похлопала его по руке: — Ну-ну, мне ты можешь сказать. — Мама, о чем ты? — выдавил Тимми. — Ни с кем я не встречаюсь. — Малыш, я же твоя мама! Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу? Да, вид у тебя усталый, но ты же весь светишься. Таким счастливым я тебя видела только в 2016-м, когда ты снялся в той дораме и у тебя была любовь с тем мальчиком, ЦзинЮем. Тимми почувствовал себя так, будто его окунули в кипяток. Горело лицо, уши, шея, даже руки. Он сидел, опустив глаза, и не знал, что сказать. Отрицать что-либо не хотелось, да и бесполезно было, если уж на то пошло. Мама взяла его руку в свои и погладила. Тимми захотелось заплакать. — Я тогда очень переживала. Не знала, как с тобой поговорить. Не то, чтобы я была против геев. Но когда это касается твоего ребенка, тут сложно сохранять спокойствие. В нашем обществе не слишком их принимают. Конечно, я боялась, что тебе тяжело придется. Боялась, что ты испортишь себе жизнь, но все как-то образовалось, вы разошлись, оба сделали хорошую карьеру. За ЦзинЮя я тоже очень рада, он мне нравился, он был очень милым мальчиком. — Он и сейчас очень милый, — пробормотал Тимми и спросил: — Почему ты ничего не говорила, если ты все знала? — Ты в тот период нечасто бывал дома, да и не знала я, как об этом поговорить с тобой. Ты таким счастливым тогда был. Светился, вот как сейчас, даже когда грустил. Ну разве ты бы послушал меня тогда? А потом уже не о чем стало говорить. Все само разрешилось. Я подумала, что на то она и первая любовь, чтобы быстро пройти и остаться просто ярким впечатлением юности. Ты лучше скажи — ты, наконец-то, влюбился? Тимми помолчал, потом, не поднимая глаз, коротко кивнул. — В парня? Я угадала? Тимми снова кивнул. — Ох, малыш, — мама вздохнула и сжала его ладонь. — Это серьезно? Ты уже взрослый мужчина, ты ж понимаешь, к чему это все может привести. — Да, мам, я понимаю, — послушно откликнулся Тимми. — Тогда, почему бы тебе не познакомить нас? — Мама, что ты думаешь о Хуан ЦзинЮе? — А почему ты спрашиваешь? Он очень красивый, и замечательный актер! Я недавно смотрела его фильм, он там… — Мам, я люблю его, — не слушая, зажмурившись, произнес Тимми. — …играет полицейского и ве.- по инерции продолжила мама и замолкла на полуслове. — Его? Это снова он? — Да, мам. Это по-прежнему он. Тимми решился поднять взгляд и посмотреть маме в лицо. В ее глазах не было осуждения, только любовь и беспокойство. — А он тебя любит? — Да! — уверенно ответил Тимми, и ощутил, что и правда не сомневается в Джонни. — Господи, малыш! Что же вы будете с этим делать?