Кафе "Безумный Шляпник"

Прошло около двух месяцев с того дня, как Гилберт впервые заглянул в «Шляпника». Он всей душой прикипел к этому местечку и, тратя здесь чуть ли не треть стипендии, каждый раз пробовал что-нибудь новенькое. Часто, попивая из белой чашки вкусный кофе, Гил ловил себя на мысли, что и сам мог бы работать здесь. У него с детства была расположенность к кулинарии и, особенно, к кондитерскому ремеслу. Но духу взять и бросить институт у него не хватало. Главная причина состояла в том, что он не хотел огорчать своих приемных родителей. Он хорошо помнил, как происходил разговор с Бернардом Найтреем, которого он так и не научился звать «отцом». - Гилберт, - говорил мистер Найтрей, сидя за письменным столом в своем кабинете. Гил, уже восемнадцатилетний юноша, стоял напротив него. В кабинете было достаточно светло и просторно, но юноша чувствовал себя - , впрочем, как и обычно, - несколько неуютно под серьезным взглядом Бернарда. – Садись, мой мальчик. Я думаю, настало время серьезно поговорить о твоем будущем. Гилберт послушно сел на стул и, чуть ссутулившись, приготовился слушать речь Бернарда. Со временем у того вошло в привычку говорить сплошным монологом, ораторствовать. Возможно, в нем просто пропадал хороший политик. - Дело в том, что у тебя сейчас настает самый прекрасный возраст во всей твоей жизни, Гилберт. Ты молод, хорошо обеспечен, достаточно умен и силен физически , чтобы проложить свою дорогу в большом мире, - Найтрей встал из-за стола и, сцепив сзади руки, начал прохаживаться взад-вперед перед Гилом. Его ботинки с тяжелым каблуком мерно постукивали в такт речи. - Ты знаешь, что наша семья владеет широкой сетью частных клиник и аптек. Каждый год мы разрастаемся все больше и больше. У нас уже есть несколько больниц в Европе и Америке, наши аптеки пользуются высоким спросом. Естественно, мы должны соответствовать и высоким требованиям, предъявляемым нам государством и потребителями. Для этого нам, безусловно, требуется постоянный приток свежих умов и высококвалифицированных сотрудников. «Тук, тук», - стучали каблуки, придавая речи особенную четкость и, как утверждал сам мистер Найтрей, весомость. – «Тук, тук». - Мало того, нам требуются умелые управляющие. Желательно, такие, которым можно доверить финансы без особой опаски. Для этого лучше всего подходят родственники нашей большой семьи. Гилберт почувствовал, к чему ведется разговор, и помрачнел. Но Найтрей был сосредоточен на своем и попросту не придал тому значения. - Взять, к примеру, нашего любимого Фреда. Он заправляет частной клиникой в Сан-Франциско, причем не я его назначил, а он сам взобрался по карьерной лестнице так высоко. И, насколько я могу судить, доход от нее повысился, как только он заступил на службу. Или, скажем, Ванесса. Она – гений своего дела, а хирургия, тем более, пластическая, требует колоссальной выдержки, не правда ли? В голосе мужчины слышалась нескрываемая гордость за своих детей. О воспитанниках он говорил точно так же , хотя и с долей сожаления – все же, это были не его гены, хотя он и дал им возможность реализации себя. - Так вот к чему я веду, - продолжил Бернард, остановившись прямо напротив Гила и пристально глядя на него. – Я не тороплю тебя с выбором и , конечно же, ни на чем не настаиваю. Но предлагаю тебе такой вариант: пойти учиться на ветеринара, а затем попробовать работать в числе сотрудников нашей клиники, скажем, в Берге – ты же изучал немецкий? Мы постараемся узнать: увеличится ли доход, если в наших клиниках также будут предлагать услуги ветеринара или нет. Лично я делаю ставки на положительном ответе. Но я не знаю, как ты отнесешься к этому. Мы, конечно, стали твоей семьей, но - прости уж меня, пожалуйста, - до сих пор плохо понимаем тебя. Подойдя к юноше и положив руку ему на плечо, Бернард мягко спросил: - Скажи, а чего ты сам желаешь? К чему чувствуешь тягу, предрасположенность? Скажи мне. Гилберт молчал. Он и сам толком не знал, что может стать делом всей его жизни, потому что хотел, чтобы профессия ему и нравилась, и помогала не сидеть на шее у приемной семьи. Довольно и того, что они почти семь лет нянчились с ним, одевали, кормили, давали возможность заниматься во время досуга тем, что нравилось ему. А нравилось Гилу общаться с семьей своих лучших друзей, Безариусов, живших не так далеко от Найтреев в загородном доме. Особенно с Озом и его сестричкой, Адой. Он знал одно: ему нравится готовить. При условии того, что его стряпня очень нравилась друзьям и братьям, Гил вполне мог бы пойти учиться на повара. Но ему хотелось отплатить Найтреям добротой за доброту к нему самому и его брату, Винсенту. В отличие от Гилберта, Винсент в свои неполные семнадцать не выражал этой семье и малой доли благодарности - если вообще ее чувствовал. Он слабо учился в школе, чаще убегал на нескончаемые свидания с девочками, дрался, устраивал облавы на магазинчики, если продавцы были к нему грубы или просто попадали под его плохое настроение. Винсент учился рисовать граффити, в чем часто убеждались владельцы магазинов – на их окнах и дверях появлялись нецензурные выражения, подробные рисунки соития и , если Винсент особенно хотел досадить, иногда они наносились водостойкой краской. Поэтому, видя, как надеется Бернард на его согласие, Гил кивнул головой и немного хрипло ответил: - Я с удовольствием стану учиться на ветеринара, мистер Найтрей. Лицо Бернарда немного потемнело, и он твердо сказал: - Обращайся ко мне по имени, если не можешь назвать папой, Гилберт. Не надо этих официальных «мистеров». - Хорошо… отец. Улыбка сразу растянулась на лице у Найтрея. - Вот он, мой мальчик! Как я рад, Гилберт, что ты согласился! – спохватившись, он добавил, - Но если ты передумаешь и поймешь, что к этому у тебя нет призвания – то знай: в любой момент ты можешь отказаться. Договорились? Гилберт подумал еще немного и сказал: - Договорились. Он прекрасно понимал, что пути назад у него не будет. Сейчас, когда Гил уже отучился почти два года на ветеринара, он понял: нет, это не его «дело всей жизни». Травма детства не давала ему, как выражался один из преподавателей, «полностью раскрыть способности». Гил панически боялся кошек. Он не мог видеть этих милых созданий природы, особенно его пугали кошки, пристально смотрящие ему в глаза. Он буквально леденел под этим взглядом, терял возможность двигаться и трезво мыслить. Оставался только страх, застарелый, из детства. Вдобавок, ему не хватало наглости. Если кто-то открыто грубил ему, то Гил молча отходил в сторону, уступал дорогу и ничем не препятствовал человеку вновь и вновь оскорблять его. Нет, Гилберт не был размазней. Он избавился от этого порока еще в детстве, когда ему было двенадцать лет. И именно с того возраста Гил стал терпимее относится к обидам и оскорблениям, не позволяя себе ответить на них грубым словом или, как выражался Винс, «распутать ленту, связывающую твой кулак». Этих чистых и твердых намерений не понимали. Один лишь Джек Безариус, двоюродный брат Оза Безариуса и племянник Оскара, поддерживал его в эти нелегкие моменты. - Да наплюй! – с обычной своей развязностью обнадеживал его Джек. – Они еще раз тридцать вспомнят, как грубили тебе, когда будут устраиваться в одну из твоих клиник на работу. Вот тогда они поймут, как надо вести себя с людьми, твари. - Зачем ты так? – спокойно спрашивал его Освальд, друг Джека и хороший знакомый Гилберта. – Если они не умеют говорить сейчас, то и потом не научатся. - Ой, лучше не говори, - кривился Джек. - Почему же? – все так же спокойно спрашивал Освальд. - Потому что твое мнение прямо противоположно моему, а я стараюсь вселить в Гилберта хотя бы частицу самоуважения! – картинно размахивая руками, объяснял Джек. - Спасибо, конечно, но я в норме, - немного натянуто отвечал Гилберт. Иногда в их обществе он вдруг начинал чувствовать себя лишним, и это угнетало. Джек Безариус не часто бывал в гостях у дяди Оскара. Он с матерью долгое время жил где-то в Америке и только недавно вернулся на родину. Освальд же был их соседом в Америке, а так как родная старшая сестра Освальда – Лейси, - жила в Англии, то он переехал сюда вместе с Джеком. Воистину, они были неразлучны. Слишком непохожие друг на друга, они могли ссориться и мириться каждые полтора часа – естественно, ссорился и мирился только Джек, Освальд иногда даже не был в курсе того, что они вновь в ссоре или уже опять помирены. Зато одно оба знали точно: как только закончится их обучение, то они «рванут обратно в Штаты» и «весьма возможно, организуют свой собственный бизнес, где станут партнерами». Пару раз Гилберт приходил в дом Лейси, приглашенный туда Джеком и Освальдом. В уютно обставленной просторной квартире жили Освальд, Лейси, и две ее дочки: Алиса и Алиса. Отец их работал где-то в Европе, постоянно поддерживая с ними связь по е-mail , Sсape и рукописным письмам. Еженедельно присылал деньги и в каждом письме клялся, что останется здесь еще на несколько месяцев по работе, а потом сразу же вернется домой. Лейси не особенно ждала его, абсолютно спокойно относясь к долгому отсутствию мужа. Гилу такие отношения были в диковинку и, честно говоря, вовсе не нравились, но в расспросы он, конечно же, не углублялся. Дочки ее – близняшки Алисы – были симпатичные девочки. Обе темноволосые – одна лишь чуть светлее, чем вторая - , голубоглазые и немножко вредные. Им было по шесть лет и, невольно сравнивая свою знакомую Аду Безариус с ними двумя, Гилберт убеждался, что близняшки, хотя и развиты не по годам, все-таки менее дружелюбны, чем Ада в их возрасте. Одна Алиса очень любила кататься на шее Гила, другая – буквально шипела, когда он проходил мимо нее с весело пищащей сестренкой на руках. Однажды Освальд попросил его посмотреть за этими двумя: он с Джеком вынужден был задержаться по делам в институте, а Лейси ехала к мужу, который был в Англии проездом и вынужден был сидеть на вокзале, так как его начальник не отпускал несчастного домой. Гил согласился. Он приехал к Алисам как раз тогда, когда их мать закрывала дверь на ключ. - О, это ты, Гилберт? Спасибо большое, - начала она. Гил заметил, как женщина взволнована, но держит себя в руках, и невольно поразился этому. – Если они захотят есть, то не стесняйся – бери любые продукты, если хочешь, то можешь заказать пиццу на дом, вот деньги. Если они захотят погулять, то, пожалуйста, веди их везде за руки. Недалеко от дома есть парк, там можете отдохнуть. Вот ключи. Возникнут вопросы – справляйся сам, я опять где-то потеряла телефон. До скорого! - До свиданья, - Гилберт проследил, как она спустилась по лестнице, затем зашел в дом, закрыл дверь и запер ее. И только тогда он понял, с какой проблемой он связался. А если они решат играть в индиянок или, еще хуже, в пиратов? К счастью, дети просто захотели есть. Пока он стряпал, они включили себе какой-то мультфильм про девочку-привидение и, хватаясь друг за дружку, старательно боялись. Гил вначале решил приготовить им картошку-пюре с котлетами из индейки. Но, понюхав склизкое филе, отказался от этого решения. Поэтому запер девчонок, попросив ничего не крушить, и быстренько спустился на первый этаж . Недалеко от дома был круглосуточный супермаркет, там Гилберт приобрел вполне свежие куриные окорочка и кучу всякой зелени. Вернувшись домой, он застал Алис на кухне, старательно нарезающих огромными ножами салат из тухлой индейки, бананов с кожурой и сырой картошки. Девочки, старательно высунув языки, пилили ингредиенты на неправильные параллелограммы. Быстро приведя близняшек в порядок и посадив их рядом с собой на кухне, он включил им какой-то мультсериал по телевизору, а сам, ссыпав кошмарную смесь в мусорное ведро, принялся готовить тушеные окорочка с помидорами и чесноком и – на гарнир – овощной салат. Потом его посетила гениальная идея, о которой впоследствии он сожалел. Гилберт предложил Алисам взять еду с собой в парк и устроить там пикник. Девочки радостно завизжали и побежали одеваться. К большой радости Гила, у них хватило ума взять с собой только две игрушки- белого и черного кролика. Кролики были в странных платьицах, а у черного, кажется, имелись еще и белые острые зубы, но девочки объяснили Гилу, что это персонажи из какого-то аниме-сериала и их ни в коем случае нельзя разлучать. Упаковав еду в пластиковые контейнеры, Гилберт закрыл квартиру и повел близняшек в парк. Там они провели около часа времени, в ходе которого одна Алиса, державшая на руках черного кролика, съела три куриных окорочка, а другая Алиса еле-еле с аппетитом доковыряла свою порцию салата. Облизнувшись, Алиса-Черная восхищенно уставилась на Гилберта и сказала: - Теперь ты будешь нам готовить еду! Мама так не умеет! Вот так и получилось, что раз в неделю Гил выкраивал время для того, чтобы забежать к близняшкам и приготовить им что-нибудь вкусненькое, иначе обе отказывались есть. Все-таки мягкотелость была свойственна этому юноше, и нельзя сказать, что он от нее не страдал. Лейси и Освальд с Джеком, если в это время были дома, пробовали блюда и в один голос заявляли: - У тебя талант от Бога, бросай институт и иди, устраивайся поваром. Несколько месяцев Гил отнекивался, отшучивался, но потом в его мыслях родилась одна новая: а что, если он и в самом деле бросит учебу, устроится поваром в ресторане? Гилберт с абсолютной уверенностью мог сказать: он никогда не станет хорошим ветеринаром. Но юноша не знал, как договориться с родителями. Он совсем не хотел обидеть их или разочаровать. Тем более, что, дав обещание, Гилберт выполнял его всегда. Обещал спасти братца? Обещал. Сделал? Сделал. Обещал хорошо учиться? Да. Выполнил обещание? Выполнил. Обещал выучиться на ветеринара? Так как же теперь не сдержать слово?! И сегодня, терзаемый своими мыслями, Гилберт поздно вечером сидел и глоток за глотком допивал свой черный чай. Ему было все равно на то, что уже поздний вечер и пора уходить. Здесь, в «Шляпнике», клиенту позволялось задерживаться столько, сколько он захочет – от открытия до закрытия, разумеется, - и многие этим правилом пользовались с радостью. Атмосфера в кафе была самая что ни на есть располагающая к размышлениям: вопреки названию, спокойная, живая и мечтательная. Может быть, из-за того, что в интерьере было много дерева, а может быть и из-за камина с шахматными фигурками на полочке. Лампы бра светили сквозь коричневые и красные абажуры желтым светом, отчего посетителям казалось, что они перебрались в старые, ушедшие времена. В белой чашечке с рисунком цилиндра и монограммой «Б.Ш.» ничего уже не осталось, а Гил, провалившись в бездну дум, все еще отрешенно отхлебывал из нее. Звякнул наддверный колокольчик – предпоследний мужчина покинул кафе, и через окно было видно, как он прошел мимо по Ливеррской улице, поправляя на ходу очки. Официант - высокий молодой человек в очках, - выглянул из кухни и, увидев только Гила, что-то сказал повару. Тот резко, но в своей обычной шутливой манере посоветовал Рейму не волноваться, а просто примоститься рядом с мистером Угрюмом и не беспокоиться. Тот пожал плечами и, взяв поднос с чайником, пирожками в вазе и двумя кружками, подошел к столику напротив того, за которым сидел Гилберт. За ним из кухни, сладко зевая, медленно вышел мужчина. Гил отвлекся от своих мыслей, чтобы подробнее разглядеть человека, которому принадлежал, наверное, единственный на всем острове уголок спокойствия и уединения. Мужчина, на вид, был уже в зрелом возрасте, однако тело сохранило юношескую стройность. Он был альбиносом: слишком белые волосы, неестественные прозрачные, отливающие краснотой, глаза, белая, как лист бумаги, кожа. Волосы были подобраны в небольшой хвостик, только одна прядка чуть выбивалась. Левый глаз был стеклянным – зрачок ни ссужался, ни расширялся, оставался неподвижно глядеть в определенную сторону. На нем была надета обтягивающая белая рубашка с короткими рукавами и темные бриджи. Хозяин «Шляпника», заметив пристальное внимание Гилберта, улыбнулся и помахал ему рукой, будто парень не сидел в пяти шагах от него. Гилберт дернулся, нахмурился и, выругавшись про себя, уткнулся в книгу по биологии, которую принес зачем-то с собой. Зачем-то – вовсе не случайное слово. Он и сам не знал, ради чего берет в кафе бумаги и книги, ведь здесь он только расслабляется, не занимаясь никакими делами. Тем временем, Рейм, наклонившись к Брейку, шепнул тому: - А это как раз тот юноша, который просил передать благодарности повару. - Вот как? – деланно изумился Зарксис. – О, так у меня появился тайный поклонник! Интересно, он принес цветы или нет? Заметив, как скривился Рейм, Брейк продолжил: - А ты что, гомофоб? Не знал, не знал… Луннет замялся. - Ну, знаешь… я как-то… - И правильно, я тоже такое не люблю, - успокоил его Зарксис, – просто интересно, что он делает тут в такой поздний час. Кстати, видел крысу? - Вчера заходил. Опять плевался в тарелку. Брейк раздраженно фыркнул, кладя лакомство на блюдце. - Хотя бы в свою? И то хорошо. Отпив чай и брезгливо поморщившись, Брейк заметил: - Опять ты сахарницу не поставил! - Зарксис, послушайте, у тебя будет диабет, тебе нельзя столько сахара! – Рейм поправил свои очки, что всегда делал в моменты, когда пытался совладать с собой. - Знаешь, это странное сочетание «послушайте» и «тебе», возможно, и выбило бы кого-то из колеи, но только не меня, так что, уж будь добр, услужи старику. Что-то ворча, Рейм поднялся из-за стола и отправился в кухню. - Эй, парень! – окликнул Гилберта Зарксис. - М? – немного отрешенно посмотрел на него Гил. - Премного благодарен за твои благодарности. Иногда они удерживают меня от того, чтобы забрать свои вещи и уехать отсюда куда-нибудь на острова. Лицо Гила приобрело осмысленное выражение: - Правда? Вам не нравится эта работа? - Представляешь, если честно, - потянувшись, Зарксис совершенно серьезно ответил, - то весьма. Меня просто выматывает это местечко. - Странно, - совершенно искренне ответил Гил. – Мне почему-то казалось, что работать здесь – одно удовольствие. Я думаю, что это не так уж сложно. Глаза мужчины сузились. Он поднялся и подошел к Гилберту, протянув вперед руку. - Спорим, - все еще щурясь, сказал Зарксис. Гил удивленно отстранился от него. - Простите, что? - Я говорю: спорим, разве ты не слышал? – не убирая руки, Зарксис мягко, по-кошачьи опустился на стул. - А…А о чем? И потом, мы же ничего и не знаем друг о друге… И вообще… - стушевался юноша. Зарксис вздохнул: - Мое имя – Зарксис Брейк, я владелец кафе «Безумный Шляпник» вот уже двадцать лет, и мне порядком осточертело это доставшееся от отца место. В последнее время я и моя жена хотим уехать куда подальше, скажем, в Польшу или Италию, и пожить там в свое удовольствие два-три года, затем поехать вокруг света, и дальше, как пойдут дела, осесть в каком-нибудь местечке. Спорю я с тобой на то, что ты не продержишься на этой работе ни дня и убедишься, что работать здесь не легче, чем в аду. А насчет этого твоего метафизического «вообще», - Зарксис неопределенно взмахнул свободной рукой, - я и не знаю, что сказать. Гилберт молчал. Во-первых, он был ошарашен. Во-вторых… это явно был подарок судьбы. Она бросила Гилберту вызов: сможешь ли ты работать поваром в ресторане или нет? Один день – не слишком много, чтобы вылететь за прогулы из института, но и не мало, чтобы понять, годишься ли ты для подобной работы. Наконец Гилберт взял Брейка за ладонь и крепко сжал ее. - Спорим. Что будет, если я проиграю? Брейк осклабился: - Вот он, первый вопрос неуверенного в себе человека! Важно знать только, что ты выиграешь. Мрачно взглянув на альбиноса, Гил спросил: - Что я выиграю? - О, для начала испытательный срок в месяц длиной на должность повара. Будешь помогать мне по кухне, учиться кулинарному мастерству у моей персоны и получать чуть больше четверти моей месячной платы. Возможно, пару-тройку раз приглашу тебя к себе в гости на чашечку чая. А дальше посмотрим по обстоятельствам. Согласен? Гил кивнул: - Вполне. - Эй, Рейм! – громко позвал официанта Брейк. - Зарксис, мерзавец, куда ты дел сахар?! – кипя от негодования, Рейм вышел из кухни. – В сахарнице только соль! - Нет, вы только поглядите! - обращаясь к Гилберту, преувеличенно возмущенно воскликнул Брейк. – Я уже и мерзавец! Не так давно было время, когда меня ты звал лишь на «Вы» и «мистер Брейк»! Ладно, не страшно. А сахар у меня всегда с собой, - из кармана бридж Зарксис извлек коробочку и показал ее парню. Тот выхватил ее из рук и, что-то бурча, высыпал сразу половину себе в чашку. - Ой, - мужчина испуганно прижал ладонь ко рту . – И кому ты говоришь о возможном диабете? Ладно, не в этом дело, я тебя звал, сладкоежка чокнутый. Взяв себя в руки, Рейм подошел к столику. - Видишь ли, мы тут поспорили с молодым человеком… Кстати, тебя хоть как зовут? - Гилберт. Гилберт Найтрей. - А, так ты сын владельца «Найтрей Корпорэйшн»? Какая удача! Если проиграешь, могу попросить тебя заплатить мне миллиард-другой – если захочу, конечно. Ну так вот, - обращаясь уже к Рейму, Зарксис продолжил: - Мы поспорили, что Гилберт-Гилберт Найтрей не сможет проработать в этом кафе и дня. Если я проиграю – устраиваю его у себя на работу. Если проиграет Гилберт – он оплачивает физический и моральный ущерб лиц, пострадавших от его готовки плюс исполняет два моих желания. Теперь ты должен разбить наши руки и помочь мне рассказать нашему визави что и как у нас устроено. Разбив руки, Рейм серьезно заметил: - Знаете, мистер Найтрей, Вы можете пожалеть об этом. - Хватит стращать моего заместителя на следующий день, Рейм, - прервал его Зарксис. – Лучше пойдем, покажем гостю кухню «Шляпника». Захватив грязную посуду и незаметно для остальных, запихнув в рот кусочек пирожка, Брейк отправился вслед за юношами в кухню. Следующий день, безусловно, обещал стать интересным…